Аполог двадцатый приоткрывает некоторые тайны Вероники
Сердце радостно, сердце крылато... (1)
Поговорить им удалось лишь на следующее утро. Вечером каждый из них молча удалился в свою комнату, она тихо пожелала ему «доброй ночи» - «Сладких снов, Вик!» Утром она, наслаждаясь ароматом горячего шоколада, вдруг услышала, как он медленно спустился по лестнице и произнес: «Привет! Мне вчера показалось, что ты хотела о чем-то поговорить? Я ошибся?» – она удивленно взглянула на него: значит, не так уж он был вчера отрешен? «Да, действительно. Впрочем, как ты догадался, что я художник?» Он усмехнулся, наливая себе кофе, и сел через стол напротив: «Как могло быть иначе, если эта новость муссировалась на вернисаже весь вечер и твой друг Костас уверял, что знает это из первых уст, т.е. от тебя? Известие застало меня немного врасплох...» Он слегка выделил слово «друг». Ей почудилось, что он задет. Она сделала вид, что ничего не заметила, и сказала мягко: «Извини, если доставила неудобство. Да собственно, я и хотела обсудить это с тобой … Думаю, я могу писать. Может, это и есть мое ремесло?» Она намеренно не смотрела на него, изучая содержимое чашки, которую держала двумя пальцами, слегка покачивая. Воспользовавшись этим, он изучал ее лицо в утренней беззащитности. Под глазами слегка обозначились тени, обычная бледность, шелковые почти черные волосы скользили вдоль щек, делая овал более тонким. «И ты хочешь это проверить?» - «Ну разумеется, если ты не против». - «Сможешь быстро собраться?» Она поняла, что он приглашает съездить в город. Ее всегда восхищала его решительность и быстрота действий. По возвращении поискали комнату, подходящую под мастерскую. Наконец, поднявшись на третий этаж, открыли одну угловую, с большими окнами в пол и мансардным окном в потолке. Здесь было достаточно света. Правда, пыль и паутина заставили Вик несколько раз чихнуть, но он обещал распорядиться насчет уборки. Девушка заметила, что рядом помещаются какие-то закрытые апартаменты. Бен, между прочим, пояснил, что они никогда не открываются, чем невольно зажег огонек любопытства в ее глазах и едва промелькнувшую улыбку: «J’espеre que ce n'est pas comme au chаteau de la Barbe Bleue ?” (2) - вдруг спросила его по-французски. Он взглянул на нее с изумлением и расхохотался от души. Потом ответил, помедлив: «Quelqu'un а qui je tiens beaucoup avait vеcu ici auparavant».(3) От дальнейших пояснений воздержался, а она не настаивала.
Вот так Вик стала пробовать кисти, пастель, рисунок, акварель, и вскоре оба были вознаграждены, рассматривая ее первые опыты. Наконец это сделалось ее повседневной жизнью, Вик словно неслась по быстрой горной реке. Казалось: все, что дремало и было похоронено в глубине ее сознания, вдруг вырвалось наружу неудержимым порывом художественного творчества… Пожалуй, это были не совсем обычные работы, их всегда отличало наличие скрытого подтекста, как бы «двойного дна», или, лучше сказать, «второго плана», присутствие «инобытия» в бытии и даже быте. Причем, это ощущалось даже в самых, казалось бы, простых по сюжету работах, таких, как натюрморт с цветами и фруктами. За счёт чего возникало подобное ощущение, с помощью какого средства или ухищрения? Как ей удавалось передать дрожанье воздуха? И что со светом в этих работах? Некоторые из них как бы светились изнутри, впрочем, так же, как и люди на ее портретах. Казалось, она преображает оригинал каким-то новым вдохновенным смыслом и загадочным внутренним светом, озаряющим их взгляд. В каждом человеке она ощущала недоступную другим тайну. Например, женщины получались более красивыми, утонченными и непостижимыми. Еще были работы, в которых вИдение художника (в прямом смысле этого слова) погружает зрителя в иную реальность. Нездешние неведомые существа наполняли эти работы: феи, единороги, эльфы, dracones… А люди, населявшие их, наряду с этими существами, неуловимо отличались тайной взора, исполненного теней. Но в то же время эта фантастическая действительность необъяснимо ощущалась такой же реальной, как, скажем, сад за окном. Казалось, дотронься – и все это оживет и ринется тебе навстречу. Странная энергетика исходила от них, словно дуновение иного ветра и свет другого солнца делал их более «сочными» и живыми, чем прочие. Ветер был свежее, а свет звезд - ярче. В тоже время во многих из них сквозила какая-то тайная грусть или даже ностальгия, хотя последнее было совсем непостижимо...
“В них любовь светлым Ангелом лебедя-града,
где лаванда и мирт, и оленьи следы
промелькнет в вышине синевы зыбью хладной,
тронув зеркала гладь, - так чарующе дымн
там видений туман, изнутри его сладость -
семицветный настой из лозы ностальгий” … (4)
- как сказал знакомый поэт, посетивший ее выставку. Вик работала быстро, очень сосредоточенно, не замечая ничего вокруг. А вскоре явила себя и практическая польза ее кипучей деятельности. Известное издательство заключило с ней договор на серию иллюстраций к циклу фэнтези благодаря своеобразию работ и, разумеется, связям Бена. Кроме того, выстроилась целая цепь желающих иметь у себя ее картины или заказать ей портрет. Вот так Вик довольно быстро сделалась модным художником. И «пиарить» ее было одно удовольствие: вся ее необычность, красота и трудолюбие тому способствовали. Однако справедливости ради, стоит отметить, что без Бена вряд ли это произошло бы так быстро, и вообще неизвестно: случилось ли? Как хороший организатор он устроил ей вернисаж в том же зале, где они впервые появились вместе, и приглашенная публика была примерно та же. Он договорился об интервью на телевидении и даже спродюсировал музыкальный клип с ее участием, в котором она исполнила свою хореографическую импровизацию под условным названием «Танец далекого мира». Вик была очень артистична и одарена во многом, он быстро это понял и стал чем-то вроде друга - импресарио. Бен втайне восхищался ее яркостью и живостью, благодаря которым она всегда оставалась в центре внимания. Немаловажную роль во всем этом сыграла ее загадочность, утонченность, невозможность узнать о ней и ее корнях. Биография художницы вызывала неподдельный интерес и интригу: «она словно лань вышла из дикого леса и попала в неведомый мир,» - так написали в одном из модных журналов. “Вот также неожиданно в замке далекой Шотландии однажды олень явился на пир к поэту и предсказателю Томасу ЛермОнту и увел его за собой в темную чащу”. А началом всему послужило наивное и неосторожное высказывание Вик о ее появлении в жизни Бена. Вообще, эта история быстро обросла разными слухами и сплетнями: от романтических и таинственных до грубых и нелепых. Тогда она стала сетовать на себя, что оказалась такой доверчивой и недальновидной. Бен только посмеялся и (надеясь, что хоть отчасти успокоит ее) сказал, что художница поступила весьма мудро для начинающего пиарщика. Действительно, так и случилось. «В конце концов, не все ли равно, что они выдумывают, если я не делала ничего плохого?» - решила Вик, предполагая впредь все же быть поосторожнее.
примечание:(1)Н.Гумилев;
(2) в переводе с фрц."Надеюсь, однако, что это не как в замке Синей бороды?" (3)"Почти! просто когда-то тут жил дорогой мне человек"
(4)А.Кручинин из книги "Дуэт корабельных скрипок"
Автор не отвечает за то, что не все буквы пропечатываются по франц.; здесь("глюк" прозы.ру), но все же приносит свои извинения читателям...