Глава LXVI. Причины войны с Испанскими Нидерландами, часть 2
Арман Жан дю Плесси де Ришельё пробирался к власти с большим рвением и с большим трудом. Его отец, Франсуа дю Плесси, главный прево Франции, служил Генриху III Валуа и находился рядом с ним в день его убийства. На службе новому Королю, Генриху IV Бурбону Франсуа дю Плесси отличился в нескольких сражениях и стал капитаном королевских телохранителей, однако 19 июля 1590 года в возрасте сорока двух лет он отошёл в мир иной, оставив пятилетнего Армана Жана, а также братьев и сестёр на попечение своей супруги, Сюзанны, в девичестве де Ла Порт. К этому времени у Армана Жана были старший брат двенадцатилетний Анри, и девятилетние брат и сестра – близнецы – Альфонс-Луи и Изабель, а также младшие сёстры, четырёхлетняя Франсуаза и трехлетняя Николь. Некоторое время Арман Жан получал образование в семейном замке Ришельё, после чего был отдан в Наваррский колледж, где занимался риторикой, философией и другими науками. Окончив в 1600 году колледж и получив титул маркиза дю Шиллу, он поступил в военную академию, однако через два года из-за отказа старшего брата Альфонса принять монашеский постриг, был вынужден стать люсонским епископом дабы не пропала наследственная должность, владение которой составляла собственность семьи, а доход от этой должности позволял содержать всю семью, поэтому нельзя было допустить, чтобы эта должность ушла в чужие руки. Должность епископа Арман получил, не достигнув требуемого для этого возраста, однако, Папа Римский, которому Арман признался в этом лишь после утверждения его в ней, когда Папа спросил, не имеет ли новый епископ что-то сообщить, услышав такое откровение, отпустил ему этот грех, заметив, что поскольку молодой человек проявил достаточно глубокие знания, возвышающие его над сверстниками, то получение звания епископа раньше сверстников будет только справедливо. Да простят нам наши читатели этот экскурс в молодость великого кардинала, поскольку это позволит глубже понять его характер, а, следовательно, и ту борьбу, которую он проводил всю свою жизнь.
Не вдаваясь далее в подробности жизни этого великого человека, сообщим лишь, что все свои усилия он посвятил сосредоточению власти во Франции в единых руках, руках Короля, который по своей слабости не желал и не мог этой властью распорядиться должным образом. Поэтому сам Ришельё на правах первого министра делал то, что должен был делать монарх. Он заботился о силе государства, о его процветании, о его единстве и об экономическом и военном развитии, без чего существовать в те времена было просто невозможно, и, вероятно, и в будущем без этого не обойдётся ни одно государство, поскольку все международные договоры соблюдаются лишь до тех пор, пока обе стороны достаточно сильны, чтобы потребовать их соблюдения. За время своего правления Ришельё заключил семьдесят четыре международных договора, среди которых четыре – с Англией, двенадцать – с Голландией, пятнадцать – с германскими княжествами, шесть со Швецией, двенадцать – с Савойей, шесть – с Римским Папой, четыре – с Лотарингией, один – со Швейцарией, один – с Португалией, два – с повстанцами Каталонии и Руссильона, один – с Россией и два – с Марокко. Все эти договоры так или иначе были направлены на усиление Франции и на ослабление противостоящей ей габсбургской коалиции.
Главной противницей этих договоров и этой политики была Королева Анна Австрийская, принадлежащая по своему происхождению габсбургскому двору и стремящаяся содействовать усилению власти своих родственников вопреки интересам собственного королевства. Несмотря на то, что Ришельё был духовником Анны, то есть должен был оказывать на неё наибольшее влияние по линии католической веры, Анна противилась всему, что от него исходило, и искала любые способы его устранения, как правило, физического. Главным её союзником в этом был брат Короля, герцог Гастон Орлеанский. Узнав о том, что целью первого из крупнейших заговоров, известного как заговор Шале, состояло не только устранение Ришельё, но также и устранения самого Людовика XIII с последующим замужеством Анны и Гастона с целью воцарения этой четы, Людовик не поверил уверениям Анны, что она не была посвящена в эти подробности плана, после чего между Людовиком и Анной навсегда было утрачено доверие. Оставаясь бесплодной долгое время, Анна жила под страхом развода с согласия Папы, поскольку высшая миссия любой Королевы состоит в том, чтобы обеспечить продолжение династии, то есть, как минимум, она должна была родить одного ребёнка мужеского пола, чего не происходило долгое время. Многочисленные родственники Короля по этой причине считали, что трон в любую минуту может оказаться вакантным вследствие какого-либо несчастья с Королём, что побуждало их неустанно интриговать, деля этот ещё не выпавший приз так, как будто трон уже оказался пуст. К этой опасной игре сам Людовик XIII время от времени проявлял живейший интерес. Казалось, он иногда даже был на стороне заговорщиков, поскольку мечтал избавиться от тирании всесильного первого министра – так, во всяком случае, казалось всем окружающим, включая его супругу и родного брата. На деле же, Людовик не мог сочувствовать заговорщикам, во-первых, поскольку заговоры, как правило, были направлены не только на Ришельё, но и на самого Людовика, во-вторых, Ришельё ловко использовал самые сложные исторические моменты, включая моменты после разоблачения очередного заговора, для того, чтобы демонстративно предложить Королю сложить с Ришельё все обязанности по управлению государства. Людовик же, который в эту самую минуту понимал, что своим спасением обязан только кардиналу, получал огромные кипы документов, требующих разбора и принятия решения по ним, к которым Ришельё ронял комментарий, суть которого сводилась к тому, что щадя драгоценное время Его Величества, он принёс лишь самые неотложные дела, решить которые необходимо как можно скорей. В результате повторялось одно и то же: испуганный Людовик умолял Ришельё не уходить в отставку и наделял его ещё большими полномочиями, чем он обладал до разоблачения заговора.
Любопытным остаётся ещё и один факт, состоящий в том, что разоблачать заговоры, составленные, казалось бы, очень тщательно, людьми решительными и деятельными, всегда удавалось исключительно случайно. В одном случае сам де Шале неосторожно похвастался предстоящим убийством кардинала и своей ролью в этом деле перед своим дядей, который тут же помчался сообщать об этом кардиналу. В другом случае, при заговоре де Сен-Мара, кардинал непостижимым образом завладел копией и даже оригиналом договора между заговорщиками и Испанией, в котором Гастон Орлеанский обещал, став наместником, вернуть Испании все земли, отвоёванные Людовиком. Историки ломают копья, выдвигая одну за другой версии о том, каким образом Ришельё получил этот договор. В ход пускались предположение о разбившемся корабле, о перехваченном курьере и прочее, и прочее. Историки не обратили внимания на несколько важных фактов. Во-первых, абсолютно все заговоры против Ришельё были разоблачены до того момента, когда события могли бы стать фатальными для того, против кого они были направлены. Во-вторых, всегда причиной разоблачения этих заговоров было чрезвычайно счастливое стечение обстоятельств (или несчастливое для тех, кто сочувствовал этим заговорам). В-третьих, во всех случаях активнейшими инициаторами (но никогда – исполнителями) этих заговоров были супруга Короля Анна Австрийская и брат Короля герцог Орлеанский. В-четвёртых, во всех случаях оба эти лица, стоящие наиболее близко к престолу, активно каялись и всегда были прощены Королём по нижайшей просьбе кардинала. Итак, возникает странная картина – два царственных лица, которые могли получить, казалось бы, самые большие выгоды от заговора, сами никогда не делали ничего для осуществления заговоров, но всегда делали всё возможное для того, чтобы подбить на них других заговорщиков. Кардинал, который, казалось бы, должен был прекрасно понимать, что пока существуют эти два человека и пока они сохраняют свое положение при Короле, свою фактическую власть, и пока их потенциальная власть многократно выше в случае успеха таких заговоров, до этих самых пор сама жизнь кардинала оставалась в неимоверной опасности.
Рассмотрим интересный эпизод якобы покушения на жизнь кардинала в Амьене. Историки утверждают, что герцог Орлеанский и граф Суассонский намеревались убить кардинала. Для этого им необходимо было дождаться случая, когда сам кардинал оказался бы безоружным, и при этом рядом не было бы Людовика, поскольку в присутствии Короля заговорщики не решились бы убить кардинала. Далее произошла фантастическая картина. Дважды в течение трёх дней кардинал был беззащитным в окружении своих недругов, а сам Король при этом находился далеко. Именно такой ситуации дожидались заговорщики. Но, как ни странно, брат Короля, Гастон Орлеанский, который должен был подать знак заговорщикам, этого знака так и не подал. Не выдержав нервного напряжения, он уехал к себе в Блуа. Разумеется, и в этот раз все заговорщики были разоблачены, Гастон и Анна покаялись и были прощены, остальные заговорщики были наказаны. Наказание для всех прочих, кроме Анны и Гастона заключалось либо в казни, либо в заключении, из которого далеко не все наказанные вышли на свободу. Самым суровым наказанием для Гастона и для Анны было кратковременное изгнание.
Историки объясняют это тем, что до тех пор, пока Анна не принесла наследника, она была не только супругой Короля, но и единственной надеждой на появление наследника, а Гастон формально был наследником короны, поэтому и его нельзя было сурово наказать в соответствии с тяжестью его вины.
Мы просим наших дорогих читателей простить нам нашу дерзость, но, сопоставляя все эти факты, мы видим несколько загадок, которые легко решаются, если допустить, что и Гастон Орлеанский, и Анна Австрийская, были теми самыми лицами, которые раскрывали кардиналу суть заговоров и имена заговорщиков ещё до того, как кардинал «случайно» иными путями раскрывал эти заговоры и «чудесным образом» избегал смерти. Являясь духовником Королевы, кардинал регулярно беседовал с ней, причём, беседа должна была происходить без свидетелей, и кардинал имел право задавать самые деликатные вопросы, тогда как Анна была обязана отвечать предельно откровенно. Быть может, наивная Анна полагала, что рассказывая о своём молчаливом одобрении заговора или хотя бы о неразглашении заговора, о котором якобы случайно узнала, надеялась, что если она не будет называть никаких имён, кардинал не догадается, о чём и о ком идёт речь, но в силу своих обязанностей духовника наставит её на путь истинный и отпустит её грехи уже свершённые и те, к совершению которых она лишь ещё только подготавливалась. Едва ли мы можем назвать Анну Австрийскую настолько наивной, чтобы она безоглядно доверяла тайне исповеди и по этой причине хотя и была искренней с кардиналом, но не видела в этой искренности никакого ущерба для заговорщиков. Напомним, что Анна была истово верующей католичкой, поэтому обманывать исповедника она никак не решилась бы. Следовательно, ей необходимо было сделать выбор между вечной гееной огненной за лукавство на исповеди или раскрытием заговора на исповеди и вечным спасением. Если Анна не могла и не хотела исповедоваться кардиналу, она, вероятно, могла бы добиться, чтобы Король сменил её духовника, которого ей навязала ещё свекровь, Мария Медичи. Вероятно для Людовика было бы только приятно отменить ещё одно распоряжение Королевы-матери, доказав свою истинно королевскую волю. Если она не отказалась от кардинала как от исповедника, следовательно, на это были причины. И мы усматриваем в этом одну самую главную причину – необходимость быть уверенной в том, что она неизменно будет прощена Королём вследствие заступничества кардинала. Остаётся понять причину этого неизменного заступничества того, на кого эти заговоры были направлены. Если допустить, что Анна Австрийская была невольным или тем паче добровольным источником информации обо всех опасностях заговоров, тогда становится понятным, что кардинал был кровно заинтересован в сохранении не только жизни и свободы Анны, но и её высокого положения при Короле. Тот факт, что Анна должна принести наследника короны, едва ли был существенным для кардинала, поскольку до тех пор, пока наследник не был рождён, были основания подозревать Анну в бесплодии, а в этом случае Папа легко дал бы развод, и избавление от Королевы, непрестанно вынашивающей планы убийства для кардинала было бы благом. А после рождения наследника необходимость пребывания Королевы подле Короля тем более отпала. Итак, объяснения о причинах заступничества кардинала перед Королём за Королеву, даваемые историками, не выдерживают никакой критики, тогда как если допустить, что в ней кардинал видел вольный или невольный источник своевременной информации о готовящихся заговорах, тогда подобное поведение кардинала выглядит вполне разумным и обоснованным. Такие же точно соображения приходят на ум в отношении герцога Орлеанского. Тот факт, что до рождения дофина он считался наследником престола, никак не делал его неприкосновенным. Напротив, он делал его наиболее опасным для Короля. А после рождения дофина герцог уже не был наследником престола, поэтому считаться с ним тем более не было никакой необходимости. История даёт немало примеров, когда монарх расправлялся с непокорной супругой и даже с собственным старшим сыном, поэтому необычайная благосклонность и постоянное всепрощение в отношении совершенно не любимой супруги и далеко не любимого брата со стороны Людовика может быть объяснена как уступка кардиналу, и никак иначе. Если бы Ришельё настаивал на домашнем аресте или даже на заключении в каком-либо из замков Королевы и Месье, он, по всей видимости, мог бы уговорить на такое решение Людовика, тем более что во всех подобных заговорах планировалось, как минимум, свержение самого Людовика, а детальное расследование всегда показывало, что заговорщики не исключали, а то и прямо планировали убийство Короля.
Допустив на минуту, что мы правы, мы уже не станем удивляться тому, что Гастон Орлеанский не дал команду на убийство кардинала тогда, когда все обстоятельства благоприятствовали этому, с учетом, что именно таких обстоятельств заговорщики и дожидались, и специально действовали таким образом, чтобы подобные обстоятельства возникли. Для Гастона, заключившего тайное соглашение с Ришельё, согласно которому брат Короля обязался лично не участвовать в заговорах, но делать вид, что он их поддерживает, для того, чтобы знать всё возможное и от самих заговорах, и о заговорщиках, тогда как за это Ришельё гарантировал бы Гастону личную безопасность и даже в значительной степени по возможности сохранение всех привилегий, для такого Гастона, повторяем мы, его поведение было вполне естественным. Естественным в этом случае было и поведение Ришельё, который не побоялся остаться наедине со своими врагами, поскольку он прекрасно знал, что вовсе не все, с кем он остался наедине, являются в действительности его врагами.
Мы бы хотели только добавить к нарисованной нами картине, что нелепо утверждать, что заговорщикам мешало присутствие Короля для убийства Ришельё, коль скоро в их планы входило убийство не только Ришельё, но и самого Короля. Уж если они решились бы на убийство обоих, то порядок убийства уже не имел бы никакого значения. Напротив, в этом случае они могли бы быть уверены в том, что убьют обоих правителей, которые мешают исполнению их планов. В этом случае они могли не опасаться того, что Король накажет их за убийство кардинала, коль скоро они собирались расправиться также и с Королём. Поэтому получается, что убийства Короля заговорщики на самом деле отнюдь не планировали, а планировали они лишь убийство кардинала Ришельё. Откуда же возникали каждый раз сведения о том, что заговорщики планировали также убить и Короля, если на самом деле они покушались лишь на кардинала? Ответ прост. Такой вывод делался на основании признаний покаявшихся псевдо-руководителей заговора, Королевы Анны и Гастона Орлеанского. Возглавляя для вида идейно таких заговорщиков, как де Шале, де Сен-Мар и прочих, они доводили их до ситуации, когда те были окончательно дискредитированы, и доказать их вину не составляло никаких проблем, а затем давали показания, согласно которым заговор распространялся не только на кардинала, но и на самого Короля. С помощью таких заговоров кардинал достигал нескольких важнейших результатов. Во-первых, он избавлялся от потенциальных врагов. Во-вторых, он своевременно избегал опасности. В-третьих, каждый раз разоблачение заговора укрепляло его положение при Людовике. В-четвертых, он приобретал власть также и над Анной, и над Гастоном.
Мы могли бы, конечно, предположить, что некий государственный муж был настолько недалёким, что, имея власть расправиться со своими врагами, и понимая, что их действия регулярно угрожают его жизни, тем не менее, не только щадил их, но и спасал, заступаясь за них перед Королём, но мы не можем предполагать подобную недальновидность в человеке, каким был Арман Жан дю Плесси де Ришельё.
Этот человек не просто руководил Королём Франции, и даже не просто руководил политикой Франции. Мы говорим сейчас о человеке, который формировал историю Европы на протяжении периода со взятия оплота гугенотов, крепости Ла-Рошель в 1628 году до самого последнего дня своей жизни, то есть до 4 декабря 1642 года, когда он оставил этот бренным мир в возрасте 57 лет и 3 месяцев.
Этот человек составил указ, который давал дворянские привилегии купцам при условии, что они будут содержать в течение не менее чем пяти лет корабль водоизмещением не менее двухсот тон для нужд торговли. Эти привилегии переходили и всей семье по смерти таковых купцов при условии, что хотя бы один из наследников продолжит их дело. До Ришельё дворянам было унизительно заниматься торговлей и прочими выгодными делами, Ришельё возвёл это занятие в ранг почётного, дающего право на дворянство. До Ришельё офицерские должности можно было получить только за знатность, Ришельё ввёл систему, согласно которой «солдат по заслугам своим может подниматься к должностям и чинам начальников отрядов, от чина к чину, вплоть до капитана, и ещё дальше, если он окажется достойным», как гласила статья 229 «Кодекса Мишо», составленного по велению кардинала. Этот человек захватил все окраинные крепости и велел их срыть до основания, щадя, однако, исторические достопримечательности в них, разрушая только оборонительные сооружения и засыпая рвы. Эти меры касались только тех крепостей, которые имели оборонительные сооружения, обращённые к территории Франции, и не касались крепостей, служащих для обороны территории Франции от внешнего врага.
Ришельё получил кардинальскую мантию, присланную Папой, из рук папского легата Джулио Мазарини. Этот же самый папский легат, Джулио Мазарини, прибыл папским посланником для того, чтобы окрестить юного дофина, будущего Людовика XIV. Этот же самый Мазарини прибыл для того, чтобы изложить мирные предложения от Испании, зная, что Ришельё их отвергнет, и на вопрос о том, ожидал ли Мазарини, что предложения будут приняты, тот отвечал, что никак на такое не надеялся.
— Для чего же вы тогда прибыли? — спросил с удивлением Ришельё.
— Для того, чтобы лишний раз увидеть великого человека! — ответил Мазарини и склонил голову перед кардиналом.
Такого человека Ришельё не мог не заметить, и когда его верный друг отец Жозеф, называемый серым кардиналом, умер, Ришельё вспомнил о Мазарини и взял его к себе на службу, а, умирая, завещал хитрого итальянца Королю как лучшую замену себе.
Разумеется, став первым министром, кардинал Мазарини полностью продолжал политику своего предшественника, кардинала Ришельё.
Вот по какой причине Франция не переставала набирать силу за счёт того импульса централизации, который задал Ришельё. Вместо выборных губернаторов провинциями управляли назначаемые первым министром и поэтому полностью ему подчиняющиеся наместники, поэтому вместо лоскутного одеяла, на каждом лоскутке которого властвовал собственный герцог или маркграф, Франция обрела черты единого государства, которое не даст себя в обиду соседям, каковыми являлись Испания и Священная Римская Империя, по сути являющаяся германской империей.
Ришельё подавил гугенотов в собственной стране, но не уничтожил, а лишь подчинил, устранив их обособленную вольницу. При этом он активно использовал гугенотов других стран и целые гугенотские страны для борьбы с габсбургским окружением.
Не удивительно, что такой человек кардинально вмешался в судьбу двух близнецов, родившихся на французском троне, оставив одного в качестве дофина и наследника французской короны, тогда как второго обрёк на вечное заточение и безвестность.
Не удивительно также и то, что такой человек заключал договоры против тех, кто угрожал свободе и самостоятельности Франции, не чураясь при этом заключать договоры и с ними, своими врагами, если это было выгодно здесь и сейчас.
Поскольку в 1635 году Священная Римская Империя вторглась на территорию Трирской области, с которой Франция имела договор, и поскольку, согласно этому договору, Франция обязана была защитить эту территорию, разразилась война Франции с Испанской Голландией, которая получила название тридцатилетней, так как продолжалась она тридцать лет.
Эту войну решили закончить д’Артаньян, Атос, Портос и Арамис, а также брат Короля, Луи-Филипп, который волею судьбы должен был разделить их поход в Испанскую Голландию по той причине, что маршал Франции граф Шарль д’Артаньян так решил.
(Продолжение следует)