Бог знает, как всё происходит в глубинах нашего сознания и ещё глубже, в нижних его подвальных этажах. В них не все одни зелёные и бледные чахлые ростки. Под каменным цоколем тоже зарождается и зреет жизнь. Она ещё загадочнее, чем при свете дня.
Которую уж ночь подряд встаёт в туманной дали одна и та же картина: большая округлая площадь, ужасно неудобная для движения пешеходов, обтекающая как высохшее море, сквер возле Театра Советской Армии. Там был когда-то поставлен памятный знак в честь нашего великого полководца. Стоял таким непонятным загадочным истуканом лет пятьдесят года эдак с 49-го, пока на его месте выросла наконец фигура Александра Васильевича Суворова.
Огромное здание театра в виде гигантской звезды уже вздымалось в небо, заполняло некогда пустынное е пространство. Дальше шли пролёты Селезнёвки, Палихи, Марьиной Рощи, стелился разбитый по всем правилам классицизма Парк ЦДСА с бывшим Екатерининским Институтом Благородных девиц (в нём в советское время расположился музей Вооружённых сил). Поодаль вырос массив Гостиницы для военных. А там ; Самарский переулок, уголок Дурова с его знаменитой железной дорогой, в которой машинистами и пассажирами были дрессированные белые мыши. Некогда захолустный район превратился в жемчужину Москвы.
И вот смотрю на гигантский обелиск Сталинского стиля и только теперь на расстоянии лет и пространства вижу, как звёздные лучи опоясывают весь периметр здания античным портиком, подобным ожерелью древних храмов Египта, Эллады, Рима, Исаакиевского и Казанского соборов. Да, храм, зиккурат, гигантская каменная звезда, увенчавшая весь район классической красоты зданиями, преобразившая зыбь бывших Самотёчных рек и болот. Каким он был век назад, уже и трудно представить. Очи не заглядывают в глубь невиданного.
И тут же по непонятной причуде возникают в пространстве зрения прямые правильные улицы Екатерининского чертежа. 18 век. Тихий провинциальный уют, может быть, даже не московского местоположения. В них тишина, сонное безлюдье. Одноэтажные домики о трёх окнах с лица, правильными рядами, обозначающие линию улицы. Аккуратно закрытые ставни. А за ними жизнь невидимых мужчин, женщин, ребят и девушек, муравьиные струйки малышей. Они ещё выползут на мощённые, а местами пыльные площадки возле жилищ, разойдутся по всем окрестным переулкам, наполнят лавки, кабаки, присутственные места, флигелёк Божедомской аптеки при больнице, где суждено было в пропахших лекарствами и снадобьями коридорах провести часть своих детских лет будущему гению «униженных и оскорблённых».
А пока улицы тихи. И как они будут соседствовать с громадами Театра, Парка и Екатерининского дворца, неясно. Как они вообще оказались рядом ; детища разных городов, эпох и культур. А судьбы людей, которым суждено населить просторы площадей и скромные пыльные пролёты улиц, вообще прячутся в неразличимом тумане времени. И почему они возникли в моём сне или полувидении, тоже совсем непонятно и даже противоестественно. Но в жизни, особенно в снах, всякое бывает.