Послесловие переводчика. Карьера и смерть д’Артаньяна
В Википедии имеется статья «Д’Артаньян».
Быть может, в этом случае уже незачем писать о нём, и тем более – спорить?
Литературы об этом историческом лице, также как и о его литературном образе, написано предостаточно. Поскольку великий романист Александр Дюма навсегда связал его образ с образом таинственной «Железной маски», интерес к этому герою дополнительно возрос.
Видимо, самый достоверный источник – это исследование Жана-Кристиана Птифиса. Две его книги так и называются, «Д’Артаньян» и «Железная маска».
Многочисленные кинематографисты снимают многочисленные фильмы и сериалы об этом герое, причем, далеко не всегда в такой экранизации присутствуют его знаменитые литературные друзья Атос, Портос и Арамис, исторические прототипы которых некоторыми исследователями указываются, однако эти отсылки весьма сомнительны. Д’Артаньян же был реальным историческим лицом, хотя, разумеется, не вполне таким, каким его изобразил Александр Дюма.
Считается, что Дюма написал роман «Три мушкетёра» на основе поддельных мемуаров Гасьена де Куртиля де Сандра.
По этой причине у историков сложилось весьма пренебрежительное отношение и к самому роману. Разумеется, они правы в том, что не стоит искать историческую правду в художественном произведении приключенческого жанра.
Однако гениальность Дюма состоит в умении написать характер человека и раскрыть его в нетривиальных обстоятельствах. Быть может поэтому д’Артаньян в его изображении гораздо больше похож на реального исторического д’Артаньяна, нежели д’Артаньян в поддельных мемуарах де Куртиля де Сандра? Причем, не слегка более похож, а фактически надо признать, что «драматический» писатель Дюма и «исторический исследователь» Птифис описали одного и того же человека одинаково, тогда как Сандр описал совсем иного человека. Талант Дюма в том, что он может посвятить раскрытию характера пять или шесть томов, а может раскрыть характер описываемого персонажа в одном абзаце. Наряду с тем, как тема Наполеона постоянно занимала Александра Дюма, и к этой теме он возвращался вновь и вновь даже в тех произведениях, которые, казалось бы, непосредственно с Наполеоном не связаны, как знаменитый роман «Граф Монте-Кристо», точно также Дюма не мог оставить тему мушкетёров, которая была чрезвычайно близка ему. Даже издавая книгу сказок, он называет её «Сказки Арамиса» или «Сказки мушкетёра». К теме «Железной маски» он возвращается в двухтомном романе «Княгиня Монако», к образу Ришельё – в романе «Красный сфинкс». Кажется, что он хотел изложить всю историю Франции через похождения различных героев и через их столкновения с реальными историческими лицами.
Так реальные исторические короли, принцы и герцоги у него запросто беседуют с вымышленными лицами, а реальные исторические лица попадают в реально случившиеся с ними обстоятельства вследствие действия подобных придуманных литературных героев. Эти придуманные герои, а также порой герои исторические, но совершающие придуманные подвиги, осуществляют сильнейшее влияние на ход истории.
В этом смысле Дюма исповедовал теорию малых причин, которая в современной литературе известна как «Эффект бабочки». Казалось бы, если бы не написал суперинтендант финансов Николя Фуке злосчастного письма Луизе де Лавальер по настоянию Арамиса, то король Людовик XIV не арестовал бы его, и вся история Франции могла бы развиваться по другому пути. Подобные случайные действия управляют всей историей, и Дюма иногда очень тщательно плетёт канву своего сказания, чтобы продемонстрировать, как работают эти скрытые механизмы судьбы. С точки зрения художественной литературы, в особенности – приключенческого жанра, этот приём чрезвычайно продуктивен. Ведь те же самые супергерои из современных боевиков точно также порой «спасают мир» от всевозможных всемирных напастей – астероида, всепланетного вируса, вселенских террористов и прочих злодеев или напастей, которые грозят вселенской гибелью всей планете или покушаются не больше не меньше – на весь мировой порядок.
Подобного масштаба фантазии у писателей времён Дюма ещё не было, до подобной наглости они не дошли, но Дюма был довольно смел для своего времени, предоставив своему вымышленному герою Арамису совсем не вымышленную должность генерала Ордена Иезуитов несмотря на то, что все генералы Ордена Иезуитов были известны поимённо.
Это не смутило Дюма, как не смутило его и обещание со стороны Арамиса того, что Папа Римский умрёт согласно велению предшественника Арамиса на этой должности. Сколько бы мы не листали историю, мы не можем указать на насильственную смерть Папы во времена действия Арамиса (а время можно определить достаточно точно, поскольку это якобы произошло в те самые годы, когда умер кардинал Мазарини). Мы не можем указать и на якобы естественную смерть, приписав её тайным действиям иезуитов (например, яду).
Действительно, Мазарини умер в 1661 году. В 1655 году скончался Папа Иннокентий X в возрасте 79 лет и 7 месяцев. Едва ли это событие можно отнести на счёт деятельности генерала Ордена Иезуитов. Его преемник Александр VII занимал должность Папы до 1667 года. Он осудил 45 пунктов положений иезуитов. Быть может, Дюма имел в виду смерть этого Папы делом иезуитов? Смерть в возрасте 68 лет трудно считать насильственной в те времена. Но известно, что хотя этот Папа и осудил 45 пунктов иезуитской морали, он очень поддерживал иезуитов. Он добился того, что иезуитам было разрешено вернуться на венецианские территории, из которых они были изгнаны в 1606 году. Разве такого Папу стали бы убирать иезуиты? Этот Папа не слишком рвался заниматься делами усиления власти католичества, предпочитал литературу, философию, поэзию, стремился к в меру роскошной жизни в состоянии полного спокойствия духа, а не к усилению персональной власти, и тем более не к подавлению иезуитов. Следующий на очереди Папа, Климент IX, также умер в возрасте 69 лет, оставаясь Папой всего два года. Он покровительствовал искусствам – музыке, живописи, скульптуре, был весьма дружественен к Франции, потеря крепости Кандии так его расстроила, что он слёг, после чего умер. Следующий Папа, Климент X, умер в возрасте 86 лет от подагры, что также едва ли можно отнести на счёт иезуитов.
Если теперь мы обратимся к списку генералов ордена иезуитов, то французов среди них не было вообще ни одного, а в частности во второй половине 17 века, мы увидим следующих персонажей:
- Франческо Пикколомини – Италия, с 21 декабря 1649 по 17 июня 1651;
- Алессандро Готтифреди – Италия, до 12 марта 1652;
- Госвин Никель – Германия, до 31 июля 1664,
- Джованни Паоло Олива – Италия, до 26 ноября 1681,
- Шарль де Нойель – Бельгия, до 12 декабря 1686,
- Тирсо Гонсалес – Испания, до 27 октября 1705.
Как видим, если допустить с натяжкой, что Арамис стал генералом Ордена под именем Джованни Паоло Олива, то он должен был бы изображать из себя итальянца, тогда как он, будучи французом, выполнял якобы функции испанского посланника. Это сильно выходит за рамки допустимого предположения. Поэтому Дюма в конце романа «Виконт де Бражелон» сообщает, что Арамис – фактический генерал Ордена, тогда как тот, кого все считают таковым, является лишь его марионеткой, ставленником, который в любой момент будет готов сложить свою власть в пользу Арамиса. Поверить в такое очень сложно даже самому наивному читателю исторического романа.
Теперь вернёмся к карьере д’Артаньяна, которая многим кажется нереальной. Дюма, как мы помним, сообщает, что д’Артаньян получил звание маршала Франции и в тот самый миг погиб от пушечного ядра при осаде Маастриха. Поскольку мы не находим его имени в списке маршалов Франции, Дюма, как он, видимо, считал, дал объяснение этому факту, что якобы он просто не успел вступить в свою должность.
Но если бы приказ о назначении его маршалом Франции был подписан, он обязательно попал бы в этот список, даже если бы и не успел вступить в эту должность вследствие гибели, тем более – героической гибели в сражении.
Папа Урбан VII был в должности Папы Римского всего лишь 13 дней, Бонифаций VI – 15 дней, и ещё семь других Пап были понтификами очень недолго, от 17 до 33 дней. На основании слишком краткого пребывания понтификом, никому в голову не пришло исключить их из списка Пап.
Разумеется, если бы д’Артаньян был назначен маршалом Франции, это назначение осталось бы в истории.
В Википедии мы находим следующие сведения: «15 января 1667 году д’Артаньян был официально повышен в чине до капитан-лейтенанта мушкетёров, фактически командира первой роты, поскольку номинальным капитаном был король. Под его руководством рота стала образцовой воинской частью, в которой стремились приобрести военный опыт многие молодые дворяне не только Франции, но и из-за рубежа. В 1667 году за заслуги при осаде города Лилля был назначен его губернатором. В должности губернатора д’Артаньяну не удалось обрести популярности, поэтому он стремился вернуться в армию. Ему это удалось, когда Людовик XIV воевал с Голландской республикой в Франко-голландской войне. В 1672 он получил звание «полевого маршала» (генерал-майора)». Получается, что д’Артаньян занимал должность молевого маршала целый год, после чего погиб. О его смерти сказано следующее: «Д’Артаньян был убит пулей в голову (по свидетельству лорда Алингтона) при осаде Маастрихта 25 июня 1673 года, в ходе ожесточённого боя за одно из укреплений, в безрассудной атаке по открытой местности, организованной молодым герцогом Монмутом».
Напомним, что полевой маршал – это как раз «фельдмаршал», поскольку поле на французском языке в том числе переводится и как Field, такое же слово есть в английском языке, на немецком языке – Feld. Если бы в русскоязычных переводах книги говорилось, что д’Артаньян достиг звания фельдмаршала – это бы воспринималось даже как звание, выше, чем маршала. Всё же во Франции полевой маршал – это самая низкая ступень из возможных градаций маршалов, соответствует генерал-майору. Нет ничего удивительного в том, что человек, возглавлявший реально пять или шесть сотен королевских мушкетёров, то есть гвардии, телохранителей Короля, которые формально подчинялись непосредственно Королю, в случае военного похода получает под своё командование боле тысячи кавалеристов и, соответственно, назначается полевым маршалом.
Например, де Тревиль, который возглавлял этих же самых мушкетёров прежде д’Артаньяна, чрезвычайно приблизился к королю. Сама королева Анна Австрийская пыталась привлечь его к заговору Сен-Мара, направленном на уничтожение кардинала и свержение (и, убийство) самого короля, Людовика XIII, хотя эту вторую конечную цель не всем участникам заговора раскрывали. Де Тревиль благоразумно отказался от участия в этом заговоре, но он и не стал раскрывать этот заговор. За подобное же в точности «преступление», то есть за недоносительство, друг де Сен-Мара, де Ту, был обезглавлен. Отметим, что на момент заговора сам Сен-Мар был одним из могущественнейших людей Франции, его власть превосходила власть кардинала Решильё, и могла сравниться только с властью самого короля. Также остаётся удивляться тому, зачем же де Сен-Мар задумал и участвовал в этом заговоре? Ему требовалось лишь немного подождать, через несколько месяцев Ришельё умер своей собственной смертью! Очень похоже на то, что сам Ришельё через тайные пружины подтолкнул к заговору де Сен-Мара и расправился с ним. Ведь если бы он этого не сделал, то после смерти Ришельё король, безусловно, стал бы полностью находиться под влиянием исключительно только лишь де Сен-Мара, что означало бы поворот всей политики Франции в сторону «святош», то есть это был бы курс на союз с Испанией и со Священной Римской Империей, с которыми сам Ришельё сражался изо всех сил ради обеспечения большей власти Франции и её независимости от этого католического блока, окружающего Францию со всех сторон. Итак, выгоднее всего этот заговор оказался тому, против кого он был направлен!
Де Тревиль в него не ввязался, но для нас более важно то, что его в этот заговор приглашали.
Почему же нас удивляет тот факт, что д’Артаньян был довольно близок к королю и имел достаточно высокое положение во французской армии? Это положение было ему обеспечено личной преданностью королю.
Подобная личная преданность монарху возвышала на предельно высокие воинские посты таких людей, как Григорий Лукьянович (Малюта) Скуратов (Скурлатов), Александр Данилович Меньшиков, Григорий Григорьевич Орлов, Григорий Александрович Потёмкин и многих других во многих странах.
В книге «Генрих IV» Александр Дюма упоминает месье де Преслена, который был у Генриха Четвертого капитаном охраны, а затем стал маршалом Франции. Это ведь полностью аналогичная карьера! Тем, кто до сих пор сомневается в возможности подобного карьерного взлёта, мы не будем приводить в примеры де Сен-Мара, же Люиня и тому подобных, а попросту напомним, что личный пилот Леонида Ильича Брежнева Борис Бугаев стал министром гражданской авиации. Так почему бы начальнику личных телохранителей Короля не стать маршалом Франции? Что здесь удивительного?
Между прочим, де Куртиль де Сандр намекает, что д’Артаньян выполнял очень много деликатных поручений Мазарини и короля. Тогда ещё не было понятий «резидент», или «шпион», или «разведчик», из чего вовсе не следует, что не было тайных поручений. Вспомним, что миледи, показанная в романе «Три мушкетёра», имеет под собой реальное историческое лицо, графиню Карлейл. Эта дама была шпионкой кардинала. Можно сказать, что на определённом этапе своей карьеры д’Артаньян, весьма вероятно, выполнял поручения Мазарини и короля, которые мы бы сегодня назвали шпионскими. Таково поручение отправиться в Англию и сообщить, что там происходит на политической арене, когда готовилась казнь Карла Первого. У Дюма в этой поездке д’Артаньяна сопровождают друзья и они вместе пытаются спасти несчастного короля. Едва ли кардинал Мазарини мог поручить такую задачу тайному посланнику, но это нельзя исключить. Утверждение о том, что Мазарини был заинтересован в гибели Карла Первого, разумеется, следует отнести на счёт фантазии Дюма. Вероятнее всего, хитрый кардинал смог бы извлечь выгоду из любого положения вещей, но с учётом родства французского королевского дома с английским домом, он, скорее всего, был бы заинтересован в восстановлении Стюартов на престоле Англии (которая де факто, но пока ещё не де юро уже была Великобританией, то есть включала и Шотландию под одной рукой короля). Мы, между тем, можем во многих отношениях доверять де Куртилю де Сандру, поскольку он был современником д’Артаньяна и Рошфора, он сам сидел в Бастилии, в отличие от Дюма он описывал не далёкие от него события, а события, которым был свидетелем или свидетелей которых он мог лично знать. Это важно. И возможность того, что д’Артаньян выполнял когда-то особые поручения кардинала и (или) короля отнюдь не унижает его образ, а, на наш взгляд возвышает. Это говорит, что он служил монархии не только шпагой, не только как предводитель воинского формирования, но и как разумный сборщик сведений, изворотливый достаточно, чтобы тайно скрываться под чужой личиной во вражеском окружении, этакий Штирлиц семнадцатого века, и, к тому же, обладающий изрядными аналитическими талантами для того, чтобы понимать, на сбор какой именно информации следует обратить внимание, и как её кратко изложить. На это намекает и Дюма, когда король отправляет д’Артаньяна поехать в крепость Бель-Иль и разузнать, что к чему, а также когда использует его как некоего Шерлока Холмса для расследования дуэли с графом де Гишем.
Не случайно «Гибель д’Артаньяна была воспринята как большое горе при дворе и в армии, где его бесконечно уважали» - как сообщает Википедия. Далее сказано: «По свидетельству Пелиссона, Людовик XIV был очень опечален потерей такого слуги и сказал, что тот был «почти единственный человек, который сумел заставить людей любить себя, не делая для них ничего, что обязывало бы их к этому», а по свидетельству д’Алиньи, король написал королеве: «Мадам, я потерял д’Артаньяна, которому в высшей степени доверял и который годился для любой службы». Маршал д’Эстрад, который много лет служил под командованием д’Артаньяна, позже сказал: «Лучших французов трудно найти».
Теперь обратимся к свидетельству Жана-Кристиана Птифиса, который за цикл работ по истории удостоился ордена Почётного Легиона. Этот дотошливый французский исследователь истории и умнейший и интереснейший писатель сообщает, что д’Артаньян получил звание генерал-лейтенанта. Имея в виду, что это звание соответствует «полевому маршалу», о чем мы выше сказали, можно сказать лишь, что Дюма очень несильно ошибся в терминологии.
Для примера – многие ли наши читатели (кроме тех, кто служил), смогут отличить генерал-майора от генерала армии? А ведь между генерал-майором следует ещё две ступени – генерал-лейтенант и генерал-полковник!
В большинстве стран маршал выше старшего звания генерала, но ниже звания генералиссимуса, но во Франции тех лет не было генералиссимуса, а до описываемого в романах Дюма этой серии времени во франции имелось звание коннетабля, которое было незадолго до этого отменено. Градаций же званий маршала было несколько.
Во времена Наполеона ситуация уже изменилась. Поэтому Александру Дюма, сыну полевого наполеоновского генерала, мы, думается, простим эту небольшую неувязку.
Читаем же вместе далее Птифиса, каковое чтение познавательно и интересно. Он сообщает, что назначение д’Артаньяна генерал-майором было его последним продвижением по службе, но оно никак не было связано с обязанностью отправляться на войну, в отличие от версии, которую даёт Дюма. Это назначение д’Артаньян получил за год до своей гибели.
На протяжении почти года он занимал должность губернатора Лиллем, которую до него занимал маршал д’Юмьер, и которую он передал обратно этому самому маршалу, поскольку она не пришлась ему по вкусу. Он попросился на войну. Он не захотел быть губернатором, его не устраивала эта должность, в которой он чувствовал себя не в своей тарелке. Очевидно, что король Людовик XIV был чрезвычайно милостив к д’Артаньяну, и, очевидно, что не за красивые глаза, а за реальные заслуги. Но отметим же для себя, что он занимал маршальскую должность губернатора.
Есть такой афоризм: «Военный офицер – это человек, который в мирное время получает деньги за то, что в случае войны отправит вас на фронт». Это никак нельзя отнести к д’Артаньяну, он первым рвался туда, где опасней всего.
Погиб наш герой вследствие если можно так выразиться «тупости командования», это командование, по-видимому, следовало бы передать д’Артаньяну, но он находился в подчинённом положении. То есть по уму и опыту он мог бы и должен был бы занимать более высокое положение, нежели занимал.
Так что я просил бы наших читателей отбросить иронию в отношении стремительной карьеры д’Артаньяна. В этот день он не был дежурным, он намеревался отдохнуть и имел на это право, но увидев, как тяжело положение войск, и как оно может в дальнейшем ухудшиться, если ничего не предпринять, ринулся в бой, где и нашёл свою смерть.
Птифис рассказывает о столкновении между Монброном и д’Артаньяном на счет того, как следует осуществлять дальнейшее управление войсками.
Речь шла о том, что Монброн предлагал воздвигать оборонительную насыпь перед захваченным равелином, тогда как д’Артаньян предлагал дать бойцам поочерёдно небольшой отдых, а насыпь сооружать, когда стемнеет. Его аргументация состояла в том, что подобные действия при свете дня дорого обойдутся, имея в виду потери солдат от обстрела или от контратаки врага.
Его слова были: «Вы втягиваете нас в гиблое дело».
Спустя три часа палисад был воздвигнут, но на всё ещё удерживаемом голландцами равелине разгорелся яростный бой. Генерал-майор д’Артаньян со своими мушкетёрами оставался в арьергарде, согласно тому, что ему было предписано высшим военным начальством, не собираясь вмешиваться, но пристально наблюдал за ходом сражений.
В конце обеда он сказал: «Смотрите, на том равелине огонь! Следовало бы отбить равелин, пока противник там не закрепился!»
Голландцы предприняли несколько вылазок и в конце концов выгнали французов из занятых позиций, таким образом, все достижения этого дня были сведены на нет. Следовало предпринять контратаку и отбить позиции обратно, но солдаты были изнурены, они остро нуждались в подкреплении.
Несмотря на то, что, согласно расписанию, в этот день, 25 июня, д’Артаньян не был «дежурным» и рассчитывал отдохнуть, имея на это полное право, он узнав о стремительном отступлении гвардии, оставил своих сотрапезников и направился в штаб Монмута. Там он увидел, в какой растерянности пребывают Монмут, Лафейяд и более всех Монброн, который сам виноват в неудаче. Несмотря на то, что ничто не обязывало Монброна возобновлять бой, он решил исправить ситуацию, т.е. по словам лорда Алингтона, «повёл себя с редкостной бравадой». Он послал в бой мушкетёров и решил поручить господину д’Алиньи командование тридцатью мушкетёрами и шестьюдесятью гренадёрами.
В это самое время д’Артаньян повел своих людей к тому самому барьеру, который был потерян, поскольку вместо того, чтобы его лучше защищать, Монброн распорядился укреплять насыпь средь белого дня на глазах противника. Для этой контратаки необходимо было двигаться по открытой местности.
Герцог Монмут, сын английского короля Карла II, довершил гибельность операции своим личным нетерпением.
Вместо того, чтобы спуститься в траншеи и таким путем добраться до укрепления, которое следовало штурмовать, он предпочёл двигаться по верху, где место было очень узкое, так что враги могли перестрелять атакующих по одному.
Эта атака была чистым безумием.
Когда герцог захотел лично возглавить эту атаку, д’Артаньян пытался его остановить.
– Через открытую местность?! – воскликнул он. – И не думайте, мой принц! Это было бы глупой неосторожностью! Нас перебьют прежде, чем мы достигнем цели!
– Неважно, у нас нет времени, – ответил сын Карла II.
Он выхватил шпагу и поспешно бросился в атаку.
Д’Артаньян остановил его жестом со следующими словами:
– В таком случае я с вами!
В этой безумной атаке равелин был снова отбит, хотя многие мушкетёры били убиты. Среди убитых нашли также и д’Артаньяна. Он был убит выстрелом в голову. Его опознали по оружию.
Для того, чтобы вынести тело д’Артаньяна с поля боя также потребовалось немалое мужество. Четверо из тех, кто пытались это сделать, были убиты пулями противника. Первому квартирмейстеру роты, господину де Сен-Леже удалось это сделать. В награду за это король Людовик XIVпожаловал ему 30 тысяч ливров.
Это говорит о том, как ценил король своего маршала. Мы называем его этим словом сознательно.
Мы также обращаем внимание наших читателей на то, что по свидетельству очевидцев, д’Артаньян был опознан по оружию, так как лицо его было раздроблено до неузнаваемости.
Это, по-видимому, привело Дюма к мысли о том, что он был убит пушечным ядром, попавшим ему в голову, что не соответствовало действительности. Однако, многие военачальники нашли свою смерть именно таким путём, поэтому отметим, что такое возможно.
Также это позволило, по-видимому, в последней версии писателю предложить иную трактовку событий. Действительно, если д’Артаньяна опознали только по оружию, то подобное опознание следует признать не слишком надёжным, ведь в бою иногда можно лишиться оружия и воспользоваться другим – захваченным у врага, или подхваченным из рук убитого или раненого. Поскольку Пелиссон пишет, что после этой атаки у многих мушкетёров, убитых или выживших, оружие было испорчено, «шпаги погнуты, залиты кровью вплоть до рукоятей», следовательно, не удивительно, что кто-то из тех, кто находился на ногах, мог подхватить шпагу, выпавшую из рук тяжело раненного, но живого бойца. Поэтому не столь уж фантастичной выглядит версия, что д’Артаньян был не убит, а лишь тяжело ранен или контужен, после чего выронил шпагу, которую подхватил другой мушкетёр, который и был убит выстрелом в голову, и которого с почестями похоронили как д’Артаньяна, тогда как сам д’Артаньян, быть может, в ночи пришёл в себя и выбрался, или, быть может, попал в плен. Какой бы фантастической ни казалась подобная версия, она может быть использована литератором с не слишком большой натяжкой, хотя, разумеется, наиболее вероятно, что д’Артаньян действительно погиб в этом бою, и, быть может, опознали его не только по оружию, но и по одежде, и по другим приметам.
Но разве можем мы на этом основании лишать автора права на фантазию?