Пьеса. Фантасмагория, драма.
Катя – актриса, русская, 23, эмоциональная, открытая. По роли в постановке – Айна.
Роберт – актер, полукровка, 25, слегка медлительный, позитивный. По роли в постановке - Брат Айны.
Арсен – актер, армянин, 24, темпераментный, взрывной. По роли в постановке – муж Айны, Халад.
Агиль – актер, 27, азербайджанец, романтичный. По роли в постановке – возлюбленный Айны, Агатирс.
Саша-Ваня (Александр Иванович) – режиссер, русский, 40.
Гример/костюмер – русская, 30.
Актриса – 45, по роли в постановке - Мать Айны.
Актер 1 – 48, по роли в постановке – Отец Айны.
Актер 2 – 35, по роли в простановке – Командир киммерийского военного подразделения.
Сцена 1.
Только что прибывшие в небольшое кавказское село актеры: Катя, Роберт, Арсен, Агиль, с рюкзаками подходят к одиноко стоящему на холмистой местности полуразрушенному храму. Домов и других пристроек по близости не видно. Ярко светил солнце.
Ребята в цивильной одежде (шорты, футболки) хорошем настроении, слегка уставшие с дороги, с интересом подходят к храму, разглядывают его. У всех рюкзаки, только у Кати - модный пластиковый чемоданчик с ярким тигровым принтом на колесиках с длинной ручкой.
Р е п л и к и р е б я т:
- Красота: горы, простор…
- Ага, еще - жара и нет никого.
- А кто тебе нужен? Экскурсовод? Вот храм какой-то…
- Был. Сейчас – груда камней.
- Рукописи не горят, храмы не стареют.
- Сколько ему лет?
- Может, тысяча…
- Он даже разрушенный внушает…
- Все двери закрыты, внутрь не войдешь.
- Красивый, да.
Роберт снимает свой рюкзак, бросает его тут же, куда попало, завороженно рассматривает храм, заходит за него справой стороны, исчезает из вида. Катя ставит чемоданчик прямо посреди сцены на самое центральное место. Он стоит на протяжение всей сцены, выглядит, как инородный объект на фоне природы и древних камней храма.
Катя смотрит на храм, близко не подходит к нему.
К а т я: почему он нас сюда отправил, а не в гостиницу? Я хочу душ. Жарища, пылища. Пить хочу, есть, хочу, переодеться хочу… А тут… камни какие-то… ну потом, потом все это можно было посмотреть.
А р с е н: Катюха, это все - для тебя! Тыж у нас - главная героиня в гениальной задумке Саши-Вани. Вот! Вникай! Сразу погружайся в материал. Погрузилась-загрузилась, а потом с этим – пить, есть, в душ. Ну, чтобы время не терять на раскачку.
К а т я: А я не успела сценарий прочитать, собрались же, как на пожар. Даже примерно не понимаю, о чем там? Кто-то в курсе?
А г и л ь: Страшное убийство, война двух народов или племен, Ромео и Джульетта, я так понял…
К а т я: Дада, что-то жуткое…
А г и л ь: Все, как ты любишь: любовь и смерть… Сколько у тебя у самой, Катька, было романов в жизни?
К а т я: Один!
А г и л ь: Не может быть! Не верю.
А р с е н: Может! Роман у нее был один, про Александров и Андреев не спрашивай.
А г и л ь: (с сарказмом) А ты давай про себя расскажи. Мол, привет, ребята! Папа хотел назвать меня Сосипатр, но я стал Агилем. Думал, что буду бабником, но вместо этого три раза женился. И все три раза нечаянно.
А р с е н: (с сарказмом) И откуда ты все знаешь?
К а т я: Может, ты еще знаешь, где гостинца?
А р с е н: (с иронией) Может, ты знаешь, почему наш лучший в мире режиссер не взял в этот раз Катиного любимого партнера… как его зовут, забыл… Он тоже его забыл, видать.
К а т я: Наоборот. Он его не пригласил, потому что помнит!
По сцене слева направо межу храмом и ребятами спокойно проходят два ангела – Белый и Черный, не обращают ни на кого внимания, негромко разговаривают между собой. Актеры не видят и не слышат их.
Б е л ы й а н г е л: Зачем мы сюда пошли? Только смущаем людей.
Ч е р н ы й а н г е л: Они нас не видят. Не нервничай. Они же теперь все атеисты…
Б е л ы й а н г е л: Да. Атеистов все больше…
Ч е р н ы й а н г е л: Рассказывали: архангел заходит в канцелярию и говорит: «Господи, к тебе атеисты», а Он отвечает: «Скажи им, что меня нет».
Б е л ы й а н г е л: (грустно) Ему-то что? А мне трудно в таких условиях быть ангелом-хранителем.
Ч е р н ы й а н г е л: (смеется) Ангелом-предохранителем.
Б е л ы й а н г е л: (обиженно) Не буду больше с тобой разговаривать!
Ч е р н ы й а н г е л: (смеется) Вот и помолчи. И людям ничего не подсказывай, они сами все должны делать.
Б е л ы й а н г е л: Да они бы и делали, если бы не ты со своими дурацкими соблазнами.
Ч е р н ы й а н г е л: Ну-ну. Я во всем виноват, по-твоему?
Ангелы заворачивают за храм в том же направлении, в котором ушел Роберт.
Р о б е р т: (кричит из-за храма) С этой стороны храм еще красивее, чем с той… Еще здесь - настоящий снаряд, наполовину воткнутый в землю… Выглядит очень убедительно и страшно. А вдруг, он опасен?
К а т я: (неуверенно) Рооооб…, ты где? Не трогай его, иди сюда.
Р о б е р т: (выходит с другой стороны храма) Замечательное место, живописное и таинственное.
К а т я: Да уж… Что-то мне не по себе как-то.
Р о б е р т: Может, в храме был склад боеприпасов?
С а ш а – В а н я: (кричит из-за кулис) Катя, мужики, поехали, я выяснил, где гостиница. Идите сюда.
Ребята берут вещи, уходят.
Сцена 2
Гостиничный номер. Труппа, в траурных (похоронных) костюмах ходят по сцене, одергивают, поправляют свои костюмы, вживаются в них, учатся в них существовать. Кате, загримированной под хурритку, Гримерша накладывает на лицо последние штрихи.
А г и л ь: Так. Значит, похороны…
К а т я: (кокетничает) Как я выгляжу?
А р с е н: Отлично! (иронично) Как на свадьбе.
Катя неожиданно резко выхватывает из-за пояса небольшой кинжал, замахивается, в серьез целит себе в сердце.
К а т я: А так?
Труппа уставилась на нее. Пауза. Катя сводит все в шутку – улыбается. Труппа выдыхает, тоже относится к ее жесту, как к шутке.
А г и л ь: Не люблю похороны. Никогда на них не хожу.
Р о б е р т: Это почему это?
А г и л ь: Догадайся с трех раз.
А к т р и с а (Мать Айны): Он любит, чтобы пили все, а на похоронах один участник точно пить не будет.
А г и л ь: Ага. Я бы и на свои не пошел.
А р с е н: Мы тебя отнесем, не волнуйся. А я на похороны больше люблю ходить, чем на свадьбы.
Р о б е р т: Это почему это?
А р с е н: А на них не спрашивают: «А ты когда?»
С а ш а – В а н я: (внимательно оглядывает всех собравшихся) Ну, неплохо, неплохо. Размялись немного? (труппа садится в круг, слушает режиссера) Первая сцена нашей постановки – встреча Айны, хурритской девушки, Катя, это – ты, с будущим возлюбленным, киммерийцем, Агатирсом, это – ты, Агиль. Два племени: хурриты и киммерийцы данным-давно жили в этом месте. Мы приехали сюда, чтобы на натуре, так сказать, создать достоверную постановку, проникнуться духом этой исторической местности… Начнем. Вы уже видели старый храм… Он был центром жестокой вражды хурритской и киммерийской общин, войны за территорию идут несколько столетий, то затихают, то начинаются опять. Каждый член общины считает себя правым, вражда уносит жизни с обеих сторон, конца и края ей не видно.
Труппа внимательно слушает Сашу-Ваню, вживается в роли, лица их становятся серьезно-суровыми. Актеры меняются местами, рассаживаются так, что по одну сторону от Саши-Вани садятся персонажи-хурриты, по другой сторону – персонажи-киммерийцы. Между ними четко обозначено пустое пространство, появляется некоторое напряжение – актеры вживаются в роли.
С а ш а – В а н я: (продолжает) Сейчас – затишье после очередного кровавого конфликта. Обе стороны хоронят своих погибших соплеменников. Каждая - на своем кладбище. Их пути к кладбищу пересекаются возле разрушенного храма, каждая община считает его своим древним храмом. Хуриты – христианским, киммерийцы – мусульманским. История этого храма, действительно, запутанная. Войны и переселение народов на этой земле шли постоянно. Исчезали и появлялись ханства, менялась вера. Храм становился то христианским, то мусульманским, то опять христианским.
К а т я: (эмоционально, из роли) Как я могу заметить Агатирса, если у нас траур? Как я могу обратить на него внимания? Я уже сейчас видеть его не могу!
С а ш а – В а н я: Правильный вопрос, Айна. Вас разъединяет горе и ненависть. Горе же вас и объединяет… Оно одинаковое у вас, по сути своей. И еще вас объединяет храм, он важен для вас обоих. Пора на площадку, там тебе будет легче найти то, что сейчас не получается.
Сцена 3
Декорация, как в первой сцене. Слева направо медленно проходит похоронная процессия хурритов: Айна, Мать Айны, Отец Айны, Брат Айны, Халад + два человека. Мужчины несут гроб.
Процессия проходит мимо храма. Все поворачиваются к храму, крестятся, идут дальше, огибают храм справа, удаляются за него. Процессию сопровождают два ангела – Черный и Белый.
Слева выходит Агатирс, останавливается, опускается на колени, молится по-мусульмански. За ним наблюдают два ангела – Черный и Белый.
Справа возвращается Айна с Матерью, проходят мимо храма, крестятся. Видят Агатирса, он их не видит.
М а т ь А й н ы: Убирайся отсюда! Что ты здесь делаешь? Иди к своим, пока я мужчин не позвала.
Подходит к нему с намерением ударить. Агатирс опускает голову, закрывает ее руками, пригибается еще ниже.
А й н а: Мама, не надо. Не сегодня. (Подходит ближе, хочет увести Мать).
М а т ь А й н ы: (всхлипывает) Не могу я его видеть, доченька. (злобно шипит) Пусть уходит. Что он здесь забыл?
Ч е р н ы й а н г е л: Ну что? Видишь? Месть – она живет в людях, в каждом из них, и я тут ни при чем.
Б е л ы й а н г е л: Не в каждом!
Ч е р н ы й а н г е л: Конечно, в каждом, не сомневайся. Месть – самое плодотворное чувство, сколько всего, благодаря ему, сделано!
Агатирс встает, оборачивается на женщин. В его глазах нет ненависти и агрессии, только смирение и боль потери.
А г а т и р с: И у нас сегодня похороны. И у нас сегодня траур. Аллах забрал лучших из нашей общины… моего отца…
М а т ь А й н ы: Будь проклят твой Аллах и ты вместе с ним! (Опять хочет наброситься на Агатирса, Айна ее останавливает)
А й н а: (сочувствует Агатирсу и понимает Мать, не знает, что делать) Мама, пойдем домой.
Мать Айны опускается на корточки, плачет. Агатирс закрывает лицо руками. Айна тоже плачет.
Черный ангел берт за руку Мать Айны и уводит ее со сцены вправо. Белый ангел обнимает за плечо Агатирса и уводит его со сцены влево.
А й н а: (смотрит вслед Агатирсу, крестится со слезами на глазах) Помоги ему, господи! Мой дядя, мамин брат погиб год назад… Бедная моя мама, бедный этот парень - наш враг… Господи, пожалей нас всех, вразуми…
На сцену Заходит Саша-Ваня.
С а ш а – В а н я: (обнимает Катю) Молодец, Катюша. Все правильно сделала, все получилось. Пойдем. (Катя утыкается ему в грудь, всхлипывает. Они уходят).
Сцена 4
Труппа сидит полукругом в гостинице в своих обычных одеждах, все в вперемешку: и персонажи-хурриты, и персонажи-киммерийцы. Читают сценарий, разговаривают, ждут режиссера.
А г и л ь: (Кате) Спасибо Катька, достоверно все было… и храм этот прям, как судья какой-то… Как ты так быстро вошла в настроение?
Катя шутливо принимает вид актрисы-примадонны, обмахивается воображаемым веером.
А р с е н: (шутливо-подобострастно) Екатерина у нас – Большая Актриса. Очень талантливая. Очень большая.
А г и л ь: И молодая. И красивая. И талантливая. И… моя возлюбленная!
К а т я: Да-да-да. Сейчас придет Саша-Ваня и скажет: «Здравствуйте друзья мои прекрасные, все плохо, все переделываем».
Заходит сосредоточенный, поглощенный своими мыслями Саша-Ваня, в одной руке у него реквизит: фата и автомат, в другой – пачка сценариев.
С а ш а – В а н я: Так, друзья мои прекрасные. Я тут подумал… все переделываем.
Труппа, привыкшая к таким поворотам режиссера, реагирует шутливо-эпатажно. У каждого свой привычный отыгрыш: кто картинного бросает сценарий на пол, кто картинно хватается за голову, кто еще как-то… Саша-Ваня не обращает на это внимания, садится на стул в круг, фату и автомат кладет возле себя на пол на видное место.
С а ш а – В а н я: (раздает всем новые сценарии) Начало мы изменим, оно у нас будет другое. А именно: мирная жизнь около храма длиться уже довольно долго, лет, может быть 10-20. Айна и Агатирс живут в своих семьях в одном селении, хурриты и киммерийцы вместе. Соседствуют, дружат. Иногда, хотя и не часто, создают семьи. Айна и Агатирс знают друг друга с детства, и сейчас у них – романтическое чувство, детская дружба перерастает в юношескую любовь, бескомпромиссную, страстную, яркую, нежную.
Агиль срывается со стула, падает на колени, подкатывается к Кате.
А г и л ь: (пафосно, с чувством)
Им по незнанью эта боль смешна.
Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною.
Стоит одна, прижав ладонь к щеке.
О чем она задумалась украдкой?
О, быть бы на ее руке перчаткой,
Перчаткой на руке!
Теперь я твой избранник!
Я новое крещение приму,
Чтоб только называться по-другому.
Меня перенесла сюда любовь,
Ее не останавливают стены.
В нужде она решается на все…
Катя подхватывает пассаж Агиля, встает со стула, берет с пола фату, быстро пристраивает ее на голову, встает на стул, и отвечает, как Джульетта с балкона.
К а т я:
Мое лицо спасает темнота,
А то б я, знаешь, со стыда сгорела,
Что ты узнал так много обо мне.
Хотела б я восстановить приличье,
Да поздно, притворяться ни к чему.
Ты любишь ли меня? Я знаю, верю,
Что скажешь "да". Но ты не торопись.
Ведь ты обманешь. Говорят, Юпитер
Пренебрегает клятвами любви.
Не лги, Ромео. Это ведь не шутка.
Я легковерной, может быть, кажусь?
Ну ладно, я исправлю впечатленье
И откажу тебе в своей руке,
Чего не сделала бы добровольно.
Конечно, я так сильно влюблена,
Что глупою должна тебе казаться,
Но я честнее многих недотрог,
Которые разыгрывают скромниц,
Мне б следовало сдержаннее быть,
Но я не знала, что меня услышат.
Прости за пылкость и не принимай
Прямых речей за легкость и доступность.
Пауза.
С а ш а – В а н я: (смотрит на них по-деловому, оценивает) Настроение уловили. Так и продолжим дальше. Только пафос немножко уберите, вы все-таки не высокородные итальянцы эпохи возрождения… Давайте проще, и ближе к тексту.
Вся труппа кивает, утыкается в новые сценарии, читает.
Сцена 5
Декорация, как в первой сцене – у храма. С разных сторон к храму подходят Айна и Агатирс в камуфляже с автоматом за плечами. Видят друг к друга, подбегают, Агатирс хочет поцеловать, Айна смущенно уклоняется. Присутствуют Черный и Белый ангелы.
А г а т и р с: (держит ее в объятиях, долго с любовью смотрит на Айну) Ангел мой, почему ты стесняешься, я же люблю тебя больше жизни.
А й н а: Я не знаю…, вдруг кто-то увидит?
А г а т и р с: Кто? Здесь нет никого. Кроме старого храма… Когда мы уже будем вместе, солнышко мое?
Б е л ы й а н г е л: (Черному) Уходи! Даже не смотри на них!
Ч е р н ы й а н г е л: (надевает на себя белую накидку) Позволь я останусь, полюбуюсь… уж очень редко я вижу эти краткие мгновения людского счастья.
Б е л ы й а н г е л: Опять все испортишь!
Ч е р н ы й а н г е л: (буднично) Да они сами себе все испортят, без меня.
А й н а: (освобождается из его объятий) Мы и так вместе сколько я себя помню, разве нет?
А г а т и р с: По-настоящему вместе. Не как дети, а как муж и жена. Мы же уже не дети, согласна?
А й н а: Почему ты в этой форме, зачем тебе она? А когда ты пойдешь к моим родителям и поговоришь с ними про свадьбу? Боишься? (делает вид, что обиделась) Или не хочешь?
А г а т и р с: Что ты такое говоришь? Конечно хочу, только об этом и мечтаю, любовь моя. Каждый день представляю, как ты ждешь меня в нашем доме, готовишь еду, я прихожу голодный и … не могу есть, потому что… потому что… люблю тебя!
Агатирс делает движение к Айне, она игриво убегает от него, он догоняет, ловит ее. Автомат, болтающийся у него за плечами, ударяет ее. Ангелы участвуют в их беготне.
А й н а: Ой! Больно. Зачем ты его таскаешь с собой? У отца взял покрасоваться? (игриво) Агатирс, отвечай мне!
А г а т и р с: (закидывает автомат за спину, серьезно) Нет.
А й н а: (тоже серьезно, почуяв неладное) А что тогда? Не молчи, Агатирс! Почему ты в военной форме и с автоматом?
А г а т и р с: Меня забирают в армию. (Айна вскрикивает, закрывает лицо руками) Это не надолго, не переживай, я скоро вернусь, и мы всегда будем вместе. Всегда-всегда. Никому тебя не отдам, родная моя.
Агатирс обнимает Айну, она застывает, смотрит сквозь него стеклянным взглядом.
А й н а: (как будто читает невидимое свыше предсказание) Ты не вернешься. Я, наверное, умру. Мы больше никогда не встретимся.
А г а т и р с: (трясет ее, заглядывает в глаза) Что ты такое говоришь?! Почему не увидимся? Что ты придумала? Айна, птичка моя, что с тобой? Все будет хорошо, время пройдет быстро, вот увидишь. Ты же меня дождешься?
А й н а: Мы даже не обручились…
Айна отходит от Агатирса, поправляет платье, становится прямо перед храмом, складывает руки, как будто сосредотачивается для молитвы.
А й н а: Положи автомат, дай мне руку.
Агатирс кладет автомат, подходит к Айне, дает ей руку. Ангелы встают справа и слева от них.
А й н а: Давай обручимся перед храмом. Проклянемся, что будем помнить друг о друге все время, пока мы не вместе. Как это сделать…? Не знаю. Молитву прочитать? Вставай на колени. (Оба встают на колени перед храмом). Отец наш Небесный, с сердцем от любви утомленным, обращаюсь к тебе. Не прогневайся на меня за греховную просьбу, но соедини судьбы рабов твоих: Агатирса и Айну навеки вечные. Ниспошли нам чудо в виде взаимной любви и отринь от нас все пороки бесовские. Молю тебя, Господь Великий о благословении на наречение нас мужем и женой. Да будет воля твоя. Аминь. (Айна крестится).
Англы отходят от них на некоторое расстояние.
А г а т и р с: (тихо) Айна, я же - мусульманин.
А й н а: (оба встают с колен) Это не важно. Теперь мы обручены. Господь будет защищать нас. И тебя. И меня. (Аккуратно целует Агатирса в губы)
А г а т и р с: (крепко обнимает ее и страстно целует) Так ты теперь жена мне или еще нет?
А й н а: (тепло улыбается) Нет.
А г а т и р с: (тоже улыбается) Как это - нет? (серьезно) Ты же поклялась быть моей женой. Твой бог услышал тебя. Значит, ты – моя жена.
А й н а: (грустно) Нет. Когда ты уезжаешь?
А г а т и р с: Завтра уезжаю на год. Первый отпуск, возможно, будет через полгода, а может, и не будет.
А й н а: (в ужасе) Завтра?!
А г а т и р с: Да. У нас еще есть время, чтобы стать мужем и женой по-настоящему. Твой бог тебя не осудит, не беспокойся, я ведь тоже ему поклялся в вечной любви к тебе, радость моя. Пойдем на наше место, помнишь, где мы прятались от дождя?
Агатирс обнимает Айну, они уходят. Ангелы с умилением сморят им вслед. Агатирс возвращается, забирает автомат, бежит, догоняет Айну.
Затемнение.
Сцена 6
Прошло 9 месяцев. В той же декорации. Посреди сцены стоит Командир киммерийского подразделения, за ним – несколько киммерийских солдат, построены ровным клином с вершиной, где стоит Командир. Все в камуфляже, в разгрузках, с автоматами. Фоном гремят выстрелы, разрываются снаряды, виден огонь взрывов и пожара. Фоном звучит торжественный трагический хорал. Черный ангел стоит на верхней точке развалин храма, торжественно возвышается над Командиром и его отрядом. Белый ангел, скукожившись, сидит у подножья храма.
К о м а н д и р: (обращается в зал) Мы, киммерийцы, прямые потомки древних хозяев этой территории. Пришло время вернуть ее под наш прямой и полный контроль. Некоторые слабовольные считают, что можно обменять село на село, поменяться домами, как уже было однажды сделано. Устроить быт, перевести детей и семьи, зажить на новом месте, в доме, который строили не для тебя. И они думают, что все будет хорошо. Но таких, к счастью, не много. Ничего из этого не выйдет, мы не хотим отдавать свои дома и жить в чужих. Окончательное решение о депортации жителей-хурритов ряда сел с прилегающих к нашей территории районов, принято. Хурриты, не согласные подчиниться нашей власти, должны покинуть нашу землю, мы займем ее для наших детей. На днях будет отключена электроэнергия, телефонная связь, прекращен подвоз продовольствия, медикаментов, перестанут летать гражданские вертолеты. Наши войска полностью окружат танками, БТРами, БМП и БМД данную территорию. Она окажется в глухой осаде, молить о помощи будет бесполезно. Запланирован массированный обстрел из пушек, минометов, гранатометов. Мы не будем препятствовать мародерам, врывающимся в хурритские дома, не будем останавливать грабеж и насилие. Если вы хотите сохранить себе жизнь, добровольно подпишите заявление о своем желании навсегда покинуть свой дом и уходите, как можно скорее. Если вам удастся перейти через перевал, вы спасетесь. Транспорт и любую другую помощь мы обеспечивать не будем. Данное предупреждение уже можно считать милостью с нашей стороны. Хурриты! Убирайтесь вон! На сборы вам – один час. Время пошло.
Ч е р н ы й а н г е л: (изрекает, как пророк) Вот теперь у людей появился шанс стать лучше! Счастье делает людей слабыми, только горе может их укрепить и поднять до высот истинного прощения и любви!
Затемнение.
Сцена 7
Горный перевал, поздний вечер, идет дождь. Выбившиеся их сил беженцы-хурриты лежат, укрывшись всем своим тряпьем, прямо на камнях. Айна рожает прямо здесь же, рядом с ней – ее Мать. Отец Айны с ее братом и Халадом сидят чуть в стороне, тихо разговаривают между собой. Айна охает, периодически кричит, ее мать нудно-протяжно, почти речитативом, говорит без остановки. Присутствуют белый и черный ангелы. Белый все время рвется к Айне, Черный его останавливает.
М а т ь А й н ы: Как же не вовремя у тебя все началось, девочка моя несчастная. Дурак твой отец, не дал сделать аборт: не трожь ребенка, не трожь ребенка… А чей он, ребенок-то? Проклятого Агатирса, врага нашего? Зачем он нам? Грех-то какой…
А й н а: (с укором) Мама!
Ч е р н ы й а н г е л: (Белому) Не мешай ей.
Б е л ы й а н г е л: Мешаешь ты – мне. А я должен помочь!
Ч е р н ы й а н г е л: Не будет толку от твоей помощи. Люди должны все делать сами. Твоего присутствия уже достаточно!
М а т ь А й н ы: Что, мама? Права ведь я, права…, выкину его в пропасть, как только родишь. Вы-ки-ну. Никто меня не остановит, ни ты, ни отец, и Бог меня не осудит. Как мы дальше будем жить? Господи! Куда мы идем? Сколько еще идти? Кто нас там ждет? Дойдем ли… А могилы наши, как же? Тут их бросим? Надо выкопать покойников и с собой забрать. Не оставлять их на поругание нечисти. Сравняют они наше кладбище с землей. Сравняют. Наплюют прямо в могилы и танками по ним проедут…
А й н а: (с мольбой) Мама.
М а т ь А й н ы: Тужься, тужься, давай. Если девочка родится, может, и выживет… Как ты дальше пойдешь? Завтра утром все двинуться дальше. Выкину я ее в пропасть… Если мальчик родится, значит, война будет…, чувствую, долгая война… Дед твой, отец мой умер от разрыва сердца, упал с крыльца, когда депортацию объявили. Схватил тяжеленный тюк с вещами, упал и умер. Не похоронить его, ничего не успели… (плачет, креститься) Царство ему небесное. Остался лежать у крыльца, как собака. За что нам такое, Господи! Прокляты мы все, прокляты.
А й н а: Мама, дай мне руку (протягивает руку, мать берет ее).
М а т ь А й н ы: Скоро. Уже скоро родишь. Раньше срока роды-то начались. Такой тяжелый подъем был, крутой, тут мужчины, и те, из сил выбились.
А й н а: (кричит сильнее, роды усиливаются) Мама, помолись за меня.
М а т ь А й н ы: (с той же нудной интонацией) Кому молиться-то, дочка? Где он, наш Господь? Оставил он нас, оставил. Не нужны мы ему. Прокляты мы.
Роды Айны входят в завершающею фазу, она кричит еще сильнее. Никто не обращает внимания, все лежат, как лежали, только Отец Айны повернулся, наблюдает за ней издалека.
М а т ь А й н ы: Вот, разве что Богу Войны, Ваагну помолиться. Пусть он защитит нашу Великую землю и нас, грешных. Даст свою духовную силу, великий и могучий Ваагн, победивший драконов. Надели, Вагаан, отвагой наших мужчин сверх меры! Чтобы освободили они землю нашу, разбили и уничтожили врагов ее, детей твоих! (встает) Жертву ему нужно принести, он слышит меня и просит жертву.
Дождь усиливается, гремит гром, сверкают молнии. Айна рожает мальчика. К ней подходят: Отец и Брат, принимают младенца. Одновременно с этим, Мать Айны читает стих, как заклинание.
М а т ь А й н ы: (торжественно)
Небеса и Земля были в муках родин,
Морей багрянец был в страдании родин,
Из воды возник алый тростник,
Из горла его дым возник,
Из горла его пламень возник,
Из того огня младенец возник,
И были его власы из огня,
Была его брада из огня,
И, как солнце, был прекрасен его лик.
Спящие хурриты просыпаются, вылезают из своего тряпья, встают на колени, молятся на Мать Айны и на младенца, которого Отец Айны держит на руках. Ангелы молятся вместе со всеми.
Сцена 8
Гостиничный номер, как в Сцене 2. В центре сидит Катя с куклой, обозначающей ребенка из предыдущей сцены. Справа от нее сидят персонажи-хурриты: Актер1 (Отец Айны) и Роберт, слева – персонажи-киммерийцы: Агиль и Актер2 (Командир). На заднем плане: Гримерша гладит камуфляж, Актриса (Мать Айны) чистит берцы. Саша-Ваня ходит по номеру. Все в своей обычной одежде.
С а ш а – В а н я: (буднично) Древний Бог Ваагн услышал обращение Матери Айны или им показалось, что услышал… Это – не важно. Хурриты начали сопротивление, вступили в жестокую войну за право свободно жить на своей земле. Несколько лет лилась кровь, люди гибли с обеих сторон…
К а т я: Неужели нет никакого другого способа, только война?
С а ш а – В а н я: А какой ты видишь способ, Катюша? Принять все, как есть? Смириться? Уйти с насиженных мест и продолжать жить, как ни в чем не бывало?
К а т я: Ну, я не знаю… Не воевать. Не убивать.
А к т е р 1 (Отец Айны): (по-доброму) Катька, утихни!
С а ш а – В а н я: Ты еще скажи: молчи, женщина.
А к т е р 1 (Отец Айны): (мгновенно входит в роль, говорит из роли) Молчи, женщина! Я буду воевать до конца! Другой дороги нет. Мы, хурриты – великая нация, мы претерпели многое, но мы не сломлены. Мы помним свое прошлое и хотим жить на своей земле, данной нам от сотворения мира. И мы победим — это будет Великая победа! Я погибу в этой войне… Я попаду в плен, меня будут бить так, что кровь будет литься рекой, меня заставят вылизывать ее с пола, прямо под из-под ног моих убийц. Я увижу, как остальные заложники под принуждением будут есть сигареты и тут же блевать, а потом есть свою блевотину… Но мне это будет уже все равно, потому что я умру от истощения сил. Я погибу в этой войне, но ты (Кате) со своими детьми останешься жить.
К а т я: (задумчиво) Если бы не воевал, тоже остался бы жить…
А к т е р 2 (Командир): (тоже говорит из роли) Молчи, женщина! Я тоже буду воевать до конца. Вовсе не за древнюю историю, в которой все кругом было тюркским. Мы про это не вспоминаем, нет смысла. Одно я знаю точно – официальные границы новейшего времени должны быть восстановлены. И я закончу наш позор, которые длился несколько поколений. Не смирюсь с ним ни за что и никогда! Мир и порядок на нашей земле должны быть восстановлены. Война будет кровавой. И я погибну на этой войне. Погибну при штурме села, попаду под артиллерийский обстрел, когда буду выводить детей из разрушенного дома и вести их в бомбоубежище. Или в какой-то другой ситуации, точно не знаю…
К а т я: Почему люди не могу договориться? Раньше могли… Мне рассказывала мамина знакомая, она жила в этих местах. У них был
маленький дворик, типа итальянского… В нем жили русские, татары, евреи, армяне, азербайджанцы. Каждый праздник был общим праздником, горе каждого было общим горем. На Пасху эта знакомая красила яйца, пекла куличи и угощала всех соседей. Евреи, жившие рядом, делали мацу и тоже всех угощали. Азербайджанцы делились пахлавой и щекербурой. Все дружили…
С а ш а – В а н я: Так было раньше, Катя. Потом это время кончилось. Кто его закончил? И почему? Как к нему вернуться? Как найти ту точку, с которой можно начать мирную жизнь? И возможно ли это…
Р о б е р т: И я буду воевать до конца. Я буду мстить за отца, за твою, Айна, тяжелую жизнь. И тоже, скорее всего, погибну…
К а т я: Мы останемся с мамой одни?
А г и л ь: Я не хотел воевать. Служил в армии далеко отсюда, думал, когда вернусь, мы с тобой поженимся. А когда вернулся домой, тебя уже не было, и шла война. Моя родня была изгнана, а мой дом вместе с соседними домами стал настоящим укрепрайоном. Мне ничего не оставалось, как продолжить службу, но теперь уже на поле боя. Я не хотел воевать, но мне пришлось. Со мной случилось самое страшное, что может случиться с человеком, и это - вовсе не смерть.
К а т я: Чем все это закончится? Какой у нас будет финал? В сценарии этого нет.
С а ш а – В а н я: Думайте, друзья мои прекрасные, думайте! А пока вы думаете, в нашей истории прошло 4 года и наступило перемирие, хурриты оказались в этот раз сильнее и победили. Беженцы возвращаются в свои разрушенные села, пытаются наладить жизнь…
Затемнение.
Сцена 9
Декорация – около храма. Ярко светит солнце, хурриты с котомками возвращаются домой. Айна беременна, держит за руку мальчика четырех лет, на ней, поверх дорожной одежды – фата, рядом идет ее муж – Халад. За ними идет Мать Айны и еще несколько человек. Доходят до храма, останавливаются, ставят котомки. Люди слева и справа сыплют на головы Айны и Халада рис, поют свадебную песню. В свадебном обряде участвует Белый ангел.
Все уходят, Белый ангел вместе с ними.
К храму подходят: Командир, Агатирс, Актер3 (персонаж-киммериец), все в гражданской одежде с автоматами. Осматриваются, садятся на камни так, чтобы контролировать все подходы от возможного нападения на них сзади. Присутствует Черный ангел, сидит вместе с ними, как будто участвует в разговоре, но ничего не говорит.
К о м а н д и р: Беженцы возвращаются и возвращаются, их все больше и больше, сегодня вернулись еще несколько человек.
А г а т и р с: Что будем делать? Чем займемся? Я есть хочу.
А к т е р 3: Я тоже. Пойдем, хоть курицу сварим. В пустом доме за рекой есть еще две полудохлые, вчера видел.
К о м а н д и р: (зло) Вам только жрать!
А г а т и р с: Нуу. А что мы можем? Надо уходить выше в горы, там, я слышал, есть отряд… и оружие у них…
К о м а н д и р: (кричит) Брехня! Нет там никого. Сами справимся.
А г а т и р с: С кем справимся? Война закончилась.
К о м а н д и р: Мы должны продолжать… не сдаваться, начать охоту на тех, кто воевал.
А к т е р 3: Так, все воевали. Что мы можем втроем? В селе больше 20 хурритских мужчин, не считая стриков.
К о м а н д и р: Будем убивать поодиночке. Будем убивать всех, кого сможем. Или вы хотите жить, как бараны? Нам в лицо кричат, что один хурритский воин стоит 10 киммерийских, а мы должны это терпеть, послушно, как бараны, идущие на бойню, молчать и кивать?
А г а т и р с: Воевать с женщинами и стариками?
К о м а н д и р: Ты думаешь, я зверь и хочу воевать со всеми подряд? Они брали в плен наших женщин и детей и издевались над ними. Разве мало наших людей убито?
А г а т и р с: У меня погиб отец недавно. Все наши дома сровняли с землей, родственники ушли отсюда и пока не хотят возвращаться.
А к т е р 3: А я и до войны был почти сиротой, а теперь вообще один остался.
К о м а н д и р: Мне каждую ночь снится, как мы собираем в долине разбросанных, зверски убитых, наших женщин, детей, стариков. Грузим их в вертолет. Их много. Они все не входят. Мы сначала складываем их аккуратно… а потом кладем одного на другого, как попало, чтобы увести их всех за один рейс… Каждую ночь я вижу этот сон. Каждую ночь мы складываем трупы по-разному, но они все равно все не входят в вертолет… Моя мать, деды и сестры, хвала Аллаху, далеко отсюда, но я не хочу, чтобы когда-нибудь их точно также кто-то складывал в вертолет… Освобождение нашей земли, оккупированной врагами, должно продолжится и продолжим его мы. Столько, сколько сможем. Пока будем живы. (Все трое, читают молитву, молятся. Командир показывает в этом пример). Сегодня ночью проведем разведку: сколько человек в каких домах расселились, спланируем операцию и начнем действовать (пожимают друг другу руки, расходятся в разные стороны).
Черный ангел уходит вместе с Агатирсом.
Сцена 10
Полуразрушенный дом, в котором разместилась семья беременной Айны. Айна и Мать Айны прибираются, разгребают завалы, образовавшиеся от прошлой разрушительной бомбежки.
М а т ь А й н ы: Ты бы не таскала эти тяжелые обломки…
А й н а: Не тяжелые они. Хочу быстрее все убрать, чтобы на дом было похоже. Ты сама не таскай тяжести.
М а т ь А й н ы: Куда нам торопиться? Успеем. Теперь все успеем. А я еще не хотела возвращаться… Ты правильно говорила, дочка, дома-то лучше. Хоть и не осталось ничего от нашего дома, ничего, снова построим, даст бог. На родине это все легче будет.
А й н а: Ты веришь, что войны больше не будет?
М а т ь А й н ы: Не знаю, дочка. Было время, жили мы спокойно, может, и опять так будет… И Отец твой с Братом здесь лежат… в общей могиле, но все-таки… значит, и мы здесь должны жить. Такая наша судьба. Ничего не поделаешь. Лишь бы детей рожали побольше, может, и забудется когда-нибудь все, что с нами случилось.
А й н а: (кладет обе руки на поясницу, сжимает ее, охает) Что-то тянет сильно, скоро начнется, наверное (берет очередной мусор в руки, несет выбрасывать).
Слышен топот, выкрики, плачь детей, ругань мужчин. В дом заходит Халад, в руках несет окровавленное тело убитого сына Айны, его сопровождают Белый и Черный ангелы. Айна роняете из рук все, у нее было, застывает, смотрит на сына, не может двинуться с места.
А й н а: (отстраненно) Что это?
Х а л а д: Убили трех детей. Кто? Мы не знаем. Но сегодня поймаем их обязательно. Все село прочешем, все дома и подвалы. Найдем и зарежем сразу же, никаких судов и милицию ждать не будем. Звери… никого не щадят! (пока он говорит, Айна плавно оседает в обмороке. Мать Айны подхватывает ее, помогает лечь на топчан).
М а т ь А й н ы: (энергично машет Халаду, чтобы уходил) Уходи! Уходи отсюда!
Х а л а д: Мама, дайте ей воды и следите за ней.
Халад уходит с мальчиком на руках, ангелы сопровождают его. Из рук мальчика падает окровавленная игрушка (плюшевый мишка), остается лежать на центре сцены.
Мать Айна ищет одеяло, накрывает Айну, чтобы не замерзла. Наливает воду, у нее трясутся руки, разливает воду, наливает снова, пьет сама, наливает еще, несет Айне.
М а т ь А й н ы: Убили Агатисово отродье. Земля чище будет… (Айна стонет в забытьи) Что я говорю? Бог меня накажет! (крестится) Ребенок же, зачем я так? Ребенок, внук мой… Бедный мальчик. А вырос бы, кем стал? Может на мать бы руку поднял… (ставит стакан с водой на пол) Господи! (крестится) Как его хоронить-то? Где? Примешь ли ты его? (копается в вещах, достает икону, смотрит на нее) Господи, прости, меня грешную. (ставит икону Айне в изголовье, крестится. Берет стакан, брызгает на лицо Айны, поит ее).
А й н а: (приходит в себя, говорит спокойно, как будто не помнит, что случилось) Какая красивая Хурритская долина! Освещена ярким солнцем и холмы вокруг нее. (Мать Айны смотрит на нее с недоумением, но не прерывает) Слышу, тихонько играет мелодичная флейта. Посреди долины – родник, рядом с ним растет цветок бессмертия. Накрыт стол, за ним сидят мужчины и женщины в красивых одеждах, около стола играют дети. Самый старший мужчина сидит во главе стола и говорит про мирное небо над головой и благополучие в доме. Чуть поодаль видны три церкви, во дворах которых разожжены костры. Все готово к какому-то празднику…
Айна приподнимается, видит окровавленного медвежонка. Резко вспоминает произошедшее. Кричит. У нее начинаются стремительные роды. Мать Айны принимает младенца, забирает его, уходит.
Айна, бледная, полулежит на топчане. В дом с топотом и шумом заходит Халад, ведет за собой Агатирса со связанными веревкой руками. Резко толкает Агатирса, он пролетает какое-то расстояние, оказывается на коленях перед Айной.
Х а л а д: Вот он – убийца! Их было трое, два уже мертвые, судьбу этого решать тебе.
А г а т и р с: (поднимает глаза на Айну. Узнает ее. Ошарашен) Айна…?
А й н а: (спокойно и отстраненно) Агатирс? Тебя не узнать… Я ждала тебя. Долго. Где ты был?
А г а т и р с: (хочет встать и приблизиться к Айне. Халад ударом возвращает его на колени) Я искал тебя, Айна. Никто не мог мне сказать, где ты. Здесь тебя не было, я хотел…
А й н а: (перебивает его) Ты убил своего сына, Агатирс!
А г а т и р с: Как?! У меня есть сын?!
Айна вскакивает, кидается к мишке, яростно хватает его, с силой тычет им в лицо Агатирсу.
А й н а: (кричит с ненавистью) Был!!! У тебя БЫЛ сын, Агатирс! Вот все, что осталось от него! (тычет мишкой в лицо Агатирсу, кровь с мишки мажет лицо Агатирсу). Ты убил его!
Айна пошатнулась, Халад помогает ей лечь.
А г а т и р с: (кричит) Это не правда! Что ты говоришь, Айна? Зачем ты так…
А й н а: (перебивает) Правда! (Халаду) Пусть он живет, не надо его убивать, отпусти его.
Х а л а д: Это невозможно - он убийца. Он достоин смерти!
А й н а: (твердо) Нет.
Х а л а д: Он будет дальше убивать.
А й н а: Нет.
А г а т и р с: (полностью раздавлен) Сжалься надо мной, убей меня. Сейчас. Я готов.
А й н а: Нет.
А г а т и р с: Я не смогу жить. Кровь моего невинного сына на моих руках. (воет, кричит, плачет) Я всегда мечтал о нем, никогда не видел его, не знал, что он есть, и теперь никогда уже не увижу. Почему кровь не подсказала мне, что он - мой сын? Почему голос крови молчал во мне? Я – отец, который не узнал своего сына!
Нет мне прощения! Нет мне пощады! Я хочу умереть. Сейчас же. Я не знал, я не хотел… ЭТО СДЕЛАЛ НЕ Я! Я не мог убить своего сына! (воет, кричит, плачет) Айна! Пощади меня! (ползает перед ней на коленях). Разорвите меня на куски, растопчите ногами, снимите живьем кожу и бросьте меня собакам, будь я проклят! Боль невыносима, остановите ее, прошу вас. Прости меня, сын мой. За что тебе такая участь – погибнуть от руки отца? Я хочу быть с тобой, вымолить у тебя прощение. Я хочу быть с тобой, быстрее умереть, чтобы вечно быть с тобой. Айна, сжалься надо мной, убей меня (плачет).
А й н а: (спокойно) Я видела рай, Агатирс. Он есть, теперь я твердо это знаю. Я не буду тебя убивать, не проси. Убирайся из моего дома, никогда не попадайся мне на глаза. Будь ты проклят, Агатирс.
Халад развязывает руки Агатирсу, Агатирс уходит.
Х а л а д: Его все равно убьют. За детей его разорвут на куски.
А й н а: Странный сегодня день: мой сын ушел от меня, зато пришла дочь…
Х а л а д: (стает перед Айной на колени, обнимает ее, утыкается в живот, замирает) Я сам убью его. Прости меня, Айна. Я должен это сделать.
А й н а: (твердо) Нет! Ты не тронешь его. Пусть он живет.
Полное затемнение.
В неярком свете на сцену выходят Белый и Черный ангелы. На сцене никого нет. Ангелы, по очереди, уносят со сцены все, что на ней есть, возвращаются, снова уносят, пока не очистят сцену полностью. Одновременно с этим разговаривают.
Ч е р н ы й а н г е л: Месть продолжит кровопролитие, как я тебе и говорил. Месть — это поиск справедливости. Так думают люди.
Б е л ы й а н г е л: Местью ничего не исправишь.
Ч е р н ы й а н г е л: Если ты слаб и беззащитен – подожди момента, когда будешь силен и отомсти. Так думают люди.
Б е л ы й а н г е л: Месть всегда оборачивается против самого мстителя.
Ч е р н ы й а н г е л: Хватит философствовать! Ты же видишь, что даже эти, посторонние, можно сказать, лицедеи, и те не могут вырваться из ловушек мести.
Б е л ы й а н г е л: Я верю в людей.
Ч е р н ы й а н г е л: Ну-ну. С чего бы это?
Сцена 11
Около храма. Ярко светит солнце и одновременно, все в легкой дымке, как сон или мечта. Айна в нарядном хурритском платье у храма с младенцем на руках. Ходит, качает его, поет колыбельную.
К храму подходят еще несколько женщин в нарядных хурритских платьях, каждая с младенцем на руках. Подхватывают колыбельную, двигаются в плавном медленном танце.
А й н а: (как будто рассказывает предание, женщины продолжают петь) Два народа воевали на протяжении многих лет. Жили на одной территории и воевали. Прекращали и начинали снова. У каждого народа была своя причина продолжать эту войну. Все устали от нее, но никак не могли остановиться.
К храму подходят столько же женщин в нарядных киммерийских платьях и тоже, каждая с младенцем на руках. Они присоединяются к хурриткам, поют ту же колыбельную, танцуют тот же танец.
А й н а: (продолжает) Тогда мужчины, старейшины племен, решили обменять детей, только что родившихся младенцев. Племени хурритов отдать киммерийских детей. А племени киммерийцев – хурритских. Матерей обоих племен охватило яростное негодование, они не хотели расставаться со своим новорожденными. Не могли представить, как они будут жить без них.
Хурритки и киммерийки становятся друг напротив друга, неожиданно резко выхватывают из-за пояса кинжалы. Лица их становятся суровыми. Возникает ощущение, что они сейчас зарежут детей, своих или чужих.
Женщины делают надрезы на своих руках, мажут своей кровью, каждая своего младенца, как бы, помечают его.
А й н а: (продолжает) Женщинам пришлось смириться и принести эту жертву во имя мира. Матери обоих народов дали клятву около старого полуразрушенного храма, которого каждый народ почитал и считал своим, что вырастят приемных детей, как своих. Обменяли всех новорожденных без исключений. И война кончилась сразу и навсегда. Никто не хотел стрелять в своих детей. Война ужаснее всех стихийных бедствий, но война - единственное бедствие, над которым люди имеют власть. Войну изобрели люди, значит, людям под силу ее остановить…
Матери целуют своих детей и обмениваются ими друг с другом. Уходят в разные стороны: хурритки - в одну, киммерийки – в другую.
Затемнение.
Сцена 12.
К храму подходит вся труппа с вещами. Актеры уезжают, они пришли попрощаться с местом, в котором жили и работали. Присутствуют Белый и Черный ангелы.
Р о б е р т: (наклоняется, выбирает камушек около храма) Хочу взять на память (остальные, глядя на него, тоже выбирают камушки).
А г и л ь: Думаешь, он реально, древний?
С а ш а – В а н я: Конечно! Еще какой.
А р с е н: Почему его не восстанавливают?
А к т р и с а (Мать Айны): В этом запустении есть какая-то прелесть. Нетронутые реставраторами камни, хранят историю и помять о живших здесь людях.
А к т е р 2 (Командир): А ты, Катя, могла бы отдать своего ребенка?
К а т я: (глядя ему в глаза) А ты?
А к т е р 2 (Командир): Ну я серьезно? Могла бы ты так сделать, как Айна?
А г и л ь: (шутливо) Катя у нас все может! (серьезно) Что ты ее спрашиваешь, у нее же нет детей, откуда ей знать?
К а т я: (серьезно) Не знаю. Страшно подумать, как это - отдать своего маленького кому-то и больше никогда его не увидеть. Не знать, как он будет расти день за днем, как будет меняться, кого будет называть мамой и папой…
С а ш а – В а н я: У тебя же будет вместо него другой маленький.
А р с е н: Ага. Чужой.
А к т р и с а (Мать Айны): Чужих детей не бывает.
А р с е н: Катя, может быть, и права по-своему. Она – женщина, она может себе позволить быть мягкой и гуманной, а что делать мужчинам? Спрашивать у женщин, как им поступать, когда убивают их детей?
Р о б е р т: Дико это как-то звучит в двадцать первом веке.
С а ш а – В а н я: А война из-за территории, звучит не дико?
А к т р и с а (Мать Айны): Я бы смогла. Отдала бы своего и вырастила чужого, как своего… Мир дороже наших привязанностей. Мир дороже всего на свете.
Актеры уходят с вещами, договаривают свои реплики по пути.
К а т я: Дети дороже всего на свете.
А к т р и с а (Мать Айны): Не будет мира, не будет и детей. Ничего не будет.
На сцене остаются только ангелы.
Ч е р н ы й а н г е л: Ну ты доволен?
Б е л ы й а н г е л: Вполне. Пока они неплохо справляются.
Ч е р н ы й а н г е л: Вот именно: ПОКА!
Конец.