От отпуска, проведенного во Владивостоке в 1977 году, у нас сохранились самые теплые и трогательные воспоминания. Мы встретились и познакомились со всеми родственниками мамАлины. С ними мы объездили Приморье на машине, даже покатались на яхте по бухте Золотой рог, и, главное, по просьбе мамы наведались на кладбище. Там была похоронена бабушка Серафима Мироновна. По окончании войны, в 1945 году они с дедушкой перебрались в Москву, чтобы помогать овдовевшей мамАлине «поднимать» четырех детей. Но после смерти деда в 1949 году бабушка со временем вернулась во Владивосток. Обходя соседние могилы наших родственников, мы пришли в недоумение, увидев незнакомые еврейские имена, сопровождающие фамилию Козьминых. За разъяснениями мы обратились к тете Асе.
- А это вовсе не еврейские имена, а библейские.
- Но откуда? У нас же вполне русская фамилия - Козьмины?
- Фамилия русская, да и мы все русские, а вот библейские имена остались ещё с царских времен, со времен переселения.
- Какого переселения?!
- Ой, это такое старое предание, что я почти ничего не помню.
Однако, история нас заинтересовала и, встречаясь с другими родственниками, мы собирали по крохам всё, что они слышали от своих бабушек и дедушек. Многое нам рассказала двоюродная сестра Лёля, которая была постарше нас, и потому раньше заинтересовалась этой загадкой. Позднее на помощь пришел вездесущий интернет.
*******
В архивах Воронежской духовной консистории от 1765 и 1796 годов сохранились материалы о неком «антицерковном учении, которое по-своему перетолковывает Ветхий Завет, вводит иудейские религиозные практики, состоящие в чтении и пении псалмов, в соблюдении субботы». Потому секта получила название «субботников» или «иудействующих». К 1811 году тревожные известия о её распространении стали приходить из Тульской, Воронежской и Тамбовской губерний.
На первых порах «в видах посмеяния над заблуждениями и возбуждения в народе отвращения», субботников стали именовать «жидовствующими».
В царской России, где, как и в других странах, тогда был распространен антисемитизм, по Установлению от 1769 года, евреи жили за «чертой осёдлости». Им дозволялось селиться на присоединенных к России польских территориях, в Новороссии, Крыму, и частью на Украине. (Официально черта оседлости была отменена только после Февральской революции 1917 года).
Люди, добровольно, без принуждения менявшие «отеческую веру» на обычаи «угнетенного и презираемого племени», вызывали гадливое недоумение. Причем чаще всего людьми «Моисеева закона» становились простые крестьяне, да изредка мещане и купцы.
Воронежский епископ Епифаний писал в Москву, что «в соседнем городе Ельце, крестьянин Ефим Лукьянченков публично, на торгу, в купеческих лавках читает Ветхий Завет и толкует его любопытствующим людям».
В 1825 году для борьбы с этой «особо вредной» сектой «субботников» были приняты суровые меры. Зачинщиков и проповедников отдавали в солдаты либо ссылали в Сибирь. Вот это последнее неожиданно оказалось истинной приманкой для многих крестьян.
Предки Козьминых до XVIII века жили в небольшом селе где-то в Рязанской губернии. Семьи в ту пору были многодетными, отцы да деды, что мужики, что бабы, были усердными и рачительными хозяевами. Да только земли недоставало, чтобы сытно всех накормить. А ещё и сеном для скотины надо было запастись, а особых покосов не сыщешь. В общем, как-то надрывно да скудно жилось. Отдыхали, как принято, по воскресеньям да церковным праздникам. А отдых-то какой? Грамотных среди крестьян мало, книги – редкость, только Евангелие да Святцы…. Многие мужики пили, другие в церковь ходили.
Батюшка деревенский был скромный, тихий, добрый, но тоже обремененный огромной семьей и не сильно образованный. Иной раз он не мог даже про иконы и праздники растолковать, не говоря уж о чем другом…
Весной и осенью приходской батюшка для прокормления своей огромной семьи наравне с крестьянами сам в поле работал. Дворов в деревне немного, потому и доход от прихожан был невелик. Да и за обрядовые услуги - крещение, венчание, отпевание, много ли возьмешь?! Тем паче, что с хворых, обездоленных и неимущих он никакой мзды не брал. Потому батюшку хоть уважали и любили, да за разъяснениями и истолкованием сложных вопросов не обращались.
Как раз в ту пору и появились в окрестных деревнях пришлые грамотеи, которые могли и на многие житейские вопросы ответить, и много чего интересного растолковать из Священного Писания. Случались среди них и такие, что придерживались «веры Моисеевой». От них и услышали деревенские интересные сказания и пророчества из Ветхого Завета, рассказы о вере иудейской, об их обычаях, о соблюдении субботы. Слушали с настороженным интересом, хотя в дом приглашали редко, потому как для русского мужика всё еврейское носило оттенок чего-то постыдного, презренного. Покуда разговор шел про веру да обычаи, мужики кривились, даже сплевывали в сердцах. Когда объяснял, что принявших веру иудейскую выселяют в Сибирь, опасливо настораживались. Однако любопытные рассказы об этой далекой Сибири скоро обернулись завлекательными сказками, некой влекущей мечтой.
- Земли в этой Сибири столько, что даром бери, сколько сможешь обработать, - рассказывал пришлый грамотей и проповедник. - Леса огромные, так что враз можно дом построить, а то и два. Какие хошь хоромы ставь. Зверя, рыбы, грибов, ягод виданных и невиданных – видимо-невидимо. И помещиков никаких нет, сам себе хозяин…
Тогда даже многие жители окрестных сел призадумались.
- А как же в эту Сибирь попасть?
- Очень просто. Иудеев-то ссылают в Сибирь, так? Вот вы и объявите себя иудеями.
- Ну, уж это никак невозможно, - негодовали мужики.
- Дак, вы просто так, для вида объявите. Ну, имена другие возьмите, да отдыхайте не по воскресеньям, а в субботу. Вот и примут вас за «субботников».
- Кто примет?
- А я бумагу составлю и пошлю, куда надо.
Мужики расходились, почесывая затылки и мечтательно вспоминая рассказы о далекой и богатой Сибири. А тут как раз случились подряд два неурожайных года, то дожди заливали землю, то сушь истребила весь хлеб. В крайнем отчаянии отважился народ объявить себя «людьми закона Моисеева». Решились даже имена изменить. Тогда-то и стал наш пращур, Федор Кузьмич, родившийся в далеком 1772 году, Лейзером Абрамовичем.
Пришлый грамотей и грамоту сочинил от лица общины, и отправил её самому императору.
- Вот теперь вы «огласили себя». Остается только ждать.
В страшном «сумлении» ждали сельчане решения своей судьбы. Вскоре пришел Указ о ссылке всех в Сибирь «за отказ от православия и принятие еврейской веры». Впрочем, многие из людей «Моисеева закона», или как их ещё именовали, «русские евреи» продолжали соблюдать христианскую веру. Некоторые втайне, а иные, особенно женщины, открыто, до самого отъезда продолжали ходить в церковь, исповедовались и причащались. Даже детей крестили, только имена им уже давали библейские.
В дальнюю дорогу собирались всем селом. Подготовили крепкие подводы, запаслись продовольствием. К возам приторочили коров, овец, коз, чтобы детей в дороге молоком поить. Кур взяли в клетках, чтобы яйца были, да захворавшим в дороге бульон сварить. Самое ценное: документы, деньги, снадобья лечебные складывали в сундук, который хоронили под сиденьем хозяина. Туда же женщины прятали свои православные иконы, бережно укутав их в праздничные платки. Перекрестившись на церковь, где стоял, благословляя их батюшка, на осиротевшие хаты, на погост, где покоились родные, сельчане, голося, причитая и рыдая, отправились в путь. Несколько солдат конвоировали переселенцев, следуя впереди и позади обоза.
По теплому времени, к осени добрались до Казани. Оттуда путь шел вдоль Сибирского тракта через Пермь, Кунгур, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Каинск, Колывань, Томск. Самые тяжкие испытания пришлись на первую зиму. Многих деток и женщин тогда лишились. Вот и наш пращур овдовел на пути в Сибирь. Остались при нём две дочери, которых он старинке продолжал звать Настасьей и Матреной, хотя по выданным документам им были присвоены другие, иудейские имена.
Следуя далее по южной ветке тракта, переселенцы через два года достигли, наконец, поселка Зима, что в Иркутской губернии. Слегка обосновавшись на новом месте, пращур наш на 55-том году жизни женился вторично на 30-летней вдове Матрене, урожденной Крыловой, которая по-еврейски звалась Томор Исааковна. Они родили трех сыновей: Якова, Захария и Исаака.
Захарий, дед нашей двоюродной сестры Лёли, родился в 1829 г. в селе Зиме. В 18 лет он женился на 19-летней красавице Дине Исааковне, урожденной Михайловой. У них было 5 сыновей: Абрам, Аарон, Анания, Яков и Моисей, то-бишь наш будущий дедушка Михаил Миронович, появившийся на свет в 1879 году.
Обустроившись в Зиме, изголодавшиеся по земле крестьяне, рьяно взялись за работу. Земли, как и обещали проповедники, было вдоволь. Расчищали и распахивали ближнюю к поселению землю под хлеб и огород, да ещё и дальние заимки столбили под покосы. Заселяясь «на пустом месте», мужикам приходилось заодно осваивать кузнечное, столярное и прочие ремесла. Даже надписи на каменных памятниках научились вырезать, когда на другой год меняли временные, простые и деревянные кресты над родичами, ушедшими из жизни на новом месте.
Дед наш, Козьмин Михаил Миронович (Миней Ааронович), женился на девице Сарре Аароновне (Серафима Мироновна) - из рода Потаповых, тоже ссыльных «субботников». В Зиме у них родилось пятеро детей (Финиас, Ася, Рафаэль, Давид, Алина). Дед сам дал им хорошее начальное образование. Но мирная жизнь в богатой сибирской тайге кончилась с началом революции. В феврале 1919 года семья перебрались во Владивосток, а дед ушел в партизанский отряд, сражавшийся за установление советской власти в Приморье. Боевые дружины партизан занимали соседние поселки, арестовывали белогвардейскую милицию, захватывали почту, телеграф. На территории отвоеванного рудника «Тетюхе» все разрозненные отряды и группы были сведены в один партизанский отряд. Командиром отряда был избран Вячеслав Евстафьевич Сержант, а дед Михаил Миронович Козьмин стал ответственным секретарем штаба. Попутно он ещё выбирал свободное время для обучения неграмотных бойцов в организованной им школе. Когда мир воцарился на территории Приморского края, дед стал инспектором народного образования Приморья. По окончании Второй мировой войны дед Михаил Миронович с бабушкой Серафимой Мироновной переехали к дочери Алине в Москву. Умер дед в 1949 году и похоронен на Донском кладбище в Москве.