http://proza.ru/2023/02/03/2099
Антон не мог держать в себе растущее ощущение счастья. Он не смотрел на девушек, не замечал ничего вокруг. Через полгода он будет богат, у него будет ку-ча баб-ла, — стучало в голове. От радости распирало грудь и затуманивало мозги. Антон приехал домой в возбужденном состоянии.
Выложил на стол отцовский бумажник и деньги, взятые из стола в квартире на шоссе Энтузиастов. Это была малая толика того, что скоро будет ему принадлежать, но в сравнении с тем, что у него было сейчас, казалось кучей деньжищ. Перед ним лежала стянутая бумажными лентами с печатями банка пачка, из которой выглядывали четыре голубовато-зеленых угла тысячных купюр и гораздо более тонкая неровная пачка рыжих пятитысячных.
Антон потрогал деньги и увидел, как дрожат руки. Пошел в ванную, побрился и вымылся, намазал кадык кремом после бритья и сбрызнулся туалетной водой. Хотелось быть таким, как парни из рекламы, которые нравятся телочкам. Он смотрел на себя в зеркало с отколотым углом и не видел этого отколотого угла, видел только красивого парня, способного влюбить в себя самую классную девчонку.
Антон погладил свою лучшую рубашку, начистил ботинки, оделся и снова уставился в зеркало — развернулся на каблуках, щелкнул пальцами и подмигнул себе. Теперь удача ему не понадобится, она уже лежит во внутреннем кармане.
Антон бегом поднялся из метро, перескакивая через три ступеньки. Никогда он не чувствовал себя таким уверенным в себе. Он ощущал, как ладно сидит на нем пиджак, будто только что купленный, словно это был не тот пиджак, в котором его обламывали сотню раз.
Вечер был теплым. В центре Москвы народ пер во все стороны. Ночной клуб Superdolls принимал гостей. Мигающая вывеска выглядела не так романтично, как ночью. Первый удар по самолюбию Антон получил, проходя через рамку: пришлось выложить ключи и мобилу. Работая на пропускном режиме, он отлично знал, что предметы говорят о человеке больше, чем одежда. Мобильный телефон и ключи от машины являются визитной карточкой посетителя. Пусть у тебя нет золотой зажигалки — ты можешь не курить, но ходить пешком, если ты крут, не можешь, как не можешь звонить по дишманскому «Алкателю» с поцарапанным экраном.
Антон сдулся и опустил взгляд, чтобы не встретить глаза охранника. «Ладно, — думал он, — не бросится же охранник рассказывать, что чувак без тачки и с дерьмовым телефоном».
— Добрый вечер! Вы один или с компанией? — сияя улыбкой, спросила администратор.
— Один.
— Впервые у нас? Пойдемте, я провожу.
Про Superdolls Антон узнал от напарника Матвея, который раньше работал в личке и бывал с шефом в стриптиз-барах. В Superdolls, говорил он, самые классные телки. Зал нашумевшего заведения оказался не таким уж большим. Справа была сцена с шестом, вокруг которого под романтичную мелодию извивалась девушка с распущенными волосами. Вблизи сцены полукругом располагались места с кожаными сиденьями, как бы в углублении между сценой и основной частью зала, где на возвышении находились небольшие круглые столы.
Клуб наполнял мрак, прореженный разноцветным неоновым светом. Едва Антон прошел за администратором в зал, как мимо проплыли, покачивая бедрами, две высокие девушки. Улыбки и белые топы светились как фонари. Они показались Антону сказочно красивыми.
— Вот ваш столик, — показала администратор.
— Я хотел бы сесть вон там, где мягкие кресла, — сказал Антон.
— Там места для компаний. Стол, который вам предлагается, нисколько не хуже, — улыбнулась она.
Антон почувствовал укол. Если бы он выглядел действительно круто, ему бы не отказали. Однако расстраиваться было некогда. Посетителей тут толклось еще мало, а телочек в зале сновало много, удовольствие доставляло просто видеть их прекрасные глаза и улыбки. Он сел за столик.
— Добрый вечер! — прозвучал приятный голос, и смуглая рука положила на стол меню. — Или сразу закажете?
Челочка, распахнутые глаза, улыбка и холмики грудей, а еще стройные ножки из-под коротенькой юбочки, просто приподними край и потрогай. Если бы не меню, Антон бы и не подумал, что девчонка — официантка. Она смотрела на него так приветливо, что под гипнозом ее лучистых глаз он пробормотал:
— Пива. Светлого.
Она ушла, оставив меню. Юбочка призывно колыхалась на высокой попе. Еще более впечатляющие ноги возникли через секунду с другой стороны. Антон подумал, что хорошо бы пригласить их обладательницу за столик, но тут две телочки проплыли перед ним, покачивая бедрами, и заслонили красивые ноги натурально и в образе. Та, которая была ближе, взглянула на Антона — ему показалось, что она сошла с обложки журнала. Встретив его взгляд, девушка улыбнулась. Из-за лабутенов все девчонки казались здесь гораздо выше тех, которых обычно встречаешь на улице, а ультрафиолетовое свечение делало их нереальными, они были прекрасны, как амазонки. Ультрафиолет действовал как алкоголь, эйфория и уверенность в себе усиливались в разы.
Принесли пиво. Прежде чем уйти, девушка улыбнулась, и так мило — без сомнений, он понравился ей. Улыбки, которыми одаривали его девушки, представлялись наградой за неудачи последнего месяца. Теперь он был счастлив. Слева за столиком сидели две девушки, брюнетка в платье, к нему лицом, и блондинка, боком. Блондинка поднялась, собираясь уйти, при этом они продолжали оживленно разговаривать. Брюнетке приходилось смотреть снизу вверх, она то и дело поглядывала на Антона. Она была ярко накрашена и сидела, положив ногу на ногу и покачивая туфлей. Антон хлебнул пива и уставился на ее округлую голень. Подняв глаза, он встретил ее взгляд и не отвел свой. Брюнетка заулыбалась, туфля закачалась быстрей.
Как же здесь было кайфово, все плавало в густом мраке, теряя цвета и очертания, за исключением белого и очень светлого, что сияло, словно включенное в розетку. В синем мраке двигались чудесные создания — девчонки, сияющие как светлячки. Антон хлебнул пива. Народ прибывал, появился здоровый мужик лет сорока и уселся в углу. Потом два парня, их посадили внизу за столик с диваном.
Две девчонки прогуливались по залу, поглядывая на мужчин. Одна была в черном платье, напоминавшем ночную сорочку — на бретельках и очень коротком. Она понравилась Антону. Когда они проходили мимо, она взглянула на него, у нее было очень серьезное лицо, какого, по мнению Антона, не должно быть у стриптизерши. Они улыбнулись одновременно. Антон не знал, как пригласить ее за столик.
— Добрый вечер! — поздоровалась она и спросила: — Не хотите пообщаться?
Он кивнул. Она тотчас подошла, опустилась на стул рядом и положила ногу на ногу. Из-за короткого платья бедра были полностью обнаженными. Антон провел по ним взглядом. Она снисходительно улыбнулась.
— Давай знакомиться?
Рядом она представляла собой не совсем то, на что рассчитывал Антон. Морщинки возле глаз и рта выдавали, что ей хорошо за тридцать, а стройные бедра на стуле расплылись. Он старался не показать, что немного разочарован. Ее улыбка сообщила, что она не заметила этого. В общем и целом, перезрелая девица выглядела очень достойно. Подцепив такую на улице, он был бы просто счастлив. Антон расслабился.
— Антон.
— Ты первый раз здесь?
— А как зовут тебя?
— Грейс, — она снова улыбнулась, на этот раз с лукавинкой.
— Это настоящее имя? — удивился он.
— Зачем тебе настоящее, здесь я Грейс. Ты здесь первый раз?
— Да.
— Что привело к нам?
— Не знаю. Подумал, почему бы нет?
— Такой красивый парень и ни разу у нас не был?
Грейс явно переигрывала.
— Не такой уж я красивый.
Если б Грейс не была стриптизершей, он никогда бы так не сказал.
— Почему ты так считаешь?
— Не знаю. Девушки не делают комплименты парням.
— На самом деле я искренна, — Грейс одаривала его легкой, располагающей к доверию улыбкой.
— Что же тебе понравилось во мне?
— Губы, — она перевела взгляд на его рот.
Волна возбуждения затопила его. Грейс положила руку на стол, улыбнулась и покачала ногой. Она ждала. И при этом казалась такой земной и доступной, подними руку, потрогай за грудь — и она будет так же приветливо улыбаться.
— Ты красивая, — пробормотал он.
Она заулыбалась еще шире и кивнула, как воспитанный человек, который устал отвечать на приветствия.
— Мне кажется, ты слишком застенчивый. Расслабься и делай, что хочется. У тебя, наверное, есть жена и ты привык плясать под ее дудку, но сегодня решил немножко развлечься. Я права?
Он сделал пару глотков. Кайф… Как приятно льется в глотку холодная колючая жидкость, пропитывает слабостью, размягчает мозг. Не замечаешь, что уже нетрезв. Вроде все по-прежнему, видишь четко и четко мыслишь, и вдруг становится ясно, в чем разница. Тебе хорошо. До того, как сделал первый глоток, был напряг, страх показаться неловким, не получить того, зачем пришел, и еще куча всяких страхов, которые достают каждого, как назойливые мухи. А теперь, когда бокал опустел, их нет.
Нет страхов, неуверенности. Рядом сидит красивая женщина и смотрит на тебя с интересом, ждет твоих слов, внимания. Сколько каждодневных переживаний, непрекращающейся, а только затихающей на время тоски по такой женщине было пережито. Она казалась мечтой, которой не суждено сбыться. И вот она сидит рядом, протяни руку и возьми.
— Нет. Жену мне еще рано. Девушка! — он позвал официантку. — Пива, пожалуйста!
— Молодой человек, угостите даму? — спросила Грейс.
— Конечно!
Официантка принесла пиво и хотела уйти.
— Принесите, пожалуйста, еще…
— Антон, можно коктейль? — попросила Грейс.
— Конечно.
— Соня, принеси, пожалуйста, «Лонг Айленд». Большой. Спасибо. Я еще ничего для тебя не сделала, а ты уже поухаживал за мной.
Господи, сколько тепла в ее голосе, в глазах! Как будто они уже давно знакомы и пришли сюда вместе. Антону хотелось, чтобы она обхватила его локоть, прижалась к плечу и закрыла глаза…
Если до этого момента потом у него были четкие воспоминания, то после они стали слегка замутненными. Как коктейль, который принесла Грейс официантка Соня. В кусочках льда играли золотистые блики, а на дне темно-красная жидкость становилась почти непроницаемой.
Пока он пялился на присевшую к нему стриптизершу, вспыхнул свет и ударила музыка. Антон узнал «Girls, Girls, Girls» M;tley Cr;e. Ему хотелось вскочить и трясти головой.
— Извини, мне придется тебя ненадолго покинуть.
Грейс поставила бокал и ушла, двигая бедрами. Несмотря на старания, она и сзади выглядела как тетка, а не девчонка. Антон подумал, что здесь найдутся помоложе и поподтянутей, чем Грейс, которую он сможет подпоить хорошим коктейлем. Девушки поднимались на сцену и становились по краю друг за другом, и каждая сгибала ногу в колене. Когда девушка выходила, объявляли ее сценическое имя.
— Грейс!
Она сделала оборот вокруг шеста и встала последней. Грейс помахала рукой, и Антон понял, что это для него. Ее приветствие немного расстроило его, потому что на данном своеобразном параде все телочки казались моложе и лучше. Сколько суперских телок! Антона распирало во все стороны, хотелось рвануть на груди рубашку и дрыгаться в такт с мощной музыкой. Не хватало времени, чтобы разглядеть достоинства каждой, все телки заслуживали внимания, одну Антон сразу занес в особый список. У нее была большая выпирающая вперед грудь. Музыка, огни, девчонки, он сам — все казалось сгустком некой невиданной красоты, какой не встретишь в обычной жизни, только здесь.
Девушки одна за другой исчезли со сцены, вместо мотликов затянула тоскливую песню Тони Брекстон, и к шесту подошла высокая смуглая девушка. Антон подумал, что неплохо бы пригласить ее за столик.
Народ прибывал. Была суббота, и уже до полуночи свободных столиков почти не осталось. Внизу на мягких местах сидели компании, одну из них составляли кавказцы. И ко всем пристроились стриптизерши. Антон заказал еще пива.
Появилась Грейс. Она села на стул и взяла свой коктейль. Антону понравилось, как свободно качнулась ее грудь. Она потягивала коктейль и больше не улыбалась.
Тони Брекстон сменила еще более заунывная Мэрайя Кери. Заунывная — это по мнению Антона. На сцену вышла невысокая девушка в белом коротком платье с распущенными волосами. Ее лицо и стан были очень красивыми, женственными. Она выделывала на шесте фантастические номера, Антон следил за ее выступлением не отрывая глаз, но, когда она сняла платье и осталась в одних стрингах, оказалось, что у нее маленькая и некрасивая грудь. Пусть бы она была просто маленькой, некрасивой ее делали ярко выраженные импланты, выглядело это как волдыри.
— Некрасивая грудь, — пробурчал Антон.
— Вот что бывает, когда в нулевку суют силикон, — сказала Грейс.
Он взглянул на ее расплывшиеся на стуле бедра и стал смотреть в зал. Стриптизерша с выдающимся бюстом обрабатывала кавказцев, наклонившись к одному из них, она совала ему в лицо левую грудь. Антон обратил внимание на ее красивую спину, с которой до талии было спущено платье. Она поменяла левую грудь на правую, едва не ткнув мужчину соском в нос.
Заиграла знакомая Антону мелодия — он сразу узнал Before the Dawn Джудас Прист, — на сцене появилась девушка, которую он еще не видел. Может, она выходила на сцену под «Girls, Girls, Girls», но он не обратил на нее внимания в общей массе. Она была высокой, наверное, такой же, как Грейс, но стройнее и уж точно моложе. У нее были короткие светлые волосы и очень милое лицо, такое же, как у Шарлиз Терон.
Прекрасная мелодия и миловидная телочка захватили его целиком. На ней было короткое облегающее розовое платье, сияющее в ультрафиолете. Ее танец был простым и чувственным. Она не демонстрировала сложные номера на шесте, но все, что делала, было красиво. Вообще, под эту мелодию Антон пригласил бы ее на медленный танец.
Ее движения наполняла изящная сила. Антон не присматривался, какая у нее грудь, маленькая или большая, зато хорошенько разглядел какая она внизу. Девушка подошла к шесту и задрала на него ногу, сделав вертикальный шпагат; погладила себя через полоску трусов и прикусила губу. Он смотрел на нее, забыв, что рядом Грейс, и, прихлебывая пиво, мечтал о любви с такой девчонкой.
— Закажи мне, пожалуйста, танец, — попросила Грейс.
Антон не хотел ей ничего заказывать, но не знал, как отказать.
— Обычный, топлес, всего тысячу рублей.
— Хорошо, — Антон согласился пожертвовать тысячей, чтоб откупиться.
— Сейчас же мой выход! — спохватилась Грейс. — Я станцую тебе обязательно. Жди! — и она ускакала, двумя глотками прикончив коктейль.
Стриптизерша на сцене сняла через голову платье, обнажив плоский живот и круглые груди, запрыгнула на шест и уронила голову вниз. В конце танца она удалилась под затихающий перебор струн, волоча за сбой розовое платье как шлейф — оно сияло в ультрафиолете, пока она окончательно не скрылась.
Антон подозвал официантку.
— Передайте этой девушке, которая сейчас танцевала, что я хотел бы видеть ее за своим столиком. И принесите еще пива.
Грейс танцевала под неизвестную Антону мелодию, которая ни капли его не трогала. При энергичных движениях ее грудь, ягодицы и бедра вздрагивали, как желе. Она пару раз крутанулась на шесте, в общем, ничем не впечатлив. Антон забеспокоился, что Грейс вернется раньше, чем появится девушка в розовом платье. А пока не было ни той, ни другой, взглядом рыскал по залу. Грудастая особа продолжала развлекать кавказцев: задрав платье, она стянула трусы и наклонилась. Кавказец облапил ее лошадиный зад, едва не нырнув в него носом. Антон почувствовал в члене приятные ощущения.
Его наблюдения были прерваны появлением розового платья.
— Мне сказали, что вы хотели меня видеть, — девица выгнула стан и положила руку на бедро.
— Да. Хотите коктейль? — пробормотал он.
Антона потрясла ее красота. Такая девушка ни одного мужчину не оставит равнодушным. На лабутенах она выглядела как королева красоты. Она улыбнулась, обошла его и села на стул, на котором несколько минут назад плющила свои ляжки Грейс. Девчонка оказалась совсем молоденькой, на вид он не дал бы ей восемнадцати. Она сидела, плотно сведя колени, и смущенно улыбалась. Она действительно напоминала Шарлиз Терон, такое же милое очарование.
— Меня Антон зовут, а тебя?
— А меня — Настя, — у нее был ангельский голосок.
— Настя, а какое у тебя настоящее имя?
— Настя и есть настоящее.
Ему показалось, что она с удовольствием бы рассмеялась, но сдержалась и только улыбнулась.
— А псевдоним?
— Да ну его, — сказала она. — Он мне не нравится.
— Ты похожа на Шарлиз Терон, — Антон покачал головой, придавая значимость такому эпитету.
— Мне это каждый раз говорят. Хоть бы что-то новое придумали.
Он напряг извилины, потеряв нить непринужденной беседы.
— Ты хотел меня угостить, — сказала Настя, пока он думал.
— Ах да! Чего бы ты хотела?
— Ты коктейль предлагал.
— Пожалуйста.
— «Дайкири».
Пока несли «Дайкири», они смотрели друг на друга и улыбались. Антон не знал, о чем говорить, чтобы обойтись без банальностей. Настя ждала, когда он что-нибудь скажет, даже немного порозовела. Антон решил, это от того, что он понравился ей.
— Ты не похожа на других девушек здесь, — родил он наконец.
— Чем же?
— Ты скромная.
— Правда? — она порозовела еще сильней.
— Да.
— Наверное, это потому, что я недавно работаю.
— Как недавно?
— Первый месяц.
— Тебе здесь нравится?
— Пока не знаю.
— Ты москвичка?
— Из Новгорода. Слыхал про такой город?
— Слыхал. Там вече было.
Настя заулыбалась.
— Там много всего было. Новгород старше Москвы.
— А родители знают, где ты?
— Они отпустили меня в Москву поступать в институт.
— Поступила?
— Да. И устроилась сюда, чтобы было на что жить.
Антон подумал, что мог бы забрать ее из этого полуборделя и поселить у себя. Принесли коктейль.
— Может, ты что-то еще хочешь?
— Если честно, я хочу есть, но мне неудобно об этом сказать, — пробормотала она.
— Давай поедим вместе.
Настя ему очень понравилась. Не верилось, что она здесь работает. Казалось, они познакомились на одной из московских улочек в центре и зашли посидеть в кафе. Он без стеснения рассматривал ее, а она краснела и улыбалась. И сидела не так, как должна сидеть стриптизерша, а как на диване: откинувшись к спинке, на краю подушки, вытянув ноги. У нее были прекрасные спортивные ноги. Так как платье было очень коротким, было видно трусы. Грудь наверняка между двойкой и тройкой, отметил Антон. Милое большеглазое личико полыхало румянцем при каждом его взгляде.
Антон подозвал официантку, и она положила на столик меню. Настя углубилась в изучение блюд, перелистывала страницы и потягивала коктейль. Антон то и дело взглядывал на нее, он ощущал себя так, будто его взяли за шиворот и окунули в счастье, как в бокал с коктейлем. Вернулась официантка, они сделали заказ. Настя назвала целую кучу блюд, не считая напитков.
— У нас стола не хватит! — засмеялся Антон.
— Так давай снимем вип! — сказала она.
— Что за вип? А, ну да!
— Отдельная комната, где, кроме нас, никого не будет. — Она кивнула на стену с большим матовым окном. — Там будет комфортнее.
Антон поглядел на окно vip-комнаты и снова на Настю.
— Пока ты думаешь, его займут, — сказала она.
— Хорошо, пошли в вип! Стоп! Я выпить не заказал! — вспомнил он. — Я буду пиво. Ты любишь пиво?
Она наморщила носик.
— Пиво как-то некомильфо. Лучше текилы.
Антону понравилось в vipе: удобный диван, мягкое освещение и приглушенные звуки делали это место очень уютным. Настя села рядом, окатив его волной чудных духов, и прикоснулась к колену бедром. Скоро на столе образовалась гора блюд. Официантка открыла квадратную бутылку и наполнила рюмки. Антону понравилось это действо: красивая рука с тонким золотым браслетом ловко опрокидывала широкую бутылку, в которой играли разноцветные искорки.
Официантка ушла, и они остались вдвоем. Настя положила ногу на ногу и загадочно улыбнулась. Она сидела, повернувшись к нему и положив руку на спинку дивана за плечом Антона. Если бы такое произошло на лавочке в парке, это значило бы, что она ждет поцелуя. Но Антон не смог повести себя как в парке. Слишком высокой казалась ее красота. На ее бедре отчетливо выделялась продольная мышца — свидетельство того, что Настя серьезно занимается спортом. При этом столько изящества было в ее позе, в гибком стане, повернутом к нему, столько красоты в широких, как у пловчихи, плечах. Антону казалось, что стоит ему обнять их, и они вздрогнут и окажутся хрупкими в его ладонях.
Над столом парили вкусные запахи, Настя благоухала ароматом женщины, а текила источала дурман. Все это закручивалось в чудесный букет и ударяло в мозг. Антон уверовал, что попал в сказку. Оплавленный ее взглядом, он решил, что раз она сама предложила текилу, значит, можно ее подпоить…
— Ты умеешь пить текилу? — спросила она, взяв рюмку.
— Надо соль и лимон.
— Не лимон, а лайм. Давай руку.
Она насыпала ему на руку соли и дала рюмку с текилой, потом насыпала себе и взяла свою рюмку.
— За знакомство, — Настя эротично слизала соль и опрокинула рюмку.
Антон повторил за ней. Едва он проглотил, как она сунула лайм ему в рот. Она улыбалась, сверкая зубами, — лицо раскраснелось, в глазах стояли слезы. Едва он перевел дух, Настя уже снова наполнила рюмки. Он обнял ее за талию и потянул к себе.
— Подожди, — горячо прошептала она, как будто проговорила: «обними меня». — Сначала поедим, а пообнимаемся после.
Антон ел со зверским аппетитом, все было вкусно. Он набил полный рот и шарил глазами по столу. Заботливая Настя догадалась, чего ему не хватает.
— Запить? Лучше пивом. Я бы тоже немного выпила, — сказала она, правда, к бокалу едва притронулась.
Антон залпом осушил полбокала. Вернувшись к еде, он сам предложил выпить текилы. В голове зашумело. Антону казалось, что на него обрушился водопад счастья. Когда они наелись, он снова обнял Настю за талию. Она не сопротивлялась, смотрела на него распахнутыми глазами и улыбалась.
— Знаешь, что мне в тебе нравится? — спросила она.
— Что я не жадный, — ответил он сходу.
— Я про внешность.
— А. Что?
— Глаза. У тебя необыкновенно красивые глаза. Многие девушки позавидовали бы тебе.
У Антона екнуло сердце. Он вытянул губы, но Настя отстранилась.
— Я хочу поцеловать тебя.
— Ты мне симпатичен, но я не могу сразу целоваться. Прости. — Она умоляюще сдвинула брови. — Ты должен понять. Я же не какая-то, которая готова сразу на все.
— Понимаю, — вздохнул он. — Значит, будем встречаться?
Он прижался к ней. Настя оказалась горячей, кровь в ней кипела. Они уставились друг на друга.
— Я понравилась тебе?
— Да, — прошептал он.
— Можно попробовать.
Ошалев от радости, Антон быстро наполнил рюмки.
— Давай на брудершафт?
— Что за глупости! — воскликнула она. — Мы не в двадцатом веке.
Они выпили, и Настя сказала:
— Я хочу почувствовать, что нравлюсь тебе.
— И почувствуешь, вот увидишь…
— Сейчас.
Он уставился на нее помутневшим взором.
— Ты танец собираешься заказывать? Для чего ты вип снимал?
— А! Конечно!
Настя положила руки Антону на плечи, взмахнула ногой и села на него верхом. Это произвело впечатление. Он взял ее за талию. До этого дня он лишь мечтал, что девушка такой неземной красоты сделает его объектом своего внимания, будет страстно смотреть, будет желать его… Настя сняла платье через голову и осталась в розовых стрингах и прозрачных чулках с широкой кружевной резинкой. У нее были кругленькие пухлые груди и плоский живот, в пупке блестел пирсинг. Она стала елозить, сидя верхом, как будто они трахались.
Антон настолько обрадовался, что перестал моргать, обхватил ее за талию и потянул к себе.
— Тебе нравится, что я делаю? — прошептала она, наклонившись к его лицу.
— Да…
— А я не чувствую, что тебе это нравится.
Антон вцепился пальцами ей в ягодицы и стал насаживать на себя. Настя нахмурилась.
— А! — Антон достал из кармана тысячу и протянул ей, задев купюрой левый сосок.
— Что ты делаешь?! — воскликнула она. — Ты и впрямь первый раз в таком заведении! Под резинку подсунь.
Сначала он решил сунуть деньги за резинку трусов, потом догадался, что для этого предназначены кружевные полоски на колготках. У Антона не получалось оттянуть край чулок, палец никак не мог поддеть его — от неловкости у Антона задрожали руки и смяли купюру. Настя выхватила у него деньги и сунула за резинку. Край с единицей и нулями выглядывал из чулка, как мелочь из пластмассового стаканчика попрошайки.
Настя повернулась к нему спиной и снова принялась елозить на бедрах. У нее была ровная спина и пухлые ягодицы. Антон держал ее за талию и представлял, как засунет в нее член, это представлялось всего лишь вопросом времени, скорого времени, — возможно, это произойдет уже сегодня. Он был уверен. Настя начала притормаживать, наконец, остановилась и взглянула через плечо.
— А! — он достал тысячу и сунул за резинку.
Движение на бедрах возобновилось. Антону показалось, что можно трахнуть ее прямо сейчас, оттянуть полоску трусов и вставить. Он представил, какая она там…
— Сними трусы, а? — попросил он.
Настя остановилась.
— Я сделаю это для тебя, — она поднялась и наклонилась к его лицу. — Только не забывай меня поощрять. Когда мужчина просто смотрит и трогает, он ведет себя как эгоист, а девушке хочется, чтобы в такой момент он думал не только о себе, понимаешь?
— Да, прости. Ты такая классная, что я забываю про все на свете.
— Про все, кроме меня, договорились?
Настя выпрямилась, постояла перед ним, потом наклонилась, сняла трусики и снова выпрямилась. Она казалась Антону удивительно, нереально красивой. Медленно поворачивалась, позволяя ему смотреть на себя, и улыбалась, наблюдая его немигающий, скорее полоумный, чем восторженный взгляд. Она повернулась спиной, чуть наклонилась и замерла. Антон уставился на нее, загипнотизированный сияющей наготой.
— Ну? — сказала она.
— А! — он суетливо достал две тысячи.
Она наклонилась и раздвинула ягодицы. Лицо Антона приняло такое выражение, словно он сдерживал какое-то внутреннее мучение. Настя выпрямилась.
— Давай выпьем? — в ее прекрасных глазах появилось что-то колдовское, обычно свойственное жгучим брюнеткам, от прежней миловидности ничего не осталось.
Они выпили. Поставив рюмку, она начала двигаться. Танец начался медленно и грациозно. Она просто показывала свое тело. Он смотрел на нее снизу вверх, от этого она казалась величественной, как символ. Поворачивалась то передом, то задом, то боком, выгибала спину, выпрямлялась и наклонялась, задирала ноги и раздвигала ягодицы, как будто была готова вывернуть себя наизнанку. Ее лицо оставалось бесстрастным, она только следила, какое производит на него впечатление.
Настя обхватила его за шею, дотронулась щекой до щеки. Ее грудь была совсем рядом, с торчащими сосками, как будто до них еще никто не дотрагивался. Антон коснулся ее живота, провел нерешительными пальцами вверх и взял за грудь. Настя все также спокойно смотрела, а он сжимал сосок. Страсть охватила его с такой силой, что, перестав отдавать себе отчет в том, как будет выглядеть, он высунул язык и провел по соску. Он ждал, что сосок вздрогнет, а может, даже и все тело девушки, но ничего не произошло, как будто он лизнул мизинец или кончик носа. Он обнял Настю за талию и стал лизать сосок, ее кожа покрылась мурашками. Она уперлась руками ему в плечи и выпрямилась, приложив некоторое усилие, потому что Антон присосался к ней, как голодный щенок.
Настя налила две рюмки и одну протянула ему.
— Остынь, ковбой.
Он растерялся. Настя заставила его выпить рюмку, а сама лишь пригубила. Она села к нему на колени, взяла его лицо и стала ласкаться, прижимаясь щекой, касаясь пальцами шеи, ушей, лба, бровей. Антон вытянул губы, но она поднялась. Он потянулся за ней, как за любимой игрушкой. Настя поставила ногу ему на колено. Антон увидел ее смуглые половые губы и ему захотелось лизнуть их. Он стал целовать внутреннюю сторону ее бедра и расстегнул ширинку.
— Я хочу тебя! — пролепетал он и поднял умоляющий взгляд.
Настя закрыла ему рот.
— Тебя охрана выведет.
— Разве нас видят?
Она присела на корточки и, глядя ему в глаза, застегнула молнию. Антон скуксился. Она сняла лабутены и поставила ногу ему на ширинку. Он хотел потрогать ее между ног, но она отвела его руку.
— Поехали ко мне! Будет все, — бормотал он.
Она улыбалась, надавливая на его вставший член. Спохватившись, Антон достал из бумажника, как из мешка, кучу смятых купюр и засунул за резинку чулка.
— Спасибо, милый, — Настя взяла себя рукой между ног и засунула внутрь пальчик, провела язычком по губе, закатила глаза и задвигала бедрами.
Она стонала, а он совал ей в чулки купюру за купюрой. Настя вынула из влагалища пальцы и провела ими по его лицу вокруг рта. Антон ощутил кожей влажный след ее пальцев, схватил их губами и начал сосать, а она смотрела на него, умиляясь, словно кормила с руки осла.
— Хочу выпить, — сказала она.
Он налил текилы, брякая бутылкой о тарелки и рюмки, и они выпили, без соли и лайма. Настя едва пригубила, даже не стала закусывать. Она надела стринги, платье и села, но не рядом, а в метре от него; быстро извлекла из чулок заткнутые купюры, словно их и не было там. Ее глаза смотрели совершенно трезво. Антон не понимал, в чем причина ее внезапного охлаждения, но видя, каким серьезным сделалось ее лицо, не стал настаивать на продолжении. Нужно было сделать паузу.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Восемнадцать, — на ее губах вновь появилась улыбка.
— У тебя была первая любовь?
— Да.
— Она прошла?
— Прошла, слава Богу.
— Кто он был?
— Курсант военного училища.
— Ты сильно любила?
— Конечно, — протянула она мечтательно.
Антон почувствовал ревность. Какое счастье, чтобы такая девушка вспомнила о тебе вот так: закрыв глаза и склонив голову на плечо.
— Хотела замуж, детей, прожить с ним всю жизнь, — Настя вздохнула, но без грусти.
— А он?
— А он не хотел.
— Почему?
— Извини, сейчас мой выход. Я покину тебя ненадолго. — Она поднялась и направилась к выходу.
— Ты придешь? — спросил он громко, почти крикнул.
Она обернулась.
— Конечно.
Он порядком набрался, но все же у него хватило соображения не поверить. Снова звучал медляк Джудас Прист. Настя была на сцене, но Антон чувствовал себя настолько одиноким, словно их разделяла тысяча километров. Он смотрел, как она танцует, смотрел пристальней, чем в первый раз, когда только увидел ее, а она ни разу не взглянула в сторону большого затемненного стекла, за которым он сидел.
Антон выпил один. Ему казалось, что он любит ее. Танец закончился, силуэт обнаженной девушки растаял во мраке, и кусок розовой материи, скользнув по полу, исчез следом. Играла другая мелодия и другая девушка танцевала на сцене, но у Антона не было желания смотреть. Он глядел туда, откуда выходили девушки, но Насти все не было.
Время шло, а она не появлялась. Он снова выпил. Наконец она вышла. Его хмельное сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Она обогнула сцену и остановилась возле столика, за которым сидели несколько мужчин. Видимо, кто-то из них окликнул ее. Она заговорила. Антон отчетливо видел ее профиль, прекрасный, как у Шарлиз Терон. Хотелось верить, что она отвечает из вежливости, а сама хочет вернуться к нему. Мужик, с которым она говорила, показал ей что-то в руке. Антон догадался, что это деньги. Настя шагнула к столику, мужчины подвинулись, и она села. Села спиной к затемненному окну, в которое смотрел он. Антон почувствовал боль. Он признался себе, что знал: она не вернется, просто не хотел в это верить. Взял бутылку, чтобы налить текилы, но та оказалась пуста. Надо было оглушить себя водкой. Оставалось еще пиво в Настином бокале. Он выпил его и посмотрел в окно. Настя весело болтала с мужчинами. Антон подумал, что, если она сию минуту встанет и придет, он даже не спросит, почему она села за столик к тем мужикам.
Вошла официантка и поинтересовалась, хочет ли он чего-нибудь. Он заказал водки. Когда она принесла на подносе бутылку «Русского Стандарта», Антон был в отчаянии. Голая Настя елозила по коленям мужика, который приманил ее к столику. Причем делала это с куда большим жаром, чем с Антоном. Мужик хватал ее то за грудь, то за жопу, а его друзья с удовольствием пялились, видимо, ожидая своей очереди. Антон бормотал, называя ее плохими словами, но все же смотрел. В голове звучала прекрасная мелодия Before the Dawn Джудас Прист, и от этого делалось еще больней.
В углу за свободным столиком сидели две стриптизерши, одна очень загорелая, а другая — та, что совала грудь в лицо кавказцу. Официантка поставила бутылку и хотела уйти.
— Вы могли бы передать вон тем девушкам, что я приглашаю их подняться сюда? — сказал он.
Он налил водки и увидел, что Настя уже на столе, изгибается и показывает себя со всех сторон, а мужики лапают ее за что придется и суют купюры за резинку чулок.
— Привет! Можно войти? Нам сказали, здесь мужчинка скучает в одиночестве.
Антон обернулся. Стол с закусками и все остальное, что было перед затуманенным взором, качнулось. Потом он не мог вспомнить, как звали темненькую девушку, ни имени, ни псевдонима, только обрывки разговора. Зато помнил, как звали девушку, у которой была большая грудь, имя — Ольга, псевдоним — Мишель, но не мог сказать, о чем с ней разговаривал.
Эти телки оказались не хуже Насти, Ольга даже лучше, Антон убедился в этом, когда перед ним выросли две здоровенных груди с направленными на него сосками. Девушки сели по обе стороны от него, и Антону приходилось поворачивать голову то к одной, то к другой. От постоянных поворотов он чувствовал себя еще пьяней, мозги сделались чем-то наподобие кефира, не поспевающего по инерции за движениями головы. Ольга-Мишель все время улыбалась, но Антон уже знал, что это профессиональное. У нее были загнутые ресницы, которые опускались и поднимались, как крылья бабочки. Едва сев, она без прелюдий вытащила грудь и прижала к его руке. Грудь была не просто большая, а вытянутая вперед, как ракета. С ума можно было сойти от такой груди.
— Ты похожа на мулатку, — сказал он, повернувшись к темненькой девушке.
— Я и есть мулатка, — сказала она.
— У тебя папа негр?
— Кубинец.
— Ты с Кубы?
— Из Калининграда, — засмеялась девушка.
Она рассказывала про свою маму, которая родила ее в сорок лет и была очень строгой. Когда она выговаривала дочери, то непременно грозила пальцем. И девушка изобразила, как это делалось, выставив палец. Это развеселило Антона. У нее был широкий негритянский нос. На, в общем-то, красивом лице в обрамлении кучерявой шевелюры довольно неуклюжий нос, как у чернокожего боксера.
Во время танца, когда сидела на Антоне, как наездница, она горячо прошептала:
— Ну, где твои руки?..
У нее было совершенное тело, смуглое, с рельефным животом и стоячими грудями третьего размера. Он взял их в ладони, теплые и упругие. И бедра, и стан у нее тоже были безупречными, вот только голени подкачали, тонкие, с неразвитыми икроножными мышцами, они походили на протезы и придавали ее фигуре ходульное выражение, когда она танцевала на сцене.
Он смутно помнил, как танцевала для него Ольга-Мишель, совала ему в глаза свое вымя, то левую грудь, то правую, словно корова дразнила теленка сиськой. А он, уже окончательно опьяневший, просил ее оттянуть полоску трусов и показать ему все, он так и говорил: «Покажи все!» Она показала ему «все», потом трясла жопой, выгибалась и раздвигала ляжки, а он пытался засунуть в нее палец. И копался, расстегивая ширинку, а девушки хватали его за руки и застегивали ее. И все пихал им мятые тысячерублевые купюры.
Антон не помнил, как ушли девушки, они просто исчезли. Появилась официантка и сказала, что уже половина шестого и пора расплатиться. Открыв бумажник, он испугался, обнаружив, насколько истончала пачка тысячерублевок. И когда выяснилось, что после оплаты у него почти ничего не останется, он все-же обрадовался. Даже пьяный он понимал, что было бы очень унизительно, если б не хватило денег.
Антон попросил позвать Настю. Официантка сказала, что не знает, кто это такая. Он сказал, что это девушка в розовом платье. Официантка отказывалась, но он упросил ее, хотя не понимал, для чего это делает. Она вернулась через минуту и сказала, что Настя не выйдет, потому что у нее болит голова.
Проходя мимо охранников, Антон услышал:
— Этого девки здорово выпотрошили.
Он подумал, что надо бы ответить на хамство, но ему было стыдно.
http://proza.ru/2023/02/05/1306