Глава 12. Изменения и дополнения в предыдущие главы.
Работа над родословной продолжается, поэтому появились новые факты и документы, которые смогут дополнить или внести поправки и изменения в уже написанный текст. Например, в обнаруженных мною в сети интернета «реконструированных десятнях по Серпухову», найдены:
(л. 9) «Баскаков. Глазунов. Лукин. Панов. Руднев. Серпуховичи ж новики. Поместьем верстаны в 62 году, а поместье им не дано (1554 г.)».
(л. 13) «Логинов. Панов*)» [Опыт реконструкции по Серпухову**) и Тарусе 1556 г., по Нижнему Новгороду 1569 г., по Мещере 1580 г., по Арзамасу 1569 г.//Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М. АН СССР. 1985].
*) В главе 2 говорилось, что Фёдор Викулич Панов в 1706 году побывал в Ярославце Малом, в Муроме и в Серпухове. Какова была цель этих визитов, «Боярские списки начала XVIII века» не сообщали. Возможно, в Серпухове, как в Муроме и Ярославце Малом, Фёдор Викулич Панов владел поместьем, доставшимся ему по наследству от предка Панова, который был упомянут в десятне по Серпухову. Жалко, что «серпуховская десятня» не содержала имён, а были указаны лишь одни фамилии.
**) В 1556 году, в Серпухове, царь Иван IV Васильевич проводил большой смотр служилых людей.
В начале XIV века Московские князья в результате столкновения с Рязанским княжеством присоединили к своим владениям земли по левому берегу р. Оки от Коломны до устья р. Протвы. Серпухов стал порубежным укреплением к юго – западу от Москвы. С запада он защищал Москву от нападения литовцев, а с юга – от рязанцев. После отмены татаро – монгольского ига в 1480 году, город Серпухов стал расти ещё быстрее. В то время он входил в пограничную черту Руси по реке Оке. Здесь стоял сторожевой полк, а сыны боярские несли «береговую службу». В 1556 году по приказу царя Ивана IV Грозного на старом городище, на высоком холме над рекой было закончено сооружение каменного Кремля. Первый деревянный Кремль, построенный при Владимире Храбром, утерял свою оборонительную функцию.
Славную победу над крымскими татарами одержало русское войско в битве при селе Молоди летом 1572 года, после которой Серпухов ещё много раз оказывался в центре важных событий. Кстати сказать, вскоре после той битвы Митя и Таир Иванов сын Пановы оказались в числе служилых людей, составлявших опричный двор Ивана Грозного (20 марта 1573 года).
Известно, что Дмитрий Иванович Панов в 1588 г. упоминался помещиком и владельцем двора в г. Тула, что послужило основанием «копнуть глубже» и не только по этому городу. Так, Прозвища посадских людей (по материалам писцовых описаний русских городов XVI в. (М. Б. Оленев) открыли имена:
Панов Иванка, Ржева Пустая (Заволочье), 1582 – 83. ГР – ХVI*).
Панов Митя Иванов сын, Тула, 1587 – 88. ГР – ХVI.
Пановы Гриня, Митя и Сенка Ондреевы дети, Тула, 1587 – 89. ГР – ХVI.
*) ГР – XVI – Города России XVI века. Материалы писцовых описаний. Подготовка Е. Б. Французовой. М., Древнехранилище, 2002.
В вышеприведенном списке особое внимание нужно обратить на Ивана Панова из Ржевы Пустой или Заволочья. В 1536 г. на литовской границе был построен г. Заволочье взамен потерявшего военное значение г. Ржевы. «Того же месяца велел князь великий поставити во Ржевском на Литовской рубежи град землян, а нарек его Заволочье, и дворы Ржевские велел перевести» (ПСРЛ, т. VIII. СПб., 1859, с. 291). Опочецкий историк Л. Травин так писал о причинах замены Ржевы Заволочьем: «Жители Московского государства, усмотря, что город Ржев, построенный близ границ литовских, расположен не в столь удобном и крепком месте, сыскав другое удобнейшее место, жителей изо Ржева перевели и построили на самой московской границе, который Заволочьем наименовали» [Травин Л. Опыт древней истории г. Опочки. Псков, 1879, с. 81].
Служилые люди «по отечеству», которыми являлись сыны боярские Пановы, место службы сами не выбирали, а отправлялись туда, куда укажет Государь всея Руси. Возможно, что Иван Панов попал в г. Заволочье вовремя Ливонской войны, которую Иван Грозный вёл с Польшей и Литвой.
«Героическая страница в истории Заволочья связана с последним этапом Ливонской войны, – писал историк Пиотух. – Город успешно оборонялся с 5 до 23 октября 1581 г. и сдался только после того, как польский король Стефан Баторий прислал подкрепления. 200 воинам Заволочья противостояло тогда около 4 тысяч неприятельских солдат. Согласно мирному договору 1582 г. Заволочье с Пусторжевским уездом осталось в пределах России. В том же году началась перепись уезда» [Пиотух Н. В. Ржева Пустая//Вопросы истории, 1992, № 11 – 12, с. 177].
Возможно, в г. Заволочье попали в плен к литовцам отец и сын Пановы. В Предисловие упоминался Ульян Иванов сын Панов, записанный в 1597 году в десятне по Арзамасу с прозвищем «Литвин» *). Вероятно, Иван Панов и его сын Ульян служили в г. Заволочье, а позже переведены по службе в Нижний Новгород и Арзамас. Кстати, в «Арзамасской десятне» упомянут Левонтий Иванов сын Панов, имевший самый крупный оклад в 650 чети, а на момент составления десятни, он был «послан в Нагае», то есть в Ногайскую Орду. Её территория простиралась от Волги и далеко за реку Яик, на которой тогда крепко обосновались казаки. К сожалению, о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно. Зато Литвин Ульян Иванович Панов и его сыновья Фадей и Лука, пожалованные за Московское сидение 1618 г. дворянскими званиями и поместьями, оставили большое потомство. Сохранилась Поколенная роспись «арзамасской» ветви рода Пановых от Ульяна Ивановича до революции 1917 года. По версии генеалогов, «арзамасские» помещики Пановы даже владели крепостными крестьянами – предками В. И. Ульянова (Ленина), создателя и вождя Советского государства.
*) Десятня по Арзамасу 1597 года//Советские архивы, № 3. 1976.
Пока всё указывает на то, что Иван Панов был отцом не только Ульяна, но и Мити (Дмитрия) и Таира (Никиты) Пановых. Последние двое попали в царскую гвардию – опричное войско. Во времена Грозного царя, опричников называли «государевыми людьми». Так вот, эти царские гвардейцы сначала привели к покорности Сибирское ханство, а затем основали на берегах реки Яик укрепленный городок, положив тем самым начало Яицкому войску. Всё делалось по тайным царским указам, поступавшим из Посольского приказа.
Дьяк Фёдор Панов (см.: глава 1), после Казани, служил в Посольском приказе, об этом говорится в «Указной памяти царя Михаила Федоровича о переводе толмача из Казани в Москву в Посольский приказ» от 5 декабря 1640 года:
«Лета 7149 (1640) – го декабря в 5 де[нь]. По указу государеву и цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу память боярину князю Борису Михайловичу Лыкову да дьякам Федору Панову да Сергею Макееву. Указал государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии взять [вписано над строкой: ис Казани к Москве] и к своему государеву делу в Посольский приказ в переводчики [далее в тексте зачеркнуто: ис Казани] татарина Джана Алея Абыза. И по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу боярину князю Борису Михайловичу Лыкову да дьякам Федору Панову да Сергею Макееву велети послати государеву грамоту в Казань к боярину и воеводам ко князю Ивану Ондреевичу Голицину с товарищи, а велети того казанского татарина Джана Алея Абыза прислати из Казани к Москве на подводах.
На л. 1 запись: «Государева память послана с толмачем з Григорием Пенским» (РГАДА. Ф. 141. 1640 г. Д. 52. Л. 1. Подлинник [14]).
Надо заметить, что дьяк Фёдор Панов, когда служил в Казанском приказе верстал яицких казаков на войну с Польшей. Однако, это случилось уже в XVII веке, а за полвека до этого, казаки только начали обустраиваться на берегах Яика, в плотном окружении ногайских улусов.
В официальной переписке с Ногайскими князьями, русские цари называли первых Яицких казаков «беглецами, бродягами, живущими на Яике самовольно». Однако, даже враги понимали, что с ними сражаются не казаки – разбойники или грабители, а совсем иные люди. «Некоторые из сих грабителей, взятые нами в плен, – писал царю ногайский князь Урус, – называют себя людьми Царскими» (Карамзин. Т. 10. Гл. 1. Царствование Феодора Иоанновича. Г. 1584 – 1587).
Коренная жительница г. Уральска, писатель и публицист Галина Гурьева написала в своей книге следующее: «Академику Покровскому приписывают крылатую фразу: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». Он умер в 1928 году, а десятком лет позже мог бы жестоко поплатиться за это высказывание» [Гурьева Г. От института к университету: К 90 – летию ЗКУ им. М. Утемисова/Г. Гурьева. – Уральск, 2022. С. 6].
Если заглянуть в историю раннего Яицкого войска через призму учения академика Михаила Николаевича Покровского, то казаков можно сравнить с солдатами современных ЧВК (частная военная компания), для которых присвоенный им позывной (как и прозвища у старинных казаков), обычно заменяет фамилию, имя и отчество участникам тайных военных операций. Например, опричника Таира Панова ещё можно как – то идентифицировать с волжским атаманом Никитой Паном (по одинаковому корню фамилии), то с Никитой Усом уже не было таких совпадений. Возможно, прозвище Ус пошло от другого прозвища – Бритоус. Был на Волге атаман Митя Бритоус, а на Яике появился Никита Ус. В разные периоды истории Яицкого войска атаманами были Василий Писарев, Лукьян Ясаков, Фёдор и Пётр Семенниковы, которые также принадлежали к большому роду Пановых. Наконец, тот, о котором хранили память многие уральцы – казак Рыжичек (Рыжечка).
Бытописатель И. И. Железнов писал: «… Рыжечку знает каждый казаченок» (Железнов. Т. III. С. 9).
«В 1581 году казаки грабили корабли на Волге, – повествует уральский краевед Трегубов, – в том числе они ограбили послов Ногайского князя Уруса к царю Ивану Грозному. Во главе этих отрядов стояли атаманы Иван Кольцо, Богдан Барбоша, Никита Пан и Савва Болдырь» (Трегубов. С. 12).
Так вот, по моим предположениям волжский атаман Савва Болдырь был отцом – основателем старинного дворянского рода Филатовых, поместья которых находились возле г. Тулы. К этому же роду принадлежал протопоп яицкого собора Михаила Архангела, Петр Денисов, внук которого Даниил Панов, впоследствии служил оружейным мастером (с 1789 г.) в Гатчинском дворце (См. глава 5). Вполне возможно, что обучал его ремеслу тульский оружейник Сергей Денисович Филатов (род. ранее 1761 г.), который также доводился протопопу Петру Денисову (Филатову) правнуком. Значит, Даниил Панов обучался ремеслу на Тульском оружейном заводе у родственника.
Не исключено также, что в г. Туле и её окрестностях проживали потомки Дмитрия Ивановича Панова (См. глава 1), с которыми яицкие казаки Пановы могли поддерживать родственную связь. В старые годы всех родственников почитали, даже, если они были далёкие. Наличие в г. Туле оружейников, делало этот город привлекательным для яицких казаков, а тульских купцов могли манить рыбные богатства Яика. Поэтому желание сотрудничать и дружить должно было быть обоюдным.
Сословная группа тульских оружейников ведёт своё начало с 1595 года, когда грамотой Фёдора Иоанновича они были обособлены от остального посадского населения. Для них в Туле была основана Кузнецкая слобода. Оружейной столицей России город Тула стал с момента основания в нём первого казённого оружейного завода. Тульский оружейный завод (ТОЗ) был основан по именному Указу Петра 1 от 15 февраля 1712 года.
Кто из помещиков Пановых проживал в Тульском уезде, можно отыскать в сохранившихся переписных книгах. Например, по «Алфавиту помещиков и вотчинников Тульского уезда к переписной книге 1646 года» найдены:
Панов Дмитрий Иванов *). № 351.
Панов большой Исак Григорьев **). № 350. (Сын Грини Ондреева. 1587 – 1589).
Панов меньшой Миронко Григорьев. № 468. (И остальные, тоже).
Пановы меньшие Мирошко да Любимко Григорьевы. № 350.
Пановы меньшие Юшка, Силка да Любимко Григорьевы. № 468.
*) По моим предположениям, возраст Дмитрия Ивановича Панова в 1646 году должен быть около 95 лет или старше.
**) По всей видимости, Исак и другие Григорьевичи, это дети Грини Ондреева из переписи 1587 – 1589 гг. ГР – XVI. (См. выше в этой главе).
В переписной книге за 1678 год обнаружены:
Панов Семен Любимов. № 592.
Панов Клемен Миронов. № 597.
Панов Степан Миронов. № 598.
Наконец, в «Перепись 1710 года: Московская губерния, Тульский уезд: Скаски, поданные переписчику стольнику князю Василию Григорьевичу Щербатову», найдена следующая запись:
«сельца Покровского церкви Покрова Пресвяты Богородицы попа 186 – го *) за тулянином за Клеменом Мироновым сыном Пановым» (РГАДА. Ф. 350. Оп. 1. Д. 425. Л. 1554).
*) 186 – го – указание на предыдущую перепись 7186 года (1678 года).
К сожалению, Дмитрий Иванович Панов, судя по данным переписей 1646 и 1678 гг., не оставил после себя потомства. Или же, у него не было сыновей, а были лишь дочери, которых в переписях XVII века не учитывали.
В главе 2 мною сделано предположение, что Иван Фёдорович Панов был тесно связан с Преображенским Приказом и Тайной Канцелярией, которая являлась органом политического сыска и суда в России в XVIII веке. Вторым лицом в Тайной Канцелярии, в период 1718 – 1726 гг., был Андрей Иванович Ушаков (1672 – 1747), который позже руководил ею в 1731 – 1746 гг. Вполне возможно, что А. И. Ушаков доводился двоюродным дядей Ивану Панову, матерью которого была Авдотья Алексеевна Ушакова. К сожалению, мне не удалось отыскать родословную этой ветви Ушаковых. Известно только, что происходили они из небогатых дворян, сумевших добиться своего высокого положения верной службою русским царям и царицам.
В главе 4 упоминался войсковой присутствующий Василий Семенов сын Трифонов, ошибочно причисленный мною в число «старых людей». Если бы казак В. С. Трифонов был из «старых людей», то не отправился бы на каторгу, а его сыновья в сибирскую ссылку. Вероятно, «старые люди» использовали его в своих интересах во время бунта 1772 года, а его сын Иван впоследствии не проживал в Калёновском форпосте. Судя по документам, Трифонов – старший сыграл не последнюю роль в бунте разыгравшимся на берегах Яика в январе 1772 года и, вероятно, был причастен к тем зверствам, которые сотворили обезумевшие яицкие казаки над убиенными ими офицерами и генералом, после расстрела казачьей толпы из пушек.
«Сняв с генерал – майора Траубенберга и с двух лежавших возле него убитых офицеров одежду и обувь и оставив их в одних рубашках, казаки отрубили у Траубенберга два пальца, на которых были золотые кольца, и вынув из кармана табакерку насыпали ему табак в рот и глаза, – писал Дубровин. – В течении трех суток тела их оставались не похороненными, и казаки требовали, чтоб они были вывезены в степь на съедение зверям» [Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Т. 1. СПб., 1884. С. 70].
У моего пращура, протопопа Дмитрия Фёдорова, была шнуровая книга, куда он записывал штрафы, полученные от дьяка Суетина. Перед бунтом он выдал войсковому дьяку квитанцию, об уплате всех долгов перед войском, но это не спасло старшину Суетина от расправы (См.: там же, с. 66). А вот, Максиму Шигаеву удалось спасти от смерти капитана Дурново, раненного казаками, а также заступиться за старшину Бородина и атамана Сакмарского городка Донскова.
«Стараясь свалить всю вину на Траубенберга и убитых атамана и старшин, – писал Дубровин, – новые правители войска призвали в войсковую канцелярию протопопа соборной Архангельской церкви Дмитрия Федорова, Троицкого батальона прапорщика Александра Иванова Евтюгина, Алексеевского пехотного полка сержантов Тимофея Мензелинцева и Ивана Васильева, и заставили их подписать показания, направленные против генерала Траубенберга*). Показания эти, как доказательство невиновности казаков, были приложены к челобитной на высочайшее имя от 15 января 1772 г.
*) Вот эти документы, составленные самими казаками:
Протопоп Федор показал: «13 сего января, во время войска Яицкого шествия к г. капитану Сергею Дмитриевичу Дурново, для своей просьбы, чтоб он, капитан, исполнил в силе именного ея императорскаго величества указа, со святыми образами, в которое время по оном войске находящийся здесь в Яицком городке г. генерал – майор фон Траубенберг, из учрежденной на Большой улице противу порохового выхода артиллерии, т. е. пушек, а потом и из ружей не ведано по какой причине начал палить. Оное войско, видя, что он генерал, начал по ним стрелять, то и оное, во оборону свою, противу его, генерала, регулярной команды и бывшим с ним же, генералом, с атаманской стороны старшин и казаков начали стрелять (Воен. – учен. арх., д. № 104 (А), л. 4, 5 и 6).» (Там же, с. 73).
Как видно из этого показания священника Дмитрия Ивановича Панова (Фёдорова), он пытался оправдать жестокость обезумевшей толпы яицких казаков, которая расправилась с генералом Траубенбергом, с войсковым атаманом Тамбовцевым, а также с другими казаками «послушной» стороны. К сожалению, о дальнейшей судьбе протопопа Дмитрия Фёдорова ничего неизвестно. Например, пономарь соборной Архангельской церкви Иван Корчагин и дьячок Пётр Живетин*), упомянуты историком Н. Дубровиным, как приближенные войскового атамана Каргина, назначенного Пугачевым. Пётр Живетин, в должности писаря подписывал ордера по приказу Каргина и вполне мог приложить руку к исчезновению протопопа Дмитрия из списков Яицкого войска, посредством ложного извещения об его мнимой смерти Астраханского архиепископа, которому тогда подчинялись Яицкие церкви**).
*) Пётр Живетин доводился родным братом Степаниде Андреевне, т. е. впоследствии стал шурином Петра Дмитриевича Панова.
**) «В последней четверти XVIII века Яицкие приходы переписали было к епархии Астраханской, – писал священник Лоскутов. – Казаки этим остались недовольны, доказывая, что между Астраханью и Яиком имеется большое пустынное расстояние, мешающее правильному сообщению. Просьба казаков была уважена и их снова (перевернули) к епархии Казанской» (Лоскутов. 1914. С. 8).
«26 января Овчинников с несколькими яицкими казаками прискакал в Гурьев – городок, население которого, как состоящее исключительно из казаков, тотчас же присоединилось к прибывшим, – писал Дубровин. – На другой день Овчинников повесил атамана Филимонова, писаря Жерехова, священника Дмитрия и человек до десяти жителей*).
*) Донесение Синоду Мефодия**), архиепископа астраханского, от 20 мая 1774 г. Арх. Синода, д. № 3» [Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Т. 2. СПб., 1884. С. 275].
**) Кстати сказать, именно Мефодию императрица Екатерина II поручила наказать священнослужителей, поддержавших самозванца Пугачева. Тот же Пётр Живетин был допрошен в Казанской секретной комиссии и протоколы с его показаниями хранятся в РГАДА (Российский гос. архив древних актов).
Если, якобы, казненный в Гурьеве – городке священник Дмитрий был на самом деле протопопом Дмитрием Федоровым (Пановым), записанный на листах 1об. – 2, в Списке имянном яицких казаков 1773 года, то этот факт вызывает ещё больше вопросов. Рассказы про казни яицких священников на территории Войска не более, чем сущий вымысел. Об этом свидетельствуют исследования оренбургского историка и краеведа Руфа Гавриловича Игнатьева (1818 – 1886):
«Самозванец потребовал, чтобы молодую жену поминали на эктеньях государыней императрицей, – писал Игнатьев, – духовенство ответило, что без указа Святейшего Синода не может. Самозванец уступил, не желая восстановлять против себя духовенства, сильного и влиятельного у Яикских казаков и избираемых кругами или атаманами – молодцами из своей же среды и потому связанного родством с людьми надобными ему самому. В других местах самозванец, вешал и попов и дьяконов, но в Яикском городке никого из них не тронул» [Игнатьев Р. Устинья Кузнецова, жена лже – Петра III//Уральские войсковые ведомости (УВВ). № 23. 1882].
Очевидец Пугачевского бунта, оренбургский этнограф Петр Иванович Рычков, так описывал казнь казачьих начальников и священника в Гурьеве:
«К тому из приватных записок и известий принадлежит, – писал Рычков, – якобы оное на Яике возмущение хотя и пресечено, но в Гурьеве – де городке и на нижних яицких форпостах бывшие казаки, преклонясь к помянутому злодею, пришли в смятение, и тамошнего казачьего полковника и несколько других начальников, да одного священника, утопили в реке Яик» (ФЭБ_Рычков. Осада Оренбурга (Летопись Рычкова. С. 287).
Во время составления Списка имянного яицких казаков 1765 – 1773 гг., в войске был один священник с именем Дмитрий, которого писари записали, как протопопа Дмитрия Федорова. Однако историк Р. Игнатьев назвал его «Дмитрием Петровым, по фамилии Протопоповым», хотя, на самом деле это был Дмитрий Иванович Панов.
«В Михайловском единоверческом соборе, внутри его, у южной стены, близ окна, находится каменное надгробие, устроенное в виде налоя, или аналогия для положения плащаницы, но без всякой надписи, – писал Игнатьев. – Предание говорит, что здесь погребен протоиерей, которого называют Дмитрием Петровым, по фамилии Протопоповым, другие же называют погребенного здесь священником Иосифом Андреевым *), что заслуги того или другого заключались в том, что когда Пугачев взял Яицкий городок или нынешний Уральск, протоиерей или священник не хотели признать самозванца императором Петром III и до конца оставались верными законной власти, за что самый протоиерей Дмитрий или священник Андреев погребены в соборе…» [Игнатьев Р. Замечательная могила в Михайловском соборе, в г. уральске//Уральские войсковые ведомости (УВВ). № 2. 1881].
*) В Списке имянном яицких казаков, 1773 года, он записан, как дьячок Михайловского собора Иосиф Андреев Самарцев, 1752 года рождения.
«Протоиерей Дмитрий Петров и священник Иосиф Андреев действительно служили при Михайловском соборе и записаны с их родами в вечный помин в диптик или помянник соборный, – писал Игнатьев, – но по документам архива нет не только малейшего указания на совершенный подвиг и даже где они погребены и в котором году, хотя бесспорно, что тот и другой погребены на соборном кладбище» (Там же, УВВ № 2, 1881).
Историк Игнатьев признавал, что народных преданий было много и все они говорили по – разному. «Но надгробие существует; – вопрошал Руф Гаврилович, – не без причины же оно устроено» (Там же).
«Наружность каменного надгробия напоминает налой для положения плащаницы. – писал Игнатьев. – а таковые, как и каменные престолы, устраивались в древности и даже первые в старину. Уральское или бывшее Яицкое войско не приняло новоисправленных при патриархе Никоне богослужебных книг и везде во всем в церквах, хотя и вновь устроенных, упорно держалось старины. Поэтому не мудрено, что в Михайловском соборе, хотя он, прежде бывшей на другом месте в Уральске, на нынешнем месте построен в царствование Елизаветы Петровны и освящен в конце 740 годов; в 1751 году он пострадал от пожара, истребившего почти весь город и возобновлен, потом опять пострадал от пожара и освящен настоящий храм в 1849, а предельные в 1852 году.
Родственница священнику Андрееву, умершая почти ста лет от роду рассказывала одному из теперь находящихся в г. Уральске священников, что Андреев погребен вне собора, а именно около южной стены и против того самого места, где почитаемый за надгробие налой для плащаницы. Жил ли священник Андреев во время Пугачевщины неизвестно, но имя его популярно стало кажется по личным его качествам как пастыря и, как говорят, ревностнейшего деятеля по церковному строению, т. е. когда строился и возобновлялся после 751 года собор; по другим же известиям священник Андреев *) жил даже после Пугачевского нашествия, значит в конце XVIII или начале нынешнего столетия. За неимением документов доказать справедливость того или другого мнения не чем. Во всяком случае популярность и народная память не без причины же существуют, как касательно священника Андреева, так и протопопа Дмитрия Петрова. Без причины народная память не мыслима даже!» (Там же).
*) Иосиф Андреев много раз упоминался в Метрических книгах собора Михаила Архангела (ЦГА РК, ф. 708, оп. 1, д. 12). Например, в 1784 – 1814 гг. протопоп Иосиф Андреев записан в качестве восприемника, а 24 ноября 1815 года он умер, в возрасте 71 лет.
«Что касается протоиерея Дмитрия Петрова, – писал Игнатьев, – то предание, едва ли не смешивает его с отцом, того же Михайловского собора протоиереем Петром Дионисьевым *), который мог сделаться популярным у поборников старины за то, что в 755 г., за не желание его служить по новоисправленным при патриархе Никоне книгам и за некоторые, будто бы раскольнические суемудрия он и священник Яицкого городка церкви Казанския Божия Матери Артемьев, по распоряжению преосвященного Луки епископа Казанского и Свияжского сосланы были на вечно под начал в какой – то монастырь в Казани. Но за протопопа Петра Дионисьева и священника Артемьева заступилось все Яицкое войско…» (Там же, УВВ № 3, 1881).
*) Протопоп Михайловского собора Петр Дионисьев (Денисов) умер в 1767 году, в возрасте 84 лет. Историк Р. Игнатьев ошибался: Петр Денисов доводился протоиерею Дмитрию не отцом, а тестем.
«Протоиерей Дмитрий, сын этого Петра Деонисьева, – писал Игнатьев, – вероятно бывший священник при том же Михайловском соборе, вступил на место отца, имя его так и значится после отцовского в диптике. Прозвище же Протопоповым *) он получил вероятно потому что его отец и даже дед, как видно из диптика, были протопопами и также Михайловского собора» (Там же).
*) Неизвестно, был ли протоиерей Дмитрий, где – то упомянут по фамилии Протопопов, а вот его сыновья Данила и Петр, так точно, были. Но, историк Игнатьев об этом мог и не знать, если не заглядывал в Метрические книги Михайловского собора конца XVIII века, где братья служили дьячками.
В Метрической книге Михайловского собора 1786 года, в части первой «О родившихся», есть следующая запись:
«№ 50; 15 октябрь; У дьячка *) Данилы Протопопова дочь Прасковья» (ЦГА РК, ф. 708, оп. 1, д. 12).
*) Дьячок – низший служитель, псаломщик. Являлся служителем в церкви, в обязанности которого входило чтение Священного писания и пение на клиросе, церковное делопроизводство.
В Метрической книге 1789 года обнаружены следующие записи:
Часть первая «О родившихся»:
«№ 47; 24 мая; У дьячка Данилы Протопопова сын Семен *).
Восприемники: Федор Липатов, Анна Паномарева.
№ 53; 4 июня; У дьячка Петра Протопопова сын Петр.
Восприемники: Степан Червяков, Настасья Прикащикова» (Там же).
Часть третья «Об умерших»:
«№ 24; 23 август; У дьячка Петра Протопопова дочь Катерина, 2 лет.
№ 27; 10 сентябрь; У дьячка Данилы Протопопова дочь Ирина» (Там же).
*) Семен Данилов Протопопов впоследствии проживал в Озерном умёте. У него с женой Ириной были дети: сыновья: Антон (1821 г.) и Маркел (1832 г.); дочери: Домна (1815 г.) и Пелагея (1817 г.). В 1888 г. Маркел Семенов Протопопов был поручителем у жениха Ивана Филиппова Протопопова (См.: Метрическая книга Озерного поселка 1888 года).
Таким образом, почти до конца 1789 года, Данила и Пётр Дмитриевичи Пановы носили фамилию Протопоповы и служили в Михайловском соборе г. Уральска. Вероятно, с зимовой станицей уральских казаков, в конце 1789 года, Данила Панов отправился в Санкт – Петербург, где поступил на службу в Гатчинский дворец оружейным мастером. А вот, когда Пётр Дмитриевич Панов переселился в Каленовский форпост, доподлинно неизвестно.
Как бы в оправдание некоторых заблуждений историка Р. Г. Игнатьева, который, не будучи уральским казаком, мог и не знать многих тайн из жизни «старых людей», приведу его заключительную фразу в статье о могиле:
«Долг добросовестного печатного слова предостеречь от вымыслов и разъяснить истину как она есть, – писал Игнатьев, – а иначе для чего же и печатное слово, если оно не будет словом правды и истины» (УВВ № 3, 1881).
В главе 5 упоминался Степан Панов, служивший казаком в Сакмарском городке. Описывая в своей книге занятие пугачевцами Ильинской крепости, утром 29 ноября 1773 года, историк Дубровин писал: «Майор Заев убит был одним из первых и лежал со вскрытою злодеями грудью. Команда его растерялась и после незначительного сопротивления положила оружие. Бывшие в отряде Заева казаки вовсе не защищались, и пугачевцы «тех казаков нисколько не били» *).
*) Показания фурьера Степана Панова. Арх. Главн. Штаба (в С. – Петербурге), кн. 2, лист 375» (Дубровин. Т. 2, с. 120).
Надо заметить, что в трудах других историков, в Ильинской крепости упоминался солдат – фурьер Иван Иванович Панов, а в записках Пушкина, он показан, как фурьер Иван Иванов (вероятно, фамилию заменило отчество). Фурьер, даже пехотной роты, обязан был иметь лошадь для выполнения задач по снабжению своей роты фуражом. Возможно, казак Степан Панов под видом фурьера выполнял обязанности курьера по доставке писем от «старых людей» к сообщнику Пугачева, Чике – Зарубину и обратно.
После 8 ноября 1773 года, Ивана Никифоровича Зарубина (Чику) и двух яицких казаков, Пугачев отправил в Уфимский уезд, для контроля на заводе за изготовлением орудий и снарядов, а в конце того же месяца, Зарубин (Чика) отправился под Уфу, для организации осады и взятия города.
«Воспользовавшись пребыванием Зарубина (Чики) в Уфимском уезде, на Воскресенском Твердышева *) заводе, – писал Дубровин, – самозванец приказал ему отправиться под город Уфу и принять начальство над всем собравшимся там ополчением» (Там же, с. 124).
*) «… 25 Марта 1774 года корпусом князя Голицына освобождена Уфа от осады в течении нескольких месяцев шайками самозванца, – писал Игнатьев, – а 29 Марта самозванец прогнан князем Голицыным от Оренбурга и бежал по Орской дороге на горные заводы Твердышева» (Игнатьев. УВВ № 23, 1882).
Ильинская крепость располагалась на правом берегу Яика, в 160 верстах к востоку от Оренбурга, и казалось, что там мог делать казак Степан Панов, если он следовал с письмом от Зарубина (Чики), находившемуся под Уфой. Однако, за полвека до этого, Оренбургская экспедиция Кирилова выйдя из Уфы попала на Яик, гораздо восточнее Ильинской крепости. Основанный ими на Яике город был назван Оренбург, но вскоре сменил название на Орск, по названию реки Орь, а Оренбург был заложен на новом месте, к западу от Орска, где и находился во время Пугачевского бунта. Из вышеприведенных абзацев видим, что на заводы Твердышева из Оренбурга нужно было ехать по Орской дороге. Значит, и обратный путь лежал по той же дороге.
Оренбургский этнограф и работник краеведческого музея А. С. Попов в очерке «От Оренбурга до Орска» привёл отрывки из показаний фурьера И. Панова:
«Фурьер Панов оказался среди тех солдат, которые были приведены повстанцами в татарскую деревню и поставлены против пушки – единорога, – писал Сергей Александрович. – Он лично видел Пугачева и Соколова – Хлопушу. В его показаниях сохранились описания их внешнего вида:
«… Собою он… (Пугачев) росту среднего, с небольшим лет 30. Волосы и небольшая борода черные, лицом бел и несколько смугловат, в казачьем красном платье. И с ним всегда ездит неведомый мне человек Соколов – Хлопуша в казацком же платье, волосы и борода русые, ряб, ноздри рваные и клейма на лице поставлены» *).
*) ЦГАДА (ныне, РГАДА), ф. 1100, кн. 4, л. 115» [Попов А. С. От Оренбурга до Орска//Под знаменами Пугачева. Челябинск, 1973. С. 91].
Другие историки в своих работах о Пугачевском бунте, приводя цитаты ссылаются на «Протокол показаний И. И. Панова на допросе в Орской комендантской канцелярии 3 декабря 1773 г.» – РГВИА *). Ф. 20. Д. 1231. Л. 371 – 373.
*) РГВИА – Российский государственный военно – исторический архив.
Вызывает подозрение, почему показания фурьера Панова хранятся в разных архивах России. А вспоминая слова писателя и публициста В. Г. Короленко об Емельяне Пугачеве, и вовсе, есть над чем задуматься:
«И главный из них – это загадочная личность, стоявшая в центре движения и давшая ему свое имя, – писал Владимир Галактионович. – Историкам мешает груда фальсифицированного сознательно и бессознательно следственного материала… И можно сказать без преувеличения, что в нашей писаной и печатной истории, в самом центре не очень удаленного от нас и в высшей степени интересного периода стоит какой – то сфинкс, человек без лица» (Короленко В. Г. Пугачевская легенда на Урале. 1901 г.).
Однако, казак Степан Панов, хотя, и был личностью загадочной, но имел и своё лицо, и семью в Уральске. Так, в Метрической книге градо – Уральской церкви Казанской Божьей Матери за 1789 год есть запись в части третьей «Об умерших»:
«№ 19, 3 августа, у казака Стефана *) Панова сын Поликарп, 1 лет».
*) Стефан – так в церковных записях писалось имя Степан.
Или запись в Метрической книге Михайло – Архангельского собора 1809 года, часть первая «О родившихся»:
«№ 66; 4/8 декабря У казака Елизара Сумкина дочь Варвара.
Восприемники: Степан Панов, Анна Корчагина» (ЦГА РК, ф. 708, оп. 1, д. 13, св. 4).
Если учитывать, что восприемниками к новорожденному ребенку приглашались близкие родственники, то логично предположить, что жена Елизара Сумкина (по переписи 1817 года, Екатерина) и Анна Корчагина (по мужу) являлись дочерями Степана Панова. Вероятно, Екатерина умерла в 1830 г. от холеры. В переписи 1834 г. у Елизара Сумкина записана жена Лукерья, 26 лет; дочери: Наталья – 10 лет, Ирина – 4 лет, от первой жены и дочь Дарья – 1 лет, от второй жены. Если в 1817 году, Сумкины проживали в Уральске, то в 1834 году они были переписаны в Кожехаровском форпосте. Возможно, Елизар Сумкин переехал туда после смерти жены или же отца, Терентия, умершего в 1831 г.
Коргачины проживали в Кошевском форпосте. Муж Анны, Иван Иванович, был сыном Корчагина Ивана Яковлевича, дьячка Михайло – Архангельского собора и активного участника Пугачевского бунта, который упоминался вместе с Петром Живетиным. Иван родился годом позже брата Иоасафа Ивановича, который в начале XIX века стал благочинным Уральских единоверческих церквей и по преданию исповедовал перед смертью Ивана Зарубина (Чику) (См.: Железнов. Т. 3. С. 179 – 180). Поэтому неудивительно, что Анна Степановна Панова стала женой Ивана Ивановича Корчагина.
Не менее интересна и запись в Метрической книге Уральской Успенской старообрядческой часовни за 1841 г. в части первой «О родившихся»:
«№ 264; 5/8 июня Каленовского форпоста у служащего казака Петра Иванова Котельникова и законной его жены Екатерины Савиной, дочь Александра.
Восприемники: Войска Уральского отставной казак Иван Стефанов Панов *) и служащего казака Ефима Емуранова жена Анна Михайлова» (ЦГА РК, ф. 707, оп. 1, д. 297, св. 68, л. 45).
*) Вероятно, это сын Степана Дмитриевича Панова, проживавший в Уральске, но не записанный в Ревизской сказке (переписи) 1834 года.
Из исповедальной ведомости Флоро – Лаврской церкви 1819 года известно, что у отставного казака Ивана Дмитриевича Панова была жена Ирина Иванова. Чья она была в девичестве, неизвестно. В Метрической книге градо – Уральской церкви Казанской Божьей Матери 1789 года, есть запись в части первой «О родившихся»:
«№ 27; 29 мая; У казака Максима Семенова сын Дорофей.
Восприемники: Иван Агороднов, Ирина Панова *)» (л. 24).
*) Вероятно, Ирина Иванова Панова была дочерью умершего (до 1765 г.) диакона Михайловского собора Ивана Савина **). У покойного диакона был так же сын Семен, 1754 года рождения.
**) Здесь, Савин, вероятно не фамилия, а отчество, т. е. отцом Ивана был Савва.
В той же Метрической книге, часть вторая «О брачующихся», есть записи:
«№ 15; 3 июль; Казак Василий Михайлов сын Добрынин, 21 лет понил казачью дочь девицу Евдокию Иванову дочь Панову, 20 лет.
№ 26; 5 июль; Казак Алексей Иванов Декин, 24 лет понил казачью дочь девицу Веру Иванову дочь Панову, 24 лет» *) (л. 27).
*) Как и в случае с Пановыми, я не смог обнаружить информацию по этим женихам в Списке Имянном яицких казаков 1765/1773 гг. Но, одно несомненно, невесты, здесь дочери Ивана Дмитриевича Панова, который вероятно из – за того, что рано женился не служил дьячком в Михайловском соборе, а был отправлен простым казаком в Кизляр.
Раз уж начал приводить выдержки из Метрических книг (МК), то дополню ими главы 6 и 7, которые объединяет XIX век. Благодаря новым архивным сведениям открылись неизвестные подробности жизни большой семьи Петра Дмитриевича Панова в Каленовском форпосте. Возможно, это его стараниями писатель И. И. Железнов стал записывать устные Предания. Но, сначала нужно сказать, что при генерале Медере в Уральском казачьем войске, в 1801 году, была проведена перепись (подворная и посемейная):
«Это была первая и лучшая перепись наличного числа жителей, – писала войсковая газета, – хотя только одного казачьего сословия в Уральском войске» (УВВ № 13, 1883).
К сожалению, эта народная перепись хранилась в войсковом архиве, который бесследно исчез в годы гражданской войны.
В главе 6 мною сделано предположение, что женой Маркела Петровича Панова могла быть Евфимия Бизянова. Это не верное предположение. Судя по Формулярному списку 1837 года, у полковника Бизянова Ф. Г. было два сына, от первой жены, и дочь Клеопатра, 5 лет, от второй жены. Была ли у него ещё дочь Евфимия, неизвестно. Да, собственно, это стало уже не столь важным, после обнаружения записи № 63 в МК 1832 года:
«Седьмого числа того же форпоста у служащего казака Егора Харитонова Панова и законной жены его Евдокии Тимофеевой *) родилась дочерь Пилагея.
Восприемники: того же форпоста служащий казак Андрей Васильев сын Дураков и того же форпоста казачья жена Евфимия Васильева по муже Панова **)».
*) Жена казака Егора Панова была в девичестве Бизянова.
**) В переписи 1834 года, только у Маркела Петровича Панова была жена по имени Евфимия.
Не менее интересная запись № 22 в части первой МК 1842 года:
«4/6 февраля. Имя: Василий. Родители: Каленовского форпоста казак Маркел Петров Панов и законная жена его Стефанида Андреева, оба единоверческого вероисповедания.
Восприемники: Того же форпоста казак Ермолай Иванов Ситников и казачья жена Евдокия Тимофеева Панова».
Наконец, ещё одна историческая выписка из МК 1852 года:
«№ 40. Дата: 29/31 август. Имя: Васса. Родители: Каленовского форпоста казак Марк *) Петров Панов и законная жена его Ефимия Вавилова **), оба единоверческого вероисповедания.
Восприемники: Сего же форпоста Маркел Андреев Дураков и казачья дочь девица Ефимия Афонасьева Косарева».
*) Марк, является синонимом или сокращенной формой написания имени Маркел, т. е. правильнее было бы: Маркел Петров Панов.
**) В Метрической книге 1845 года записана в качестве восприемника казачья жена Евфимия Вавилова Панова.
Выписки из Метрической книги 1845 года, часть 1 «О родившихся»:
«№ 9 Дата: 10/12 Апрель. Имя: Терентий. Родители: Каленовского форпоста казак Семен Харитонов Панов и законная его жена Агафья Федорова, оба единоверческого вероисповедания.
Восприемники: Того же форпоста казак Федор Петров Будигин и казачья жена Татьяна Семенова Ялова *)».
*) Вероятно, здесь записана Татьяна Харитонова дочь Панова.
«№ 38 Дата: 21/28 Октябрь. Имя: Прасковья. Родители: Каленовского форпоста казак Евтихий Харитонов Панов и законная его жена Мария Яковлева, оба единоверческого вероисповедания.
Восприемники: Того же форпоста казак Егор Харитонов Панов и казачья дочь девица Варвара Яковлева Зарубина».
Выписка из Метрической книги 1852 года, часть 1 «О родившихся»:
«№ 12 Дата: 10/12 Февраль. Имя: Викул. Родители: Каленовского форпоста казак Семен Харитонов Панов и законная его жена Агафья Федорова, оба единоверческого вероисповедания.
Восприемники: Сахарной крепости казак Афанасий Лазарев Челышов и казачья жена Евдокия Андрианова Любимова».
В заключение сделаю некоторые дополнения в главу 10, касающиеся гражданской войны в Сахарной станице, в конце августа 1919 года. Приведу два одинаковых взгляда, на одну и ту же ситуацию, как со стороны красных, так и белых участников событий.
«24 августа 1 – я бригада при содействии одного полка 2 – й бригады овладела станицей Сахарная после ожесточенных двухдневных боев, – писал красный командир, – потеряв 245 человек убитыми и ранеными.
Бои за станицу Сахарная показали нарастающую мощь белоказачьей армии, что делало дальнейшее продвижение чапаевцев на юг очень опасным» [Амангалиев З.А., Елагин А. С. Оборона Уральска. – Алма – Ата, 1991. С. 165].
«Очень длительные и упорные бои за Сахарновскую, в конечном счете для нас неудачные, привели к оставлению этой станицы, – писал полковник Изергин. – К 27 августа без нажима со стороны противника корпус отошел к поселку Каленому.
Противник выдохся. Понеся в двадцатидневных почти непрерывных боях значительные потери, растянув свой коммуникационный путь на 150 с лишком верст, он, заняв Сахарновскую, остановился» [Изергин М. И. Рейд на Лбищенск//Грани. № 151. 1989. С. 180].
Вскоре после этого последовал знаменитый «лбищенский рейд», в ночь на 5 сентября 1919 года, в ходе которого был убит командир 25 – й дивизии красных, Василий Иванович Чапаев. Но, об этом наши Пановы предпочитали молчать. Так же молчали они о Пугачевском бунте, о высылке уральских казаков в Туркестанский край в 1875 году, да и о других тайнах Уральского казачьего войска. Сегодня о многом этом «несказанном», можно только лишь догадываться, да предполагать. Вот такие они были «старые люди».
В наши дни, доктор исторических наук Елена Сергеевна Данилко организовала этнографическую экспедицию по местам проживания ссыльных уральских казаков в Средней Азии и Казахстане. По сути, это единственный островок, где сохранились старинные традиции и обычаи уральских казаков. Там ещё живы устные предания, где «… для подтверждения истинности рассказа зачастую используется двойная апелляция к «старому»: «это из старинных книг все взято. Старые люди рассказывали. Они ведь ближе к божественному – то были, не как мы теперь» [Агеева Е. А., Данилко Е. С. Казаки – уральцы – этнолокальная группа русских в Средней Азии и Казахстане/Исследования по прикладной и неотложной этнологии. – М., 2016].
Надо заметить, что благодаря последнему утверждению: «ближе к божественному», мне удалось разгадать многие загадки рода Пановых. Но, генеалогические исследования по истории рода Пановых на этом, никоим образом, не прекращаются. По мере сбора нового неизвестного материала, будут формироваться новые главы Истории. Очень надеюсь, что наконец – то откликнутся мои дальние родственники Пановы и дополнят Историю своими рассказами из прошлого нашего рода.