Может быть, самое главное и должно было происходить сейчас здесь, в большом зале, но лично для меня самое главное уже произошло.
Во-первых, я увидела князя, а он – меня. Во-вторых, я убедилась, что он по-прежнему мой и скучает по мне. В-третьих, меня позвали сниматься в кино.
Я сидела в прострации, и вид поэтому имела окаменевший. Мысли разбегались.
Милка уже раз десять пристрастно перечитала визитку, каждый раз озабоченно переворачивая её на обратную сторону, словно надеясь, что там вдруг проявятся какие-то тайные письмена. Но на обороте было пусто, и она только вздыхала.
- Что ты будешь делать? – допытывалась она у меня. – Пойдёшь?
- Не знаю. Позвоню в понедельник.
- А тебе надо что-то учить?
- Понятия не имею.
- А в чём пойдёшь? В малиновой кофточке?
Я пожимала плечами.
Я правда ничего не знала. Больше всего мне хотелось рассказать обо всём князю, но князь был за сценой, и неизвестно когда было его ждать. Лишь на минуту он догнал меня на лестнице, когда я вместе со всеми спускалась в большой зал - легко подхватил и чуть ли не снёс на руках вниз.
- Я тебя ждал, - шепнул он. – Так рад, что ты здесь. Хотя ты и ушла к другому, - он весело подмигнул мне.
- Я тебе потом всё объясню, - заторопилась я, но он не слушал.
- Мне надо бежать. Увидимся после выступления. Не уходи без меня!
- Я тебе желаю… выиграть, – торопливо пожелала я и тут же смутилась, фраза прозвучала по-детски.
Он засмеялся:
- Я уже выиграл. Разве ты ещё не поняла? Тебя. Буду танцевать для тебя. Всё, побежал на грим и одеваться!
Он коротко чмокнул меня и умчался.
И сейчас, сидя в зале, я всё ещё чувствовала на щеке след его поцелуя. И неудержимую полуулыбку на своём лице – совершенно дурацкую... Какая проба, какая малиновая кофточка?.. Хорошо, что девчонки не обращали на меня внимания, занятые сценой.
А на сцене между тем творилось действо, звучала музыка, умолкала музыка, вспыхивало красивое освещение, гасло красивое освещение, выбегали танцоры, убегали за кулисы, я же сидела, замерев в ожидании имени, которое должны были объявить по громкой связи.
Зато девчонки щебетали вовсю. До меня доносилось: «Мне всё-таки не нравится танго, как-то обнимаются не возвышенно…» «А возвышенно обниматься – это как?» «Как в вальсе. В вальсе достойно обнимаются, а тут какой-то животный подтекст.» «Ну, сексуальный, да. Это плохо?» - «Если вот так напоказ – плохо. Надо чтобы в подтексте читалось, а тут он её хватает за все места без подтекста» - «А балет – не животный? Там тоже поддержки, и хватают за все места?» - «В балете музыка классическая, возвышенная... и женщина так себя не ведёт. А в танго… посмотри, она же прямо вешается на мужика со своими толстыми щиколотками» - «Балет тоже разный. Я смотрела современные постановки, там вообще ногу держали под прямым углом» - «Как это под прямым, покажи! Ой, ужас какой, нет тонкие должны быть щиколотки и запястья, это аристократично.» - «А у тебя как?» - «У меня почти тонкие. Но самые тонкие запястья у нашей Вавки. У нас девочки в классе мерялись. Ниточкой. Но Вавка вообще была в классе самой тоненькой… Короче, лучше вальс…»
Вальс… Он мне тогда летом сказал: Может быть, тебе лучше танцевать вальс?
И я сразу отказалась. А сейчас, насмотревшись танцев, даже больше была согласна с Милкой: танго – всё-таки очень интимно. До неприличия. Или это только на сцене так выглядит? У них с Вероникой танго внутри танца – центр его, то есть само любовное чувство спрятано, только на миг приоткрывается и потом деликатно растворяется… красиво так… Но может быть, я ошибаюсь. Надо будет у него спросить. Но где же он? Когда же он?..
- Виктор Марнауз, Юлия Синицына!
Я тоскливо вздохнула и откинулась на спинку кресла - устала ждать. И есть уже хотелось, и пить, и жарко было от юпитеров, под которые нас усадила упорная Милка со своей неугасимой идеей «попасть в новости».
Я автоматически смотрела, как на сцене танцуют, а мысли бежали в разные стороны. Завтра понедельник, мы должны удрать с работы пораньше - на выставку. Кольцо - это сейчас главное. И как же нужно, чтобы с нами пошёл и князь. Нужно, чтобы они с Таткой увидели это кольцо вместе со мной. Они оба столько о нём слышали. А может быть, нам позволят его взять в руки? По нашим с Таткой документам?
А вдруг там совсем другое кольцо? Ведь так может быть! И что тогда? Я буду думать, а было ли оно вообще. Может, мне приснилось всё? Вообще всё? Керчь, музей, Движанский... Закрытая экспозиция в отдельном запаснике тоже приснилась?
А может, и князь мне тоже приснился – от начала и до конца? Я невольно провела рукой по щеке. Кто поцеловал меня сегодня?
- Вячеслав Радивилов, Вероника Вейзен!
Я встрепенулась и выпрямилась. Наконец-то…
Да, это был тот же самый танец, что мы с Таткой видели, я узнала его по музыке и по чёрно-красным костюмам.
И это было так же красиво - а может быть даже ещё красивее, потому что в прошлый раз мы видели только репетицию, а сейчас были отборочные выступления.
Я забылась. Как только увидела его – забыла про выставку, про кольцо, про кино – смотрела заворожённо, любуясь грацией и красотой движений.
Смотрела и не верила, что это тот самый мальчик с побережья, которого я в первый вечер всё пыталась поднять на смех и иногда у меня это получалось – и поднять на смех, и посмотреть покровительственно сверху вниз… А теперь впору меня поднимать на смех, потому что забыла себя совсем, и дыхание замирает, и в горле пересыхает при взгляде на его сильное тело… Это вот он? Что-то величественное и могучее сквозило в его фигуре на сцене, залитой огнями. В моём воображении замелькали какие-то греческие скульптуры, юноши с конями на Аничковом мосту… Свободное, откровенно красивое тело - князь, это ты? Открытый, весёлый, нрав, горячность, упрямство, бесшабашность… нежность… князь, это всё ты?
И я всё смотрела и смотрела, пронзённая музыкой и странной грустью, смотрела, стараясь отогнать уколы ревности, когда видела, как его светлые волосы смешиваются с её чёрными, как привычно она умещается в его объятиях, как легко вскакивает ему на колено, наступает на его ладонь… А музыка всё ворожила, и танец раскручивал свою томительную магическую пружину, и платье вспыхивало на крутых поворотах то чёрной розой, то красной хризантемой…
- Красиво… - вздохнула Милка, когда всё кончилось. Я покосилась на неё. Значит, действительно красиво, раз она забыла про толстые щиколотки и короткие шеи, которые видела повсеместно.
- Молодцы, - сказала Татка тихо и тоже с какой-то грустью. – Знаешь, - она повернулась ко мне, - когда я вот такое вижу, мне жалко, что я не танцую, мне хочется самой учиться танцевать.
- Давай? - провокационно предложила я. – Учитель уже есть. Будем сюда к нему ездить, всё равно он тут до ночи.
Идея мне неожиданно понравилась. Приезжать вместе с Таткой – чтобы не чувствовать себя одинокой. И хоть немножко ещё быть с ним. Хоть посмотреть лишний раз, а то действительно, начинаешь думать, что он приснился…
- Почему бы и нет? – задумчиво промолвила Татка. – Вполне можно. Ты хоть перестанешь метаться. А мы бы тут после работы в столовке пожрали, здесь фабрика-кухня недалеко.
- Тогда давай сегодня договоримся?
- А нас точно пустят?
- Ну ты скажешь, что хочешь ходить на уроки. Кстати, меня тоже приглашали давно ещё. Вероника приглашала - и именно с подружками.
- Красивая она, - задумчиво проговорила Татка, и даже Милка, наступив, видимо, на все свои критические чувства, сделала губки бантиком и милостиво одобрила:
- Красивая женщина.
- Вячеслав Радивилов, Юлия Синицына!
Они красиво вышли – он вынес её на сцену на плече и развернул к залу посреди сцены., Миг – и она вспорхнула на оба его плеча. А потом выпрямилась стрелочкой и медленно-медленно подняла руки вверх. И замерла. Они оба замерли, ярко освещённые, словно на пьедестале. И музыка вдруг оборвалась. И я почувствовала, как и зал с немногочисленными зрителями тоже замер в предчувствии. В одно мгновение в голове у меня мелькнула картинка – чёрный вечер, девушка стоит на перилах моста, миг - и она срывается вниз. Наверное, и все тоже представили это, потому что в зале стало очень тихо.
И в этой зависшей тишине она вдруг стала падать с высоты его плеча. Вот так, с вытянутыми руками, как пловец с вышки в воду, чётко и неотвратимо – вниз, в бездну.
Я ахнула – и услышала, как одновременно ахнули все вокруг.
Я не успела зажмуриться. Собралась, но не успела - всё было кончено, он поймал её у самого пола, подбросил, и она свечечкой опять взлетела вверх, а потом плавно и мягко села у его ног…
Я прерывисто вздохнула, вдруг захотелось закрыть лицо руками и заплакать. Даже слёзы на глазах выступили. Нет. Нельзя так. Докатилась. Татка скажет: Надо лечиться электричеством. А он… ну, какой же он молодец. Конечно, ему нужно ехать на этот фестиваль, пусть едет, его увидят, оценят. Он хоть перестанет себя глупо чувствовать, поймёт, в чём его сила…,
- Красивые какие поддержки – шепнула мне Татка.
Да, это был совсем другой танец, не танец-любовь, а танец-спор, даже танец-скандал. И чем-то он мне вдруг напомнил нас с князем – я вдруг увидела нас со стороны: это мы вдруг вспыхиваем, спорим, скандалим, расстаёмся, а потом страдаем и горюем, и это я там стою на мосту, одна, глядя в чёрную воду и не боясь упасть…
* * *
- Ой, ну вы и дали с этим номером - ну, мы просто остолбенели всё…
- Это Вероника придумала. Нужно было быстро сочинить что-то эффектное.
- Но ведь это очень опасно, - Татка с беспокойством заглядывала князю в глаза. - А если бы ты её не поймал? Она же прямо в пол летела. И никакой страховки.
- Там всё рассчитано, сто раз проверено. У нас крутые постановщики трюков, они на этом собаку съели. А Синти… то есть, Юля… она профессионал. Она немножко воздушная гимнастка, училась год в цирковом училище.
Тут даже Милка повернулась с первого сиденья и воззрилась за князя.
- Воздушная гимнастка? Она? В цирковом училище? Да ты что?
- Ну да. Вот там без страховки – действительно опасно, когда под тобой двадцать метров до арены.
- Ой, я бы не смогла ни за что… Я и заглянуть с такой высоты боюсь…
Девчонки трещат, князь в центре внимания. Все благополучно не потерялись, и теперь Костик мчит нас на вокзал провожать Милку.
Мне сейчас наконец хорошо и счастливо. В тесноте салона уютно и покойно, моя голова лежит на плече у князя, его дыхание щекочет мне лицо… Светлый апрельский день кончается, солнце собирается садиться куда-то за Москву, на край света...
- Ой, какая она смелая, - качает головой Татка. – А как ты её удерживал, прямо удивительно. Ты её крутил, как пушинку, выжимал прямо на руках…
- Она лёгкая. Сорок четыре килограмма...
- Сколько? – Милка опять с изумлением поворачивается. – Не может быть! У меня пятьдесят пять, я что, такая толстая?
- Ты не толстая, - авторитетно заявляет Татка. – Ты увесистая.
Все покатываются, а Милка возмущённо спорит:
- А Вавка? Вавка разве увесистая? У неё пятьдесят сейчас...
- Да я вашу Вавку, - князь прижимает меня плотнее к себе, - на одной руке вообще подниму. Вот придёте - и мы попробуем...
Я блаженно улыбаюсь. Мы обо всём договорились, напросились с Таткой на репетиции, и теперь будем приезжать и присутствовать. И, наконец-то мы будем видеться чаще...
А завтра мы все вместе – на выставку, князя отпустили до пяти часов. Он отоспится - и поедет с нами. И наконец-то, наконец-то мы увидим кольцо…
Интересно, что скажет князь. Ведь он видел его много раз в своих снах-миражах. Завтра он увидит его наяву.
Интересно, что он скажет...