Таёжные озерки и болотины.
В молодые годы, когда мы выбирались в тайгу, то жена моя Людмила позволяла себе в лесу идти, куда ей только вздумается. А подружкам на работе хвасталась: « Я в тайге потеряться не боюсь, знаю, муж меня всегда найдёт». Находил. Правду сказать, найти её большого труда не составляло, она ведь в тайге всегда при деле. То ягоду берёт, то черемшу, то грибы - некогда ей убегать далеко. Правда, бывало, что и уйдёт куда подальше, в поисках мест побогаче, но не так уж , чтоб не найти. Но доводилось мне искать, находить и выводить из тайги и таких, кто по - настоящему терялся. Здесь – то я разного насмотрелся. И слёзы, и голоса сорванные – пытались докричаться, и одежонка рванная – на деревья всё лазят, что – то там высмотреть хотят. И разругаются в пух и прах – виноватых ищут. И таких случаев было немало. Но был у меня один, особый случай - это, когда не я искал, а меня искали.
А дело было так: отправился я поохотиться на один день. Была суббота, мне же в воскресенье надо было быть на работе. Поехал я на электричке в сторону Чуны. Вышел на 17 – ом разъезде, в Огнёвке, маленьком посёлочке в несколько домов, и пошёл в направлении ручья Однобокого. Шёл я по знакомой тропе и через полтора часа дошёл до болотИны, по серёдке которой бежал ручей. Надо было сворачивать налево и идти по той же тропе вдоль ручья ещё около часа. Затем перейти тот самый ручей Однобокий - там обычно я и охотился. Но в этот раз, я не пошёл по своему привычному маршруту - сворачивать по тропе не стал, а решил перейти болотИну. Проверить, что там за ней. Перейти то я её перешёл, но при этом основательно зачерпнул ледяной воды в сапоги. Надо было сушиться – наступил сентябрь, ночью примораживало, да и с утра - не жарко. Выйдя на сухой берег, разжёг костёр. Пока сушился, заодно и чай вскипятил.
Надо было и согреться, и перекусить. И вот сижу я на сухом месте, потягиваю из железной кружки горячий чай. Передо мной болотина с ручьём - в нём то я и набрал воды в сапоги. За болотиной сосновый бор, в котором по весне токуют глухари. Всё привычное, знакомое, всё радует глаз и душу греет. Сзади меня густой молодой ельник, за ним поднимается незнакомая тайга, с которой мне предстоит сегодня познакомиться. Перевёрнутые сапоги на кольях сушатся у костра, там же у костра сушатся носки. Босые ноги поочерёдно протягиваю к огню, грею. Со мной молодой пёс лайка, по кличке Чалдон. Сижу, греюсь блаженствую. Слышу за спиной мой Чалдонка зашёлся в лае. Лает азартно, где – то рядом. Я подумал: облаивает белку, и особо не спешу к собаке, продолжаю чаёвничать. Слышу: кто – то на дереве скрекчет. Да, никак глухарь! Вот это номер?! Я тут костёр развожу, чаи распиваю, а он рядом сидит - и хоть бы ему хны. Слышать - то он меня слышал, но не видел. Густой ельничек - между нами - не позволял. Натягиваю ещё влажные, но приятно нагретые костром носки, толкаю в мокрые сапоги сухую траву, которую нарезал загодя себе под ноги, когда босиком сидел. Тихонько крадусь к собаке. Подхожу, вижу Чалдонка лает на молодую ветвистую сосну. Глухарь всё так же недовольно переругивается с собакой. Старый ворчун, небось. Чалдонка в то время охотником был совсем молодым и на глухаря лаял впервые. Надо добыть, чтоб собака не потеряла интерес к глухарю. Очень аккуратно подхожу ближе к сосне. Глухаря не видно.
Между мной и сосной, на которой, судя по всему сидит глухарь, стоит невысокая, в половину сосны, густая ель. Я за ней прячусь. Обшариваю взглядом сосну - то что могу видеть. Глухаря не вижу. Но слышу – он рядом, скрипит паршивец. Так продолжается довольно долго, наконец я решаюсь выглянуть из – за ели. Теперь сосну хорошо видно, но глухаря - не вижу. Чалдонка, заметив хозяина, старается изо всех сил, уже на дыбы встаёт - всё равно не вижу. Какое – то наваждение. Я все глаза проглядел, вроде каждую веточку проверил – нет глухаря. Я уже ничего не понимаю. Но сильно опасаюсь, что неопытный пёс своим чрезмерным старанием в любую минуту может спугнуть птицу, и та даст дёру. Надо что – то делать. И я опять, уже в который раз, самым внимательным образом осматриваю, обследую каждую ветку - ну нету никого и ничего. И ведь знаю, что в подобных случаях глазам верить нельзя - бывает приятель заберётся на кедр - и ты его потеряешь и не понимаешь: куда он делся, а тут - птичка. Но мне в конце концов вся эта канитель надоедает и я лучше ничего не смог придумать, как просто выйти из - за ели, явив себя во всей красе. У меня буквально с головы с громким пугающим шумом и треском срывается большая тяжёлая птица. Пропади ты пропадом!?
Да это ещё что... Тут всё ожидаемо. А вот, бывает бредёшь по тайге, о чём - то хорошем размечтаешься, весь в думах и вдруг неожиданно, рядышком - как рванёт! Прямо над головой, немного позади. Всегда, паршивец такой, пропустит, а потом уже сорвётся. Шум невероятный, крыльями ветки ломает, треск стоит - что тебе шумовая граната. И всегда неожиданно! Тут - то и проймёт тебя... И смех и грех. И употребишь непечатное, и тут же улыбнёшься! Что не говори, а встреча с большой красивой птицей всегда приятна.
Я всё время искал глухаря выше. Я не предполагал, что он сидит в нижнем ярусе. Видать, тёртый калач, прятался за стволом и изредка высовывал голову, чтоб оценить происходящее и отчитать Вилюйку. Глухарь улетел вправо. Чалдонка рванул за ним. Я проследил за глухарём и мне показалось, что тот сел на лиственницу, при том, сел не далеко. Я надеялся, что собака его найдёт. И в самом деле, Чалдонка опять залаял. Я поспешил к собаке, но не успел. Лай оборвался, и вскоре я увидел: мой пёс довольный бежит мне навстречу, с чувством выполненного долга, о чём и говорит его, весело виляющий закрученный кольцом хвост. Я вернулся к костру, допил чай, потушил костёр, собрал манатки и отправился вслед за глухарём. Почему – то был уверен, что найдём его. Рыскали по тайге мы долго, глухаря не нашли. Но зато, нашли удивительные места. Раньше мне не знакомые. Я вообще люблю бродить в тайге по незнакомым местам. Много интересного встречаешь.
Мы вышли на вырубку, от которой оба пришли в полный восторг. Меня вырубка удивила своей необычной формой: выглядела она чётким, сильно вытянутым узким прямоугольником. Абсолютно правильным , будто вырубку эту геодезисты намечали по своим астролябиям. А главное, она вся заросла кустами голубики, ветки которой были сплошь облеплены синей ягодой. И смотрелось это чудо - синей дорогой, прямой и ровной, среди осенней, ярко расцвеченной, тайги. Чалдонка тоже здесь нашёл чем себя развлечь и порадовать. Он в самом начале вырубки нашёл огромную стаю тетеревов, которые поднявшись, понеслись над вырубкой на другой её конец. Стая пронеслась надо мной с шумом и свистом. Я выстрелил вдогонку, но не попал. Чалдонка понёсся за косачами, которые всё так – же летели над вырубкой, пока не пропали из глаз.
Я решил подождать собаку, а тем временем, срывал с куста синие крупные ягоды и бросал в рот. Ягода была на вкус приятная, кисло – сладкая. Немного водянистая. Может, поэтому, у нас она была не на первом месте. Больше уважали бруснику, чернику, клюкву. И, конечно, жимолость. Которую брали раньше других ягод. Однако же, в тайге встреча с голубикой всегда приносит радость: и жажду хорошо утоляет, и глаз радует. Особенно, когда с кустов облетит вся листва, и останется одна синяя ягода! Красота необыкновенная!
Я всё стоял на вырубке, ждал четвероногого друга. В какой – то момент, гляжу - несётся на меня всё та же тетеревиная стая. Всё так же летят над вырубкой. Видать, нашёл их мой пёсик. На этот раз тетерева меня облетели - загодя свернули вправо и пронеслись вне пределов выстрела. За ними, высунув язык, нёсся Чалдонка.
Вся эта история – перелёты стаи с одного конца вырубки на другой и бегущим сзади с высунутым языком Чалдонкой, повторялась ещё несколько раз. Но в какой – то момент, всё это птицам, видать, надоело и они улетели совсем. Было немного жаль, что я больше тетеревов не увижу. Я успел к ним привыкнуть. Когда Чалдонка, после безуспешных поисков стаи вернулся, мы с ним двинулись вперёд по вырубке. Через какое – то время, заросли голубики сменились кустами жимолости. Эти были поскромнее, ютились с краешку вырубки по правой стороне. Да и ягодке её было далеко до налитой сочной голубики. Отошла жимолость. Редкие плоды были неказистые, пожухлые. Местами, на ветках висели уже подсохшие, какие – то неприглядные ошмётки недоеденных ягод. Михаил Потапович изволили откушать и сделали это весьма неряшливо.
И ведь может брать чисто, по ягодке. И по большей части, так и берёт. Посмотришь: куст обобрал так, что любо – дорого посмотреть. А то, вдруг, найдёт на него что – то - и давай своей пастью хватать целые ветки да обдирать их самым безобразным образом: какую – то ягоду сорвёт, проглотит, а какая – то, в лоскуты измочаленная, на ветке остаётся. Вот и висит потом это безобразие на кустах.
Но сладкую, с приятной горчинкой, полезную ягоду очень уважает Михайло Потапович. Берёт, не лениться. А уж траву вокруг куста до того истопчет, словно барыню тут отплясывал.
Вырубка в конце упиралась в широкую лесную дорогу, по которой вывозили древесину. Чалдонка выбежав на дорогу, терпеливо ждал, когда я подойду. На развилке он всегда дожидался, чтоб увидеть: куда я заверну. Завернул я направо, и тут же оценил: как же приятно идти по ровной дороге. Ноги успел уже наломать. Чалдонка убежал вперёд. Слева лежала старая вырубка, уже порядком заросшая молодым березняком да осинником. Справа стоял не тронутый лесной массив. Вскоре я увидел, как Чалдонка поднял прямо с дороги стаю птиц. Я уж подумал, что пёс нашёл наших косачей. Но нет, взлетели и расселись тут же на деревья вороны. Они у нас чёрные, как косачи. Я прибавил ходу. Вороны такой большой стаей зря на дороге сидеть не будут. И правда, догадки мои подтвердились. Посреди дороги стояла широкая лужа. А в луже лежало большое животное.
Когда подошёл поближе, увидел - лежит мёртвая лосиха. Рядом с тушей на сырой болотистой почве чётко отпечатались свежие медвежьи следы. Ходила медведица. Она и подтащила тушу поближе к берегу. Это можно было понять по следам. Было видно, как она упиралась, как лапы при этом скользили по грязи. Ясно, что раньше туша лежала дальше в воде. Что тут произошло, можно только догадываться. Ясно одно: не медведица стала причиной гибели животного. Следов борьбы нет. Скорее всего, и не болезнь явилась причиной её смерти. Лосиха выглядела упитанной, мощной и никаких признаков болезни не наблюдалось. Можно было предположить, что жизнь её оборвала злая пуля. Что была она смертельно ранена, но как – то смогла уйти от охотника.
А сюда, на лужу пришла попить. Видать, жажда её мучила. Здесь и рухнула. Входного или выходного отверстия от пули на туше я не увидел. Да и мудрено было увидеть. Брюшина её была распорота, внутренности вывалены наружу, прямо в воду. Рядом с тушей по воде расплылось большое зелёное пятно, содержимое желудка попало в лужу. Голодная хищница не церемонилась. Несомненно, всё самое вкусное (ливер) медведица уже съела. Кроме этого, в самом верху узкой полосой вдоль хребта она выела мясной деликатес, который мясники называют вырезкой. Мой молодой пёс всё обнюхивал тушу, нюхал медвежьи следы. К следу отнёсся спокойно, не испугался. Что меня порадовало. В общем, больше нам здесь делать было нечего, я позвал Чалдонку и мы пошли дальше. Вскоре вышли на богатый черничник. Я поклевал ягодку. Чалдонка тоже попробовал, но ему ягода не понравилась. Бывает, собаки едят чернику, но Чалдока был не из таких.
Мы продолжили своё знакомство с новыми местами. Знакомились основательно и с удовольствием. И, видать, увлеклись, перестарались, как это нередко бывает. Когда пришло время возвращаться, то возникли проблемы. К своему переходу через болотину мы не вышли. Но справа, на расстоянии с полкилометра я обратил внимание на мыс, который вклинивался в болотину. Я был уверен, что это и есть место нашего перехода. Мы спокойно переправились через болото и свернули направо, где должна находиться наша тропа. Но когда дошли до нужного места – напротив упомянутого мыса, - и отправились на поиски тропы, то её там не оказалось. Всё шло к тому, что я могу опоздать на электричку. Без тропы, по тайге - я не успеваю. Дело принимало нежелательный оборот. Надо было что – то решать. Я решил перейти опять болотину и выйти на мыс. Надо было убедиться: тот это мыс или нет. Что я и сделал. Оказалось – мыс не тот. Мы переходили в другом месте. Я ошибся.
Стало темнеть. Надо было готовиться к ночлегу. Почему – то, ночевать на этом, непривычном берегу мне не хотелось. И я опять пошёл через болотину, на свой берег. В который уже раз. Перебравшись, мокрый с ног до головы, я отошёл от обрыдлой болотины в поисках подходящего для ночлега места. И тут я заметил несколько свежеспиленных сосновых пней. Это меня очень заинтересовало. Просто так, в тайге сосну не пилят. У меня появилась надежда. Вскоре ещё нашёл такие же пни. Теперь я их насчитал - восемь. Я пошёл дальше, я уже знал направление, куда надо двигаться. Пней попадалось всё больше. И, наконец нашёл, то что надеялся найти. На поляне, на светлом весёлом месте стояло новёхонькое зимовьё. Удача! Такое случается, правда, очень редко. Я зашёл в избушку, сильно пахло пиленной древесиной и смолой. Главное, в избе стояла железная печурка, что нам с Чалдонкой было очень кстати. Оба были мокрые. Ночь же предстояла с заморозками. Пола в зимовье не было, хотя доска б/у для него, уже была, каким - то образом, доставлена. Зато стояла железная кровать с панцирной сеткой. Было вставлено окно, дверь, правда, лежала на боку, прислонённая к стенке. Но это не беда. Дверь можно просто приставить.
Главное, есть где ночевать. На работу мне завтра не с утра. К тому же мы нашли в зимовье несколько пакетов покупных сухарей. Один я позаимствовал, положив взамен конфеты и два супа – концентрата в пакетиках. Были такие в те годы. Отличные супы, натуральные, с сушёным мясом. Третий концентрат сварил себе. Сухарями поделился с Чалдонкой, поскольку супы в пакетиках, всё же были с острой приправой и для собаки не годились. В общем, всё устроилось очень удачно. Жизнь прекрасна и удивительна! - решили мы с Чалдонкой. Утром время тратить на поиск тропы мы не стали, и отправились по тайге в сторону Огнёвки. Где – то, меньше чем через час, вышли на мощный урожайный брусничник. Пришла в голову мысль, что с брусничника может идти на Огнёвку тропа. Основательно и неоднократно обследуя край брусничника со стороны Огнёвки, - не сразу, но тропу я, всё таки, нашёл. И дальнейший наш путь до полустанка – это был, просто праздник!
Домой я добрался только к обеду. Подхожу к своей двери, слышу в моей квартире громкие голоса. Мужские. Что меня, несколько, удивило. Я звонить не стал, достал свой ключ и зашёл в прихожую. Понял: у меня гости. Когда заглянул в комнату, откуда и неслись эти самые голоса, то увидел любопытную картину. Мой напарник по тайге Иван, наш общий приятель Семён, и жена Людмила - стояли на четвереньках и внимательно разглядывали, разбросанные по полу мои охотничьи карты, при этом, очень горячо что – то обсуждали. Что – то доказывали друг другу. Меня они не видели – развёрнуты были в противоположную сторону. Да и не до меня им было. Очень скоро я понял: собираются в тайгу на поиски. Искать будут меня.
Людмила, видать, с утра стала бить тревогу. Она понимала: заблудится я не мог. Если не пришёл, значит, что - то случилось. Она знала, что я уехал на электричке. И сейчас им предстояло решить: где меня искать? Оказалось - это так интересно! - наблюдать за тем, как тебя собираются искать, да ещё в тайге. Они всё так же меня не замечали. Меня это устраивало. Но, когда я понял, что искать они собираются совсем не там, где надо!.. Это уж, извините! И обидно как – то, и прямо зло берёт. Чего несут, да ещё и с умным видом? Искать – то надо в районе ручья Однобокого!? А вы куда собрались?..
Очень хотелось мне сказать им пару ласковых, по этому поводу… Но я не стал. Я просто вежливо поздоровался и первым делом, давай извиняться: « Простите мужики, - говорю, - виноват… Сам припёрся. Такое мероприятие испортил! Извините. Зла не держите. Я не нарочно. Так получилось». Вся троица, наконец, обратила на меня внимание. Семён сел на пол, Иван, улыбаясь во весь рот продолжал оставаться на четвереньках. Жена бросилась мне на шею, мотивируя это тем, что было бы жалко, если бы пропал в тайге. Дескать, не на помойке она мужа нашла. Семён, всё также сидя на полу, ткнул в меня пальцем и произнёс: «Вот в этом ты весь!» Затем обвёл взглядом лежащие на полу карты, посмотрел на улыбающегося Ивана и добавил: «…такую песню испортил!..» Сеня любил красивые выражения. Он был артистом, служил в местном драматическом театре.