100 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГЕРОЯ ВОЙНЫ, МОЕГО ОТЦА ЩЕРБАКОВА ИВАНА ПЕТРОВИЧА (28.10.1923-10.06.1964 гг.)
...Тут уже не до страха. Испуг, медлительность, нерешительность уходили прочь, сменяясь холодным расчётом. Люди размышляли очень быстро, буквально на инстинктах. По-человечески рассуждая канителиться, мыслить в неспешном ритме не получалось. Может быть, как раз природная составляющая организма и спасала. Обычно других вариантов ситуация не предоставляла. Иначе верная гибель.
По пересечённой местности машины как можно быстрее мчались постоянно на одной второй передаче зигзагом на скорости 20-30 км/час.
Чтобы переключить кулису КПП , требовалась смертью пахнущая задержка в движении. Требовался хоть на пять секунд, но промежуточный интервал для перемещения несчастного стального рычага кулисы.
Стоп-машина!
Стрелок-радист, сидевший справа от механика, словно циркач просовывал свой сапог между ног механику и упирался в лобовую укосину. В четыре руки, взявшись за ненавистную рукоять, они с трудом втыкали четвёртую скорость.
Но крайне дискомфортная, с нервозным оттенком эквилибристическая процедура не представляла ничего хорошего. Выбранный режим движения ненадолго. Закончится ровная луговина и манипуляцию придётся повторить в обратной последовательности.
Дурдом. Но хочешь жить — умей вертеться.
Когда Михаил видел цель, не раздумывая, пинал достаточно сильно сапогом в спину бывшего тракториста и кричал:
— Короткая!
Громогласный возглас означал снова непродолжительную остановку. После чего командир совал в лицо заряжающему правый сжатый до побеления кулак и вопил с остервенением:
— Бронебойный!
Механик-водитель, в очередной раз, видя перед собой относительно ровный участок местности, в ответку надсажено горланил, буквально вопил командиру:
— Дорожка!
Это означало, что сидящий сверху начальник мог дать команду остановить танк и сделать прицельный выстрел.
В свою очередь заряжающий досылал в казённик снаряд и, пытаясь перекричать рёв двигателя, лязг затвора, кричал со всей силы:
— Бронебойным готово!
Раз!
Т-34, резко остановившись, ещё какое-то время раскачивался. Пошли убийственные секунды ожидания, когда судьба всецело находилась в руках солдатского бога. Теперь всё зависело от командира, его навыков и везения красноармейцев. Ведь неподвижный танк — это лакомая цель для противника.
Два!
Пот заливал глаза. Тем временем правая рука лейтенанта вращала поворотный механизм башни, прицельная метка совмещалась с целью.
Три!
Левая кисть крутила отполированное колёсико подъёма орудия, совмещая перекрестие по дальности.
— Ориентир: пенёк у горки. Правее пятнадцать метров. «Тэшка». Под перекрестие ловлю бочину немца. Заеб…ню в щель с корпусом, чтобы сразу клинило бошку...
— Выстрел! — кричал командир Михаил Краснопёров и нажимал педаль спуска.
Раскатисто звучал хлёсткий залп танковой пушки.
Заряжающий открывал затвор и, боясь обжечься, ловил вылетающую раскаленную гильзу голыми руками. Если повезёт и не промахнётся, латунный стакан выбрасывался ближе к небесам, аккурат мимо начальствующей задницы в верхний люк.
Когда вследствие тряски ефрейтор промахивался, то болванка от края отверстия гарантированно рикошетила в голову.
Подбирать смертельно воняющее кадило на днище уже не было времени, надо было втолкнуть в ствол новый подкалиберник.
В это время из основания дула в обратку смачно клубились облака пороховых газов.
Коль скоро в трясучке люк мог случайно захлопнуться или не дай бог, его заклинит — приговор от удушья случайным не назовёшь, он будет гарантированным. На всё воля божья, человечью удачу тоже списывать со счетов не стоило.
Однако вражеский монстр всё-таки успел сделать свой дуплет. Снаряды попали в лобовую укосину и срикошетили в сторону. От удара вольфрамовых болванок о броню звенело в ушах. Металлическая окалина, отлетевшая от легированной стали внутри башни, впивалась в лицо, скрипела на зубах.
Не дожидаясь команды сверху, механик-водитель сорвал машину с места. Молодец парень, проявил инициативу. Жить будем — не помрём! Бой продолжался.
Хорошо, если снаряд попадал в моторный отсек. В этом случае танк глох, но экипаж мог своевременно эвакуироваться. Если же крупповский вундерваффе пробивал башню или боевое отделение, то чаще всего осколки ранили кого-то из членов экипажа, растёкшееся горючее воспламенялось.
Тут вся надежда была только на смелость, реакцию, силу, ловкость каждого танкиста. В запасе оставалось 2-3 секунды, пока огонь не охватит всю боевую часть внутри машины.
В основном, молодые ребята были сноровистые. Пассивные, медлительные быстро погибали. На войне, чтобы выжить, надо было быть энергичным, быстрым и, самое главное, — везучим.
Ещё страшнее приходилось тем, чей танк стоял без движения, но не горел. В бою не требовалось приказа командира, чтобы покинуть горящий танк. Тем боле, что лейтенант мог быть уже убит. Но категорически нельзя покинуть танк, если у тебя повреждена только гусеница.
Как бы обидно не было, здесь «ремонт» и скорый позорный «расстрел» перед строем — два слова синонима. В этом случае экипаж был обязан вести огонь с места, пока броню не прошьёт очередной привет от Гитлера и осколками не перебьёт весь экипаж.
В замкнутом пространстве ситуация зачастую становилась сразу же катастрофической. Летом, в зной, это была неимоверная пытка жарой. Зимой, в стужу, запросто можно было околеть от мороза...
По воспоминаниям моего дяди, полковника запаса Красноперова Михаила Алексеевича
Август 2017 года