АВТОР - МАРИНА БЕЛУХИНА: http://proza.ru/avtor/uevfybnfhbq
Публикую на своей странице по её просьбе.
Только вчера, поздним вечером, Зоя решила, что пойдёт на праздник в том самом платье, что ей сшила Прасковья, а точнее, перешила из когда-то маминого, в котором она выходила замуж. Небесно-голубой шёлк давно манил её к себе своим блеском и лёгкостью. Ей нравилось перебирать пальчиками его нежную гладкую поверхность, вдыхать аромат, пусть и с едва заметным вкусом нафталина, для неё это было не важно. Когда никого не было дома, она надевала его на себя, захватывая в поясе широкой лентой, и начинала кружиться. Воздушная ткань легко подчинялась её движениям, то взлетала вверх, то ласково прижималась к её длинным, не по возрасту стройным и красивым ножкам. Зойка представляла себя в эти минуты принцессой на балу в сказочном королевстве или Золушкой. Последнее подходило больше, так как всегда наступал момент, когда наряд надо было убирать обратно в шкаф, натягивая на себя повседневную одежду и вновь становиться "Золушкой".
Сегодня Евгения Михайловна решила устроить в школе чаепитие по поводу окончания четвёртого класса, а потом танцы. Им, чуть ли не малышам, разрешено было танцевать на школьном вечере! Совсем как взрослым!
Тщательно расчесав свои длинные, ниже пояса, волосы, Зойка закинула их за спину, едва подобрав синей атласной лентой. Не скажешь, что распущенные, и в то же время нет видимости хвоста. Обула белые лаковые туфельки, ещё раз расправила складки платья и, покружившись на одном месте, радостная выпорхнула на улицу.
Переминаясь с ноги на ногу, недалеко от дома стоял Сашка.
- Ты сегодня очень красивая, Зоя! – важно, словно делает ей царский подарок, заявил он
- Ты тоже ничего! – здесь же нашлась, что ответить девочка. – При полном параде! – она посмотрела на новые, сияющие чистотой Сашкины ботинки.
- Мать заставила обуть, - пробормотал он, наливаясь краской.
В школе уже привыкли к тому, что они всегда приходят вместе. Первое время кое-кто в шутку пытался обзывать их женихом и невестой, но увесистые Сашкины кулаки лишили их этой возможности. Маленький коренастый паренёк всегда мог постоять за себя и за свою подружку.
- Мы с тобой опять одни… - с обидой протянула Зойка, посматривая на пришедших с родителями учеников. – Моя мама на работе, а Илюшу вызвали в горком партии.
- Не привыкать! – постарался ободрить её Сашка. - Мать с очередным приступом мигрени, а отец с дядей Ильёй поехал. К вечеру вернутся и придут!
Он был даже рад, что мать с ним не пошла. Её косые взгляды на Зою были ему неприятны.
Парты в классе были составлены в два ряда к задней стенке, в центре буквой "П" расставлены учительские столы, покрытые скатертями.
- Я же стаканчик забыла! – расстроилась Зоя.
- А я на что? – Сашка вытащил из мешка под сменную обувь стакан с чашкой, дунул в них и водрузил на стол. – Тебе вот эта – с цветами!
- Спасибо! – ответила девочка, любуясь рисунком в виде маленьких ярко-красных бутонов роз.
- Да брось! Было бы за что! Я же знал, что не вспомнишь, у зеркала прокрутишься, - снисходительно заметил он.
- Нисколько я не крутилась! Просто оделась и пошла! Не знаешь, так не говори! – зашипела на друга Зойка.
- Ладно! Пусть так и будет, - согласился Сашка, наливая ей в чашку лимонад.
- Я «Буратино» хотела! – притопнула ногой Зойка, не зная, к чему бы придраться, чтобы досадить другу, хотя «Дюшес» со вкусом карамельки ей всегда нравился больше.
Ни слова не говоря, мальчик перелил себе в стакан содержимое чашки и потянулся за другой бутылкой.
- Вот тебе «Буратино»!
Ярко-жёлтый, цвета апельсина напиток весело пузырился в чашке, Зойка сделала глоток и здесь же икнула.
- Подожди ты немного, дай газу выйти, а потом пей!
- Ох, как же я устала от тебя, умник! – фыркнула Зоя и, подхватив чашку, перебежала к Лене Копыловой.
Нарядная, в белом парчовом платье, с огромными белыми бантами в волосах, Ленка сидела в окружении своих родителей – лучшего тракториста совхоза, чья фотография не сходила с Доски Почёта, Валерия Владимировича Копылова и матери – маленькой круглой поварихи тёти Таси.
- Дядя Валера, подвинься, пожалуйста! Я к Ленке!
- Садись, стрекоза! – добродушно отозвался Копылов, передвигая свой стул в сторонку. Кое-как Зойка втиснула между ними стул и, довольная, уселась рядом с подружкой.
- Поссорились? – улыбнулась Лена, кивая головой на Сашку.
- А! – отмахнулась Зойка. – Надоел своими поучениями!
Из всех девочек в классе Зоя сама выбрала себе в подруги Ленку, нисколько не интересуясь при этом её мнением. Добрая ко всем Лена приняла её дружбу, а вместе с ней теперь и Добромыслова. Она не умела говорить «нет», не любила спорить, спокойно давала списывать всем, кто просил. У неё, единственной в классе, всегда было выполнено домашнее задание полностью, а не частично. Типа на этом уроке спросили, на следующем не вызовут. Тихая, ответственная и старательная девочка была полной противоположностью неугомонной, вечно в движение Зойки.
После чаепития все отправились в актовый зал, в котором уже вовсю в ожидании танцев толкались пятиклассники. Мальчишки держались отдельно от девочек, образуя свой круг, бросая косые взгляды на радиолу. Все ждали, какую пластинку поставит назначенный ответственным на этом мероприятии горнист из седьмого класса Гена Сулягин.
Но как только зазвучала песня «Не повторяется такое никогда», лица моментально скисли. Приглашать девочек мальчики явно были не намерены. Зато под «Червону руту» Софии Ротару все быстренько оживились и стали дружно переступать с ноги на ногу.
- Это называется танцами… - расстроено протянула Зойка. – Не позорились бы лучше!
- Тебе не угодить! – неожиданно появившейся перед ней Сашка взял её за руку. – Пошли!
Немного покапризничав, больше для порядка, чем от желания подпирать стенку, Зойка уже через минуту крутилась в общем кругу, забыв о сказанных только что словах.
На медленный её пригласил Венька Булкин из пятого. Не оставляя выбора, он вальяжно положил ей руки на пояс и затоптался, как козёл на пастбище. А Зойке так хотелось покружиться в своём новом платье! Но как только зазвенел хрустальный голосок её любимой Людмилы Сенчиной, девочка схватила за руку подружку и попыталась вытащить её в центр зала. Всегда безотказная Ленка, смущённо улыбаясь, отнекивалась и, упираясь, жалась к стене.
- Ну, Ленка! Ну, давай же! – упрашивала ее Зоя, не замечая подошедшего к ней Сашку. И только когда его недетская рука сжала её худенькие пальчики, повернулась.
- Пойдём!
Не успев спросить куда, Зойка оказалась в середине зала. Это был настоящий вальс! Сашка уверенно кружил её в такт музыке, она едва поспевала за ним. Раскрасневшаяся от волнения и от счастья, забыв об обиде, девочка почти парила в воздухе, едва касаясь туфельками паркета.
- Где ты так научился? – Зоя смотрела на мальчика своими расширенными от удивления чёрными глазищами.
- Нигде! – только и ответил Сашка.
Не мог же он сказать ей о том, что попросил мать принести ему из библиотеки самоучитель по танцам, и целых два месяца штудировал его вначале теоретически, а потом, когда никого не было дома, под музыку, набираясь практики.
Опоздавшие и стоявшие в стороне Добромыслов с Ильёй любовались своими детьми.
- Красиво, чёрт возьми! Ладно твоя, Илья. Во-первых, девочка, а во-вторых, она же у вас танцами занимается. А мой-то Сашка как хорош! Где и когда только научился?! Я не спец в этом деле, гарантия, что и Маргарита участия не принимала. Она и в юности танцплощадок избегала, - с удивлением смотря на сына, говорил Добромыслов.
- Может, Зоюшка научила? Они в последнее время зачастую вместе.
- Кажется, совсем недавно враждовали так, что искры летели, а тут, гляди-ка, какая гармония получилась! – рассмеялся Михаил Антонович.
Отзвучали последние аккорды, Сашка, как настоящий кавалер, проводил свою партнёршу до подружки и, слегка склонив голову, отпустил её руку.
- Каков, а?! Ты посмотри, Илья! – в восхищении Добромыслов даже прищёлкнул языком.
- Папа! – увидев отца, Сашка немного засмущался, он понял, что тот видел, как они танцевали с Зоей.
- Сын, я горжусь тобой! – на полном серьёзе сказал Добромыслов, приобняв и потрепав Сашку за плечи. – Дай слово, что ты и меня так научишь, а то дожил до седин, а вальс танцевать не умею.
- Хорошо! – Сашка посмотрел на отца своими светлыми глазами, - только и ты пообещай мне, что я вырасту!
Они уже сворачивали к своему дому. Тёплый майский ветерок неторопливо раскачивал верхушки деревьев, земля делилась накопленным за день теплом, а воздух наполнял лёгкие запахом свежей травы. Где-то вдали распевался перед ночной зорькой соловушка, выводя только одному ему подвластные трели и посвисты.
- Вырастешь, конечно, вырастешь, сынок! – уверенно ответил Добромыслов, не сразу поняв, куда клонит Сашка.
- Я сейчас хочу, папа! - во взгляде перемешались обида и надежда.
- Понимаешь, Саша, - Михаил Антонович остановился, вытащил из кармана пачку «Беломора», достал папиросу, долго крутил её пальцами, потом прикурил и, выпустив густой табачный дом, продолжил. – Здесь многое будет зависеть от тебя. Но со своей стороны я попробую.
- Ура! – радостно прокричал парнишка, не дав отцу договорить.
До поздней ночи они вместе копали, строгали, пилили, сверлили, глаза Сашки горели, он хватался за всё, на что указывал отец, делая всё старательно, аккуратно, совсем как взрослый мужичок.
- Ну вот мы и соорудили с тобой турник! Это на первое время, Сашок. Потом будет у тебя настоящий!
- Я точно вырасту, пап?
Добромыслов заметил промелькнувшее во взгляде недоверие и, чтобы успокоить сына, уверенно кивнул головой.
- Но заниматься ты должен каждый день, - добавил он.
- Я буду! – торжественно пообещал Сашка, светясь от счастья, и здесь же, подпрыгнув, повис на перекладине.
Когда Добромыслов вошёл в дом, жена лежала на диване с книгой в руках.
- Ужин давно остыл, - бросив укоризненный взгляд на мужа, проговорила она своим глухим голосом и тем самым тоном, который исключал продолжение разговора, затем, перевернув страницу, вновь уткнулась в книгу.
Он сам не стал бы подогревать, день выдался не из лёгких, устал, обошёлся бы холодной картошкой с хлебом, да стаканом молока и спать, но сына было жалко. Наверное, целый день всухомятку питался, без горячего. Достав из холодильника кастрюлю, отлил в миску приличную порцию борща и поставил на плитку. Пока разогревался борщ, аккуратно нарезал в сковороду картошку с луком, сверху присыпал чесночком с зеленью, вроде бы получилось аппетитно и ароматно.
Он до сих пор не мог понять, как так получилось, что он женился на Маргарите? Ведь не безусым юнцом был, а уже достаточно взрослым мужчиной, за плечами оставалась учёба в институте, пять лет проработал инженером на фабрике «Большевичка», встречался с обаятельной, милой Шурочкой из отдела сбыта, которая была в него влюблена, да и он, наверное, тоже в неё. Разве могло быть иначе? Светленькая, всегда улыбчивая Шурочка нравилась всем! Её хохляцкий говорок умилял, а испечённые пирожки, приносимые ему в общежитие, вызывали всеобщий восторг. И вдруг Маргарита… Высокая, тонкокостная, с собранными в тугой узел волосами, с тихим, уже тогда глуховатым голосом. Он пришёл в библиотеку перед самым закрытием, времени для выбора не было, и она сама предложила ему несколько книг. Среди них новые для него Ефремов и Бондарев, стихи Ольги Берггольц. С тех пор, как только он входил в зал, Маргарита выкладывала для него на стол заранее подготовленные книги и чуть заметно улыбалась одними бледными, узкими губами. Через два месяца он пригласил её в театр, потом в кино, а потом она позвала его к себе в гости. Будущая тёща – Ангелина Константиновна встретила его тепло, не задавая лишних вопросов, вкусно, по-домашнему накормила. Он обратил внимание на рояль – огромный, чёрный, почти в половину комнаты, где был накрыт стол.
- О! Это «Бехштейн»! – с гордостью проговорила Ангелина Константиновна. – Мне его подарил ещё мой дед!
Для него, простого деревенского парня, волею судьбы оказавшегося в Ленинграде, слово «Бехштейн» было тогда пустым звуком, но то, как было оно произнесено, говорило о многом…
- Маргарита, сыграй для нас «Лунную сонату». Обожаю Бетховена! А вы, Миша?
- Мне нравится! – поспешно ответил он Ангелине Константиновне, радуясь в душе, что хотя бы знает фамилию композитора. Но лучше бы Чайковского, он как-то ближе, так как свой, русский. Да и балет «Лебединое озеро» видел в Кировском театре.
- Всегда мечтала, что дочь закончит консерваторию, но Маргаритка ленива с рождения. Несмотря на абсолютный слух, с трудом закончила музыкальную школу, да и то, благодаря только моей настойчивости и непреклонности в этом отношении. Для неё всегда существовали одни книги, - откровенно жаловалась она ему, пока Маргарита разминала пальцы.
Наверное, его покорила музыка, а Маргарита была второстепенной. Но это она играла! И через три месяца он сделал девушке предложение. Отношения с тёщей у них по сей день хорошие, а вот с женой… Было время, когда он понял, что женился необдуманно, собрался поговорить с ней и подать на развод, а вместо этого она сообщила ему, что ждёт ребёнка, такого для них долгожданного.
С того дня, как отец соорудил ему во дворе турник, Саша каждую свободную минуту висел на перекладине, а перед сном обязательно подходил к стене, где карандашом незаметно для всех отмечал свой рост. К горькому его сожалению отметка оставалась всё на одном и том же уровне. Но он хорошо запомнил слова отца, что времени и терпения потребуется немало. Ничего, время у него есть, терпения не занимать. Им ещё с Зоей не один год учиться вместе.
- Миша, надо бы Сашу к бабушке отвезти. Она ждёт! – донёсся до него из открытого окна голос матери.
«Ну уж нет!» - мгновенно подорвался парнишка с места.
В этом году он категорически отказался ехать в лагерь, так теперь его хотят отправить в Ленинград. А что он там будет делать? Опять ходить с бабушкой Гелей по музеям и в филармонию, где приходилось слушать эту нудную, непонятную ему музыку? Дудки!
- Не хочу к бабушке! – с улицы прокричал он, подходя ближе к окну.
- Поедешь! – в окне показалось серое, буднично-усталое лицо матери.
- Не поеду! – упрямо повторил Сашка. – Здесь останусь! В совхозе работы полно!
- Какой работы? – растерялась Маргарита.
- Отец найдёт, куда меня поставить! Вон, хотя бы деду Егорычу помогать управлять лошадью, да и не за горами сенокос. Руки везде нужны!
- Миша… - переключилась Маргарита на мужа. – Что ты молчишь?
- А что говорить, Рита? Вырос у нас с тобой сын, пусть сам решает. А в совхозе, действительно, рук не хватает. Парень он крепкий, работёнку мы ему подберём. А пока пусть с Егорычем за стадом приглядывает. Пастух-то у нас в этом году ненадёжный, за ним самим глаз да глаз нужен.
- Ура! Остаюсь! – радостно провозгласил парнишка и выбежал за калитку, прихватив с собой удочку и банку с накопанными червями.
Они ещё днём договорились с ребятами пойти на речку купаться, а заодно и порыбачить. Вода в Олошке и летом холодная, несмотря на мелководье, но дни стояли жаркие, не свойственные июню.
- Зоя! – крикнул Сашка, завидя вдалеке тоненькую ладную фигурку девочки. – Пойдём на речку!
Помахав ему рукой, Зойка повернула в сторону дома Копыловых.
Низко опущенное над рекой вечернее солнышко всё ещё сохраняло тепло, вода негромко журчала, манила к себе своей хрустальной чистотой и прохладой. Сашка сбежал по пригорку и остановился как вкопанный. На их месте цыгане купали лошадей. Стоящие по брюхо в воде, они громко пофыркивали, широко раздувая ноздри, потряхивали крупными ушами и косили в Сашкину сторону карими глазами…
Старая Вадома, набрав воды, присела отдохнуть. Густые ивовые ветви скрывали её от чужих глаз. Накинутый на плечи цветастый шерстяной платок согревал высохшую грудь. Совсем кашель замучил в последние годы… Рука потянулась в карман верхней широченной, в восемь локтей юбки, подаренной ещё единственной дочкой на рождение внука. Давно нет Марики, десять лет как захлебнулся в своей крови Янко, а память по сей день живёт в складках уже совсем ветхой, засаленной с годами юбке. Сунула в беззубый рот трубку, прикурила, с наслаждением выпуская в небо кольца дыма.
Ох, и любила она свою кочевую жизнь! Ни дня не задумывалась о том, чтобы осесть на одном месте. Воля вольная, простор, ветер, солнце ли, луна, снег или дождь – всё было любо и мило ей. Горячие костры с плясками и песнями под чистые звуки заунывной скрипки, перебор гитарных струн, их бой… – это ли не счастье?! Что осталось от когда-то сильной, гибкой и страстной Вадомы? Морщинистое лицо, покрытое тёмными смертными пятнами, трясущиеся руки и с трудом передвигаемые опухшие ноги, некогда стройные и гибкие, лихо отплясывающие на зависть другим. Протяжно вздохнув, цыганка с трудом поднялась, взяла в руку наполовину наполненное ведро и тут же осев, перекрестилась. На берег, где Вано со своими сыновьями купал лошадей, бежала её Марика.
- Дочка! Марика…- вырвалось стоном из глубины сердца.
Одна за одной замелькали перед глазами знакомые дороги в их вечной пыли и ухабах, отблесками молний лица родных и любимых людей: маленькая Марика, потом побольше, а вот уже и совсем взрослая – красавица, равных которой не было никого на белом свете, а уж она-то, Вадома, повидала и свет, и людей на нём. Янко – весь в мать лицом, дерзостью и жестокостью – в отца… И тот вечер, и эта кромка леса… По его диким глазам, в которых плясали дьяволы, по плотоядной кривой улыбке поняла – в очередной раз надругался над девичьим телом… Знала, она-то знала, что когда-то наступит расплата, предвидела… Как и отец его закончил Янко жизнь свою на острие ножа, с той лишь разницей, что один за воровство, другой - за девку…
Опустилась ночь, чёрным бархатом застило не по годам острые глаза Ведомы, а в центре его тянущийся солнечный лучик, по которому бежит ей навстречу её девочка Марика. Раскинулись для объятий руки, в беззубом оскале легла на лицо улыбка, в последней раз прошепталось имя дочери…