***

1.
Старый, седой шаман не спеша вылез из чума и подставил морщинистое лицо ласковому утреннему солнцу.
Тихий ветер едва различимо трогал ветви деревьев и разгонял молочный туман с реки.
Шаман вдохнул полной грудью, потянулся, и зашагал вниз, к реке, сбивая с травы росу, которая приятно холодила голые ступни. Умывшись холодной водой, он вернулся обратно в чум, и разжёг очаг. Потянуло дымом, и вскоре весёлое пламя высушило ноги и лицо старика.
Теперь можно было приниматься за повседневные дела.
А дел было много.
Например, некоторые соплеменник, особенно молодые, уже не так рьяно уважали обычаи предков, что очень сердило старика.
Или чужаки с той стороны, куда заходит солнце.
Чужаки бесцеремонно влезали в священные рощи манси, и рубили деревья. О, сколько раз приходилось давать им бой!..
- Проклятые русские, пришлые собаки, чтоб их утробы вспучило, чтоб им еда камнем в животе обернулась, чтоб они облысели… - ругался старик, шамкая беззубым ртом.
Мало того. Русские прознали, что тайга богата на мех, и алчно хотели взять эти богатства себе. Они поили манси плохой, горькой водой, которая затуманивала им разум, и заставляла болеть голову. Наверное, духи отворачивались в это время от человека, раз ему было так плохо. Русские купцы проникали во все уголки неприступной, не хоженой ранее тайги, и скупали, скупали, отбирали, обманывали…
Поначалу, старик еще помнил это время, они приходили не часто, долго не задерживались, и много не брали. Но с течением времени их становилось всё больше, и они становились всё наглее.
Были среди них и те, кто убежал из-под жестокого гнёта сильных и богатых людей.
- А меня князь лично сёк, - рассказывал один, молодой на лицо, с серыми живыми глазами так и зыркавшими в разные стороны. И показывал рубцы на спине. Манси цокали языками и качали головами от сострадания. Но такие русские исчезали также быстро, как и появлялись. По слухам, они селились где-то в тайге.
Так шли года. Зима сменяла лето, лето сменяло зиму. Теперь в тайге было не протолкнуться, и манси уходили всё дальше на север.
 
2.
Полог чума колыхнулся, и внутрь втиснулся дюжий парень.
Старик даже не шелохнулся. Он прикрыл глаза, и со стороны можно было подумать, что он спит.
Парень, сияя красным простодушным лицом, не обманулся спокойствию, и присел к костру, заняв собой половину чума.
- Ну, - коротко выдохнул старик, нарушая тишину.
- Мы прознали, кто привёл русских на священную гору, - ответил парень, заглядывая в лицо шамана.
- Ну, - вновь выдохнул шаман, но уже несколько заинтересованнее.
«Разухался словно филин» подумал парень, а вслух сказал:
- Степанка Сабайкин водил русского начальника на гору.
Внезапно старик дёрнул острым морщинистым носом, принюхался, и раздражённо заметил:
- Опять дым глотал? Ой, смотри, скажу духам, будешь знать…
Парень заметно струхнул, но переборол страх, и начал оправдываться, что, дескать, он всего лишь один раз попробовал, и ему ни разу не понравилось.
Старик махнул рукой, и парень, пятясь, вылез из чума и растворился в уже изрядно потеплевшем воздухе.
Вот к чему приводят чужие… С недавнего времени манси начали иметь пристрастие к курению табака. Дома нет еды, не топлен очаг, а мужчина сидит, и ест дым. Будто дымом можно наесться…
Так значит, Степан. Известно, для чего он водил чужаков на священную гору. Чужаки разроют внутренности горы, духи уйдут, и счастье покинет манси. Русские всегда так делали.
Хотя, чего скрывать, шаман и сам однажды в заветной пещере попробовал с доверенными людьми устроить кузню. Кузня мало-мало давала изделия в виде наконечников для стрел и копий. Особо любопытным соплеменникам было объявлено, что в этой пещере шаман советуются с духами, и редкий манси, даже очень смелый ловкий охотник, который мог загнать росомаху, отваживался пройти даже поодаль священной пещеры. Но, как ни крути, у русских наконечник получались лучше, да и в последнее время у русских появилось более сильное оружие, - ружьё. Некоторые манси, впервые услыхав, как стреляет ружьё, падали на землю от страха. Шаман втайне торговал с чужаками. Русские купцы всегда платили даже за самую завалящую шкурку горностая или соболя.
Но находились люди, которые хотели узнать, откуда в пещере духи, и нельзя у них спросить про собственные нужды. Этого никак нельзя было допустить, и шаман принял решение.
О чём не замедлил объявить о воле духов народу.
- Ослушник должен умереть.
Толпа встретила решение духов воинственными криками.
 
3.
Сабайкин, а в новой вере Чумпин, вёл толстого, краснощёкого русского начальника к горе.
Начальник устало смотрел по сторонам, и про себя проклинал вогула, себя, и всё вокруг за эту неудобную тропу, камни на дороге, жару, и вообще за всё.
- Далеко еще? – постоянно вопрошал пылая жаром краснощёкий начальник.
Вогул подбегал, брал начальника под руку, помогал перешагивать через сосновые корни, и, заглядывая ему в глаза, бормотал:
- Скоро, батюшка, скоро, почитай по ей самой и идём…
Наконец пришли.
Высока гора. Так и чувствуется в ней железо, что кажется, будто железные каблуки к земле прилипают. Не зря и зовётся горой Благодатной.
Лесом гора тоже не обделена, вон, сколько деревьев стоит. Среди которых и священные рощи манси. Да кто ж про эти рощи вспомнит-то, коли в уме миллионы вертятся?
- Ну, что ж, - довольно прогудел толстощёкий начальник, - полезно дело, великий прибыток матушке императрице принёс, хвалю. Уж не обделим тебя царской милостью…
Вогул сиял, как начищенный пятак. А то, слыхано ли дело, что он, простой мужик, и самой царице великую милость оказал. И от этих мыслей манси стал казаться самому себе выше вон тех сосен…
В конторе толстый начальник выдал Степану десять рублей, а потом бухнул на стол еще десять, знай, мол, тёмная вогульская душа добрую душу заводского начальства!
Спровадив вогула, начальник немедленно сел за написание срочных писем премилостивым государям и государыням, способным помочь ему урвать от этой горы рубли, пока на все богатства не наложила свою цепкую руку царская казна. А уж казна была страсть какая прожорливая, начальству-то об этом не знать…
 
4.
Степанов чум с треском развалился, и разъяренная толпа, схватив сонного человека, поволокла его на священную гору.
Ужас сковал сердце Степана, и от этого он не смог даже закричать.
Да и кто бы услышал его в глухом лесу? Разве только сороки да рысь, охочая до мяса.
На горе всё уже было готово. Горел костёр. Огня было много, и дым от него возносился прямо к седому ночному небу.
Чумпина подтащили к ногам шамана, бросили оземь. Старик даже не посмотрел на пленника, лишь только качнул укоризненного, по-отечески головой. Толпа, не дыша, ждала приказаний. Духи требовали крови, и кровь должна была пролиться.
Старик заговорил. Он говорил много и долго. Призывал в свидетели духов и богов, перечислял Степановы вины, и угрожал страшными наказаниями. Наконец, он устал говорить с духами, и дал понять толпе, что духи желают жертвы.
Жертву кинули в костёр.
Степан глотнул жар, и потерял сознание.
Толпа бушевала, как лес перед грозой.
Костёр к утру догорел, и в золе уже ничего нельзя было найти. Прожорливый огонь не оставил ничего, знать, духи приняли жертву, манси удалось их задобрить, а потому счастье снова придёт к манси. Леса будут полны зверя, реки рыбы, а чужие уйдут туда, откуда пришли, и они снова станут хозяевами своей тайги.
А иначе зачем духам такие жертвы? Да и как могут духи обмануть?
 
5.
 С той поры прошли годы. Старое поросло быльём, новое только начиналось.
Степана так и не смогли забыть, как ни старались шаманы. Местное заводское начальство велело установить памятник на горе Благодатной, чашу с пламенем, а по основанию надпись пустить «Вогул Степан Чумпин сожжён здесь в 1730 году».
Потом Тура еще много раз покрывалась льдом, и скидывала ледяной панцирь, когда на Урале были замечены алые флаги. Под которыми на Урал наступала эпоха индустриализации. И вчерашнее неграмотный, а ныне умеющий читать и писать, манси трудился бок о бок с потомком пришлого чужака, русским парнем, строя своё, всеобщее, счастливое будущее.