Основано на реальных событиях.
Июнь 2022 года, Белгород.
Я был за рулём. Ехал за город в южном направлении. День стоял такой светлый, солнечный, хороший. Лучи солнца дробью пробивались сквозь решето придорожных крон и пронзительными золотыми вспышками плясали по глазам. Для водителя, мчащегося на скорости под сотку, пожалуй, это не самые лучшие спутники. Хотя я и любил с детства наблюдать эту игру солнца и ощущать его трепет на своём лице и веках, но теперь решил опустить защиту на лобовое, особенно после того, как очередной особо меткий луч вышиб слезу из левого глаза. А может, это был не только луч. Может, это было ещё воспоминание о деде. Далёкое, но такое же светлое, пронзительное и трепетное. И нет никакой защиты от этих лучей, освещающих твою душу в любое время года, и днём, и ночью, и в солнцепёк, и в дождь.
Мой дед был фронтовиком. Я только сейчас, в прифронтовом Белгороде, стал по-настоящему и постепенно понимать значение этого слова – «фронтовик». А так, для меня он всегда был просто любимый родной дед. Да, увешанный звенящими и красивыми медалями по праздникам, рассказывающий изредка и нехотя свои военные истории, такие невероятные и далёкие, строгий, собранный и не приемлющий модные и расслабленно-раскованные реалии современной России, но большую часть времени он просто был дед, друг и заядлый рыбак.
Он просто был. А теперь его нет. Теперь я еду на кладбище. Надо снова сорняки убрать. На его могиле они почему-то растут «как бешеные».
- Толик, ну приезжай опять – сорняк как бешеный прёт! – звонил мне дед с дачи и просил подкрепления на огородном фронте.
Я мчал уже по объездной дороге недалеко от кладбища и вспоминал, как однажды 5 августа, после салюта, во время семейного праздничного застолья, я маленький заснул, сидя у деда на коленях. Сначала я по традиции рассматривал его медали, ордена и такие красивые разноцветные ленточки, ребристые на ощупь. Мне казалось, что от них пахнет прошлым, порохом и победой. Дедушка по традиции рассказывал свои военные воспоминания – иногда такие страшные, иногда печальные, но бывали и смешные. Таких в закромах его памяти тоже находилось достаточно, и он всегда завершал ими, и все смеялись и продолжали праздновать и, чуть вздыхая, поднимали тосты «за мир», за то, «чтоб больше не было войны». Мне даже снилось, что я еду на танке, выглядываю из его башни, а мне слепит глаза солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, как я люблю, а потом я услышал где-то вдалеке взрыв, и ещё один чуть ближе… Видимо, от взрыва смеха взрослых я тогда и проснулся, завертелся, стал доедать торт. Первые минуты никто ничего не замечал, а потом дед, посмотрев на меня, вдруг объявил:
- О! Глядите-ка, какой у нас герой растёт! – и все стали улыбаться, умиляться, кивать, и только бабушка охнула:
- Толик! Да как же это…
Бабушка явно знала что-то больше остальных. И так было обычно по любому вопросу. Этот сигнал окончательно разогнал тогда всю мою дрёму и вынудил оторваться от торта. Я соскочил с дедовых колен и побежал смотреть в зеркало на «героя». Я догадывался, что скорее всего дело в торте, которым я умудрился измазаться по уши, и мне вовсе не хотелось оказаться героем таких сомнительных подвигов. Но дело оказалось совсем в другом: вся моя правая щека была в розовых щербинках и примятинах, а когда я приблизился к зеркалу, чтобы рассмотреть, то среди разнообразных фактурных линий и кружков можно было различить звёзды и танки, угадать портреты Сталина и Ленина, под опухшим глазом красовалась чёткая подпись: «За боевые заслуги». Чуть ниже, рядом с крошкой от торта отпечаталась «Слава» в обрамлении звезды, а ближе к уху: «Наше дело правое…Мы победили».
Вдруг я услышал какой-то дикий протяжный вой. Но это уже были не воспоминания, а вполне себе неприятно и оглушительно ворвавшаяся в сознание реальность. Казалось, что машина сейчас оторвётся от дороги и взлетит как реактивный самолёт, а если не взлетит, то что-то оторвётся от машины. Моя «ласточка» так себя не вела раньше. Да и что это могло быть? Подшипник? Ходовая? Я стал сбавлять скорость, мне вдруг показалось, что сейчас колесо отвалится. Стал на обочине, вышел. Вдалеке гудело ясное голубое небо двумя удаляющимися вертолётами. «А… – подумал я. – Тогда всё ясно».
Мы в Белгороде уже привыкли. Прифронтовой город. Военные. Вертолёты-самолёты, «ответки»-«прилёты». «То ли гроза, то ли эхо войны»…
Шумы, «бахи», «хлопки», вспышки -
Выбитые стёкла, пробитые крыши.
Сотрясение стен, БПЛА, РСЗО,
Обстрелы, осколки, «работа ПВО».
Воронки в огородах, воронки в полях.
«Никогда такого не было, и вот опять» …
Такая наша нынешняя реальность. Видимо, просто эти вертолёты надо мной пролетели низко, поэтому так и слышно было. И ладно, хорошо, что не машина.
Я успокоился и поехал дальше, кладбище было уже видно – поблёскивало под палящим солнцем полированными надгробьями.
Проведал деда, прополол «бешеный сорняк» с его могилы. За это время ещё раза два пролетели вертолёты и бомбардировщик, нарушив вечный покой этого скорбного места. Хотел было заехать на могилу тестя, но это с женой надо, да и пекло такое звенящее стояло, а в висках так гулко стучало, что я подумал, если ещё проведаю тестя, то останусь где-то рядом с ним. «Батя, вернусь через неделю».
***
Через неделю поехали с женой. Так же светило июньское солнце, мы о чем-то незначительном беседовали, подъезжая к кладбищу. И вдруг машина завыла как раненый зверь. Нет, не машина…
- Толь, это что?! Подшипник? – встрепенулась жена.
- Нет. Выгляни в окно. Это где-то над нами вертолёты или самолёт.
Таня опустила стекло, высунулась, стала крутить головой, и я краем глаза заметил, что ветер, как котёнок, красиво играет с её волосами и ловко закидывает пряди на лицо, а она борется с ними, скидывает обратно – словно в кино. Звук не затихал. «Они что там, эскадрильей летят?»
- Да нет там никого! Тормози, это мы гудим.
Остановился на обочине, примерно в том же месте, где и неделю назад. Вышли. Тишина, благодать, пастораль – только горячая пряная трава истошно звенит цикадами. Я постоял руки в боки, покрутил головой в разные стороны, в надежде высмотреть в чистом голубом небе хоть какие-то намёки на опознанные удаляющиеся объекты ВКС РФ. Ничего. Зачем-то машинально постучал носком ботинка по колесу.
- Толик, это подшипник или колесо.
- Нет, Тань, неделю назад так же было, на этом же месте. Я подумал на вертолёты, но в мастерской потом всё-таки решил проверить машину – осмотрел её вдоль и поперёк…
- И? – не терпелось жене узнать диагноз.
- И ничего.
- Как это ничего? Гудит как реактивный самолет! Это не шутки. Ты ж автомеханик.
Автомеханик лишь пожал плечами.
- Не, Толь, в мистику я не верю, – обернувшись на кладбище, озвучила Таня то, о чём я даже не хотел думать.
До места назначения доехали тихо. Никто больше не завывал на болотах. Пока Таня занималась цветами на могиле отца, метрах в ста от нас я заметил машину, вокруг которой наматывал круги хозяин: то под капот заглянет, то к колесу нагнется. Я направился к нему. Спросил, чем он обеспокоен, сказал, что я автомеханик.
- Да вот, на подъезде к кладбищу как завоет. Я подумал, может, подшипник? Или с колесом что-то.
Осмотрел его машину, поверхностно, как мог. Нашёл её в хорошем состоянии, но посоветовал пройти техосмотр. Рассказал, что у нас так же. Удивились. Разошлись.
«Совпадение», - отмахнулся я от дискомфортных и тревожных мыслей.
Мы выехали домой. Таня мазала руки вкусным кремом и предавалась светлым воспоминаниям:
- И я помню, как папа говорит мне…
Но мне не суждено было узнать, что там говорил тесть, так как на полуслове её прервал всё тот же знакомый нам истошный вой.
- Толик, ты заметил, этот звук начинается, когда набираешь скорость?
- Да, но такое происходит только на этом участке дороги. И кстати, неделю назад я как раз вспоминал деда, когда начался рёв.
- Может… это мёртвые говорят нам что-то? – неуверенно и тихо произнесла Таня.
- Что говорят?
- Ну… может, чтоб не гоняли быстро?
- Да ерунда это всё. Раньше такого не было.
- А если это как-то с СВО связано?
- Как?
- Не знаю. Слышал, в храмах иконы кровоточат? А тут – земля воет. Предупреждает нас о чём-то…
- О чём?
- Мало ли… Близко всё это очень…
- Ой, Тань, молчи уже!
Звук резко заглох. Мы переглянулись и дальше ехали тоже молча.
***
В суете рабочих будней я и забыл о произошедшем и о нашем странном разговоре. Но неделю спустя, ко мне обратилась клиентка:
- Стоило мне чуть разогнаться – она как завоет! Я уже подумала, что это истребитель надо мной летит – сейчас ничему такому не удивляешься.
Я удивился. Но промолчал, лишь повёл бровью.
- И ведь совсем недавно машину смотрели, масло меняли – всё было в порядке! Я так расстроилась, не знаю, что и думать. Но самое обидное: ехала с огорода уставшая, жара эта ещё, а нужно было обязательно на кладбище заехать…
- Какое кладбище?
- Юго-западное, по объездной которое. И знаете, так жутко стало как-то. До этого не гудела, после тоже, а именно в районе кладбища воет как зверь.
Теперь и мне стало жутковато. Что за чертовщина?! Я конечно, допускаю жизнь на том свете, верю, что есть некие высшие силы, и чудеса случаются иногда, но чтоб вот так! Чтоб машины зверем завывали, проезжая мимо кладбища – это совсем не увязывалось с моей реальностью.
Я особенно тщательно смотрел машину клиентки, с надеждой найти физическую, а не метафизическую причину потусторонних звуков. Но опять ничего. Всё в отличном состоянии. Утирая рукавом вспотевший лоб, я поймал себя на новой мысли, что ещё никогда раньше у меня не вызывало досаду такое хорошее состояние автомобиля. И мне нечего было ответить этой женщине, товарищу по недоумению.
Я успокаивал себя мыслью, что мир вообще сошел с ума. В этом было бы мало утешительного в обычное время, в мирное время, но сейчас это годилось. Мужчины на высшем уровне рядятся в женские платья и венчаются на мужчинах в католической церкви, женщины кричат, что они не хотят рожать детей, и бегают в грязных трусах по улицам Европы. Одни призывают сократить численность населения, проповедуют есть человечину и уже чипируют людей под видом вакцинации, другие ратуют за химическую стерилизацию взрослых и детей. Кто-то призывает не мыться, кто-то – меньше есть и больше мёрзнуть. ВОЗ официально признала существование третьего пола, а сатанинские секты и культы приравниваются к основным традиционным мировым религиям. Сотни биолабораторий работают над новыми опасными вирусами и их мутантами, которых периодически выпускают в свет, чтоб заражать массы народу. Ковид худо-бедно пережили, так теперь новую чуму распространяют – обезьянью оспу. Террористы-националисты бомбят атомные электростанции, а мировое сообщество закрывает на это глаза – как не на одной планете живём. Или они собираются отсидеться в подземном бункере? Да, они ж готовы не мыться, голодать, мерзнуть и не размножаться. Не удивительно, что искусственный интеллект уже заявил, что нас не понимает. Не понимает, не поймет, и завтра просто захочет от нас избавиться, чтоб не путались под ногами. Иногда мне кажется, он уже это делает. Ящик Пандоры открыт.
На фоне новой волны сумасшествия блекнут старые идеи плоской Земли и вторжения инопланетных цивилизаций. И в свете набирающей обороты тенденции обостренной коллективной шизофрении и тяжелой стадии бесноватости, я утратил естественную способность чему-либо удивляться и считать невероятным.
***
И тем не менее, когда недели через две ко мне в мастерскую заехал мой давний клиент, священник, чтобы проверить ходовую, я рассказал ему о странном вое машин, проезжающих мимо кладбища, и попросил объяснений этому мистическому явлению и совета, как быть.
- Как быть? Молиться, - коротко ответил отец. В принципе, другого ответа от него я и не ожидал. Это было правильно, универсально, но как-то слишком общо, лаконично и не исчерпывающе для меня. Хотелось более развернутой формулировки, может что-то про четырёх всадников Апокалипсиса или про верные знаки Второго пришествия…
- Молиться, каяться, причащаться, не пропускать воскресные литургии. Времена сейчас непростые…
Я соглашался и кивал.
- … надо нам всем сплотиться, стать плечо к плечу, спешить творить добро и помогать страждущим. Помнить подвиг предков и обращаться к житиям святых.
- Так это всё-таки… предки, да?
- Что предки?
- Ну… взывают к нам… с того света. Как там сказано: «И мёртвые встанут с живыми»?
- «Наступает время и настало уже, когда мёртвые услышат глас Сына Божия и услышавши оживут». И предки наши там среди них. И будет их время, когда Господь призовет. А это танки.
- Какие танки?
- Танки проехали.
Я всё ещё не переключился с библейской философии на земные реалии СВО. Я смотрел на батюшку и пытался увязать чёрный подрясник, окладистую бороду, увесистый крест на груди и танки.
Он видимо понял моё недоумение и пояснил:
- Толик, танки проехали там – вот дорога и стала как стиральная доска. Когда на скорости едешь – возникает этот звук. Физика, Толик, – улыбнулся священник.
Мы посмеялись над этой ситуацией. И я расспросил, как он это понял.
- Да местные, кто там живёт, сразу выяснили. Но бывало, меня приглашали машину освятить, а то «что-то она воет как зверь без видимой причины», – хитро улыбался отец. – Я освящу, проповедь прочитаю, накажу строго в храм ходить – страшно, на всё согласны – а потом уже рассказываю про танки.
Мы простились с батюшкой. Я обещал ходить на воскресные литургии и брать с собой жену. Глядя вслед его удаляющейся машине, я подумал, хорошо, что это не четыре всадника Апокалипсиса, а танки.
Просто танки проехали.