С утра погода не менялась; всё та же: верхняя средняя облачность и ветер у земли - метра четыре южного направления. Земляне сказали бы просто: - хороший день, а пилоты: -миллион на миллион. Оставалось обслужить ещё одну партию. Светлого времени было достаточно, но по состоянию аэродром Ачайваям через полчаса закрывался. Мы запросили диспетчерскую службу продлить состояние ещё на час, чтобы выполнить с утра намеченную работу, тем более, что партия находилась поблизости, да и геологи сидели без дела уже третьи сутки.
Состояние продлили, и через двадцать минут вертолёт был уже над точкой. Место было знакомое, поэтому в условиях посадки не сомневались, зашли быстро и легко. Геологи собирались недолго. Бортмеханик руководил загрузкой, а я выяснял у заказчика куда перебрасывать партию. Оказалось, совсем рядом - выше по реке в десяти километрах у контрольного репера намечалась их новая база. Уже затаскивали последние ящики, а голос командира, совсем ещё молодого, всё не переставал раздражать своим понуканием разомлевший послеполуденный воздух. Но вот внизу, наконец, раздался стук захлопнувшейся двери ...
Вертолёт зависал тяжело. Раскачивался, как неуклюжая утка. Ручка шаг-газ упёрлась под мышку... Рядом с площадкой был уклон, под которым своими рукавами обнимала многочисленные каменисто - песчаные косы ещё не набравшая силу река. Отойдя сколько можно назад, медленно пошли в разгон, но с началом обрыва командир резко отдал ручку управления от себя - и вертолёт просел, просел больше, чем надо. Невольно захотелось потянуть "шаг", но куда? Пришло состояние напряжённого ожидания... Стрелка скорости наконец дёрнулась и, задержавшись на мгновение у 40-50, медленно пошла вправо. Вертолёт стал набирать высоту.
После вывода его на курс я взял карту и карандашом повёл линию, которая неуклонно приближалась к намеченной точке. Она прошла слева от небольшого, оголённого со всех сторон озера, зеркальное блюдце которого, словно разбитое надвое, северной частью норовило ослепить своими осколками, и сквозь этот мерцающий блеск различалась другая половина, совершенно спокойная - небесного цвета озёрная гладь.
А вот и место... Шест, обложенный камнями, увидели не сразу. Только на третий заход, стоящий за мной Николай крикнул, что видит его и можно садиться.
Площадка была открытая, но кочкастая и, вероятно, с топью.
- Думаю на косу зайти, - выплыл в наушниках голос командира.
Под самым берегом лежала огромная, похожая на лётное поле, коса. Я отметил, что далековато будет ребятам, но спорить не стал. Грех было отказываться от радушно подаренного природой аэродрома, когда вертолёт настолько тяжёл. Здесь же предоставлялся рядовой заход, какие выполняют изо дня в день все пилоты, возвращаясь на свой родной базовый аэродром.
Вертолёт с попутным ветром подходил к третьему развороту. Но не дойдя до него он накренился в сторону косы и с довольно резким снижением пошёл на посадку.
-Дальше! - вырвалось одновременно у меня с Николаем. Но вмешиваться было поздно...
Земля неслась на вертолёт и готова была сожрать его со всеми потрохами. Шаг был на грани перезатяжеления и перед первым ударом основными стойками, вдруг, сорвался и легко полез вверх. Обороты падали, но скорость, похоже, возрастала. Выступ, казавшийся сверху небольшим, сейчас рос на глазах непомерно быстро.
- Отворачивай, - прокричал я, но тут же ощутил под ногой беспомощную правую педаль.
Второй удар был более ощутим. Вертолёт готов был продавить земную твердь и вот-вот наскочить на этот проклятый выступ, мгновенно закрывший всё небо и сейчас похожий на каменную стену гигантского колодца.
-Тормоза! - уже почти безнадёжно прозвучал мой голос в наушниках...
Хруст, натужный, но резкий вырвался из-под капота двигателя. Земля колыхнулась. Лопасти, заражённые необузданной скоростью, готовы были вспороть её закалённое веками тело, забыв, что слишком ничтожны в сравнении с ней их силы. Беду опередил сам командир. Ручка управления ткнулась мне в грудь, и лопасти, ощетинившись уже на хвостовую балку, вернули вертолёт в нормальное положение...
Мотор ритмично выдавал взлётные обороты. Похоже, ничего не случилось, только устойчивости в продольном отношении не было. С каждым ударом сердца вертолёт покачивало, словно резиновый баллон, на чуть взволнованной воде. Мёртвая стена, верхняя кромка которой терялась за фонарём кабины, видно горевала, что маленький аппарат замешкался у подножия и не влетел в её объятия.
Прошла, наверное, минута. Командир молчал, словно его здесь и не было.
-Высаживай всех, - бросил я через плечо механику.
Вскоре бледное, покрытое розоватыми пятнами лицо Николая опять выплыло из-за моей спины.
-Передние стойки, - с трудом выдохнул он.
Командир всё так же молчал... Тогда я, вспомнив, что неподалёку есть пара бочек с бензином, предложил полететь туда и, предварительно вылив их содержимое, опустить капот на них. Командир не отвечал. Я потянул шаг-газ, машина зависла. Потом развернул её и стал разгоняться. Проблем никаких не было, кроме одной - указатель скорости был на нуле. Приёмники воздушного давления вместе со стойками загнулись под самое брюхо. Взяв курс в сторону аэродрома, - в той же стороне находились и бочки, - и, набрав высоту, связался с базовым аэродромом. Пока разъяснял о происшествии, понял, что можно долететь и до своего приписного порта. Попросил диспетчера, чтобы нас встретили и помогли при посадке. Только тут командир пришёл в себя.
Долетели благополучно. Самолётчики подготовили пустые бочки и помогли нам сесть. Потом были объяснения, ремонт и опять полёты. Прошло с тех пор более 40 лет, а помнится и сейчас всё до мелочей.