Пик-ап Часть I глава 7

Александр Смоликов
                http://proza.ru/2023/02/03/2099

Антон проснулся с головной болью. В мозгу дребезжало слово «выпотрошили», его произносил охранник стриптиз-бара, повторял, ухмыляясь, это слово звучало как заезженная пластинка. Обидное, но ведь какое точное. Во рту стоял ужасный привкус, словно вчера он ел говно. Надо было почистить зубы. Антон поднялся с кровати и тут же растянулся на полу, поскользнувшись на чем-то вязком и скользком. Нет ничего хуже, чем лежать в собственной блевотине, да еще холодной. Он не мог встать, болели локоть и голова — его здорово тряхануло при падении. Зато вчера-то каким мажором он отправился в стриптиз-бар! Вот бы кто ему сказал, что следующий день он встретит, корчась на полу в собственной блевотине, да еще вчерашней? Что ж, хорошо хоть не в чужой.

Он бы так и лежал, если б не вонь. Сделав усилие, Антон отлепился от пола и направился в ванную. Он вымылся, взял ведро, сгреб в него вчерашние харчи и вывернул в унитаз. Разделавшись с блевотиной, сходил в магазин и вернулся с баклажкой «Очаковского». Псссс — отвернул пробку. Шшш — залил в глотку. Вчера он, конечно, был круглым идиотом, когда так щедро проспонсировал папашкиными бабками телок из стриптиза, и сегодняшний день показал, где его место в этой жизни, — все так, и все же просвет был. Антон почувствовал это, глотнув пива.

Он сидел в кресле и потягивал пивко, поместив зад на центр британского флага. Великие рокеры взирали на него с плакатов. Перед глазами стоял профиль Насти, которой он напихал в колготки бабла, а она поулыбалась, покивала и пошла показывать пилотку другим. Вспомнилась и Мишель с непомерными сиськами и порхающими ресницами. Она тоже упорхнула от него с баблом. Антон подлил пива в бокал и успокоил себя мыслью, что ей каждую смену подворачивается молоденький дурачок, не видевший женщин с таким выменем.

На работе Антон отстоял положенные суточную смену и день, старательно исполняя свои обязанности. В среду он взял документы и поехал к нотариусу, который открыл наследственное дело и выдал свидетельство о том, что Антон является наследником имущества отца. Антон сообщил об этом по телефону Вячеславу Анатольевичу и написал матери. Теперь оставалось просто ждать.

Вечером по скайпу вышла на связь мать, начала расспрашивать, какое имущество входит в наследство. Антону не понравилось то, с каким интересом она выведывала состояние счетов, какой дом, сколько метров, сколько соток участок. Цинизм матери не ведал границ. Хоть бы поинтересовалась, как прошли похороны, все-таки девять дней исполнилось. Антон дал себе слово, что, если она потом попросит денег, он пошлет ее. Перед тем как проститься, она напомнила, чтобы он сразу написал, если вдруг объявится какой-нибудь наследник, помимо него.

Мысленно взяв в руки топор, Антон сделал на своей голове зарубку — никакого наследства он не увидит, если останется таким же ослом на двух копытах, каким был, отправляясь в стриптиз-бар. Он сказал себе, что пока не получит наследство, затянет пояс потуже и будет жить как прежде, ходить на работу, а по выходным сидеть дома и слушать музыку. И никаких баб. Он должен ждать.

Просидев выходные дома и выйдя на смену, Антон обнаружил, как стремительно угасает его аскетический порыв. Голоса женщин звучали как любимые рок-баллады, духи пьянили, модная одежда притягивала взгляд к заповедным местам. Когда после смены поехал домой, он снова рыскал по толпе изголодавшимся взглядом. К сожалению, телочки, готовой отдать себя на поживу, его пустые глаза не различили.

Выйдя из метро, Антон купил пива и шаурму и пошел домой. Поев, включил Soundgarden. Прошло пятнадцать минут, и он ощутил, что не может сидеть в своей тухлой квартире и слушать их мрачные композиции. Выключил музыку, хлопнув по клавиатуре так, что она подпрыгнула. Он хотел секса, любви, хотел видеть рядом с собой ту, которая бы пробуждала чувство — в конце концов, ему необходимо было просто находиться где-нибудь, где есть девушки, дышать одним с ними воздухом. Его мучителем была пустота.

Раньше бы Антон вызвонил проститутку, но после столь запоминающегося визита в стриптиз он твердо убедился, что отношения с бабами, которые строятся на деньгах, быстро приведут к краху. Он спустит все, а желаемого не достигнет. Антон смутно осознавал, что это нечто такое, что он не может купить, дело не в деньгах и не в бабах, а в нем. А что с собой делать, он не знал.

Оставалось развлекаться с телочками в интернете, чем Антон всегда и занимался. Уже пару лет он был зарегистрирован на «Мамбе», это не давало никаких результатов, зато помогало не свихнуться от одиночества. Он фигурировал там под ником Энтони — был указан возраст, место жительства и интересы: секс и музыка. Он разместил несколько фоток, на одной он был по пояс голый, на другой в полный рост в одних трусах, на третьей — в душе, повернувшись спиной, хвастался круглыми ягодицами, на четвертой — в душе, встав передом, возбужденный член выделялся сквозь намокшие трусы.

Антон давно убедился, насколько уныло общение на сайтах знакомств. Ни одна стоящая телочка, которой он предлагал встретиться, не согласилась. На контакт шли только те, которые были неинтересны: или страшненькие, или те, которые хотели серьезных отношений, тоже страшненькие. Классные телки, независимо от того, чего они хотели, пофлиртовать или выйти замуж, не видели в нем подходящей кандидатуры. Антон недоумевал — почему, ведь так неслабо торчал его член в мокрых трусах.

Оставалось попытать счастья с теми, кто постарше. Он принялся за анкеты женщин после сорока, выбирая только москвичек, с фото, у которых в графе «цель знакомства» стояло «секс», а еще лучше «секс на один-два раза». Приятно удивило, что в этой категории оказалось достаточно пригожих теток, которые искали знакомство именно для секса. Даже за пятьдесят попадались такие милфы, оказаться с которыми в постели Антон почел бы за счастье.

Главным их минусом для Антона был возраст мужчины, с которым они хотели познакомиться. Все искали ровесников или даже постарше. Только у одной сорокапятилетней «ягодки» возраст парня был указан «старше двадцати», но она выглядела как анорексичная ведьма. Все же, несмотря на несовпадение возраста, десяти впечатлившим его кандидаткам Антон написал сообщение: «Привет! Я хотел бы с вами встретиться! Давайте пообщаемся?»

Одна написала «отвали, малыш» — и все. Больше сообщений не было. Антон написал десяти другим. Снова пришло одно сообщение: «Молодой человек, если вы собираетесь заводить знакомство таким образом, вряд ли у вас что-то получится». «А как надо?» — спросил он. «Сначала предлагают познакомиться, потом общаются, и только если общение устраивает обе стороны, предлагают встретиться», — писала сорокавосьмилетняя Мила. Мила была довольно мила, на единственном фото она сидела, положив ногу на ногу, демонстрируя пышные ляжки.

«Милая Мила! — написал Антон, посчитав такое начало удачным. — Давайте познакомимся и пообщаемся! Увидите, я произведу на вас впечатление!» «Уже произвели своими мокрыми трусами, — отвечала она, наставив улыбок. — Мне нужен мужчина для хорошего секса, а воспитывать детвору не мой профиль». «Я дам вам сколько угодно качественного секса!» — написал он, но это походило на крик утопающего, которого никто не собирался спасать. Мила не ответила. Он разослал сообщения еще десяти.

Тетки молчали. Бегущая строка пестрила фотками, все женщины, молоденькие и не очень, жаждали общения и, конечно же, секса. Антон был уверен в себе как мужчина и чувствовал себя тем, кто им нужен, но невидимое препятствие стояло между ними, как бы он ни стремился найти подругу или партнершу, перед ним вырастала невидимая стена, и он ничего не мог сделать. Злой рок! Лето было в полном разгаре, а он не мог найти женщину, чтобы просто потрахаться! В Москве!

Антон был в отчаянии. Он вышел на улицу, купил бутылку пива и направился к метро, потягивая из горла. Поток людей схлынул. Он прошел турникет и сел в электричку. В метро не так остро ощущалось одиночество. Вестибюли станций походили на улицы, парни ждали девушек у колонн, парочки шли, взявшись за руки. Лицо каждого человека говорило о том, что он стремится туда, где его ждут. А Антона никто не ждал.

Он вышел на Белорусской и свернул на кольцевую. Катался внутри кольца, пересаживаясь с ветки на ветку, как будто бродил по улицам, поворачивая с одной на другую.

Антон достал телефон и зашел на страничку на «Мамбе». В папке входящих мигал конвертик. Ему написала какая-то Анна пятидесяти двух лет и без фото, которой он не отправлял предложения познакомиться. «Одиноко?» — написала она. Он посмотрел ее анкету. Не замужем, дети есть, москвичка, любит готовить, читать французскую литературу и интересно общаться. В целях знакомства было указано все: дружба, переписка, серьезные отношения, секс. Размер груди — большая.

Антон скривился. Если телка не показывает фото, значит страшная, а если не показывает фото пятидесятидвухлетняя бабка, значит — очень страшная. Дружба и переписка — фигня, нужны, чтобы завуалировать главную цель — секс. Старушенции надо потрахаться последний раз в жизни, вот и ловит озабоченных на анкету без фото. Пришлось признать, что он и есть озабоченный, а она единственная, кто ответил. Он написал «Да». Ответ не заставил себя ждать. «Может, по телефону поговорим?» — написала она. «Давайте», — согласился он. В ответном сообщении был указан номер мобильного.

Антон был уверен, что это развод безобразной старухи, и все-таки проглотил наживку. В нем тлела надежда — вдруг он ошибается? Он вышел из метро и позвонил. Ответил глухой, лишенный эмоций голос, Антону захотелось отключиться.

— По-моему, у вас плохое настроение, — сказали в трубке.

— Да. Мне одиноко, как я уже написал, — Антон решил резать правду без околичностей.

— Понимаю, — она вздохнула, как бы признавая, что ей тоже одиноко. — Вас плохо слышно. Вы не дома?

— В метро.

— Куда-то едете?

«Какой глупый вопрос», — подумал он.

— Домой.

— А, — она снова вздохнула.

Антона бесило, что он разговаривает со старой страхолюдиной. «Надо обозвать ее и бросить трубку!» — он стал перебирать в уме подходящие фразы.

— Может, приедете в гости? — предложила она.

«Секс предлагает!» — обрадовался Антон.

— Хорошо, приеду, только у меня одна просьба.

— Какая?

— Вы должны понять. Только не обижайтесь…

— В чем просьба-то?

— Хотелось бы ваше фото, — он ждал, что в трубке раздадутся гудки.

— У меня нет в компьютере, — сказала она.

— Сделайте сэлфи и отправьте в эмэмэс, по вотсапу, как угодно.

— Я не умею снимать себя.

Антон почувствовал замануху.

— Я нормальная, — сказала она.

Он не знал, как быть.

— Ну что, приедете? — спросила она, и он почувствовал, что, если замедлит с ответом, женщина бросит трубку.

— Да, — выпалил он. — Говорите адрес.

— В эсэмэске получите, — она отключилась.

Антон огляделся, он находился в центре Москвы, но не узнавал место. Подошел к входу в метро — Полянка. Запиликал сигнал смс. Анна жила на Щелковской. Он спустился в метро, проехал остановку и на Арбатской пересел на синюю ветку. Всю дорогу Антон мучил себя предположениями, что будет разочарован, и все-таки ехал, потому что лучше это, чем стоять возле колонны и рыскать глазами в толпе.

Один раз у него был подобный случай. Лет пять назад он познакомился по смс с одной нимфоманкой на пенсии, которая по телефону уверяла, что является обладательницей пышных форм. Антон летел к ней на крыльях воображения, рисовавшего фигуры порнозвезд из раздела «аппетитные мамочки». Когда же открылась дверь, оказалось, что пышные у нее только живот и подбородок, а жопа и сиськи напрочь отсутствуют. В ужасе, что дверь через секунду закроется, и его склонят к отвратительным отношениям, он заявил, что сбегает за выпивкой, и запрыгнул обратно в лифт. «Ссыкунишка!» — услышал он, когда двери лифта закрылись, и хохот, который летел за ним до первого этажа. Должно быть, на Щелковской его ждало то же самое.

Быстро темнело. В эту минуту ночь казалась Антону временем, когда все, что есть вокруг красивого, прячется до утра, а все отвратительное вылезает и вводит в соблазн.

Анна жила на первом этаже. Стоя перед дверью, Антон жутко переживал. «Она старше матери, — думал он, — надо только не закрывать за собой дверь; если что, смоюсь без объяснений!» Дерматин, обтягивающий дверь, в нескольких местах был разрезан. Антон, занятый мыслями о том, что его ждет, даже не подумал об этом. Дверь отворилась, и он увидел силуэт — очертания женской фигуры с прической как у Пугачевой. Он шагнул через порог, и дверь захлопнулась. Несколько секунд они рассматривали друг друга. Антон не мог понять, как расценить внешность хозяйки квартиры. На ней были черные брюки и светлая просторная то ли рубашка, то ли блузка.

— Проходите, — сказала Анна и встала боком, пропуская его в квартиру.

Когда она повернулась, бросилось в глаза, какая большая у нее грудь. Антон разулся и прошел мимо. Хозяйка пригласила на кухню. Он пошел за ней, женщина предложила сесть, а сама осталась стоять. Анна была среднего роста, с непримечательным лицом немолодой женщины в обрамлении целой копны черных пышных волос. Антону показалось странным, что он не почувствовал запаха духов и не заметил косметики на ее мясистом лице, которое не мешало бы немножко подмазать для такого случая.

Все выглядело так, словно он зашел к товарищу, которого не оказалось дома, и его мать предложила выпить чаю. Анна повернулась к нему спиной и стала протирать столешницу. Антон решительно не мог разглядеть ее фигуру. Блузка и брюки были свободными и вообще казались не подходящими для случая, когда дама пригласила кавалера в гости. Правда, он не находил в ней и ничего отталкивающего. Нос картошиной и прическа как у Пугачевой его не пугали. Пока все выглядело довольно сносно.

— Давайте поговорим о чем-нибудь? — предложил он.

— Давайте, — Анна повернулась к нему и вздохнула. — Чай будете?

Она избегала его взгляда, и вздох у нее получился взволнованным. Что бы это значило, подумал Антон. Она включила электрический чайник и поставила перед гостем чашку. У нее были крупные руки с короткими ненакрашенными ногтями. Наблюдая за ней в этот момент, Антон нашел, что, в общем, она ничего. Она была полновата, но живот не выпирал ни спереди, ни с боков. И задница вроде бы находилась на месте. Он бы сказал, что интрига сохранялась.

— Антон, может, вы есть хотите? — спросила она.

— Да, я бы поел немного, — признался он.

— Картофельную запеканку будете? С мясом.

Он кивнул. Она достала из холодильника большое блюдо, отделила кусок лопаточкой и поставила в микроволновку.

— Можно не очень горячее, — сказал он.

Пока разогревалась запеканка, Анна налила чай ему и себе, потом поставила перед ним блюдо и дала вилку. Давно Антон не ел такой еды, домашней и вкусной.

— Можно добавки? Очень вкусно. Вы сами готовили?

Она даже не улыбнулась, только кивнула и поднялась, чтобы открыть холодильник.

— С кем вы живете? — спросил он.

— Одна.

— Почему? — удивился он.

— У меня взрослые дети, у них свои семьи, живут в собственных квартирах.

— А муж?

Анна пожала плечами.

— Путешествует где-то автостопом.

Это прозвучало очень смешно, Антон чуть не расхохотался.

— Как это?

— Я его выгнала, — она поставила перед ним блюдо с добавкой. — Его давно надо было выгнать, тюфяка такого. Детьми занималась только я, вообще все на мне было, а он диссертацию писал, потом статьи. Дети рано поженились, как мы, и выпорхнули из гнездышка. Остались вдвоем с мужем. Вроде пришло время пожить для себя, только мне он уже вообще никак стал. Смотрела на него, когда он над своими книжками сидел, и удивлялась: как я с таким увальнем жила? Подружки говорили: «Ань, ты вон какая, а от него есть какой-то прок?» — Она пожала плечами. — Ну и выгнала.

— Прям на улицу?

— К свекрови. У него тогда мать была жива.

Видимо, разговор о муже навевал на нее скуку. Воцарилось молчание. Надо было перевести беседу на другой предмет.

— У вас в анкете написано, что вы любите французскую литературу.

Анна махнула рукой.

— Надо же было что-то в анкету написать.
 
— Кого читаете?

— Вы предлагаете о литературе поговорить?

В последней фразе сквозила легкая насмешка. Антон не нашелся, что ответить. Они снова замолчали. Пока разговаривали, Анна все время отводила глаза, а Антон, пользуясь этим, разглядывал ее. Постепенно она нравилась ему все больше. Теперь он вполне допускал, что с этой женщиной может быть секс. Хотя оставались неопределенные моменты в плане внешности; важно было узнать, что у нее с жопой и ляжками. К сиськам вопросов не было, было очевидно, что они здоровенные, пусть висячие, главное, большие. А вот жопа не должна подвести, если она окажется дряблая или вислая, как бараний курдюк, тогда фигово, больше двух раз у него не получится.

Фантазия в миг нарисовала, как эта тетка стреляет в него страстным взглядом из-под копны черных волос, становится раком и поворачивается большой-пребольшой жопой. Оставалось придумать, каким образом перевести общение в нужное русло. Антон поймал на себе ее взгляд, который, казалось, говорил: делай уже что-нибудь или хотя бы говори, если не набрался смелости, ссыку… Да, определенно, «ссыкунишка», Антону казалось, что именно этим унизительным эпитетом она нарекла его про себя.

Легко сказать! Ощущение было такое, словно он должен сделать откровенный комплимент матери друга или проявить к ней интерес как к женщине.

— Знаете, мне не верится, что у вас в компьютере нет фотографий. Странно, что вы не ставите фотки на своей страничке. Фото прибавило бы вам поклонников, — сказал он.

— Прибавило бы? — изумилась Анна. — Лучше подскажите, как их убавить! Допили чай? Идемте, я вам кое-что покажу.

Следуя за ней, Антон продолжал свои наблюдения. У нее была мягкая походка, и при каждом шаге в свободных брюках выгодно обозначались массивные ягодицы. Неужто он окажется с ней в постели? Мысль эта возбуждала посильней порнографии.

Анна провела его в маленькую комнату. Справа стояла старомодная стенка, слева — короткий диван, а у окна письменный стол с компьютером. Она подошла к столу и подставила еще один стул. Комнатенка показалась Антону неухоженной, как чулан.

— Присаживайтесь, — сказала Анна и села за компьютер.

На столе находился громоздкий системный блок и рядом с ним монитор, толстенный, как ламповый телевизор. В мониторе светилась «Виндоус» такой ветхой версии, каких Антон не видел на своем веку. У него было ощущение, как будто он пришел к старенькой преподавательнице позаниматься пропущенной темой.

Антон сидел рядом и смотрел на ее профиль в копне пушистых волос; если осветлить и намарафетить, можно было бы сделать из нее Пугачеву. Антон глянул на увядшие губы и подумал, сможет ли поцеловать их? В голову лезли эротические фантазии. Анна двигала мышкой по столу.

— Вот, смотрите.

Он узнал ее страницу. В графе «входящие сообщения» стояла цифра сто десять.
— Сто десять? — воскликнул он. — За сколько?

— За день. Что вы удивляетесь? Женщинам всегда пишут в десять раз больше. А была бы фотка, было бы двести.

— Сто десять! По любому, из такого количества можно выбрать варианты на какой хочешь вкус.

— Что вы говорите! Выберите сами.

Анна открыла первое сообщение. «Дорогая, ты уже в белье?» — писал шестидесятипятилетний Гарик. Открыла второе: «Позволь хрюкнуть у тебя между ножек» — по аватарке можно было подумать, что лысый человек в очках — академик. Третье: «Приглашаю взглянуть, как бульдожек Джонни жарит мою ненасытную женушку» — прислала жирная хохочущая рожа. Четвертое: «О моя госпожа, исполню любое ваше самое заветное, самое отвратительное…»

— Продолжать? — спросила Анна.

— Все такие?

— Девяносто процентов. С десяток тех, что просто хотят познакомиться, из которых два, максимум три, с кем возможно нормальное человеческое общение.

Она порывисто вздохнула. В течение несколько минут, пока они сидели за компьютером, она ни разу не взглянула на Антона — он ждал, когда она повернется лицом, но женщина упорно лупилась в монитор, бесцельно гоняя мышкой по странице на «Мамбе». Если б она повернулась, он бы поцеловал ее. А если дотянуться губами до лица и чмокнуть в щеку, когда она смотрит в компьютер, или положить руку на талию, можно схлопотать по физиономии. Антон был уверен в такой реакции. Чем сильнее нарастало его желание, тем сильней он впадал в ступор. Его охватило тупое непонимание.

Анна поднялась и перешла на диван. Антон проследил за ее движением. Она взглянула на него мельком и отвела взгляд. Он остался бы на своем стуле, если б это не выглядело по-идиотски. Момент предполагал единственное разрешение. Он поднялся и словно под руководством невидимой силы подошел к Анне, наклонился и коснулся губами ее щеки. Она не отреагировала, а может, просто замерла, и он дотронулся до губ. Рыхлые губы ответили, и это сломало неловкую напряженность.

Антону показалось, что от нее пахнет хозяйственным мылом. Ему хотелось, чтобы шероховатые губы, совсем не такие, как у молоденькой девушки, мгновенно отзывающиеся на поцелуй, стали активнее. Было неудобно стоять, наклонившись, и целоваться, а она сидела на краю дивана и еле шевелила губами. Антон сел рядом, и она обняла его и легла на спину, потянув его за собой. Женщина порывисто вздохнула, и грудь ее колыхнулась, губы задвигались, но вяло, как будто она жевала ими, а не целовалась. Он смотрел на ее лишенное мимики лицо, на опущенные веки и ждал, когда на нем проступит желание. Наконец просунул ей в рот язык, и она потянула его в себя.

Монитор на столе потух и стало темно, что оказалось кстати. Антон положил руку на ее левую грудь и почувствовал, какая она упругая в лифчике. Они целовались, она не отнимала его руку с груди, только сильно сопела. Он сжимал грудь и засасывал губы. «Я тащусь от того, что лапаю пятидесятидвухлетнюю тетку — отпад!» — подумал он.

— Пойдемте на кровать? — прошептал он.

— Мы будем здесь, — ответила она тоже шепотом.

— Диван короткий. Неудобно! Пойдем туда!

— Нет!

— Чертов диван…

— Замолчи…

Анна села и сняла через голову блузку. Антону понравился вид ее стянутой бретельками лифчика спины; он вскочил, сбросил с себя джинсы и трусы и, оставшись в одной рубашке, прижал к ее плечу вставший член. Она расстегивала брюки, а он думал: «Чего она столько возится?» Едва она разделась, как Антон сунул ей в руку член. Было очень приятно ощущать ее теплую умелую руку, а потом, когда пышная шевелюра наклонилась к его животу, горячий рот. Он никогда не испытывал таких ощущений. Не прошло и минуты, как он кончил, запустив пальцы ей в шевелюру, и упал на диван, который чуть не развалился под ним. Анна легла рядом и положила руку ему под голову, а другой рукой стала гладить его — воздушные пальцы скользили по шее, груди, животу. Она повернула к себе его лицо, и он увидел ласковые глаза. Короткий диван не мешал парить в облаках.

— Мне никогда не было так хорошо, никогда... — бормотал он.

— Знаю, — она улыбнулась и закрыла ему рот рукой.

Антон думал, что кайф, который он получил, не имеет значения, потому что гораздо важнее, что он обрел то, ради чего ехал сюда, вопреки сомнениям, то, что все время искал, мучаясь от одиночества, блуждая по станциям метро, то, что он сейчас переживал, счастье.

Анна все гладила его, водила пальчиком по краю лба, где начинались волосы, по бровям, ушам, шее, груди, по животу, провела вниз и положила руку на член. Она согревала его теплом и лаской. Антон закрыл глаза. Каждое прикосновение доставляло удовольствие. Член в ее руке встал. Чем тверже он становился, тем сильней она его сжимала. Анна села, сняла трусы, заскрипев диваном, и снова легла. Тронула Антона и, когда он посмотрел на нее, раздвинула ноги. Он тут же лег сверху и, оказавшись в тесных объятиях женщины, начал толкаться в нее. Ее дыхание стало прерывистым.

— Не спеши, — прошептала она.

Антону было очень удобно с этой женщиной. Трахнув пару десятков молоденьких телочек, он признался себе, что ни с одной ему не было так удобно. Встречались девчонки, с которыми было классно, но что бы так, как с этой женщиной, ни с одной.

Ее тело начало вздрагивать, Антон задвигался энергичнее. Она вцепилась в его ягодицы, затряслась и сжалась, удерживая его на себе, он хотел выскочить из нее, но она не пускала.

— В меня, в меня, — бормотала, задыхаясь, Анна.

Когда дрожь ее отпустила, она обняла его за шею и провела пальчиком по спине. Они лежали, обнявшись, и она все гладила его, пока у них не затекли ноги.

— Мне неудобно, я хочу сесть, — сказала она.

— У меня тоже уже ноги затекли. Почему нельзя перейти на кровать?

— Ти-хо.

Анна села.

— Положи голову мне на колени, — сказала она.

Антон положил голову ей на бедро, как на подушку, и согнул ноги, так меньше сказывалось неудобство дивана. Она обхватила рукой его голову.

— Я хочу, чтобы наши встречи были постоянными, — сказал он.

— Все зависит от тебя, — ответила Анна. — Когда у тебя последний раз была девушка?

— Месяца два назад.

— Так давно?

— Так получилось.

— Ничего. Не имеет значения, ведь все хорошо, — шептала она, прижав его к груди, массируя ему голову пальцами.

Антон желал только одного, чтобы это не кончалось.

— Расстегни мне лифчик, — попросила она.

Он нащупал крючки, повозился, но расстегнул. Анна стянула лифчик, взяла Антона за голову и прижала к своей груди, от которой исходил сладкий аромат. Он не помнил, чтобы грудь девчонки привлекла его внимание запахом, а тело этой женщины пахло очень приятно. Антон поцеловал огромное темное пятно, почувствовав губами бугорок, он не знал, чего в его поцелуе больше, страсти или благодарности. Анна прижала его сильней, он ощутил губами, как бугорок увеличивается, и стал сосать его. Он сосал ее грудь, а женщина гладила его по лицу, по волосам и вздыхала. Антон подумал, как час назад ехал сюда с унылым сердцем, мечтая хоть как-то избавиться от одиночества, а теперь он лежал, как младенец, в объятиях этой женщины, и чувствовал себя счастливым и защищенным. Он заплакал, всхлипывая и зажмуриваясь от нахлынувшей горечи. Слезы капнули Анне на грудь. Она крепче прижала его к себе, и он расслышал шепот.

— Ты самый лучший, самый красивый. У тебя красивые глаза, красивые губы... мой сынок, — она раскачивалась, словно убаюкивала его.

Когда он успокоился, она погладила его по голове и тихо сказала:

— Все хорошо, слышишь? Все хорошо.

Он кивнул, ткнувшись носом в мокрую грудь. Она взяла его член и помяла пальцами. Такие прикосновения возбуждали, член стал набухать, она взяла его в кулак и принялась онанировать. Когда член стал твердым, сжала пальцы и стала быстро дрочить. Антон кончил, но она не отпускала его, продолжала ласкать, натирая член и яйца его собственным кремом.

— Мой хороший, мой мальчик, мой славный малыш, — шептала она.

Антон провел у Анны ночь, утром они вместе покинули квартиру: она поехала на работу, а он домой. Антон ощущал себя счастливейшим из людей. Дома он включил погромче музыку и упал на американский флаг, расставив руки и разинув рот, как дурак, переживая свое внезапное счастье.

В том, что ему было хорошо с пожилой теткой, крылось какое-то особенное удовольствие. Анна была далеко не манекенщица, ее даже нельзя было назвать зрелой женщиной, которой удалось сохранить молодость. И уж тем более она совершенно не выглядела как молодая. Но она была Женщина. Ее прикосновения высекали в нем огонь, который мгновенно охватывал тело от макушки до ступней. Антон готов был упасть ей в объятия и пусть весь мир летел бы в тартарары. Он стал наведываться к Анне каждый вечер, кроме суточной смены.

У них выработался своеобразный ритуал. Когда он приезжал, они приступали к делу безо всяких прелюдий. Прямо в прихожей Анна расстегивала у него ширинку и, целуя, вызывала пожар в штанах. Потом наклонялась и брала в рот или тащила за член в маленькую комнату и делала минет на скрипучем диване. Она была минетчица с большой буквы: брала в рот и облизывала головку со всех сторон. Ощущения, которые она вызывала, быстро приближали Антона к оргазму, он кончал ей в рот и лежал, пока она облизывала яйца и член.

Потом они делали перерыв, Анна кормила его домашней едой, иногда они выпивали вина, разговаривали о чем-нибудь и возвращались в маленькую комнату, раздевались и ласкали друг друга, неестественно сгибаясь на коротком диване. Антону нравилось смотреть в ее раздвинутые бедра, совать пальцы во влагалище и следить за реакцией. Анна отрывала голову от подушки и смотрела туда, где он елозил рукой.

— Приятно?

Она кивала и роняла голову на подушку. Антон продолжал, следя за ее лицом с разинутым ртом.

— Поласкай меня язычком, — просила она.

Ее тело отзывалось даже на легкое прикосновение, ее ломало. Она запускала пальцы ему в волосы и тянула к себе, как будто собиралась засунуть в себя его голову. Полные бедра тряслись от накатывавшего волнами удовольствия. Теперь не выдерживал он, хватал и долбил, как отбойным молотком, ее массивную тушу.

После ярого секса следовал отдых. Анна водила пальчиком по его коже, у нее выработался своеобразный маршрут: лоб, брови, губы, шея, грудь, соски, живот и мошонка. Он по-бабьи разводил ноги, и ее пальчик гулял по его нежным местам. Они лежали на диване, сплетясь ногами, так как их некуда было деть. Антон улыбался, его глаза были закрыты, а рука Анны лежала на его груди.

— Открой глаза, — прошептала она.

Антон открыл.

— У тебя глаза как у девушки, большие и красивые, с пушистыми ресницами, — она чертила пальчиком по его бровям и векам. — Губы тоже красивые, пухленькие. Ты красавчик. Девчонки должны от тебя с ума сходить.

— Не все. От тебя, наверное, тоже сходит с ума куча мужиков.

Анна улыбалась.

— Ты тоже красивая.

— Я старая.

— Нет!

— Не спорь. Я знаю.

— В тебе есть то, чего нет в других.

— Чего же?

— Океан нежности!

Потом они мыли друг друга в ванной. Под струями воды возраст Анны как бы переставал различаться. Мокрые волосы прилипали к лицу, с ресниц капала вода, светло-коричневые соски становились темными и набухали. Это делало ее моложе лет на пятнадцать и, конечно, возбуждало Антона. Они снова трахались.

Они ложились спать на широкой кровати в большой комнате. Здесь Антон не должен был прикасаться к Анне, это было условием.

— Почему мы терпим неудобства на кургузом диванчике, когда есть такая прекрасная кровать? — спросил как-то Антон.

— Ну, вот так…

— Можешь объяснить?

— Нет.

Это «нет» и было объяснением, которое Антон истолковал как тактичное замалчивание Анной настоящего отношения к нему. Видимо, на самом деле он мало что для нее значил. Постель, как брачное ложе, была для этой тетки священна, возможно, она зачинала на ней детей. А для рядовых, как он, пихарей, полагался скрипучий диван. Так думал Антон.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он.

— Давай спать.

Он почувствовал раздражение. Счастье, к которому он так быстро привык, оставляло его.

— Дай мне грудь, — сказал он.

— Мы же спать легли, — пробормотала она.

— Дай мне грудь!

Анна откинула одеяло и, ни слова не говоря, отвела его за руку в маленькую комнату, села на диван и задрала ночнушку. Антон положил голову ей на колени, Анна сунула ему грудь. На этот раз она не называла его «сынок» или «мой мальчик» и не гладила по волосам. Антон не должен был плакать, но все же не сдержал подкативший к горлу комок и намочил слезами ей грудь.

В другой раз — это было в субботу утром, они уже позанимались сексом и позавтракали — Анна предложила пойти погулять.

— Сегодня нежарко, я хочу пойти в парк, подышать свежим воздухом, — сказала она.

Стоял солнечный, но прохладный день. Антон был в джинсах и толстовке, Анна — в спортивных лосинах, которые подошли бы молоденькой девушке, но на женщине предпенсионного возраста смотрелись вызывающе. Она надела кроссовки и легкую куртку.

— Ну как?

Обтянутые лосинами полные ляжки возбудили Антона.

— Просто супер!

Они вышли на улицу, он взял ее за руку. Ему хотелось показать всем, что они пара.

— Здесь недалеко Гольяновский пруд. Пойдем туда, — сказала она.

Народу было немного: бегуны, собачники, мамы с колясками. Светило солнце, ветер гонял по воде золотисто-синюю рябь. Рыхлые серо-белые облака кружили над прудом. Стая сизарей клевала крошки на плитке набережной. Мелкие волны разбивались о бетонный берег, казалось, будто плещутся рыбки. Пожилой мужчина с удочкой сидел на раскладном стульчике и следил за дрейфующим к берегу поплавком.

— Столько покоя в этом старике, — сказала Анна. — Как будто он сидит здесь тысячу лет.

— Просто он старый, — усмехнулся Антон, — и его ничего не интересует в жизни.

Они повернули, огибая пруд.

— Антон, после двенадцати ты должен уехать. Ко мне приедет дочка с внуком.

— А когда они уедут?

— Ты хочешь знать, когда сможешь приехать? Не знаю. Антон, давай, помимо наших встреч, у каждого будет своя жизнь.

— Ты считаешь, мы слишком много проводим времени вместе?

— Если видеться каждый день, я надоем тебе через месяц. Поверь, так лучше для нас обоих. Лучше реже, но ярче, а когда слишком часто, все быстро потухает.

Антон держал ее за руку, но смотрел в другую сторону, он расстроился.

— Ну не дуйся, как маленький! Давай поговорим как взрослые люди.

— Хорошо, — пробурчал он.

— Если я что-то говорю, значит, знаю. Все хорошо в меру. Когда люди встречаются часто, они быстро надоедают друг другу. А когда редко, то успевают остыть и соскучиться, и их сильнее тянет друг к другу. Необходимо отвлекаться. Надо заниматься своими привычными делами, ходить на работу, уделять внимание семье. А для секса достаточно видеться два, максимум три раза в неделю. А может, и раз.

— Для такой нимфоманки, как ты?

— Что за выражения? — ответила она спокойно, но по лицу он понял, что обидел ее.

— Ты такая темпераментная! — забормотал он. — Никогда бы не подумал, что... — и осекся.

— Что не подумал бы? — Анну развеселила его неловкость. — Что темперамент возможен в моем возрасте? Я сама удивляюсь. Но что поделать? Вот такая я. Не знаю, что со мной, хочу и все.

— Так почему же тогда два раза в неделю?

— Потому что двух раз мне хватает. Антон, сейчас мы погуляем, и ты уедешь, а приедешь, когда я позвоню. Договорились? — она направила на него взгляд и не отвела, пока он не согласился.

Так прошел месяц. Исходя из рабочего графика, Антон ездил к Анне раз в четыре дня. Они все время проводили дома, изредка гуляя в Гольяновском парке.

В один его приезд получилось так, что Анна никак не могла кончить, хотя они уже два часа не слезали с дивана. Обычно это получалось у нее легко, а в этот раз почему-то никак. С обоих струями стекал пот, Антон кончил два раза, а у нее не получалось. Анна гладила его по спине.

— Мой хороший... я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, — произнесла она охрипшим голосом.

— Все, что пожелаешь.

— Встань, пожалуйста.

— Встать? — он поднялся с дивана и встал перед ней, выставив член.

— Постой так…

Анна стала гладить себя между ног, при этом смотрела на него. Ее взгляд помутнел, рука двигалась все быстрее, пока все тело не затряслось, особенно грудь, живот, ляжки. Антон удивился тому, какое у нее дряблое и жирное тело. И еще удивился, что не замечал этого раньше. Она несколько раз дернулась и закричала, зажмурившись и разинув рот, как от боли. Она все терла себя и кричала — наконец обессилела и расплылась. И лежала так, тяжело дыша: растрепавшиеся волосы закрыли лицо, был виден только открытый рот, пятна сосков сползли по бокам. Анна сделалась страшной, как мертвая ведьма.

— Все, — пролепетали ее бесцветные губы.

Антон решил пошутить.

— Знаешь, как в Италии называют мастурбацию?

— Как?

— Мастурбаццо, — он заулыбался и ждал, что она тоже должна улыбнуться, но на ее лице ничего не отразилось, глаза по-прежнему закрывали волосы.

— А знаешь, как в Италии называют бестактных шутников? — неожиданно спросила она.

— Как?

— Идиото.

Антон хмыкнул, а на лице Анны по-прежнему не было ни единой эмоции. Ему стало неловко. Она поднялась и стала одеваться, двигала локтями, надевая сорочку, груди болтались, как растянутые бурдюки. Антон снова удивился, не найдя в ней ничего привлекательного.

— Прости, пожалуйста. Я просто хотел пошутить, но получилось неудачно.

Антон ждал, что она улыбнется и скажет, что прощает его, но она молчала.

— Уйди, — сказала она, одевшись.

— Уйти?

— Да, уйди, — повторила она.

У нее было обычное лицо, не злое, не сердитое, а такое как всегда, только твердое. Антон испугался.

— Прости меня, я не хотел... — бормотал он, натягивая трусы.

— Я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас же, — повторила она, и Антон понял, что смягчить ее не получится.

Анна вышла из комнаты. Он оделся и вышел за ней. Она стояла на кухне и смотрела в окно.

— Уходи, — сказала она.

— Прости!

Антон закрыл за собой дверь и услышал, как щелкнул замок. Он удивился тому, как стремительно она закрыла его. Выйдя на улицу, он позвонил. Анна не взяла трубку. Написал в эсэмэске, что любит ее. Ответа не последовало. Написал длинную эсэмэску с извинениями и выражением чувств. Снова ничего. Он направился к метро, раздумывая, как помириться.

На следующий день — была пятница — Антон с утра принялся доставать Анну звонками. Он набирал ее без конца, она не брала трубку. Написал несколько эсэмэсок, умоляя простить. Ответа не было. Он открыл ее страничку на «Мамбе» и обнаружил фото, на котором она раскинулась на широкой кровати в роскошном серо-голубом белье. Она держала волосы рукой, собрав их на затылке. Грудь выглядела огромной, и кружева очень шли ей. Глаза были подведены тушью, а губы накрашены красной помадой. Анна выглядела как порно-звезда.

Было указано, что последний раз она заходила на сайт в два ноль девять. Получалось, что она полночи просидела в знакомствах! Сколько же она получила посланий от озабоченных мужиков и, вполне возможно, уже с кем-то потрахалась. Антон представил ее с обнаженной грудью, как она водит пальчиком по чьей-то спине. Настрочил сообщение, вымаливая прощение, с кучей признаний, как ему одиноко и как много она для него значит. Антон продолжал звонить, пока вместо длинных гудков не появились короткие — отключила телефон. Он зашел на «Мамбу» — ответ! С замиранием сердца открыл сообщение, там было одно слово: «отвянь». С маленькой буквы, без точки. От этого слова разило нулем, пустотой, тем, чем он сделался для нее в один миг.

Антон лежал на американском флаге, раскинув руки и свесив голову. Раздался входящий звонок. Он бросился к телефону. Звонил Вячеслав Анатольевич.

— Здравствуй, Антон, это Вячеслав.

— Здравствуйте…

— Как дела?

— Работаю, все как обычно.

— Завтра сорок дней, если помнишь.

— Да, конечно, помню.

— Значит, завтра увидимся. Собираемся в двенадцать на кладбище, потом посидим в офисе.

— Хорошо. Я как раз собирался подъехать на кладбище.

Вячеслав Анатольевич попрощался и положил трубку. Если б не его звонок, Антон и не вспомнил бы про сорок дней. Прошло пять минут, и все мысли Антона вернулись к Анне. Он набрал ей: то же самое — отключила телефон. Он быстро оделся и выбежал из дома. Было без четверти десять.

В окнах ее квартиры горел свет. Антон не стал набирать номер в домофоне, подождал, пока из подъезда кто-нибудь выйдет, взбежал на лестничную площадку и прислушался. За дверью было тихо. Он позвонил. Сколько раз он звонил, и дверь открывалась, и он входил в нее словно в рай. Теперь рай был закрыт. Антон снова позвонил.

— Кто там? — послышался из-за двери глухой голос, это, несомненно, была она.

— Это я, открой, пожалуйста, — сказал он.

— Я вас не жду, — сказала она так же тихо, называя его почему-то на «вы».

— Прошу тебя. Я все объясню.

— Я вас не жду, — повторила она.

— Я не хочу, чтобы все кончилось. Ты мне нужна, — забормотал он.

— Уходите.

Тихий голос был непреклонен. Антон понял, что между ними все кончено.

— Я не могу без тебя…

Она не ответила.

— Я повешусь.

— Что? — спросила она.

— Даю слово, повешусь, — повторил он.

— Только, пожалуйста, не в этом подъезде, — на этот раз ее голос прозвучал отчетливо.

— Я же правда повешусь, — пролепетал он, чуть не плача.

Ответа не было.

— Нам же было так хорошо...

— Мне со многими было хорошо.

Антон понял, что она не отходит от двери, потому что ей доставляет удовольствие унижать его. Надо было уйти самому, но он не мог.

— Неужели ты обиделась из-за одного слова?

— Я не обиделась.

— Так почему же так резко…

— Да надоел ты мне!

— Но…

— Иди вешайся, придурок…

Взгляд Антона упал на разрезанный дерматин на двери, и он понял, откуда появились эти следы. Кто-то уже стоял здесь, как он, такой же раздавленный, умоляющий, изъеденный тягой к похотливой старухе, способный лишь на то, чтобы изрезать обивку двери.

                http://proza.ru/2023/02/07/1158