1.
Прежде, чем переходить к основной теме, сделаю небольшое отступление, разберу на одном историческом примере, как устроено мышление людей. Было кого-то время, когда люди не знали, что такое атмосферное давление. А тенденцию воды подниматься, когда её сосут через соломинку, объясняли некой «боязнью пустоты». Природа не любит пустоты, поэтому стремится всё заполнить – таково было примерно объяснение, и такого типа знаниями люди заполняли пустоты в области своего понимания природы вещей. А откуда она берётся и почему именно так – это уже вопрос не для всех и мало кому интересно. Главное, знать, что это есть и что это можно использовать.
По такому же принципу были устроены насосы – они просто откачивали воздух вверху трубки, и вода снизу подымалась наверх (потому, видимо, и называется насос), и этим пользовались испокон веков. Но однажды насосы вдруг перестали работать. Дело было в том, что возникла необходимость подымать воду на высоту более десяти метров, а вода десяти метров вода (ну надо же) не поднимается. Её сосут-сосут, а она никак.
Самая типичная мысль для таких ситуаций: может, насос бракованный? Нет, не бракованный – и другой тоже самое делает. Ну так может место проклятое? Нет, и в другом так же. Так что за дела-то, почему вода не поднимается? Зовут учёного (сами никак – только учёный может), спрашивают. Он начинает думать, и открывает, что есть, оказывается, атмосферное давление: воздух давит с силой водяного столба в десять метров, а вот на такую же высоту благодаря этому оно воду вверх и толкает. А дальше никак – нет силы, способной ту силу перебороть. И разрабатываются помповые насосы, которые могут принудительно толкать воду вверх с такой силой, с какой их качать будут.
Тут возникает вопрос: а что непонятного то изначально было? Было понимание некой «боязни пустоты», которое было известно, и про которое знали, что оно всё стремится заполнить с определённой силой. И если сила не бесконечная (и это известно), а поднимаемая вода имеет вес (как тоже известно), то, когда поднимаемый вес превысит силу этой «боязни пустоты», она его поднимать дальше не сможет. Зачем звать учёного, если и так всё можно сообразить, и сразу перейти к созданию помпового насоса? Нет, непонятно. Мышление у людей в таких ситуациях так не работает. Работает скорее как-то так: «Вот мы сосём – вода поднимается; вот сосём дальше – поднимается ещё. А за ней следующий слой, т.к. природа пустоты не любит. И если мы её сосём там – она подымается сюда, сосём выше – подымается и туда, то с чего бы ей не подыматься ещё выше, когда её и там сосать будут?». Всё. Других размышление нет (а зачем ещё что-то?), и вот в рамках такого понимания в голове человека вода сама каким-то волшебным образом должна подниматься на любую нужную ему высоту – нужно только сосать.
Обращаю внимание, что в отношении такого вопроса так было устроено мышление не какого-то отдельного заторможенного в развитии лоха, не какого-то контингента аутсайдеров, а практически всех людей. Когда их ничто не заставляет проверить все факторы, они проверяют только те, какие им удобно, и на основе этого делают вывод, что всё должно быть именно так, как следует из одного только этого. Само оно ничего не всосёт – только принудительно толкать (в данном случае школьным образованием к знанию об атмосферном давлении). Так устроено мышление типичного человека – лениться и тупить. Чтобы перестать тупить, нужен внешний толчок. Толчком в данном случае является нежелание воды ползти выше десяти метров. Не было бы этого обстоятельства – тупили бы дальше.
Если бы какой-то фокусник заставил бы шутки ради воду в данном случае волшебным образом подниматься выше, чем она должна, никто бы не додумался сказать «А ведь так не должно быть – не должна она выше подыматься, а ведь подымается! Надо разобраться, почему так – что за фокусы?». Всё наоборот: где будет что-то, чего не должно быть, там себя ведём, как будто всё нормально, а где что-то идёт именно туда, куда и должно – удивляемся.
Аналогичным образом устроено мышление людей и в политических вопросах. Им достаточно сказать, что для того, чтобы всё стало хорошо, нужно проголосовать за такого-то, и всё нормализуется. Ну или, что надо дать бой тем-то, и победить – и «заживём». И им этого оказывается достаточно. Каким-то волшебным образом в голове досасывается цепочка причин и следствий, которая подымает планирование желаемое до действительного, и никаких проблем они в этом не видят.
С чего они решили, что кандидат будет заботиться об их интересах, а не о своих, что вся иерархия стоящих под ним людей будет так же, и как как эта совокупность факторов в реале отразится на конечном результате, с чего они решили, что учли всё, что надо – такие вопросы им, как тем сосальщикам атмосферное давление. И они могут разбиться на враждующие стороны, и спорить между собой, какую программу надо поддержать, и у одних «понимание» досасывается до одной позиции, а у других до другой, но общего понимания всех факторов не будет ни у кого. Это уровень типичного человека – остальное могут только уникумы. Потом ожидания разойдутся с реальностью, будет вопрос, почему (без толчка они не будет – нужно расхождение), потом будут подсунуты объяснения, почему же так получилось (потому, что голосовать надо было не за того, а за этого, и в бою строиться не так, а сяк), и понимание будет снова дососано до убеждения, что «вот так всё должно быть правильно». И так до тех пор, пока желаемое с действительным не начнёт совпадать (если вообще начнёт). И так работает мышление почти всех людей. А вот теперь можем перейти к основной теме данной статьи.
2.
Представим себе общество, в котором всё противоположно тому, как должно быть (если по уму и по совести), и те, кто приносят больше всего вреда, живут лучше всех, а те, кто приносят пользу, прозябают на самых низах. Откуда же может взяться такое общество? А оттуда, что там, где люди склонны мыслить обратно тому, как должно быть, предпосылки для него и появляются.
Существует некий царь (не надо напрягаться, высматривать параллели с какими-то конкретными личностями – это собирательный образ того, что можно найти в мировой истории), и является этот царь воплощением принципа «мне может быть только тогда хорошо, когда другим плохо», и становится хорошо ему только тогда, когда у него что-то прибавляется, а прибавляется у него что-то только тогда, когда он у кого-то что-то отнимает.
Чтобы царю было хорошо, ему нужны пиры с балами, да такие, чтобы для бюджета это было, как бездонная бочка. А ещё нужны дворцы, и с такой роскошью, что это ещё более широкая бездонная бочка. И чтобы все смотрели, кто там будет в этих дворцах на балах, и восхищались, какой величественный царь, да какой могущественный. И сколько ему не выдели на это, ему всегда будет мало. Потому, что не может быть достаточно там, где чем больше, тем лучше, другого смысла в жизни, кроме удовлетворения бесконечно растущих потребностей, нет. И вот должны его подданные работать столько, чтобы ему всё это обеспечить. Но ему и этого мало. Ему нужно всё то, что можно взять ещё и с соседей – до кого сколько дотянется. И вот ведёт он непрерывные войны за то, чтобы у него было больше земель, подданных и золота, а подданные его должны быть расходным материалом ради его прихотей. А ещё ему нужна слава великого завоевателя, так что, сколько бы он не захватил, ему всегда будет нужно потом ещё.
Когда такой царь помрёт, он ничего не оставит после себя, кроме огромных государственных долгов, обнищавшей страны, изнурённой войнами демографическим ресурсом, развращённой аристократией и обозлёнными на её народ всеми другими народами. В общем, вреда от такого царя, что его собственному народу, что другим, так же много, как у него потребностей, а пользы вообще никакой – ну ничего он не сделал хорошего, кроме впечатления гостей размахом своих мероприятий. Зато чтить себя требует, как величайшего из величайших. Солнцеликого, незаменимого, и наместника бога на земле (ну гордыня – она и есть гордыня). И вот заставляет такой царь себе кланяться и оды хвалебные слагать, и кто лучше всех старается – тому чуть лучше при нём живётся, чем всем остальным (за счёт последних, разумеется).
Как же удаётся такому царю заставлять своих подданных идти умирать вопреки их естественным интересам? А есть такой приём, называется «У нас вера правая, у них неправая». Заключается он в том, что мы верим в существующего/правильного/доброго бога, а они в несуществующего/неправильного/злого. И этим всё автоматически расставляется на свои места.
Всем резидентам системы закладывается, что, «когда мы нападаем на других, мы делаем правильное дело, а когда кто-то на нас – они делают плохое и неправильное». И вот с этой правильной верой они идут, на кого надо, и делают, что «правильно» – им можно. И все вопросы этой концепцией утрясены (разумеется, такая вера очень нетерпима к критике – чем сильнее несоответствия всех её постулатов реальности, тем выше уровень террора со стороны режима, чтоб не смел никто ни слова сказать, способного сомнения в душах верующих посеять).
Что же учат понимать под добром и злом резидентов такой системы? А добро у них – это когда всё хорошо, солнышко светит, травка зеленеет, птички поют, все друг друга любят, гладят, говорят друг другу правду, и никто никого не трогает. И зло – это когда в такую идиллию вдруг вторгается племя каннибалов и начинает всех мучить и убивать. Всё вроде, чётко, да только один вопрос остаётся: так что же ты прёшь на чужую территорию, и творишь то самое, что у тебя злом обозначено? А на это ответ такой, что это, оказывается, не зло. Они сами виноваты – не хотят правую веру иметь. А пока у них вера неправая, это не считается. Потому, что неправильно верующих правильно наказывать – боженька радуется, и вообще, если Бог Зла победит Бога Добра, то наступит конец всем добрым людям. А враги-то как раз служат Богу Зла (даже если, глупые, не понимают), и чем дольше служат, тем сильнее он становится. Так что добро добром, но злу никакой пощады!
Следует обратить внимание, что при грамотной обработке народа такими методами так начинает думать не какой-то отдельный психопат, не какой-то контингент самых слабых умов, а весь практически народ (ну за исключением каких-то особо редких свободомыслящих). И за счёт именно этого среди этой массы находится огромное количество людей, которые не просто из корыстных интересов идут с кем-то воевать, а именно искренне верят, что делают правое дело. И гордятся этим, и строят на этом даже своё счастье, и ощущают свою важность за счёт этого. И вот идёт человек с такой верой на войну, и творит то, что в его же вере, как зло обозначено, но он не считает это неправильным. И не потому, что у него нет совести – совесть у него может быть, просто она в отцепленном вагоне, т.к. он не понимает, что он делает неправильно.
Совесть будет работать у резидента системы по другим вопросам. Если согрешит, например, против заповедей веры – будет каяться. С голодным куском хлеба поделиться должен. В бою товарища не бросить. Ну или если бросит, места себе не найти потом – опять же каяться. А в отношении агрессии, которую творит его система, никак, потому, что там «у них бог плохой, а у нас хороший». Зато всё остальное, где работает, у него досасывается до состояния «всё, что правильного нужно – мы выполняем», и всё, больше ничего ему не нужно. А вот вопрос, что же это за бог за такой хороший, который разрешает идти и агрессию творить – до этого вопроса ему, как тем конструкторам длинных насосов до атмосферного давления. Не доходит у него ум до такого. Его дело простое – идти воевать. А остальное священнослужители пусть разбирают.
3.
Разумеется, одной верой на поле боя не спасёшься – нужны ещё доспехи. А вот с доспехами сложность – их не выдают. Веру – пожалуйста, сколько надо, столько проповедей тебе священник и отвалит, а вот доспехи сам добывай. И полный комплект стоит, как… стадо в сорок пять коров. Кузнецу работы завал от такого заказа, а простой человек в такой системе столько за жизнь не заработает (особенно в такой системе). Но если повоевать лет, скажем, пять, то можно накопить (если компании удачные будут и много успешных осад). Главное, продержаться эти пять лет, пока доспехов нет, потому, что пока нечем прикрыться, ты идеальная мишень для врага – на тебя все стрелы летят, как мухи на …, и большинство на этом периоде и срезается.
Тут бы уместно задаться вопросом, а почему царь не выдаёт доспехи воинам сразу – ведь он же не бедный вроде, и это же столько же жизней сэкономило? Но, во-первых, царю нужно золото на свои утехи, а не на чужие жизни. И если «бабы ещё нарожают» выгоднее, чем экономику под такие заказы перезатачивать, значит, нарожают. Так что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и пусть сами себе доспехи и достают. А во-вторых, если сразу им выдавать, то они и начнут это воспринимать, как должное, а вот если сами пять лет на них корпеть будут, то будут ценить тот уровень, на который поднялись. И когда настанет период, о котором они так долго мечтали, тогда им из войска и уходить уже не захочется – всё, основная его сила (тяжёлые рыцари) становится более лояльна к воинской повинности. И они себя уже ни на каком другом деле и не видят – ни пастуха, ни горшечника, ни пахаря. Тоже, кстати, интересный момент: если технично и системно вытирать ноги об подданных, то чем сильнее это будет делаться, тем большей лояльностью они в конечном итоге на это ответят.
Только в голове у таких подданных всё досасывается совсем по-другому. Они представляют, как на всё воля Бога Добра: мол, если не выживешь, значит, такова уж она, а если выживешь, значит, ты ему нужен, и можешь чувствовать свою важность. И кто выживет, понесёт дальше ЧСВ, а кто не выживет, того нет, и мнения его, соответственно, тоже нигде не звучит уже. А вот почему он избрал одних, а не избрал других – ну тут как-то или само дососётся в голове у «избранных», либо вопрос не для всех и не интересно думать.
Да и не может же состоявшийся рыцарь объяснить политику через неуважение царя к его важности? Этого его гордость не допустит. Ведь если царь доспехи не выдаёт сразу, потому, что его жизни не уважает, то он лох получается, а лохом ему быть не нравится. Так что проще считать, что у царя другие нужды есть (какие – не знаем, и узнавать не спешим, но точно должны быть), и очень важные. Так как-то лучше ЧСВ сохраняется, а оно очень нужно для выживания.
Кто гордый, тот в свою важность верит, кто верит, печётся изо всех сил выжить, а кто старается, тот и выживает, и остаётся с убеждением, что ЧСВ – это добро. А ещё добро – это вера, потому, что если веришь, что правое дело делаешь, то так легче как-то энергию для службы государю находить, а без этого очень сложно. И если веришь, что если что, сразу в рай попадёшь, то тоже легче стараться получается, а кто старается, того система рано или поздно поощряет. А вот если будешь философией заниматься, то ничего это тебе не даст, и если будешь много сил на скрываемую истину тратить, то ни на что другое тебя больше и на останется. Ты подумай лучше, как выжить – как доспех, например, побыстрее вымутить, а не о высоких материях.
Не жди пять лет – постарайся какими-то дешёвыми кусками брони сразу обзавестись. Жизненно важные органы прикрой – уже защита, а там если ранят в руку или ногу – прижжёшь калёным железом, и (если воля боженьки будет) выживешь. Думай о том, как от стрел уклоняться будешь – чем лучше об этом думать будешь, тем вернее выживешь. Вот о чём думать надо. А если будешь с философией в облаках витать, то туда прямым путём и отправишься, если не с первого же боя, то со второго. И если хочешь выжить, завяжи-атрофируй-ампутируй всё желание философствовать и думай о войне, где единственная философия – цинизм и выживание.
Выходит, естественный отбор работает и тут, оказывается – думающие о моральных ценностях меньше выживают, а не думающие больше. Ну колеблющимся между тем и другим лучше склониться к последнему. Очень удобный для царя механизм получается, а кто-то ещё удивлялся, почему он доспехи сразу не выдаёт.
4.
А теперь представим себе человека, у которого ума чуть побольше, чем надо, чтобы не видеть всех несоответствий системы. И совесть тоже не на запасном пути стоит – какие у него варианты жизни в ней? Первый – уйти в подполье, второй – сбежать, третий – искать какое-то минимально служащее системе занятие. Какого-нибудь дворника или нищего – главное, чтоб подальше от всего того, что творит система, и не помогать ей в этом никоим образом. Доходов много не будет, почестей тоже, но зато внутренний мир можно развивать без искажений – для себя, и может, для кого-то ещё это тоже нужно. Вот и вся перспектива в такой системе – то, что даёт связка совести и ума более сильного, чем бывает у обычных людей.
В противовес этому заслуженный рыцарь системы при наградах, и возможно, званиях. Что у него есть? Вот он вернулся с похода, в доспехах и со щитом (красивым, кстати), поделал тут свои дела, и в новый поход долг веры зовёт. Отправляется вместе с войском, под песни «Слава царю – ставленнику бога на земле, и оплоту добра в этом мире». На коне, в начищенной броне, с плюмажем – весьма эффектный вид. И все смотрят провожающие и думают «О, знатный воин – силу добра олицетворяет, тихонько завидуем, и попутно им гордимся». И вот он знает это и чувствует свою важность. Перед ними, для них, и даже, может, какую-то ответственность за то, чтобы не облажаться – а то ведь ждут, что присоединит ещё одну колонию, от дани с которой им чуть легче жить станет. Но только за счёт того, что у тех всех в головах понимание как-то досасывается до такого положения, его важность в их восприятии и держится. И за счёт того, что в его голове это всё досасывается до нужного ему, держится его ЧСВ. А было бы у него ум посильнее, и рухнуло бы его ЧСВ, как карточный домик, засохло бы, как плесень на солнцепёке, испарилось бы, как туман. И тогда стоял бы он опустошённый, и не знал бы, что вообще у него остаётся, кроме груза вины при осознании всего того вреда, принесению которого он служил, и отсутствию чего-либо полезного, что в конечном итоге вышло из его усилий.
Был бы ум повыше – и отвяли бы все те мотивации, которые помогли ему докарабкаться до этого положения, и не было бы его такого на коне сидящего и с такой лёгкостью овации толпы собирающего. Был бы никем не признанным философом, с трудом за всю жизнь сумевшим просветить и добиться подпольного признания от нескольких человек всего лишь (и то, если повезёт). Вот такой парадокс в этой жизни может быть: не поднимается у тебя ум выше определённой планки, и ты на коне едешь, а работает выше – и только пешком тебе бродить. В этом плюсы жизни со слабым умом и минусы с сильным.
Конечно, резиденту системы обычно не нужно к философу лезть, что-то доказывать – он его и не замечает. Он видит только толпу, лепестки к ногам его коня кидающую. Да и философу тоже мало резона ему что-то доказывать – не в коня корм будет, но так уж устроена система, что слова философа если рыцарь системы всё же краем уха услышит, не смогут его не задеть. Ведь если философ скажет, что «добро – это когда солнце светит, травка зеленеет, и никто никого не трогает: ни ты на соседей не нападаешь, ни они на тебя, и только», то он этим как будто его уничижает этим. Что же тот, получается, лишний элемент в системе? Что-то не то делает, да? И все его старания не имеют отношения к самой важной борьбе добра и зла? Так не пойдёт. Но по-другому и не получится. Если ЧСВ своё на неправде строишь, то и разоблачении её будет её задевать. Вот и получается, что нельзя его, героя системы, не задеть даже при всё желании, если правду ищешь.
А система так отработана, что пусть держит царь его за расходный материал, которого ради прихоти тьфу – и не помнит, как звали, и это надо принимать. И пять лет бойца без доспехов гонять – это всё так и надо и никаких возражений. Но вот задень его ЧСВ, и скажи ему, что вся его борьба за «добро» не столь важна, как он верит – такого он не потерпит. Потому, что, если его система его обманывает, он, получается, не такой важый. А ему это не нравится, поэтому ему нужно такое понимание, в котором «всё нормально». Через какой-то промысел божий, в котором непостижимом человеческому уму образом все важные на нужных местах оказываются. И система такой критики в его адрес тоже не потерпит. Потому, что, если ему докажут, что она его не уважает, он может на неё обидеться, а ей это не выгодно. Поэтому тут она за него горой. За его ЧСВ, так что не смей «оскорбить» это чувство.
Сам он тоже, как гора – ему столько всего есть, чего высказать оппоненту: «Я участвовал во взятии того-сего-пятого-десятого. Была земли чужие – стали наши. Была область, где за нашу веру преследовали – стала, где свободно люди её исповедуют. Были области, где безнаказанно критиковали нашего царя – теперь никто не смеет. Вона сколько добра сделал! А что ты сделал для своей страны?» И всё это высказать ему надо с таким же напором, с каким он на осаде долбит тараном по вражеским воротам, и слушать он оппонента не хочет, и слышит только себя, как тетерев на току. И его несёт «.Да я… Да таких, как ты… Да много повидал… И все они… только п… и могут, а ничего ещё не взяли … Да такие, как ты… да в первом же бою… А вот я (Я! Я! Я!)… А ты кто вообще? Да чего ты их себя представляешь? Да чего ты добился? Да где твои доспехи? Да где твои награды? Да где твои погоны? Да чего ты вообще можешь?»
На такое ответ только «Да ты где таких, как я, видеть-то мог? Если там, где ты плаваешь, только такие, как ты в твоём кругозоре бывают. Да такие, как я не будут целовать сапог, которым их топчут. И не будут орать «добро-добро», и тут же делать то, что сами же объявили злом, и не отвечать за это. И что ты можешь осмыслить из того, о чём спрашиваешь, и что доказать без своего крика и напора?»
Впрочем, чтобы до определённого понимания подняться, нужно быть сильным не только умственно, но и морально. Потому, что только морально сильный может смотреть правде в лицо там, где смотреть ей не хочется. А тот, у кого вся сила в доспехи ушла, может только кричать «Этого не может быть, потому что может быть!». И закрываться от неё своим щитом. И прикрываться своими доспехами, и звать на помощь царских гончих, и переть на несогласного с криком «Ненавижу!»