Думаю, Евгеньич устроил бы мне грандиозный разнос, если б узнал, что я не рванул на место очередного убийства, а провёл вместо этого пару часов, слоняясь по городу и размышляя. Впрочем, к его разносам у меня давно выработался иммунитет. Евгеньич отлично знает, что человека моих талантов ему ещё поискать нужно, и если я уйду, то весь отдел криминальной хроники загнётся. Так что он может сколько угодно надувать щёки и делать злые глаза, подобные фокусы давно перестали на меня действовать.
А что касается убийства… я уже понял, что ничего принципиально нового на месте его совершения не увижу. Маньяк вышел на охоту раньше запланированного, и это меня ничуть не удивило, напротив, нечто подобное я ожидал. Если мои догадки были верными… о, если бы они были верными! Я уже набросал план статьи, прекрасной, разгромной статьи, которая произвела бы настоящий фурор и запустила мою карьеру прямо в космос, и в тексте её не хватало лишь самого малого: фактов, доказательств, чего-то вещественного и твёрдого. Не прямых улик – это дело полиции и молодцов вроде Селезнёва, – а хотя бы косвенных свидетельств, хотя бы неангажированных мнений, хотя бы тех зачастую неуловимых, эфемерных обстоятельств, сумма которых, однако, помогает сложить определённую картину событий. В поисках таких вот элементов, маленьких кусочков паззла, я и направился в сторону «Ручьёв», а по пути, повинуясь какому-то мгновенному неуловимому порыву, зашёл в небольшую церковь и простоял там довольно много времени, собираясь с мыслями. Там-то меня и заприметил этот молодой да ранний, запамятовал его фамилию, который работает вместе с Селезнёвым. Уж не знаю, были ли у него определённые указания, или он действовал по собственному почину, однако эта юная ищейка решила за мной проследить. Разумеется, мне не составило труда выявить слежку, достаточно было немного поплутать по улицам и убедиться, что следак идёт за мною по пятам. В каком-то отношении это было даже забавно. Сначала я хотел плюнуть и дать ему возможность следить за мной сколько влезет. Однако затем мне пришла в голову иная мысль. К Селезнёву мне толком подступиться не удастся, это уже понятно. Так почему бы не попытать удачу у его помощника, который, уж конечно, кое-что знает об обстоятельствах дела (вот только как же его фамилия, тоже что-то на С)? Он, насколько мне помнилось, был блатным, попал в отдел благодаря папеньке, большой шишке (и опять фамилия у меня выпала из головы), но, судя по его поведению, от работы не отлынивал и даже проявлял инициативу. Такой человек мог оказаться очень и очень полезным, если найти к нему правильный подход.
Что до «Ручьёв», то меня привела туда одна интересная ниточка, тянувшаяся от Анастаса Светозаровича. Наш помощник губернатора, странное интервью с которым возбудило во мне столько подозрений, любил проводить свободное время в коттедже, принадлежавшем чете Драгуновых. У них, насколько мне было известно, раз в две или три недели собиралось небольшое общество избранных, и Анастас был там почётным гостем. Однако захаживал он к ним и в другие дни, так что Драгуновы, вполне возможно, могли поделиться со мной кое-какими важными сведениями. Мне удалось наладить контакт со службой охраны посёлка, благодаря чему я получил доступ на территорию. Теперь нужно было лишь найти благовидный предлог, чтобы заявиться к супругам домой, и именно над этим я и задумался в церкви, вот только ничего путного в голову не шло. Когда же желторотый следователь (Смехов, вспомнил наконец, Смехов его фамилия!) начал свою слежку, я несколько изменил свои планы. Драгуновы вполне могли подождать, а поговорить со следаком следовало прямо сейчас. Поэтому, убедившись, что он тоже вошёл на территорию «Ручьёв» и продолжал следить за мной, спрятавшись за угол дома, я решил брать быка за рога: развернувшись на сто восемьдесят градусов, большими шагами двинулся по дорожке и, поравнявшись с тем местом, где притаился Смехов, сделал внезапное движение, словно хотел поймать бабочку, и схватил его за рукав.
– Сюрприз, господин следователь, сюрприз! – преувеличенно радостным тоном воскликнул я.
От неожиданности он отпрянул и даже схватился за то место, где у него должен был быть пистолет, но никакого пистолета там не оказалось. Тоже мне, растяпа, даже табельное оружие с собой не захватил!
– Не стоит так нервничать, я ведь не какой-нибудь маньяк, – продолжал я, не давая ему опомниться. – Просто вы за мной следили, без всяких на то оснований, а это, знаете ли, обидно. Живёшь себе, никого не трогаешь, честно выполняешь свои обязанности, а тут ни с того ни с сего за тобой устраивают слежку, ходят по пятам. Тут кто угодно может занервничать, согласитесь?
Смехов, судя по выражению его лица, согласен не был, но что мне с того? Когда инициатива в твоих руках, нужно пользоваться ею по полной.
– Вы, наверное, были на месте преступления? – подхватил я следующую пришедшую мне в голову мысль. – А вот мне, знаете ли, всё это приелось. Полиция – вы уж извините, я буду говорить прямо – ни черта не может сделать. Даже этот ваш Дмитрий Дмитриевич, несмотря на все свои таланты, откровенно буксует. И что прикажете в таком случае делать нам, журналистам? Ведь читателям нужны свежие факты, нужно развитие действия, нужны подвижки!
– Как будто нам они не нужны, – буркнул Смехов, отводя глаза.
– Нужны, нужны, кто же спорит! Но одно дело следователь, который может долго и упорно копать в одном направлении, и совсем другое – журналист, которому каждый день нужно заинтересовывать публику. Очередное убийство – это, конечно, замечательно… ну, вы понимаете… да вот только от одного негатива быстро устаёшь. В конце концов супостат должен быть изобличён и пойман, этого требуют законы жанра. Так что итоговая цель у нас одна, как ни крути. А поэтому не кажется ли вам, господин следователь, что нам стоит работать более слаженно?
Смехов явно насторожился, и я понял: наживка проглочена.
– Слаженно? – повторил он, медленно облизав сухие губы. – Вы предлагаете мне сотрудничество?
– Именно, именно так, хотя, если слово “сотрудничество” вам не нравится, вы можете заменить его на “партнёрство” или на любое, которое вам по душе. Но, согласитесь, это было бы взаимовыгодно! Разумеется, ваше начальство, – тут я сделал большие глаза, – не одобрило бы подобные отношения, уж кому-кому, а мне известна позиция следователя Селезнёва в этом вопросе, да и господин Долькин, полагаю, тоже не слишком жалует нашу братию вообще и вашего покорного слугу в частности. Только ведь им совсем не обязательно обо всём знать, не так ли? Могут ведь у нас с вами быть собственные маленькие тайны, как вы считаете? Простите, не знаю вашего имени-отчества…
– Денис Олегович.
– Так вот, Денис Олегович, не мне вам говорить, что в нашем богоспасаемом отечестве связи решают всё. Но связи, позвольте заметить, бывают не только вертикальными, но и горизонтальными. И они-то иногда оказываются куда более эффективными, потому что в горизонтальной плоскости лучше видна общая картина, перспектива, так скажем. Вы ведь, конечно, понимаете, о чём я говорю?
– Понимаю, – коротко и хмуро ответил молодой следователь.
– Вот и отлично, вот и замечательно! Так почему бы нам, Денис Олегович, не зайти сейчас в какое-нибудь тихое кафе, не взять себе по большой чашке капучино и не поговорить по душам обо всём, что нам обоим известно об этих преступлениях? Кому, скажите, будет от этого худо? А ведь зёрна истины порой находятся именно таким образом!
Несмотря на его странный вид, отсутствие табельного оружия и нелепые быстро запотевавшие очки, Смехов был отнюдь не промах. Бывает в людях такая черта, линия, по которой видна их суть, некий абрис характера, который внимательный наблюдатель схватывает на лету. Так вот в Денисе эта хорда имелась, несмотря на кое в чём комичную внешность. Кроме того, он, несомненно, был умён. А ум в людях я привык уважать.
– Мягко вы стелете, Даниил Альбертович, – сказал он, выдержав приличествующую паузу. – Но имейте в виду, что никакой оперативной информацией я с вами делиться не буду. И дело тут отнюдь не в Дмитрии Дмитриевиче.
– Да боже упаси! – замахал я руками. – Больно нужна мне эта ваша оперативная информация! К тому же в большинстве случаев это попросту секрет полишинеля. Ну так что, вы идёте?
– Иду, – коротко ответил Смехов. – Я должен быть сейчас на месте преступления и работать вместе с остальными, но вместо этого я пойду пить с вами кофе. Долькин бы меня за это убил. А Дмитрий Дмитриевич… ну, у него я давно хожу в сумасшедших. В талантливых, но всё-таки сумасшедших. Ладно, так тому и быть, ведите меня в какое-нибудь тихое кафе, ведь вы в них, полагаю, хорошо разбираетесь.
И всего через десять минут мы уже сидели за столиком в одном весьма и весьма приличном заведении, прихлёбывали кофе и беседовали со всей возможной в такой ситуации непосредственностью, так что со стороны нас вполне можно было бы принять за старых знакомых. Но, разумеется, оба мы прекрасно понимали, что играем в своеобразную игру, ходы в которой нужно делать с большой осторожностью. И, немного пройдясь по посторонним предметам, мы неизбежно вернулись к тому, что занимало наши мысли.
– А всё-таки, что уже известно о последней жертве? – ввернул я как бы между прочим интересовавший меня вопрос.
Денис снял очки, протёр их шёлковой тряпочкой, подул на стёкла и нацепил обратно на нос. Вид у него при этом был такой важный, как будто он совершает некий священный обряд. Но разбег был на рубль, а удар, как говорится, на копейку.
– Мало что известно, – неохотно проговорил он. – Да я, честно говоря, и не пытался узнать. Не то настроение было. Вот только имя… точнее, кое-какое расхождение в имени меня заинтересовало. Впрочем, это больше по вашей части.
– Обижаете, Денис Олегович, обижаете, думаете, журналисты занимаются только тёмными и плохо пахнущими историями? Смею вас уверить, что нет, и даже отнюдь. Но про расхождение любопытно, в чём же оно заключалось?
Смехов слегка нахмурился и заговорил с неожиданным жаром.
– Когда я прибыл на место преступления – а это было гораздо позже, чем требовалось, – то краем уха слышал, как Дмитрий Дмитриевич упомянул имя жертвы. Её звали Дарьей, по крайней мере, в соответствии с паспортом. Однако затем в разговоре с подругой, которая участвовала в опознании, я обратил внимание… Эта подруга называла убитую Дариной, и мне уже тогда подумалось, что тут есть нечто странное. Хотя, возможно, это ерунда, потому что мало ли кто как кого называет, но всё же… В моей профессии привыкаешь учитывать любую мелочь.
– Постойте-постойте, – приостановил я его монолог. – Вы сказали – Дарина?
– Именно так.
– Любопы-ытно, действительно любопы-ытно, - старательно растянул я звук ‘ы’.
– Что именно вам так любопытно?
Я сделал загадочное лицо и тонко улыбнулся:
– В нашей профессии тоже нужно обращать внимание на всякие мелочи и запоминать кучу разнообразной информации. Так вот что хочу вам сказать… Имя Дарина мне уже попадалось в связи с этим делом.
Следователь сразу напрягся, даже чашку с кофе отставил в сторону.
– Продолжайте, – тихо проговорил он.
– Заинтересовались, Денис Олегович, заинтриговались! А говорят, журналисты могут только мешать расследованию. Ничуть не бывало! Вы же видели, куда я направлялся, когда вы столь ненавязчиво решили за мной проследить? Коттеджный посёлок «Ручьи», в которым проживает небезызвестная чета Драгуновых. Уж, полагаю, вы о них слышали?
– Краем уха. Он, кажется, известный бизнесмен, а она… честно говоря, о ней я вообще ничего не знаю.
– Ну, тут вы, пожалуй, немного потеряли, – снисходительно усмехнулся я. – Диана из тех странных существ, которых нынче принято называть светскими львицами, вот только какое отношение к этому имеют львы, совершенно неясно. По сути, всё её существование сводится к тому, чтобы поэффектней себя подать. Себя и своего муженька, конечно, тут уж, как говорится, одна сатана. Зарабатывать деньги она не умеет и не считает нужным опускаться до такой прозы, да и зачем, собственно, если сначала родители, а потом супруг обеспечили её всем необходимым? Впрочем, я более чем уверен, что Джона – она его зовет Джоном, хотя он всего-навсего Иван, – так вот Джона такое положение дел устраивает. Сам он не слишком-то заботится о собственном фасаде, если вы понимаете, о чём я. Он бизнесмен, фигура публичная, однако придаёт мало значения всяким внешним формальностям. Джон Драгунов – это, если позволите подобное сравнение, тяжёлый локомотив. Он прёт вперёд, невзирая на препятствия, которые могут быть на его пути и на то впечатление, которое он производит. Ограничен рельсами, тут сомнений нет, однако очень эффективен в использовании своих преимуществ. А Диана, по мере своих сил, сглаживает острые углы и прихорашивает мнение общества о своём супруге.
Тут я остановился и внимательно посмотрел на Дениса. Слушал он, надо признать, очень внимательно и не сделал ни одного нетерпеливого движения, хотя вся моя предшествующая тирада вовсе не относилась к делу и была просто очень длинным отступлением. Делал я это, разумеется, намеренно, такой своеобразный маленький эксперимент с целью прощупать оппонента. Но сыщики – народ особый, их подобными хитростями не возьмёшь, по крайней мере, опытных сыщиков. А этот Смехов, несмотря на возраст, был уже стреляным воробьём. Он спокойно ждал, когда я продолжу, а увидев, что пауза затягивается, просто сказал:
– Вы действительно немало знаете об этих Драгуновых. Даже странно, учитывая, что они не должны бы вас особенно интересовать.
– Тут вы попали в точку, Денис Олегович, однако это тоже свойственно журналисту – совать свой нос куда не нужно. Просто раз уж я знаю то, что знаю, почему бы не рассказать вам? От меня не убудет. Так вот, возвращаясь к нашим… к нашей, с позволения, элите общества. Раз в три недели Драгуновы в своём коттедже устраивают то, что Диана гордо называет великосветскими раутами. На самом деле это попросту съезд скучных снобов, которым повезло в жизни чуть больше других, и они старательно демонстрируют друг перед другом свою состоятельность и важность. Туда порой попадают и более мелкие сошки, ну так, для контраста, что называется. Само собой, что Диана преследует определённую цель – наладить необходимые связи или же поддержать их на нужном уровне. Однако чувство собственной важности заставило её опубликовать в нескольких наших городских газетах оповещение об очередном таком “вечере”, с приложенным к нему списком приглашённых гостей. Я совершенно случайно на этот текст наткнулся и из любопытства просмотрел имена. И что же вы думаете? Одну из приглашённых звали Дариной. Имя, согласитесь, достаточно редкое, хотя, конечно, вполне возможно и совпадение, всё-таки город у нас большой, и…
Тут Денис, наконец, потерял частичку своего самообладания и прервал меня на полуслове.
– И поэтому вы решили поговорить с Дианой?
Я загадочно улыбнулся и покачал головой.
– А вот тут, Денис Олегович, я вынужден вас остановить. Вы догадались, конечно, что я пришёл в «Ручьи» не без задней мысли. И мысль эта была связана с убийствами. Однако ничего больше я вам сказать не могу, потому что дальнейшая информация весьма конфиденциальна. И уверяю вас, я знаю все возражения, которые вы можете мне привести. Да, это эгоистично, да, это цинично. Да, я прекрасно знаю, что идёт серия жестоких убийств, и она только набирает обороты. Я отдаю себе полный отчёт в том, что сокрытие информации считается серьёзным правонарушением и может стоить жизни кому-то ещё. Но поймите меня правильно. То, о чём идёт речь, нельзя даже отдалённо называть фактами, уликами или, упаси боже, доказательствами. Посудите сами, если бы у меня на руках было нечто железное, на чём можно основать обвинение, стал бы я ждать и молчать? Нет, куда уж там! Такую возможность ни один уважающий себя представитель моей профессии не упустил бы. Утереть нос уголовному сыску и самому вывести преступника на чистую воду! Представляете, какой бомбой был бы подобный выпуск криминальной хроники? О, да что говорить! Но увы, реальность несколько отличается от подобных фантазий. Всё, что у меня есть, – всего лишь домыслы, игра моего воображения и некоторые, так скажем, психологические моменты. Ничего более, к прокурору вы с этим не пойдёте. Так какой смысл мне делиться с вами своими рассуждениями, если всё может оказаться просто химерой? Пущу ещё вас по ложному следу, а шишки потом посыплются на меня. Нет-нет, ничего не хочу слушать! Давайте договоримся так: я делаю свою работу, а вы делаете свою. Той частью информации, которой возможно, мы станем друг с другом делиться, а козыри будем держать в рукаве. И только когда у одного из нас будет полная уверенность в собственной правоте, мы вскроем наши карты. Согласны вы или нет? Времени на размышление я вам, уважаемый господин следователь, дать не могу. Решайтесь здесь и сейчас. Хотите негласно сотрудничать со мной – по рукам. Не хотите – так и быть. Но не мне вам говорить, что вы представляете тут интересы жертв, а я, в конце концов, только свои собственные. Итак, что вы скажете?
Выпалив этот последний заряд, я привстал и протянул Денису руку, похожую в этот момент на копьё. То был единственный способ добиться его согласия. Не давать ему ни секунды на раздумье, сделать всё так, чтобы у него не было иного выхода. Всё-таки он слишком молод, чтобы с лёгкостью разруливать подобные ситуации. Будь на его месте Селезнёв… но Селезнёв просто не мог оказаться на его месте.
И расчёт себя оправдал. Поколебавшись лишь пару секунд, следователь быстро и мягко пожал мою уже вспотевшую от напряжения ладонь.
– Вот это я понимаю, Денис Олегович, вот это я понимаю! Знаете, вы мне сразу понравились, прямо с первого взгляда, ещё когда вы только начали работать в убойном отделе. Я не хочу сказать ничего плохого о Дмитрии Дмитриевиче, но он всё-таки очень ограничен в своих возможностях… это не его вина, а сила обстоятельств, тем не менее, факт остаётся фактом. А мы с вами, я чувствую, далеко пойдём.
– Даже боюсь представить, как далеко, – с невесёлым юмором ответил он. Однако в тот момент моё хорошее настроение уже ничего не могло испортить.