Философия истории о конце истории человечества

Сергей Горский Москва
             Вся история движется к единой и великой цели — явлению Бога.


             Джеймс Джойс “Улисс”




Первым   развёрнутую   интерпретацию   человеческой   истории   на   основе  новозаветных откровений дал на рубеже IV и V веков Блаженный  Августин в 22 книгах своего главного труда «О граде Божьем». Если до него античные мыслители представляли историю мира циклической, то Августин  первым  представил векторное понимание истории: из точки  Альфа в точку Омега (Альфа и Омега — первая и последняя буквы греческого алфавита).   

По Августину, весь всемирно-исторический процесс представляет собой развёртывание космического плана из 7 этапов, целью которого является  Богочеловечество, «град небесный». Пять из них — от Адама до рождения Христа — человечество уже прошло. Шестой этап начался явлением Богочеловека и его спасительной жертвой, а закончится концом мировой истории вообще и Страшным судом. Седьмой этап — вечность, рай Богочеловечества в граде Божьем.

На протяжении всей человеческой истории идёт борьба между двумя «градами», двумя ипостасями человеческого общества. С одной стороны,  «Град земной» — светское государство — царство зла и греха, прототипом которого был Рим и «Вавилонская блудница».  С другой стороны, «Град Небесный», государство Божие — христианская церковь. В течение всех 6 эпох борются между собой 2 града: «любовь к себе, доведённая до пренебрежения к Богу» и «любовь к Богу, вплоть до забвения себя». Борются 2 символических начала — эгоистическое, самовлюблённое, индивидуалистическое   и моральное, надличностное, целостное. В конце 6-го этапа открываются суды истории и начало высокое, моральное, духовное одерживает полную, окончательную и бесповоротную победу над началом низменным, эгоистическим, животным. Праведники вступают  в «Град Божий» где будут вкушать неземное блаженство во веки веков, а граждане «Града земного» будут преданы вечным мучениям. Наступает рай Богочеловечества.

Жил Аврелий Августин, более известный под именем Блаженного Августина, давным-давно, 16 веков назад во владениях Римской империи в Африке. Его книги, включая первую в Европе автобиографию из 13 томов под названием  «Исповедь», проповеди, мысли  стали на много веков определяющими для  единой христианской церкви и для многих христианских писателей (включая Льва Толстого), а философы-экзистенциалисты считают его своим первым предшественником.

В XIII веке официальной доктриной римско-католической церкви, уже отделившейся от греко-кафолической (православной), вместо учения Августина стала схоластика Фомы (Томаса)  Аквинского, известного  под названием томизм. Истово верующий Фома в  своих богословских построениях и толковании Библии в первую очередь опирался на учение Аристотеля, но учитывал также и опыт Августина, и  Цицерона, и неоплатоников, и Авиценны, и многих других великих мыслителей. Аскет, девственник, подвижник, мыслитель, теолог обосновал свои 5 знаменитых доказательств бытия Божия:

от движения — к Перводвигателю,  от связи причин и следствий — к Первопричине,   от случайности — к Необходимому Существу,  от несовершенств в мире — к Абсолютному совершенству, от целесообразности в мире — к Устроителю мира.

Спустя 5 столетий ординарный профессор логики и метафизики из Кёнигсбергского университета по имени Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума» разнёс их в пух и прах, категорически  утверждая, что доказать существование Бога средствами разума невозможно. Знать о Боге ничего нельзя, в Бога можно только верить. А взамен совершил иное великое открытие под названием   «моральный закон»:

«Две вещи наполняют душу всё новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, — звёздное небо надо мной и моральный закон во мне».

Моральный закон, живший в философе на протяжении всей его продолжительной жизни (1724-1804 гг.), гласил практическое правило поведения (практический императив от лат.  “imperativus” — требование, приказ, закон:

         «Всегда смотри на человека как на цель и никогда как на средство».

Ему же принадлежит новый, неюридический  вид законотворчества: «Закон, живущий в нас, называется совестью»  и судопроизводства, когда совесть является «внутренним судилищем».   

Совесть, живущая внутри человека, подсказывает ему категорический императив (абсолютное правило поведения):

         «Поступай так, чтобы максима твоей воли была принципом всеобщего законодательства».

Что очень напоминает золотое правило нравственности, сформулированное ещё в расцвет «осевого времени», за 500 лет до Рождества Христова:

          «поступай по отношению к другим так, как ты  хотел бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе».

В данном контексте слово «максима», вызывающее у человека эпохи потребления ассоциации, например, с автомобилем «Ниссан максима», означает «личный принцип» в отличие от универсального требования императива, обязательного для всех  разумных существ.

Этика Канта — этика разума. Разум требует, чтобы личный принцип поведения мог бы стать основой универсального, единого для всех принципа поведения.

(Вот только Homo sapiens (человек разумный) упорно не желает в своих действиях руководствоваться этикой разума. Либо руководствуется животными инстинктами (Das ist phantastisch!), либо страхом, либо личной выгодой. Короче говоря, Волей к Жизни, говоря словами Артура Шопенгауэра, либо Тришной, жаждой жизни, говоря словами Будды.)   

Именно об этих философских баталиях  спустя полтора столетия в одной молодой республике рабочих и крестьян на берегу одного из московских прудов напомнил один «иностранный консультант» по имени Воланд одному начинающему пииту по имени Иван Бездомный:

«Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья спросил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?

— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.

— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!»

             ***

    (Разрушить-то он их разрушил, но предварительно свёл пять доказательств бытия Бога всего к трём: онтологическому, космологическому, телеологическому (физикотеологическому):

«Возможны только три способа доказательства бытия Бога  исходя из спекулятивного разума. Первое доказательство называется физикотеологическим, второе — космологическим, а третье — онтологическим. Других доказательств нет и не может быть. Я докажу, что разум ничего не может достигнуть ни на одном (эмпирическом), ни на другом (трансцендентальном) пути и что он напрасно расправляет свои крылья, чтобы одной лишь силой спекуляции выйти за пределы чувственно воспринимаемого мира» (Кант, «Критика чистого разума»).

Доказательства счёт любят. Так что «иностранный консультант» в консалтинге был не очень силён. С.Г.)

         ***

Это доказательство сподвигло поэта  Ивана Бездомного с революционной прямотой заметить:

         «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства годика на 3 в Соловки!».

И тогда, наверняка, жить пролетарскому поэту и остальному рабоче-крестьянскому люду, не витающему в мире высоких материй, стало бы лучше, жить стало бы веселее.

Но Канту повезло — он  на Соловки  не попал. Хоть и был он одно время подданным Российской империи, но жил в другую эпоху, не отмеченную  ррреволюционным задором и этнтузазизмом трудящих-сив-сих-ся. (Тьфу, чёрт! Запутался!)

Однако  шуму в своё, не понятное нам  время,  было много. Генрих Гейне сначала обвинил Канта в мещанстве, а затем и вовсе в терроризме:

          «Иммануил Кант, великий разрушитель в царстве мысли, далеко превзошёл терроризм Максимилиана Робеспьера».

Робеспьер казнил короля на гильотине, Кант покончил с Богом в сфере познания.  Стоит ли удивляться, что  его книги оказались в чёрном списке, именуемым  «Индексом запрещённых книг», который католическая церковь публиковала в течение столетий.  Самому же ему прусское правительство запретило излагать свои взгляды с университетской кафедры. Так что каждая эпоха имеет наготове для  почитателей  свободы мысли  и еретиков свои «Соловки».

А вот в начале XVI века нравы были куда жёстче.  В 1516 году ревностный католик Томас Мор обрисовал свой идеал общественного устройства, получивший у него название: «Место, которого нет». По-гречески — «Утопия». Если точнее, то «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». В Утопии нет  частной собственности, нет частной жизни, нет индивидуализма, нет денег, нет самовластья, нет угнетения женщин, нет атеизма. Чего не возьмись — ничего нет, даже самого места. Зато есть идеал разумного и гуманистического общественного устройства, рациональной коммуны, не требующей вмешательства Божества.

Книга осталась жить в веках, обессмертив имя её автора, но самого автора через пару десятилетий после её написания ждала темница Тауэра и плаха. Так Генрих VIII отплатил Лорд-Канцлеру (Спикеру высшей палаты английского парламента — палаты лордов) Томасу Мору  за то, что тот отказался произнести присягу монарху, претендующему вместо Папы Римского на высшую духовную власть. Претендующему не из-за высших духовных или государственных соображений, а из-за обычной похоти, властолюбия и самодурства.

Лютый был тиран. Казнил своих жён и любовниц, баронов и простолюдинов, мирян и священников. По числу казней — от 80 до 100 тысяч — намного превзошёл грозного русского царя Ивана IV, жившего в одном с ним веке.

Одним из казнённых был и Томас Мор, который, правда, удостоился монаршей «милости»: сначала — приговор к позорной казни изменника с «расчленением», «рассечением» и «отсечением» всех органов тела; затем монаршая «милость» в виде вердикта: «Отрубить ему голову!»

За верность римско-католической церкви спустя ровно 4 века после казни — в 1935 году — он был канонизирован Римским Папой и признан святым.

Примерно в  то же  время, то есть в первой половине ХХ века,  когда  поэт Иван Бездомный вместе с Берлиозом (не композитором) имели возможность  схлестнуться  на Патриарших в словесной схватке с «иностранным консультантом», в то время как Папа Пий X пожелал канонизировать погибшего за веру Томаса Мора, жил да был католический священник по имени Пьер Тейяр де Шарден.

Отдалённый потомок Вольтера родился в 1881-м во Франции, а 20 лет  жизни на склоне лет проработал в Китае, Центральной Азии и Дальнем Востоке. Член ордена иезуитов, священник, санитар во время Первой мировой войны и кавалер ордена Почётного легиона. Знаменитый учёный,  геолог и палеонтолог, академик Французской  академии наук, тот самый, кто вместе с Эдуардом Лёруа и Владимиром Вернадским развил учение о «ноосфере», «сфере разума». Тот самый, кто независимо от одного великого русского научного изгоя по имени Николай Козырев создал учение о «радиальном воздействии», которое удивительно напоминает активные свойства времени в причинной механике Козырева.

По учению этих двух великих учёных мужей — изгоя науки и церковного еретика — есть в мире некая таинственная Жизненная сила Вселенной, которая, по сути, есть творческий  дух Перводвигателя, животворящая сила,  действующая вопреки  второму  закону термодинамики. (Идеи всегда носятся в воздухе, но только кто-то способен их усвоить, развить, довести до логического конца и с честью отстаивать по жизни, несмотря на то, что весь мир ополчился против тебя, а кто-то нет.)

Писатель, написавший свою первую книгу «Космическая жизнь» во время первой мировой войны, практически под градом пуль, а последнюю и главную — «Феномен человека» — во время предвоенного периода и второй мировой войны в вынужденной изоляции в Китае. Учёный с огромным кругозором, внёсший великий вклад в космогонию, палеонтологию, антропологию, философию.  Глубокий и оригинальный Мыслитель, признанный обществом после смерти, когда было издано собрание его сочинений, а во Франции, США и Нидерландах были созданы ассоциации его сподвижников и единомышленников. Теолог, давший свою, оригинальную версию христианской эсхатологии, учения о конце света:

«Конец света — переворот равновесия, отделение сознания, в конце концов достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей своей силой покоиться в Боге-Омеге».

В то же время  не признанный католической церковью «фальсификатор веры», от работ которого, согласно высочайшему рескрипту,  следует неукоснительно  охранять католическую молодёжь.  Что при жизни, что после смерти. (Это вам ничего не напоминает?) Еретик, нарвавшийся на запрет со стороны католической церкви на публикации и публичные выступления.

Творец, мистик и поэт, сумевший органично соединить науку и религиозную мистику, возвыситься в своих трудах до вершин эмоционального воздействия, сравнимых с высшими образцами духовных гимнов человечества.

Этот Человечище с большой буквы, которого некоторые христианские исследователи называют «новым Фомой Аквинским», создавал свою теорию «христианского эволюционизма». В этой теории нашли отражение извечные вопросы единства и борьбы веры и разума, взаимоотношения науки и религии, проблемы эволюции и грядущего преображения мира, современный, новый, то есть так хорошо забытый старый,  взгляд на Вселенную как на живой организм, пронзаемый, трансцедентируемый Божеством и стремящийся к совершенству!

Идеал науки по Тейяру де Шардену — сверхнаука, органически синтезирующая в себе достижения рационального и иррационального знания. Католический священник в то же время был сторонником гилозоизма, одушевлённости мира и пантеизма, разлитости Божества во всём и вся:

«...мы, несомненно, осознаём, что внутри нас происходит нечто более великое и более необходимое, чем мы сами: нечто, которое существовало до нас и, быть может, существовало бы и без нас; нечто такое, в чём мы живём и чего мы не можем исчерпать; нечто служащее нам, при том, что мы ему не хозяева; нечто такое, что собирает нас воедино, когда после смерти мы выскальзываем из самих себя, и всё наше существо, казалось бы, исчезает».

Наука и религии в его понимании —  две стороны одной медали, высшей целью которых является служение делу космической эволюции живого Космоса!            

Согласно его синтетической теории «христианского эволюционизма»,  эволюция порождает сначала звёзды и планеты, затем формирует геологический облик планет, затем порождает жизнь и биосферу, затем из биосферы вылупляется человек разумный, порождая «сферу разума» — ноосферу.

Обычная энергия, подверженная воздействию возрастания энтропии, носит у него название «тангенциальной энергии».

Ей противостоит  «радиальная энергия», которая противодействует энтропии и ответственна за рост упорядоченности, организованности мира, за эволюцию живого. 

Воздействие «радиальной энергии» не останавливается с появлением человека и ноосферы. Следующий шаг, следующая ступень эволюции уже не нуждается в материальном носителе и относится целиком к сфере Духа. Эволюция материи начинается с мёртвого вещества, а затем проходит всё ускоряющиеся фазы эволюции живого вещества, вплоть до «венца творения» — Человека. Завершается  же она фазой Духа — сначала Духа Земли, затем Духа Космоса — Парусии (от греч. «para» — около, вне — и «ousia» — существование).    

В Библии значение греческого слова Парусия совпадает с эсхатологическим, относящимся к концу света значением русского слова Пришествие. Точнее, второе пришествие  Иисуса Христа. Ещё точнее, второе пришествие «со славою»  Спасителя! 

Графически этот процесс изображается как конус, в основании которого множественность и хаос, а на вершине — высший пик эволюции — «точка Омега», «центр, сияющий в центре системы центров» (см. иллюстрацию).

Учение Пьера Тейяра под названием «тейярдизм» составило на Западе во многом  конкуренцию официальной доктрине католической церкви, известной под именем «неотомизм» . Реакция церкви не заставила себя долго ждать. Основной труд великого философа, богослова, учёного увидел свет только после его смерти, и то лишь благодаря настойчивым усилиям его друзей. Отечества упорно  не любят в своём чреве пророков.

Помимо религиозно-философских теорий развития общества существует атеистическая, материалистическая, позитивистская наука. Она упорно не желает учитывать в своих построениях истории ни Дух, ни Жизненную силу Вселенной, ни Божий Промысел. У материалистов-коммунистов историю двигают вперёд внутренние противоречия общества. У материалистов-капиталистов историю движет вперёд «незримая рука рынка», погоня за прибылью, рынками сбыта, монополией.

Материальные интересы являются в конечном итоге двигателем общественного прогресса у тех и у других. Зато результаты разнятся от коммунизма у марксистов до постиндустриального «государства всеобщего благоденствия» (англ. — “Welfare state”) у апологетов капитализма. 

Одни философы-материалисты (марксисты) опираются на внутренние противоречия общества и классовую борьбу, уповая на общественную собственность на средства производства, как на манну небесную. Другие — материалисты-практики (капиталисты) и одновременно злейшие идеологические противники марксистов — на частную собственность, рынок и свободное предпринимательство.

И у тех  и у других впереди — материальное процветание, у кого-то в теории, у кого-то на практике. И те и другие привыкли не полагаться на Бога. Хотя, например, протестанты видят в процветании благодаря собственным усилиям волю Провидения, а коммунисты полагаются только на собственную человеческую волю, отрицая существование божественного Провидения.

С крахом Советского Союза кое-кто на Западе поспешил заявить о конце истории. Если Карл Маркс считал концом истории всеобщее воцарение коммунистического способа производства, который разрешит все противоречия, являющиеся двигателем истории, то Фрэнсис Фукуяма посчитал концом истории крах самой социалистической системы:

«То, чему мы, вероятно, свидетели, — не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализация западной либеральной демократии как окончательной формы правления» (Ф.Фукуяма, «Конец истории?», 1989).

Правда, довольно скоро он понял, что несколько поторопился  со столь поспешной оценкой конца ХХ века как  конца истории и окончательного и бесповоротного   торжества  либерализма и демократии (см. Френсис Фукуяма, «Какое общество лежит в конце истории?»). Примерно так же, как и советские идеологи поспешили в своё время с лозунгами о полной и окончательной победе социализма. Поспешишь — людей насмешишь. А история идёт своим чередом, не обращая внимания на восторженные или отчаянные восклицания о её конце.

У исторических  материалистов  побудительным мотивом,  силой,  определяющей  движение и развитие  общества, служат диалектические противоречия, открытые ещё Платоном, развитые до совершенства  Гегелем  и «творчески переработанные» Марксом. Внутренние, имманентно присущие диалектические противоречия служат основой развития, становления, движения вперёд.

По Гегелю выходило, что идеалом общественного развития является буржуазное «гражданское (бюргерское) общество»  (“Burgerliche  Gesellschaft”), девиз которого — «каждый для себя — цель, все другие — суть для него ничто». Мировой Дух Гегеля закончил своё величественное многовековое шествие в закостенелой прусской конституционной монархии. 

По Марксу  выходило, что идеала как такового вообще нет (!?), а есть лишь неизбежное движение общества вперёд, вверх по спирали развития и превращение капитализма в силу заложенных в нём диалектических противоречий в новый, прогрессивный общественный строй — коммунизм.

Противоречия  между  трудом  и капиталом, общественным  характером  труда  и частным способом производства,  между классом пролетариев и классом капиталистов  двигают вперёд историю и детерминируют, определяют развитие общества. Эти же противоречия делают неустранимыми при частнособственническом, капиталистическом  способе производства периодические кризисы перепроизводства и последующую стагнацию. Капитал даёт стимулы к производству, но эти же денежные стимулы с неизбежностью рока периодически губят производство, сокрушают производительные силы и обрекают на бедствия и лишения пролетариат.

(Казалось бы — полный отстой, покрытые мхом заклинания,  а во времена  глобального экономического  кризиса  и лопания финансовых пузырей (в определении Маркса — фиктивного, непроизводительного капитала), надутых именно частным способом производства, мировая экономическая наука наряду с бизнесом и обывателями вспоминает именно Маркса. И «Капитал» начинают переиздавать гигантскими тиражами. И с полок эту книгу на Западе сметают, хоть и написана она была полтора века назад. Мораль сей басни такова — не следует вместе с водой выбрасывать из политэкономической ванны и ребёнка.)

Наша  цель — коммунизм, заявляют  якобы эти диалектические  противоречия. Добьёмся, мол, мы освобождения своею собственной рукой!

Никакого надприродного,  надматериального,  запредельного,  потустороннего,  духовного инобытия, оказывающего влияние на общественную историю, нет, не было и быть не может — утверждают сторонники истмата. Бога нет, человек сам кузнец своего счастья!

Только у небезызвестного Карла Маркса молотом, выковывающим человека новой формации, служит экономика, основной закон  которой: «от каждого — по способностям,  каждому — по потребностям», а у небезызвестных В.И.Ленина с И.В.Сталиным ещё и монолитная государственная идеология, неотъемлемой частью которой является не только кино, как «важнейшее из искусств»,  но и архипелаг ГУЛАГ.

При всём явном различии христианской философии истории и истмата они схожи в двух вещах: в ВЕКТОРНОСТИ развития и в ГЛОБАЛЬНОСТИ, ВСЕОБЩНОСТИ, УНИВЕРСАЛЬНОСТИ исторического процесса, захватывающего все государства, этносы, нации, народы и народности. 

Христианское понимание истории глобально, устремлено от низшего к высшему, от точки Альфа — к точке Омега, от грехопадения и Великого исхода из «тьмы египетской» к Царству Богочеловечества, где «отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Глобальный и универсальный характер христианства предполагает миссионерство в виде активного обращения в христианство представителей иных религий.

Истмат, вовсю поносящий религию вообще и христианство в частности, также рассматривает исторический процесс как глобальный и универсальный («все народы придут к коммунизму»), однонаправленный, устремлённый вверх в своём развитии. От первобытнообщинного строя через рабовладельческий, феодальный, капиталистический к коммунизму, где исчезнут все противоречия, где не будет ни богатых, ни бедных, не будет социальных язв, не будет тюрем и преступников, не будет денег и порождаемого им социального зла, но все тем не менее будут получать по потребностям и трудиться на благо всего общества.

Что из этих социальных утопий под видом науки воплотилось на практике, мы знаем не понаслышке. Как знаем и истматовское миссионерство в виде Третьего Интернационала, экспорта социалистических революций и мировой системы социализма, которая тем не менее умудрилась рухнуть за одно историческое мгновение.

Однако с этой векторной и глобалистской точкой зрения, подразумевающей конец истории для человечества, не согласны сторонники циклического и цивилизационного понимания философии истории.



Продолжение следует

 
      8 февраля 2023 года