(Недописанная хронология, без начала и конца.)
Красная, потная рожа, жаркий огонь пылает,
«А, ну - ка поджарим ей кожу!», оскаленный рот обещает.
«Раздеть эту суку, живо! Будем допрашивать стерву!
Что ты там медлишь, служивый?» - Тысяча шестьсот первый.
«Ну, что, испугалась, красотка? Я же не страшный, правда?
Ишь, увернулась ловко, да еще и кусается, падла!
Держите ее, ребята! Я – первый, вы все – за мной.»
В кувшине с вином – расплата. Тысяча семьсот восьмой.
В комнате лампа мерцает, я открыл крышку сундука,
Сердце мое замирает, чужая одежда легка.
Боже, я знаю, чье платье! Ни в чем ты не виновата.
Год между нами, проклятье! Тысяча семьсот девятый.
Уходит вдоль поля карета – выстрелы, сабли звенят,
И чьи – то в крови эполеты, и кони натужно храпят.
Та встреча – случайное чудо, и вместе – не надышаться!
Пока я живу – не забуду, тысяча восемьсот пятнадцать!
Суровый профиль индейца, вождь курит трубку долго,
«Молчи, офицер, не надейся. Не знаешь ты песню волка.»
«Так, ты научи, я готов. Мы же с тобой, как два брата.»
И пошла беседа без слов. Восемьсот семьдесят пятый.
Офицеры бегут по полю, добежать бы до пулемета!
«За Россию!» - вот, наша доля, только выжить любому охота.
Это страшно, когда – свои. Это – горе, когда – Исход.
И уходят вдаль корабли, век – двадцатый, двадцатый год.
На дороге стоишь с ведром, на пороге опять – война.
И мечтаешь только о том, чтобы в ад провалилась она!
Но, все было, как наваждение: сладкий рай и простыни смяты,
Ах, какое же наслаждение… девятьсот тридцать девятый.
«Да, здесь курят. Хотите вина? Я проездом, турист - отдыхаю.
Вот и джаз, пейте до дна, пойдемте танцевать – я приглашаю.
Как же грустно звучит саксофон и пьянит меня голос твой,
Вы узнали? Дюк Эллингтон», девятьсот пятьдесят восьмой.
Дымит мой рабочий город, брожу – все знакомо вокруг,
Когда – то я здесь был молод, когда – то здесь жил мой друг.
Вот, в этом кафе кутили. С получки не грех «оторваться»,
Какие цифры на календарях были? А, нынче – две тысячи шестнадцать.
Море, как ласковый зверь – лижет, ласкает, качает.
Пора! Открываю «дверь» и берег вдали исчезает.
Я – капля и я – океан, приходит ответ простой,
«Крути штурвал, капитан!» Две тысячи двадцать второй.
«Ну, как ты, промокла, нет? Тогда на трамвай – кататься.
Держи, это твой билет. А, теперь – давай целоваться!
Зайдем в кафе, здесь тепло, гарсон – принесите вина!"
Дождь барабанит в стекло. Дата? Во все времена!