Снег, сменяясь дождём, превращался в сырой вечер февраля. Под холодной луной горели в разбитом асфальте бездонные стёкла луж и кошки торопливо перебегали дорогу, не боясь быть обнаруженным фарами машин. Ветер из полей трепал афишу разбомбленного цирка, где веселый клоун упрямо держал на руках нечто оторванное, силуэтом напоминавшее мартышку.
Астронавт сидел под мокрой яблоней в запущенном саду. Внутри его извилин грузчики переносили огромные шкафы, пыльные фортепиано и проржавевшие холодильники. Всё гигантское, ненужное, то и дело выскальзывало, валилось на бок и рассыпалось тысячами еще более бесполезных, бесцельных вещей. Прыгали по крутым ступеням пластмассовые мандарины, раскалывались горшки с орхидеями, вдребезги разлетались фигурки садовых гномов из терракотовой глины.
Затор ширился. Крики, споры, маханье руками. Грохот чугунной ванны, брошенной в гневе под ноги другим. В начале процессии перебранка перешла в неистовую драку. Капли крови крупным шиповником завихрились стенами узких коридоров. По черному гермошлему бежали струйки дождя. Он не мог оторваться от масштаба происходящего, увлеченно забыв истинную цель созерцания.
В какую-то секунду грузчики и переносимые вещи смешались в одно целое, замерли, дрогнули студнем на февральском ветру и покатились в мглистую аорту туннеля, надсадно воя влепленным на межреберье шкафа перекошенным ртом или куском трубы, торчащим из сливного бачка.
У Астронавта заболело в затылке. Золотоголовым корольком забилось в груди сердце. Regulus satrapa! Вспомнил он. Перед потерей сознания попытался схватить мокрого снега в горсть и влепить по горячим глазам. Не получилось.