Дороги любви непросты часть 2 глава 5

Игорь Караваев 2
 АВТОР - МАРИНА БЕЛУХИНА: http://proza.ru/avtor/uevfybnfhbq
Публикую на своей странице по её просьбе.

     Люся готовилась к отъезду на сессию, а Зойка повторяла танец к своему первому, отчётному концерту.

- Мила, Михаил Антонович решил продать своего «Запорожца». Недорого, - любуясь своими девочками, начал разговор Илья.

- А денег у нас хватит? – набивая сумку учебниками и тетрадками, поинтересовалась Люся.

- Не хватит, - вздохнул Илья. – Придётся занимать! Но у Антоныча машина в идеальном состоянии. Он же больше на совхозном «козелке», чем на своей. Простаивает без дела который год.

- Решай сам, Илюша! Я не против! – ответила Люся, с силой дунув на упавшую на глаза чёлку. – Я же понимаю, сколько тебе приходится тратить времени на поездки с Зоей в город. Много не хватает-то?

- Тысячи полторы…

-  Илюша?! – удивлённо вскрикнула Люська и здесь же рассмеялась. – Я всегда считала тебя серьёзным!

-  Я серьёзен, как никогда, Милушка! – Илья поднялся с дивана, подошёл к жене и нажав коленом на сумку, застегнул замок. – Готово!

- Где мы возьмём столько денег?

- Займём у моей матери, у твоей, я продам мотоцикл, ну, а часть, думаю, уговорю Антоныча подождать.

- Ага! Размечтался! Так тебе моя мать и дала!

- Ты плохо знаешь свою мать!  - улыбнулся Илья. - Она не только даст, а ещё сама их и принесёт!

- Ну-ну! Мечтать не вредно!

- Мил, я серьёзно…

-  Илюш, решай сам! – махнула рукой Люся. -  Я не против. Самой надоело зимой по автобусам мотаться. А так, ты лишний раз встретишь.

- Решено! Завтра же поговорю с Добромысловым!

С первых дней семейной жизни Люся хранила деньги дома. Не то, чтобы не доверяла сберегательным кассам, а так было удобнее – всегда под рукой. У неё не было привычки прятать или скрывать что-либо от Ильи, деньги всегда лежали в ящичке серванта. А сколько там денег, Люся никогда в точности не знала. Лежат и лежат, есть не просят! Брали по мере надобности, потихоньку подкапливая на новый мотоцикл. Получали оба неплохо.  К приличному для женщины окладу Люсе плюсом шли ночные, праздничные и сверхурочные часы, в общем набегало всегда неплохо. У Ильи всегда была хорошая заработная плата. Агрономов в совхозе не обижали.  Молочными продуктами, яйцами и мясом в достатке снабжали Прасковья с Аннушкой. Овощей хватало своих. В магазин ходили разве только за хлебом и сахаром.

- Предпоследняя сессия, Илюша! Даже не верится! Осенью ещё одна и диплом… Представляешь?!

- Устала? – участливо спросил муж.

- Устала! Правда, устала, Илюшенька!

- Мама, ты что, на наш концерт не сможешь прийти? – расстроилась Зойка.

- Я постараюсь, Заюшка! Если на другой день не будет зачётов или экзаменов, то обязательно приеду! – Люся обняла и прижала к себе девочку.

Казалось, совсем недавно та доставала только до её коленей, а вон уже как вымахала! Худенькая, длинноногая скоро мать перерастёт!

- Выросла-то ты как, кнопочка моя!

- Я самая высокая в классе! – с гордостью проговорила Зойка. – Первая на физкультуре стою! – и, немного подумав, добавила, - из девочек.

- Ну, мальчиков перерастать не обязательно! Они всё же по природе своей должны быть выше девочек, - вставил за парней слово Илья, хитро посмотрев на девочку.

- Ох, Илюша, знал бы ты, как Сашка Добромыслов злится, что я на целую голову выше его!

- Посмотришь, он ещё и тебя перерастёт в старших классах!

- Ой ли? – удивлённо уставилась на Илью Зойка своими глазищами. – Он маленький и кругленький, такие не растут!

- Растут все, Заюшка!

- А ты тоже был ниже мамы раньше?

- Нет! – отрицательно покачал головой Илья. – Я всегда был выше мамы.

- Видишь! А Сашка всегда ниже меня! – важно заметила Зойка, подняв, как Егорыч,  кверху указательный палец.

- Я вижу вы в последнее время даже из школы вместе возвращаетесь. Подружились, наконец-то?

- Не знаю, Илюш… - задумчиво протянула Зойка, по привычке слегка закусив нижнюю пухлую губку. – Не то, чтобы подружились… Скорее перестали воевать! Сашка мне всё свои тетради подсовывает, чтобы я списывала, а мне гордость не позволяет!

Илья с Люсей переглянулись, старательно скрывая улыбки.

- Ну, раз не позволяет, тогда и списывать не надо! – согласилась Люся, подмигнув мужу.

- Ты и сама можешь справиться! – поддержал Илья.

- Конечно, могу! Елена Александровна обязательно раз в неделю спрашивает про успеваемость каждого из нас. Ругает за плохие отметки, даже грозится исключить из танцевального.

- Тогда тебе надо обязательно постараться! Совсем скоро пойдёшь на каникулы…

- Не хочу на каникулы! – перебила Илью Зойка. – Очень не хочу, Илюшенька! Елена Александровна сказала, что летом мы заниматься не будем. Выступим на дне города в июне, и она нас распустит до сентября. Представляешь? -  скривив свою симпатичную мордашку и, красиво, как в танце, разведя по сторонам руки, сокрушалась она без какого-либо притворства.

- Спать пора, Заюша! Завтра опять не поднять тебя будет в школу. Времени одиннадцатый час! – вмешалась в их разговор Люся. – Чистить зубы и в кровать!

Зоя нехотя подошла к умывальнику, достала с полочки свою щётку и, выдавив на неё зубную пасту, наскоро провела по зубам.

-Ангел мой, зубки надо чистить тщательно! Иначе они у тебя будут больными и некрасивыми. Как тогда будешь улыбаться зрителям со сцены?

Оставив вопрос отчима без ответа, Зойка выдавила из тюбика теперь уже большую порцию зубной пасты и более, чем тщательно, начала чистить зубы.

- Илюшенька, как легко ты с ней справляешься! – прижимаясь к мужу своим горячим телом, прошептала Люся, как только Зойка скрылась в своей маленькой комнатёнке, отгороженной от большой комнаты, как только пошла в школу.

 Уж очень ей хотелось иметь свой собственный уголок! И Илья не смог отказать… Небольшая кровать, письменный стол со стулом и сложенные в угол, теперь уже за ненадобностью, накупленные им игрушки: пупсы, куклы, мишки, зайцы, обезьяны… Илья с каждой зарплаты тащил ей подарки, не смог отказать себе в удовольствии видеть светящиеся от счастья глаза ребёнка, практически ничего не видевшего в раннем детстве.

- Люблю!

- Люблю! – чуть позже шептали их губы, нежно прикасаясь к каждой клеточке родного тела.

За время учёбы Люся крепко сдружилась с Леной. Селились они всегда в одну комнату, какой бы большой или маленькой она не была. В этот раз им неожиданно предложили заселиться в общежитие, расположенное прямо в здании института.

- Тоска зелёная нас здесь ждёт, Люсенька! – недовольно протянула Лена, как только они, переступив порог общаги, нос к носу столкнулись с вахтёршей, восседавшей за столом возле входной двери.

- Пойдём хоть ради приличия комнаты посмотрим! А то неудобно получится, - шикнула на неё Люся.

- А чё их смотреть? Ты думаешь они чем-то отличаются от тех, что на Пряжке?

- Всё равно пойдём! – настаивала Люся.

- Что толкаетесь возле дверей, девчата? Проходите, не бойтесь! – пригласила их с виду довольно-таки миролюбивая женщина.

- Здравствуйте! Нам вот предложили здесь комнату посмотреть, - нашлась, что ответить Люся, подтолкнув локтем несговорчивую подругу.

- Заботина с Корниловой? – спросила женщина, заглядывая в лежащий на столе листок.

- Да! – одновременно ответили девушки.

- Возьмите ключи от двадцать седьмой, подниметесь по лестнице на второй этаж, третья комната с правой стороны.

Коридор второго этажа встретил их оглушительной тишиной. Комната оказалась на удивление очень чистой и уютной, с хорошей мебелью: кровать, тумбочка, диван, стол, три стула, небольшой шкаф, даже воткнутое в самый угол кресло.

- Ого! Кучеряво! – присвистнула Лена. – Не то, что у нас там! Разбитые напрочь кровати со столом!

- Тишина-то какая, Алёнка! Никто мешать не будет заниматься!

- Люся?! – не мигая, уставилась на неё Лена. – Ты в своём уме

- А что? – удивлённо приподняла вверх брови Люся.

- Как ты меня представляешь в этом склепе?!

- Ну да! Погорячилась! - рассмеялась Люся.

 - Это одно! А второе, самое главное, Лёнчик, Генчик, Олежа с Петрушей! Как с ними-то быть?

- А что вахтёру-то скажем? Неудобно как-то отказываться…

- Я найду, что сказать! Не переживай!

Люся особо и не переживала. Алёнка умела выйти красиво из любой ситуации, какой бы щекотливой она не была.

- Спасибо большое! Тишина у вас, чистота! Мы и мечтать не могли о таком уюте, - затараторила Лена, как только они спустились обратно к вахте. – Но стол у вас очень маленький. А у нас такие огромные чертежи, графики движения поездов! Одной и то места мало, а нам двоим чертить. Мы же движенцы…

- Тогда, конечно, девочки! Что же они вас послали к нам? Здесь же в основном семейные да командировочные селятся.

- И кухни здесь, наверное, нет?

Женщина отрицательно покачала головой.

- А мы же ночами чертим. Сами понимаете, как без кофе?

- Понимаю! Понимаю вас, девочки! – вахтёрша быстро-быстро закивала головой, отчего смешно запрыгали её мелко накрученные кудряшки.

- Всё же какие культурные и доброжелательные люди, Люсик, коренные ленинградцы! Не перестаю удивляться! Их ни с кем не спутаешь! И говор у них такой красивый, - восхищалась по дороге Лена. – Обожаю этот город!

- Ты думаешь, она поняла нашу истинную причину отказа? – расстроилась Люся.

- Факт! Но даже вида нам не показала!

- Неудобно как-то получилось…

- Да брось ты переживать! Не одни мы такие умные нашлись! – весело рассмеялась Лена.

Ставшее им за пять лет родным, общежитие на Пряжке встретило их шумом и гамом, грязными комнатами всё с теми же полуразвалившимися кроватями.

- «Вот моя деревня, вот мой дом родной…»! – закружилась по комнате Лена, как только скинула на пол свои многочисленные сумки.

- Следующий год будет последним.

- Умеешь же ты нагонять тоску, Люсик! Не хандрить! Пошли искать наших друзей! По Лёнчику соскучилась, аж жуть как!

Последний не заставил себя долго ждать! Они ещё не успели разгрести грязь от съехавших до них студентов, как Лёнчик уже стоял на пороге их комнаты. Он всегда знал, куда они заселились. Лена смеялась, что, видимо, находит их, как гончий пёс, по запаху.

Лёнчик всегда выглядел счастливым. Но сегодня он превзошёл себя! Глаза его за толстыми линзами не то, что светились, - они сверкали чуть ли не всеми цветами радуги, вопреки физиологическим возможностям человека!

- Девочки, я женился! – забыв о приветствии, сразу же с порога заявил он.

- Поздравляем! О том, как ты счастлив, можешь не говорить! Это видно невооружённым глазом! – кинулась Ленка обнимать Лёнчика. – А меня, значит, бросил?! Такие вот вы и есть, мужики, - непостоянные! – улыбаясь, проговорила она после своих дружеских объятий.

- Башенка, хватит подкалывать! Ты сама меня отвергла ещё на первом курсе, предупредив, что наши отношения не должны переходить за рамки дружеских.

- Лёнчик! – затопала громко ногами девушка. – Молчи лучше, а то придушу! Ну, погорячилась, с кем не бывает? Кстати, почему ты один? Где твой друг? Неужели тоже женился?! Я этого не переживу! – она театрально заломила руки, закатив свои чуть выпуклые глаза.

- Гена?! – удивлённо произнёс Лёнчик. – Ой, да вы же ничего не знаете! Он же по путёвке на БАМ уехал.

- А институт? – спросила Люся. – Остался всего один год!

- Я ему тоже об этом говорил. Но… - махнул он рукой. – Я теперь человек семейный, а то бы тоже вместе с Генкой рванул. Эх, такое историческое событие для нашей страны! Позор, имея возможность, не принять в нём участия!

Маленький, ничем не примечательный, разве только своими многочисленными познаниями почти во всех отраслях науки и искусства, Лёнчик удивительным образом преобразился. Люсе показалось, что он даже стал не только выше, но и солиднее, исчезла мальчишеская угловатость и юношеская порывистость, он уже не строчил, как из пулемёта, говорил медленнее, басовито.

«А ведь мы стареем!» - вдруг с ужасом подумалось ей.  Она перевела взгляд на Лену и облегчённо вздохнула. Та оставалось прежней, как и пять лет тому назад, чем-то отдалённо похожей на Анну Ахматову – высоченной, худой, с острыми чертами лица, огромными, тёмными, полной женской прелести, навыкате глазами, красивым аристократическим носом, украшенным небольшой горбинкой.

Они сидели в комнате и пили чай, рассказывая друг другу о своих последних событиях, делясь радостными моментами, обсуждая предстоящую сессию и новых преподавателей, вспоминали старых, которые когда-то казались извергами. Конечно, вспомнили «исчадие ада» - Лёвина. Люся всегда относилась к нему с уважением, с удовольствием слушала его лекции, одновременно любуясь его безупречным видом, если не брать во внимание лыжные ботинки, которые были неотъемлемой частью его гардероба. На экзаменах Герман Ильич демонстративно указывал ей на первый стол от него. Она улыбалась и безропотно занимала предлагаемое место. С вопросами расправлялась быстро, без напряжения выводила необходимые формулы, решала задачи и отвечала всегда на «отлично».

- Я не сделала курсовик по изысканию и проектированию железных дорог. Несколько раз принималась за него, столько литературы перевернула, но результат нулевой, - жаловалась Лена друзьям. – А там препод зверюга настоящий, говорят! Рядом с Лёвиным не стоял!

- Всё познаётся в сравнении, - сделал вывод Лёнчик. – Попробую, конечно, тебе помочь. Думаю, что справимся общими усилиями.

- Лёнчик, ты гений! – восторженно провозгласила Лена, доставая из своей необъятной сумки задание и методические указания к курсовой работе.  – Это тебе! На меня не надейся! Здесь я – пас! Если только Люсик тебе поможет… - перевела она взгляд на подругу.

- Конечно, помогу, Алёнка!

Курсовую работу они с Лёнчиком сделали. Мало того, Лена категорически отказалась пойти на экзамен!

Правда говорят, что «не было бы счастья, да несчастье помогло»! Ещё на первом занятие их разделили на две группы. Люся попала в группу, где куратором была добрейшая женщина – Екатерина Михайловна, а Лене не повезло – её определили к тому самому зверюге – Виктору Викторовичу Маслобойникову.

Перед тем, как выставить Люсе оценку на экзамене, Екатерина Михайловна пролистала её зачётную книжку.

- Не хочу портить твою зачётку, Людмила, и за старание поставлю отлично, хотя ты и сама понимаешь, что предмет знаешь на жиденькую четвёрку, - улыбнулась ей Екатерина Михайловна, аккуратно выводя в зачётке «отлично».

- Спасибо большое! Я, правда, старалась, Екатерина Михайловна! Но очень сложный предмет у вас, не осилить одной теорией. Практики бы немного, да лекций побольше, - смущённо бормотала Люся, стесняясь поднять глаза на преподавателя.

- Вижу, что курсовую работу, в отличии от многих, делала самостоятельно, это тоже пошло плюсом к экзамену. Ты кем работаешь?

- Оператором при дежурной по станции, - честно ответила она.

- Для оператора ты выполнила работу более, чем на отлично.

Довольная Люся вышла из аудитории и, размахивая сумочкой, понеслась искать подругу.

Ленка сидела в кафе, лениво ковыряясь вилкой в винегрете.

- Аппетит совсем пропал с этими изысканиями!

- Ты почему не на экзамене? Там ваша группа вся в коридоре толпится, ждут Маслобойникова.

- Не пойду я, Люсик! Не сдать… Может, на следующий год повезёт - попаду к Екатерине.

- Так хвост ведь потянется! Кто тебе вызов на сессию даст? – разволновалась Люся.

 – Ты хоть попробуй, Алёнка!

- Нет, Люсенька! И пытаться не буду. Спасибо вам с Лёнчиком за курсовик! Принял и ладно.

- Послушай, меня же Маслобойников не знает! – вдруг оживилась Люся. – Ты к нему на лекции не ходила?

- Люсенька?! Неужели ты пойдёшь?!

- А у меня есть выбор? Давай свою зачётку!

- Подожди! Пойдём в туалет!

Люся только успела вопросительно посмотреть, как Ленка схватила её за рукав платья и потащила за собой.

Через несколько минут, посмотрев на себя в зеркало, она ахнула. Подруга растрепала ей волосы, местами начесав их так, что они поднялись пышной шапочкой, ярко-бордовой помадой обвела контур губ, вишневой накрасила, на веки густо наложила коричневых теней, расстегнула на платье две верхних пуговицы.

- Теперь иди! – и, сунув в руки свою зачётку, подтолкнула к выходу.

Люся шла на негнущихся ногах, руки тряслись, как у пьяницы с похмелья, во рту от страха всё пересохло. Она сама от себя не ожидала такого поступка. Решение пришло неожиданно, и она уже сожалела о том, что озвучила его вслух. Но обратного пути, как говорится, у неё не было. Руки непроизвольно тянулись застегнуть пуговицы. Взяв билет, невнятно озвучила его номер, и пошла готовиться.

- Корнилова! Корнилова, отвечать! – дважды прозвучала фамилия Лены, пока, наконец-то, до Люси не дошло, что Корнилова – это она.

«Только бы не всматривался в фотографию…» - повторяла она про себя, как заклинание, пока шла до стола преподавателя.

- Не готова? – строго спросил Маслобойников, противно пожёвывая свою нижнюю губу.

- Почему не готова? Готова! – немного с вызовом ответила ему Люся, стараясь отвлечь внимание пусть и таким вот способом.

- Тогда не спи, а отвечай!

Люся, демонстративно отодвинув на край стола исписанные ею же листы с ответами, стала отвечать. Она смотрела на Маслобойникова дерзко и нахально, как когда-то, будучи пьяной, смотрела на деревенских баб, в упор и, не отводя взгляда. От напряжения и страха вспотели ладони, горело от стыда лицо, но она говорила и говорила.

- Достаточно! – неожиданно прервал её словесный поток Маслобойников.

Пунцовая она вышла из аудитории и, передав Лене её зачётку, понеслась в туалет. Тем же вечером они сидели впятером в кухне и, смеясь, с восторгом пересказывали Лёнчику, Олегу и Петру, как Лена сдавала «Изыскание и проектирование железных дорог» самому Виктору Викторовичу.

- Жаль, что ты за нас пойти не сможешь, - развёл руками Олег. – Нам два хвоста с Петром сдать надо.

Ребята приехали на сессию с опозданием на неделю, пропустив зачёт и экзамен. Что-то не сложилось у них на работе, были в командировке. Теперь ночами безвылазно чертили, писали, а днём бегали по институту в поисках преподавателей.

***********************************************************

Май выдался в этом году удивительно тёплым. Весеннее солнышко ласково согревало своими золотистыми лучами, от земли веяло жизнью.  Мите вдруг нестерпимо захотелось в деревню! Сейчас бы окунуться с головой в ещё холодные воды Олошки, нырнуть поглубже, а потом, отфыркиваясь, как в детстве, саженками плыть к берегу. Как же было здорово! Незабываемые моменты детства, бережно хранимые памятью, а вместе с ними память не отпускала светлый образ Милки. Она была везде и всегда, даже спустя столько лет, даже став женой брата… Милка! Он тосковал по ней. Добрая, любящая его Валюшка, ласковая и нежная, была просто хорошим, а главное, удобным партнёром по сексу.  Всегда рядом, за стенкой. При желании можно было без стука войти в комнату, прилечь рядышком, сполна получить то, что требовала природа. Она, конечно, ждала большего, но он не хотел этого большего. И причина была не в том, что она старше его на четырнадцать лет. Разницы в возрасте Митя не замечал, она его меньше всего волновала. Он не любил Валюшку. Уважение, привычка, конечно, симпатия, но не более.  Они прекрасно уживались в одной квартире, поддерживая друг друга в минуты творческого разочарования, вместе радовались успехам и удачам.

Подгоняемый толпой, Митя торопливо шёл по Невскому проспекту. Обещал своему директору – Нине Сергеевне зайти в магазин «Грим». Ниночка, а иначе её никто из персонала и не называл, мечтавшая с детства о большой сцене, дальше драматического кружка не пошла. Она и сейчас, в свои почти пятьдесят пять лет, бегала вечерами заниматься в «Свечу», с которой не расставалась с юности. Один за одним менялись руководители драмкружка, неизменной оставалась одна Ниночка. Каких ролей она только не переиграла! От Офелии до Кабанихи, и каждый образ ей был дорог и памятен. О каждом она могла рассказывать часами, не упуская ни малейшей подробности. Все её роли Митя давно уже знал наизусть, но каждый раз слушал с удовольствием. Они любили свою Ниночку за душевную простоту. В ней напрочь отсутствовали такие качества, как высокомерие и лицемерие. Она, как никто, умела любить и ценить людей, особенно тех, кто её окружал. И Митя просто не мог отказать ей в такой малости, как в свой выходной день съездить на Невский и зайти в магазин «Грим», а заодно и посетить «Лавку художников», нужно было обновить кисти, да и красок подкупить не помешало бы. Сейчас Мите почему-то вспомнился его с Ниночкой недавний разговор.

- Митенька, дорогой, вам необходимо подыскать себе замену! – как бы между делом, осматривая его новую афишу, произнесла она.

- Нина Сергеевна, я не устраиваю вас, как художник? – удивлённо спросил он.

- Что вы, Митенька?! Как вам могло прийти это в голову?! – театрально-возмущённо произнесла Нина Сергеевна.

- Тогда, простите, Ниночка, я вас не понимаю, - растерялся он.

- Я уже почти пенсионерка, Митенька… - последовал тяжёлый вздох, небольшая пауза, достойно выдержанная ими обоими. – Вы, как никто другой, подходите на моё место. Я уже говорила о вас в отделе по культуре, и они согласились с вашей кандидатурой на место директора кинотеатра.

- Я художник, а не администратор, Нина Сергеевна! Какой из меня руководитель? – смущённо произнёс он.

- Именно из вас и получится хороший руководитель, Дмитрий Алексеевич! Поверьте мне на слово! – убедительно ответила ему Ниночка и добавила: - Буду постепенно вводить вас в курс дела. Время у нас с вами есть, так что не переживайте, всему научитесь.

В тот же день, вечером, перед самым уходом, Митя застал Нину Сергеевну за накладыванием на лицо грима.

- Готовлюсь к новой роли, экспериментирую… Теперь играю старушек –божьих одуванчиков, - засмеялась она, но в её смехе он услышал пробивающиеся нотки грусти.

- Как вам это удаётся, Нина Сергеевна? Вы на моих глазах превратились в девяностолетнюю старуху, - он оторопело смотрел на Ниночку и не узнавал её. Перед ним, действительно, сидела древняя старуха.

- Хотите, я вас преображу? – предложила она ему, поднимаясь с места, и, жестом приглашая его присесть.

- А что?! Давайте, Нина Сергеевна! – с удовольствием согласился он.

Она колдовала над его лицом почти час, отвернув его от зеркала. Заставляла улыбаться, хмурить брови, щурить глаза, что-то рисовала карандашом на его лице, потом стала наносить грим, беря его аккуратно из коробки то широкими палочками, то кисточками, в основном используя серый, белый и коричневые цвета, раздувала тёмную, под загар, пудру, всё это растушёвывая по лицу пальцами. Когда же повернула его к зеркалу, он сам себя не узнал. Старик! Настоящий старик, если не всматриваться! Уголки губ опущены, веки нависшие, брови полуседые и неровные, висят клочками, только волосы оставались такими же рыжими, красиво выстриженными Валюшкой.

 - Вы кудесница, Нина Сергеевна!

От похвалы Ниночка зарделась так, что слой грима не смог скрыть румянец, заблестели глаза.

- Спасибо, Митенька! Мне всегда говорили, что моё настоящее призвание – гримёр. А я вот мечтала о другом…- Ниночка взяла в руки вату, смочив её в каком-то растворе, поднесла к его лицу.

- Нет-нет! Нина Сергеевна, если позволите, то я пошёл бы так домой. Очень хочется удивить свою соседку!

- Разумеется, Дмитрий Алексеевич! Идите, как вам будет угодно! Уже смеркается, так что грим не очень будет бросаться в глаза.

Дворами, стараясь обходить редких прохожих, Митя пришёл к своему дому. Дверь открывать ключом не стал, здраво рассудив, что может напугать Валюшку. Позвонив в квартиру, услышал лёгкие, торопливые шаги.

- Вам кого? – испуганно и растерянно смотрела на него соседка.

- Дмитрия Алексеевича! Доложите-с, если не затруднит вас просьба старого-с человека-с, - пытаясь изменить голос, проговорил Митя.

- Дмитрия Алексеевича нет дома. Он ещё не пришёл с работы…

- Валюшка, это же я! – не выдержав, громко и от души рассмеялся Митя.

- Господи! Дима?! – расширенными глазами смотрела она на него, всё ещё не веря в то, что перед ней стоит сам Митя. - Я смотрю и глазам свои не верю! Стрижка моя, лицо чужое!

Он долго плескался в ванне, тщательно смывая с лица жирный грим, несколько раз намыливал лицо, тёр его нещадно мочалкой, но ощущение чего-то постороннего на коже не проходило. Видимо уставшая ждать его к ужину Валюша заглянула в ванную, в последнее время они перестали закрывать дверь. Приход одного из них говорил о том, о чём не произносилось вслух.

Скинув с себя халат, маленькая и худенькая, с упругими, смотрящими вперёд грудками, не достающая ему до плеч Валюшка, запрыгнула в ванну, обвила его своими детскими ручками, крепко прижалась и зажмурила от удовольствия глаза.

- Соскучилась, - тихо-тихо произнесла она, протягивая для поцелуя губы…

В магазине, как всегда, стояла сумасшедшая очередь, состоящая в основном из женского пола. Две девушки-продавщицы, смахивая со лба пот, не успевали отпускать покупателей. Митя мило улыбнулся одной из них, подмигнул, и она кивком головы пригласила его пробраться поближе к прилавку.

- Мне бы три упаковки грима, девушка. У гримёра моего закончился, а через два часа спектакль… - нахально врал он.

- Ой! Товарищи, пропустите, пожалуйста, нашего артиста! – громко прокричала продавщица. Очередь не шелохнулась. – Имейте совесть! – теперь уже гаркнула она.

Подействовало. Дамы слегка расступились, и Митя, красный от стыда, протянул пять рублей.

- Рубль десять за упаковку! – выдала автоматом продавщица.

- Дайте четыре, без сдачи! – шепнул ей Митька и, получив в руки четыре прямоугольника, выбежал из магазина.

Он слышал за спиной, как ему предлагали взять сдачу, но даже не остановился. Порадует их Ниночку, сделав ей подарок в виде четырёх упаковок. Пусть колдует себе на радость!

Недалеко от Гостиного Двора, Митя зажмурился. Он понимал, что виной тому не ярко светящее солнце. Что-то другое ослепило его… Открыл глаза. Нет! Не показалось! Навстречу ему, своей летящей походкой, шла Мила, прижимая к себе огромный свёрток. Забранные в высокий хвост светлые волосы, туфли на каблуках, делали её выше, короткая светлая юбка обтягивала стройные ноги, свободными складками лежала нежно-розовая блузка, тонкая талия перетянута широким ремнём. Она похудела. От прежних рубенсовских форм ничего не осталось, разве только грудь... Рядом с ней шла высокая молодая женщина, с пышной каштановой гривой волос. Весело смеясь, по-девчоночьи подталкивая друг друга, они прошли рядом с ним. Не признала, не обратила внимания. Да и где было его признать – раздобревшего больше, чем на два десятка килограмм живого веса! Было желание окрикнуть, подойти, но не смог… Родная, красивая, и… чужая Мила прошла мимо.


Большой зал, вмещавший в себя человек пятьсот, был полон народа. Немного опоздавшие на концерт, Люся с Леной выглядывали из-за тяжёлых тёмно-бордовых бархатных штор, высматривая себе свободное место.

- Жаль, что Зайка не знает о нашем приезде! – шептала Люся на ухо подруге.

- Обидно, что опоздали! – вздохнула Лена. – Люсик, я нашла два свободных места, пошли пробираться, - даже не согнувшись, а сложившись больше, чем «в три погибели», она начала подниматься по ступенькам наверх. Слегка пригнувшись, стараясь не стучать каблуками, Люся последовала за подругой.

Места, конечно, им достались неважные – на предпоследнем ряду и сбоку, зато с них хорошо просматривался зал и сцена.

Пока танцевали старшие дети, Люся искала глазами Илью. Увидела почти сразу - он сидел в центре зала. Рядом с ним Прасковья с Хромовым и Егорыч.

- Как ещё не всей деревней приехали, - захихикала она, рукой показывая Лене на делегацию.

- Вот это поддержка! – подняла кверху большой палец Лена. – Молодцы!

- А сейчас, дорогие зрители, перед вами выступят наши малыши! Встречайте! «Русский самовар»! – объявила ведущая – совсем ещё юная девушка в нелепом зеленом бархатном платье, подол которого ей приходилось придерживать руками.

Выталкивая перед собой разодетого в золотистый костюм мальчика-самовара, на сцену выпорхнула стайка девочек в красных, расшитых синими цветами, сарафанах, на их головках были повязаны широкие, в цвет сарафанам, полоски, связанные спереди узлом, как у Солохи, в фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки».

- Зоюшка! Смотри, Алёнка, вон та вторая, с правой стороны, - восхищённо прошептала Люся. – Куколка моя!

- Красавица! – Лена с силой сжала кулаки. – Держу за неё! Господи, только бы не сбилась… - шептала она, но, видимо, громче, чем следовало, так как на них с понимающими улыбками стали оборачиваться впередисидящие.

Люся смотрела на дочь с гордостью! Совсем ещё маленькая, а уже выступает в районном Доме культуры. Ей, Люсе, и не мечталось об этом! Время было другое… Послевоенное… Автобусы тогда не ходили. Добирались до города пешком, в лучшем случае, на лошади. Вспомнились стёртые до крови пальцы рук. Ей очень хотелось помочь матери. В городе пользовался спросом крахмал, который она сама делала из мелкой картошки, растирая её на тёрке. Потом отстаивала, промывала, высушивала, разбивая скалкой комочки. Крахмал у неё получался воздушно-белоснежный. Дорога до города через лес, чаще всего пешком, с небольшим, сшитым специально для неё матерью мешочком за плечами. Сама Прасковья шла с большим мешком, доверху наполненным картошкой или клюквой. Продавала всегда недорого, оттого и раскупали у них всё быстро, делали заказы. Потом они уже и на рынке не стояли, разносили по адресам. Да, нелёгкое было время, но и тяжёлым не назовёшь. Главное, что росли они под мирным небом. Голодными не ходили – картошка с капустой всегда были под рукой.

- Нам бы с тобой в толпе не затеряться, - к концу концерта спохватилась Люся. – Илюша не знает, что мы приехали.

- Со мной не затеряешься! – рассмеялась Лена. – Я с высоты своего роста разгляжу всех!

- Мама! – окрикнула Люся мать на выходе из зала, помахав рукой.

- Ужо Зоюшка обрадуется! Все глаза высмотрела, всё ждала. Переодевается. Сейчас Илюша её приведёт, - объясняла им в фойе Прасковья, крутя головой по сторонам. – Василич с Егорычем курить пошли. Велено здесь дожидаться.

Народ постепенно расходился. Люся увидела спускавшихся по лестнице Илюшу с Зоей.

- Мамочка приехала! – радостно закричала девочка. – Тетя Лена!

Подошли Егорыч с Хромовым. Всегда живой и подвижный, сколько его знала Люся, Егорыч сдал за последнее время. Ходил теперь, опираясь на подаренный ему Василичем костыль, медленно, подволакивая правую ногу.

- Артистка растёт! Лучше всякого отплясала! - нахваливал он их с Василичем любимицу. – Скоро по телевизеру смотреть будем!

Зойка – счастливая, с горящими глазами, румяная - поочерёдно  обнимала всех и, захлёбываясь, рассказывала, что происходило у них за кулисами, как они все переволновались, как переживала за них Елена Александровна.

Гурьбой они вышли на улицу, где Илюша торжественно подвёл их к одиноко стоящему недалеко от Дома культуры «Запорожцу».

- Илюша, когда ты только успел?! – обняв мужа, удивилась Люся.

- Антоныч быстро всё оформил. У него везде связи, - смеясь, ответил Илья. – Только все мы не вместимся, - развёл он руками. – Придётся вам, девочки, всё же добираться автобусом. Ну, а мы пока стол приготовим!

- Вы поезжайте все, Заюшку на руки возьмёте, а я уж автобусом! – выступил вперёд Хромов.

- Ишо чего выдумал! – здесь же встряла Устиновна, бросив косой взгляд на Егорыча. – Молодые! Ничего им не сделаться! Прав Илюша! Пущай автобусом едут, а с автобуса прямиком к нам! У меня пироги напечёны и калитки, картошка с мясом, борщ наварен.

- Ура! Пироги и калитки!  Тётя Поленька, вкусней твоих пирогов ничего в жизни не ела! – запрыгала, словно ребёнок, Лена, заслужив благодарный взгляд Прасковьи и добродушное покряхтывание Хромова.

Последним на переднее сиденье сел Егорыч. Илья, помахав жене с Леной рукой, завёл автомобиль.

- Счастливая ты, Люсик! Какая же у тебя семья замечательная! Илюша какой хороший! Где бы мне такого найти? – вздохнула Лена.

- Что ты, Алёнушка?! Ты обязательно встретишь свою любовь!

- Хочется верить и надеяться, Люсенька. Только все, с кем встречалась, и мизинца твоего Илюши не стоят!

- Я вот чуть не упустила Илюшу-то… Ведь силком за него замуж выходила… -  тихо произнесла Люся.

- Как силком?

- Да так вот! Слово дала его матери, а любила брата Илюшиного – Митю. С детства любила. Но не вышло у нас как-то…

- Ты мне не рассказывала, - произнесла Лена и подняла на Люсю встревоженные глаза.

- Нечего рассказывать, - задумчиво ответила Люся. – Никогда не знаешь в этой жизни, где найдёшь, а где потеряешь.