АВТОР - МАРИНА БЕЛУХИНА: http://proza.ru/avtor/uevfybnfhbq
Публикую на своей странице по её просьбе.
Люся кокетливо повязала на голову старенький ситцевый платок и собралась было пойти домой, когда увидела спешащего к ней по полю Золотова. Бешено забилось сердце.
- Только его мне сейчас и не хватало! – подумала она, взяв в рот травинку, на что голодный желудок сразу же отозвался громким урчанием.
- Люсик, я с початком! – радостно оповестил Юрасик, размахивая над головой четвертинкой водки. Из кармана его задрипанной куртёхи торчал кусок хлеба, небрежно завёрнутый в газету.
- Я смотрю, ты ещё и с закуской! – усмехнулась она.
- Само собой! И закусь при мне! – похлопал себя по карману Юрка.
Худой, длинный, с кудлатой головой и маленькими узкими глазами, он никогда не вызывал у неё симпатии, но зато постоянно приносил выпить. Где уж Золотов брал деньги на водку, она не знала, но бутылка, пусть даже маленькая, у него всегда имелась.
Не столько от хлеба, сколько от вида четвертушки рот моментально наполнился слюной. Опохмелиться бы не мешало после вчерашнего, но она дала слово: сегодня и пятьдесят грамм в рот не брать. Иначе понесёт и не остановиться будет.
- Не, я сегодня пас! – решительно помотала головой девушка, не спуская с бутылки глаз. Как же хотелось ей пропустить стаканчик другой этой живительной влаги, но слово надо держать: матери пообещала, да и Зоя ждёт. Здесь же вспомнились грустные, наполненные слезами глаза дочери. Нет, не будет она пить!
- Ты чё?! Белены объелась что ли? Я тут, как дурак, в магазин слетал, к тебе на пастбище за столько километров припёрся, а ты в отказ пошла, - непонимающе смотрел на неё Юрасик. – Здесь пить нечего! Пропустим по стаканчику, на старые дрожжи хорошо ляжет. А…Понял! К Заботиным гости пожаловали! – лицо парня враз помрачнело, сошла улыбка, глаза от злости ещё больше сузились.
- Да я не знаю ничего про Заботиных! Иди ты, Юрасик, куда подальше! – отмахнулась она от него.
- Для кого Юрасик, а для тебя – Юрий Иванович с сегодняшнего дня! – важно оповестил он и, повернувшись, зашагал в сторону деревни, широко расставляя свои длинные, как у цапли, ноги.
Люся лишь громко рассмеялась ему вслед. Трезвая она никогда не позволяла себе ругаться, и направилась к хозяйственной постройке. Там она, на всякий случай, хранила маленький кусочек ароматного мыла.
Сарафан с себя скинула по дороге к реке, замелькавшей сквозь кусты серебристым светом. Олошка – маленькая быстрая речушка, вода в которой даже в летний зной всегда оставалась холодной, но это нисколько не пугало. Люся с разбегу бросилась в обжигающе студёную воду, глубоко нырнула, вынырнув, громко фыркнула и поплыла к берегу. Тщательно намылив тело и волосы, охнув, опять нырнула, несколько секунд побыла под водой, смывая с себя остатки мыла, затем вышла на берег и стала стирать одежду. Времени сушить не было, поэтому она натянула на себя мокрый сарафан, тряхнула головой, разбрасывая по сторонам брызги, и быстрым шагом с сапогами под мышкой направилась к скошенному лугу. В ступни больно врезались стебли скошенной травы, но Люся не чувствовала боли, она торопилась в магазин, хотела прийти домой с новой игрушкой, порадовать Зою. Её печальные глаза так и стояли перед ней с самого утра. Главное, чтобы был в продаже медвежонок. Пусть не такой, но похожий! А историю она обязательно придумает, чтобы девочкино сердечко приняло нового питомца.
Сократив через луг путь, Люся быстро оказалась на просёлочной дороге и стала натягивать свои кирзачи. Со стороны пастбища надвигалась огромная чёрная туча.
- «Успеть бы до дождя!», - подумала девушка, ускоряя шаг.
Когда до деревни оставалось не более километра, загрохотало, да так, что, казалось, земля сейчас разверзнется и поглотит под собой всё живое и мёртвое, молния ослепляла, а дождь крупными каплями больно хлестал по телу. Спрятаться было негде, от холода не спасала накинутая на плечи кофта.
- Ми-и-и-ла! – услышала она сквозь трескучие раскаты грома голос.
Обернулась и увидела выехавший из-под пригорка мотоцикл, за рулём которого сидел один из братьев-близнецов с развевающейся гривой рыжих волос.
- Илюша! – радостно закричала Люся. Ветер беззастенчиво поднял подол её сарафанчика, она смутилась и слегка покраснела.
- Здравствуй, Мила! А я с пастбища, за тобой ездил, да вот не застал, опоздал, - Илья ласково смотрел на неё из-под густых светло-рыжих бровей карими, с жёлтыми искорками, глазами. – Садись скорее! Промокла вся! Плащ накинь, - подал он скрученный в трубочку дождевик.
- Здравствуй, Илюшенька! - Люся взяла плащ, встряхнула его и надела, застегнув на все пуговицы. Только после этого она перекинула ногу через сиденье и, покрепче обхватив молодого человека, попросила тормознуть у магазина.
- Будет сделано, мой капитан! – весело отозвался Илья, надавив на газ.
В магазин Люся вбежала за пять минут до закрытия, окинула быстрым взглядом прилавки, но похожего медвежонка не увидела.
- Валентина Ильинична, а игрушечные медведи есть?
Продавщица недоумённо посмотрела на неё и отрицательно покачала головой.
- Вчерась последнего купили, привоз через недели три-четыре будет. Бутылку-то будешь брать? А то мне на обед закрывать надо, время.
- Нет, я за игрушкой, - смущённо пробормотала Люся и быстро вышла из магазина.
Илья, ни слова не говоря, вышел следом за ней.
- Садись! В город сгоняем!
- Неудобно как-то. Я потом сама съезжу, в выходной.
- Всё удобно!
- Нет, не поеду я! – язык не поворачивался сказать о том, что денег у неё нет, получка только через три дня. Валентина Ильинична зачастую давала в долг как продукты, так и водку. Деньги она всегда возвращала вовремя, да ещё и шоколадку сверху положит. А в городе кто ей продаст под честное слово?
- Домой я пойду, Илюш! Зоя ждёт, а тебе спасибо, - она сняла плащ и протянула его Илье.
- Так я тебя довезу, что под дождём-то мокнуть?
- Не надо! Спасибо!
- Я зайду вечером, Мил? Не виделись почти год, поговорим, - он с надеждой смотрел на девушку, но та лишь покачала головой и ни слова не говоря, пошла к своему дому.
Скинув в сенях сапоги, тихо вошла в дом. Мать не услышала, хлопотала возле плиты, на удивление и чуткая Зойка не выбежала её встречать.
- Я дома! – оповестила она с порога.
От Люси не укрылось, как бросив на дочь тревожный взгляд, Прасковья поспешно поставила на полку небольшую стеклянную бутылку. Из-за загородки здесь же высунулась счастливая Зойкина мордашка.
-Мамочка, ты посмотри, что мне бабуленька дала поиграть! – на вытянутых ручонках у девочки лежала красавица кукла, та самая, которая как реликвия бережно хранилась многие годы. Любое посягательство со стороны Людмилы взять куклу встречалось матерью в штыки. Со временем она привыкла к тому, что кукла не игрушка, и перестала обращать на неё внимание. Нельзя, так нельзя. Люся во всём слушалась мать, перечить ей не умела, никогда не капризничала, да и играть времени у неё не было, к тому же кукла появилась в их доме, когда она уже училась в школе.
- Мама?! – удивлённо посмотрела она на мать.
- А что ей там пылиться? Пущай Зойка играет, всё радость ребёнку, - Прасковья с укоризной глянула на дочь, - не так много радости-то у неё ! – хотела, видимо, сказать о пьянстве, но промолчала, поджав губы.
- А уронит? Мала ведь ещё. Кукла-то тяжеловата, - тихо проговорила Люся.
- А коли и уронит! – сказала, как отрезала Прасковья. – Ты давай на стол собирай, с утра не евши, да и Зойку давно пора кормить. С тобой хоть может в аппетит поест.
- Что, Заюшка, обедать будем?
Девочка аккуратно положила куклу на лавку, обхватив мать руками, крепко прижалась к её мокрому сарафану своим худеньким тельцем, и утвердительно закивала головой.
- Сейчас, мама, накрою! Только переоденусь. Дождь хлещет словно из ведра, насквозь мокрая.
- Картошке не помешает, урожайная нынче должна быть, - сделала вывод Прасковья.
Наскоро обтершись полотенцем, Люся накинула домашний ситцевый халатик, собрала волосы в пучок, на ходу поцеловала Зою и уже стала разливать по тарелкам щи, когда во дворе протяжно замычала Зорька.
- Рановато Егорыч сегодня стадо-то пригнал, - мимоходом выглянув в окно, сказала она. – Я управлюсь с коровой-то, мама, не выходи, промокнешь вся, - и, не дожидаясь ответа, выпорхнула из избы.
- Тверёзая, ну, человек-человеком… - вздохнула Прасковья. – Душа ведь радуется видеть её такой. И что с девкой случилось?
- А я к тебе, Прасковьюшка! – улыбаясь своим беззубым ртом, вошёл в дом Егорыч. – Сегодня загодя пригнал, непогода-то какая. Коровы – они умнейшие животные, я тебе хочу сказать, - не давая Устиновне вставить слово, трещал пастух. – Ещё до грозы реветь начали не-че-ло-ве-че-ским, - важно произнося по слогам последнее слово, продолжал он, - я тебе скажу, голосом! Хвосты кверху! Чую, быть…
- Ты, Егорыч, часом не заблудился? – перебила его Прасковья. – Или память отшибло? Неделя-то морозовская.
- Слово сказать не дашь, Устиновна! Я к тебе по сурьёзному делу зашёл, а ты мне на порог указываешь! – кивнув на дверь плешивой головой, скорбно произнёс дед.
- Какое же у тебя ко мне может быть сурьёзное дело? - передразнила его Прасковья.
- Не скажу теперь! Обиделся я на тебя, Прасковья Устиновна! Только что куском хлеба не попрекнула. А я с душой, можно сказать, сватать тебя пришёл! Вот! – горделиво выпятил вперёд Егорыч свою тощую грудь.
- Да ты рехнулся что ли, чёрт старый?! – от неожиданности Прасковья даже присела на табурет.
- Я? – глупо хихикнул пастух. – На кой ляд ты мне нужна, грымза старая! Да от тебя слова ласкового не дождёшься, не согреть, не обнять не могёшь! Уважаемый всеми нами человек в совхозе решил тебе предложение руки и сердца, так сказать, сделать. Сам Пал Васильевич! – поднял он кверху свой кривой указательный палец. – Тьфу ты, зараза! Проговорился! Так я побежал, Устиновна, - засуетился он, - а ты принарядись-принарядись. А то ровно пугало в огороде!
- Я те сейчас как тресну кочергой-то, брехун старый! – вслед крикнула убегавшему старику Прасковья.
- А чего это Егорыч-то как ошпаренный из избы выскочил? Случилось чего? – улыбаясь, спросила Люся, войдя в кухню, но, увидев суровый взгляд матери, сразу замолчала.
Что-что, а аппетит у Устиновны всегда был отменный! Сегодня же еда в горло не лезла. А коли правда? Он хоть и первый сплетник на деревне, но надо отдать должное - наперёд всех всё знает! Ой, что делать-то? Позора ведь не убраться! Это надо на старости лет на всю деревню ославиться. Что люди-то добрые скажут?!
- Да что случилось-то, мама? Может опять давление? Давай я за тётей Аней сбегаю? – встревожилась Люся, видя, как не то что покраснело – побагровело лицо матери.
- Не надо, Людмила! Нет у меня никакого давления! Ешь спокойно. Зойку вон накорми как следует. Мёда ей в чай положи, а то кашляла опять сегодня немного. Не простыла бы.
Услышав про мёд, девчушка заерзала на своём табурете. Мёд она не любила. Это не малиновое варенье, которое можно ложечкой целую банку съесть, даже хлеба не надо. Посмотрев на дочь, Люся улыбнулась:
- Посмотрим, будет кашлять, на ночь тёплым молоком с малиной напою. И чуточку мёда туда добавлю. Хорошо, Заюшка?
- Хорошо, мамочка! – ответила довольная Зойка. Она держала в руке огромный посыпанный маком бублик, откусывала от него небольшие кусочки, прихлёбывая из блюдца чай.
- Вроде как распогоживаться стало, - убирая со стола, проговорила Люся. – Что, Зоюшка, пойдём курочек кормить, а потом я тебе почитаю.
С улицы донеслась музыка, приятный мужской баритон выводил под гитару «дни идут, печали умножая, мне так трудно прошлое забыть».
- Никак к Аннушке гости пожаловали? – всплеснула руками Прасковья. – Оба или один?
- Не знаю. Поёт точно Илюша.
- Как только ты их различаешь, Людмила? Ведь одно лицо, мать родная по голосам путает.
- Разные они совершенно, - тихо вздохнула Люся.
- Какое там разные? Веснушки и те одинаковые! – махнула рукой Прасковья.
Для всех всегда было загадкой, как Люся различает братьев-близнецов, казалось бы, с совершенно одинаковой внешностью: оба рыжие, вихрастые, с усыпанными конопушками лицами, а она с самого раннего детства знала кто из них кто. Ни разу не спутала. Братья даже переодевались втихаря от неё, но вся их конспирация была бесполезной. Одного взгляда хватало ей, чтобы понять, кто перед ней – Илья или Дмитрий. Различала она их и по голосам, и даже по рисункам, несмотря на то что с детства оба хорошо рисовали. Нарисуют птичку, на первый взгляд, совершенно одинаково, положат перед ней рисунки, а она сразу точно укажет, кто какую нарисовал. Один раз Митька решил подшутить и уговорил Илюшку подписать с обратной стороны рисунки: на его, Митькином, поставить букву И, а на Илюшином – М. Девочка долго не могла понять, почему она ошиблась, пока Илюша ей честно не признался. Ох, и досталось тогда от неё бедному Мите! Вспоминая детские проказы, она улыбнулась. Хорошее у них было детство. Пусть и не всегда сытые, но какие же они были счастливые!