Кенкеме

                К Е Н К Е М Е
                «Юность проходит её не вернуть»
                У каждого охотника при словах, речка Кенкеме, возникают особые чувства, воспоминания, переживания, которые будоражат охотничью душу. В мыслях возникают чудесные картины удачного выстрела по летящим уткам, белоснежных зайцев, затаившихся под сваленным деревом на фоне тёмного леса, ленивых карасей в приречных озёрах. При приближении охотничьего сезона рождаются различные планы, как попасть в заветные охотничьи места. Какой выбрать маршрут, на чём добираться, что с собою брать.  Вот и я вспоминаю молодость, когда ни расстояния, ни непогода, отсутствие транспорта не останавливало меня перед увлечением моим любимым занятием-охотой.

В те далёкие времена отсутствовало постоянное движение по Вилюйскому тракту, тянувшемуся на Запад от города Якутска. Тракт был похож на обыкновенную просёлочную дорогу. Чтобы её совсем не разбили во время весенней распутицы, дорогу закрывали, не разрешали ездить никакому транспорту. Да и при большом желании дальше семнадцатого километра невозможно было проехать. В этом месте протекала небольшая, заболоченная речка, и миновать её не было возможности.

У меня давно была заветная мечта сплыть по речке Кенкеме во время весенней охоты на уток. Она протекала по лесистой местности параллельно реке Лене, на расстоянии от неё в пределах сорока, пятидесяти километров, протяженностью около двухсот километров. Посмотреть на речку, на её окрестности, проплыть несколько дней и выйти на Намский тракт, проложенный вдоль реки Лены, до районного посёлка Намцы. В один из весенних дней я решился осуществить свою давнюю мечту. Родители не мешали моему путешествию, тем более мой отец сам был страстный охотник, и понимал меня. Собрал всё необходимое для путешествия,  для охоты, чтобы добраться туда пешком, соорудить плот и сплыть на нём до назначенного места. Я никогда не путешествовал, таким образом, но меня это не смущало. Я был молод, полон сил и устремлений. Ноша оказалась довольно приличной. Ружьё, боеприпасы, продукты, боевой топорик, фотоаппарат, телогрейка, всё это вместилось в большой рюкзак. Предстояло пройти по весенней дороге примерно сорок километров. Взвалил рюкзак на спину и пошагал прямо от дома к своей цели. Хотелось скорее уйти из города, от любопытных глаз людей. Вздохнул облегчённо, когда стал подниматься в гору по Вилюйскому тракту. Пока был свежий, подъём меня не затруднил и до обеда шёл не уставая. Миновал избы лесников на двадцать пятом километре справа, большое замёрзшее озеро слева, затем слева же избушку лесника. Чтобы эти избушки не спутать с другими, на их крышах были нарисованы громадные цифры. Сейчас этих избушек нет, некому следить за сохранностью нашего лесного богатства. За день одолеть расстояние до Кенкеме не удалось и пришлось переночевать в лесу. Сидел у костра и думал, а вдруг речка ещё не течёт, озеро-то во льду было, ещё не растаяло? Как плот делать, получится ли у меня? Будут ли утки? С такими мыслями и уснул.

     Утром рано собрался и двинулся дальше. Дорога пошла под уклон среди соснового леса. Наконец, вдалеке стали просматриваться крыши с большими цифрами. И здесь жили лесники. Не стал подходить к домам, не для этого я забрался далеко от города, мне хотелось побыть одному, чтобы никто мне не мешал, чтобы я делал то, что я хочу. Раньше я не бывал на речке Кенкеме, только слышал рассказы о ней. Вдруг, среди леса показались острые вершины тёмных елей, а затем блеснула речная вода. Подошёл ближе, и вот она, долгожданная речка! Скинул рюкзак, забрёл в воду, чтобы полностью ощутить то, что я добрался до своей долгожданной цели.
Первое впечатление от реки показалось, что она не такая большая, высокие деревья по обрывистым берегам, лоскуты нависшего дёрна, подмытые водой, но самое главное-это много воды, по которой можно плыть на плоту. Присел на поваленное дерево и погрузился в свои мысли, чтобы прочувствовать и осознать, что же произошло, что случилось. Ведь это осуществилась моя юношеская мечта, мои желания. Оглядывал, какие деревья пойдут на постройку плота, подходящее место на берегу, где удобно вязать мой плот.

     В далёкие времена, когда не было дамбы, возле Якутска протекала протока реки Лены. По ней пригоняли карбасы, плоты, причаливая прямо под улицами Хабарова и Чернышевского, возле старого, двухэтажного, белого здания телеграфа. Он заметно выделялся среди одноэтажных зданий на берегу реки. Этого здания сейчас нет. Плоты эти были вязаны различными способами, в зависимости от величины плота. Они тянулись вдоль берега, начиная от бывшей бани, до километра  вниз по течению. Мы, мальчишками, пропадали на них целыми днями. Купались, ныряя с них в речную воду, рыбачили, ковыряли и жевали пахнущую смолой серу. Мне, с тех времён, запомнилось простое устройство небольших плотов, принцип вязки которого хотел я применить в моём случае. Достал свой боевой топор. Он характерен тем, что у него, бросающаяся в глаза длинная ручка, при небольшом весе самого топорика. За счёт удлинённого взмаха он с большей силой вонзается в дерево, и может валить очень толстые деревья.
 
     Для лучшей плавучести я срубал сухие деревья из ели и сосны. Подтаскивал их к пологому берегу и там связывал их в плот. Устройство плота очень простое, но умное и надёжное, Восхищаешься находчивостью и сообразительностью наших далёких предков, как из подручных средств они сооружали такую простую, и надёжную конструкцию для плавания. Скатывались в воду два бревна, поверх их, с двух концов, укладывались отрезки тонких деревьев толщиной с руку и длиной на ширину плота. Затем из тонких берёзок свивались кольца такого размера, чтобы в него входили концы брёвен с небольшим запасом. Это кольцо опускалось в воду и одевалось на концы брёвен. Оно возвышалось чуть выше поперечного деревца. Брался заготовленный клин длиною с локоть и  толщиною с треугольную щель, между деревцем и сплочёнными брёвнами. Затем этот клин вводился в берёзовое кольцо со стороны концов брёвен плота. Коротким концом зацеплялся за поперечное деревце, с большим усилием, работая словно рычагом, обёртывал кольцо вокруг его, подтягивая прочно брёвна к деревцу. Затем забивался топором в треугольную щель между брёвен и поперечным деревцем, создавая надёжный узел плота. Такие действия повторялись до тех пор, пока не получался плот нужной ширины. Устроил сиденье из обрубков деревьев, уложил на него охапку сухой травы, смастерил перед собой небольшое заграждения в виде скрадка. Провозился я с постройкой плота до позднего вечера. Посмотрел на него со стороны, и он мне, определённо, понравился. Хотя было и поздновато, но мне так не терпелось испытать моё сооружение, что я решил отправиться в плавание. Да и майские ночи были довольно светлые.
Сложил все свои вещи, ружьё, оттолкнулся от берега и поплыл. Предварительно вырубил себе длинный шест, острогал его, чтобы не поранить ладони. Он мне пригодиться и в виде весла.
    Первое впечатление от плавания, это неописуемое удовлетворение. Вот и очередная моя мечта осуществилась. Я на Кенкеме, сам соорудил плот и плыву потихоньку, никто не мешает, и плот  мой плывёт посередине речки. Мимо тянутся обрывистые берега, наклоненные лиственницы и ели, течение тихое, и ничто не мешает созерцать и любоваться природой. Река делает плавные повороты, иногда большие петли, за поворотами открываются картины одна краше другой.

     Я насладился первыми впечатлениями от плавания и решил переночевать. Выбрал место, где можно было пристать к берегу. Моё внимание привлекла громадная лиственница, и берег возле неё достаточно пологий. Причалил свой плот, привязал его к кустам тальника, вышел к лиственнице. Человека два, а может и больше, нужно, чтобы обхватить её. Большие, корявые сучья тянутся в разные стороны. Не одну сотню лет, она тут стоит, охраняя тишину и покой этих мест. И под стать могучей лиственнице, возле неё, отпечатки сохатиных следов размером с большую тарелку. Какие могучие сохатые водятся здесь, мелькнуло у меня в голове.
Вынес всё необходимое для ночлега с плота, приготовил себе ужин, покушал и устроился на ночлег. Любуясь золотистым закатом солнца, слушал, как пролетают стаи уток, и засыпал удовлетворённо с надеждой на завтрашний, удачный день.

     Проснулся я от призывного кряканья уток. Они, как бы, напомнили мне, для чего я здесь нахожусь. Быстро собрался, оттолкнулся от берега, и плот мой поплыл по течению, унося меня в волнующую неизвестность. После нескольких плавных поворотов выплываю на открытое место, где видна стайка уток, что разбудила меня своим кряканьем. Они увидели меня и потихоньку стали от меня уплывать. Поднимаю ружьё, целюсь и стреляю. Стайка срывается, оставляя на воде двух уток. Расстояние было небольшое, поэтому утки были подстрелены наповал. Стараюсь догнать их, подгребая шестом. Наконец доплываю до них и подбираю, рассматриваю, держа в руках. Два отменных шилохвоста. Тёмно-коричневая головка, белые бакенбарды, острый, как шило, хвост. Настроение сразу поднялось, не зря я мечтал о речке Кенкеме, добирался сюда, осуществил свою мечту, и вот первые её результаты.

     Плыву дальше. Необычная тишина и плавное течение, крутые повороты и небольшие плёсы. Там, где сплошной лес по берегам реки уток нет. Как только лес отступает, и появляются поляны с небольшими заливными озерками, так и больше уток. Слышны их кряканье, волнующий шелест крыльев, проносящихся больших стай и стаек. На день утки отдыхают в речке, чем я и пользуюсь, подплывая незаметно к ним. Некоторые не подпускают и улетают, как только заметят меня. К некоторым подплываю на выстрел. Иногда сидят спящие на берегу или на брёвнышке, и так необычно и смешно их видеть в таком положении. Мне даже неудобно стрелять в них спящих, поэтому я резко свищу, после чего они взлетают или спрыгивают в воду и плывут от меня. Утки разных пород. Кряквы, шилохвости, широконоски, крупные утки со светло коричневыми головами и туловищем, может быть огари, чирки свистунки и трескунки, и, самые многочисленные в то время, весёлые и крикливые, мородушки. Была какая-то  небольшая парочка белых уток. Я их не стрелял, видимо редкие они были.

     В начале своего путешествия отвёл душу и подстрелил около десяти уток на воде. Затем решил, что есть задел, больше сидячих уток стрелять не буду. Времени ещё плыть почти два дня, надо стрелять только влёт. Мы с отцом никогда не жадничали, он приучил меня во время остановиться и не стрелять больше положенного. Я определил для себя количество уток, которое я смогу вынести на дорогу. Тем более я не знал, откуда начну выходить от речки и по какому месту пойду. Стрелять буду только крупных уток в пределах двадцати, двадцати пяти штук, благо выбор был. В одном месте услыхал такой гвалт мородушек невдалеке от речки, что не остановиться и не посмотреть, что там за базар я не мог. Причалил плот и вышел на берег. На озере сидела громадная стая мородушек. Их крики: «Мурут, мурут - сливались в сплошной гам». Завидев меня, они сорвались с воды, и с шумом поднялись в воздух, совершая большие круги. Стая со свистом и шумом налетела на меня. Я успел выстрелить в ближних уток, и одна упала в кусты. В таких случаях, чтобы не потерять утку, следишь глазами до места её падения и идёшь туда, не отрывая глаз. Подошёл точно на то место, но утку не нахожу. Вроде вот тут, даже кустик, что я засёк в момент падения, а утки нет. Высматривал глазами. Бесполезно! В таких случаях я размечаю небольшой квадрат и короткими шажками прочёсываю его. У утки такой защитный цвет, что глядя на неё в кустах, не сразу определишь, что это утка. Прочёсывая, таким образом, свой размеченный квадрат, всё же кое-как нашёл утку, и был очень доволен, что не потерял её.

     Во второй половине дня у меня произошёл казусный случай. После крутого поворота реки, неожиданно близко появилась большая ель, низко склонившаяся над водой. Я успел только наклониться, но этого было недостаточно и упругие ветки ели смели меня, словно жёсткой метлой, с плота. Болотные сапоги, ватная телогрейка, нечего и говорить, что я погрузился довольно глубоко в воду. Опять вспоминаю своего отца. Он учил меня, что когда ты находишься один, далеко от людей, то никто тебе не поможет, будь осторожен и надейся только на себя. Не теряйся в опасных случаях, находи верные решения. Если падаешь неожиданно в воду, успей набрать, как можно больше воздуха в лёгкие, постарайся выплыть на поверхность, а там уже действуй по сложившейся ситуации. Падая на спину в воду, успеваю наполнить воздухом лёгкие, переворачиваюсь в воде. Успеваю заметить, что внизу темно и трудно всплыть, одежда, сапоги тянут на дно. Начинаю потихоньку подрабатывать руками и ногами вверх, а большой объём воздуха в лёгких, словно резиновый пузырь с воздухом, помогает мне всплыть на поверхность. Фу, отдуваюсь я, пронесло! Шест вместе со мной улетел в воду и плыл далеко сзади. Потихоньку догоняю плот и толкаю его к берегу.
 
     Поневоле приходиться остановиться, чтобы осмыслить, всё, что произошло и обсушиться. Хорошо, что ружьё и вещи остались на плоту. Вылезаю на берег весь мокрый, полные сапоги воды. Валюсь на спину и на меня из сапог водопадом хлынула вода. Затем раздеваюсь догола, развожу большой костёр, сооружаю, вешало из жердей и на них сушу одежду. Получился у меня незапланированный отдых. Хорошо все эти дни погода баловала меня! Светило яркое солнце, к обеду появлялись редкие белые кучевые облака, а к вечеру исчезали. Подсушился, поужинал, ещё проплыл немного и остановился на ночлег. Предстояло мне плыть ещё один день и выходить на Намский тракт.

     Утром рано отправился в плавание. Выплывая из-за поворота, сидячих уток уже не стрелял. Вспугивал их, прицеливался так, чтобы ствол ружья накрывал взлетающую утку. Виден был на мушке только верхний край утки, да махающие кончики крыльев по бокам стволов. Нажимал на спусковой крючок, раздавался выстрел, и утка шлёпалась в воду. Так же плавно, по течению, Кенкеме несла мой плот, повторяя все изгибы и повороты. Проплывали мимо обрывистые берега, заросшие лиственницей, тёмными елями и тальника с белыми, пушистыми кронами. Река приближалась то к одному отлогому берегу, с золотистыми стволами сосен, то к другому, рыская по широкой долине. Останавливался на красивом, облюбованном месте, чтобы отдохнуть и покушать. Норму добычи я уже выполнил, отстреляв около двадцати пяти крупных уток, что я мог без большого напряжения вынести на себе. Оставалось только любоваться окружающей природой, да сидячими, и пролетающими утками. А они, как бы догадывались, что я не буду стрелять, подпускали мой плот совсем близко, смешно поворачивая головы в мою сторону, кося на меня, чёрными бусинками глаз. К вечеру остановился переночевать у правого берега долины, где река образовывала небольшой прижим. Отсюда утром отправлюсь пешком, по незнакомому месту, в обратный путь.
 
     Утром рано, с восходом солнца, в отличие от первого дня моего плавания, где меня разбудило громкое кряканье уток, проснулся я от непрерывного чуфыканья большого количества токующих тетеревов. Мне казалось, что токуют сотни тетеревов. Как я сожалею, что не пошёл и не посмотрел, что там творилось. Такого тока мне никогда не представлялось больше услышать. Но они токовали в стороне, нужно было возвращаться назад, переплавляться на ту сторону речки, а мне предстояло  пройти большой незнакомый путь. Но всё равно, стоило вернуться, и я сожалею об этом до сих пор.

     Вышел на берег, накинул на плечи увесистый рюкзак, поднялся немного по пологому склону, обернулся к речке, окинул взглядом открывшуюся панораму, сказал спасибо речке, что она подарила мне столько незабываемых впечатлений, и углу бился в лес. Настроение  было отличное, я был молод и выносливый, направление чётко на восток к Лене реке, где я выйду на дорогу в родной город. Вспомнились слова незамысловатой песни.
                Бьёт барабан, красотки, смотрят в след,
                В душе весна, солдату двадцать лет,
                Позвякивает фляжка на боку,
                И весело шагается полку.

                Шёл всё время по лесу. Недалеко от речки спугнул косулю с маленьким козлёнком. Испугавшись меня, они скрылись лесу, мелькая белыми пятнами, зеркалами. Отметил про себя, что здесь отличные заячьи места. Старые гари, кусты, болотистая трава. Может быть, придётся здесь когда-нибудь поохотиться на зайцев.

                Пришлось идти очень долго. Хотел выйти за день на дорогу, и шёл до поздней ночи. Во второй половине ночи сел под большой лиственницей и продремал до рассвета. Только начало светать, как я отправился в путь. Немного прошёл и вышел на хорошую дорогу. Обрадовался удивлённо. Оказывается, к Кенкеме можно приехать по этой дороге, куда она больше могла вести? Совсем немного прошёл и стал спускаться под гору. Стала видна величественная панорама огромной поймы реки Лены, с её протоками, островами и крутой, сплошной горы на той стороне. Всё же я вышел. Хотелось кричать от счастья, после такого пройденного пути.

                Найденная дорога привела меня прямо на Намский тракт, недалеко от села Никольцы. Вышел к небольшой группе берёз, которые меня удивили тем, что нижние ветки были отломаны, а на них надеты пустые бутылки, наполненные на четверть берёзовым соком. Здесь я дождался попутной машины и вернулся домой. Родители были рады моему возвращению. Мама называла меня всегда добытчиком, и я гордился этим, старался что-нибудь сделать для дома, для семьи.
P S

                Я ещё несколько раз сплавлялся по речке Кенкеме. Иногда приходилось возвращаться обратно. Когда была затоплена вся пойма реки, и не было видно её русла. Или ещё не тронулся лёд. Иногда был очень удачен сплав. Но потом обустроили Вилюйский тракт. До реки можно было добраться беспрепятственно. На реке появились моторки, рассекающие с рёвом водную гладь. Больше меня  туда не тянуло.