Часть 3. Второе дыхание.
Я ушел из отдела бокситов. В секторе молибдена появилась вакансия и я ее занял. Руководил сектором доктор геолого-минералогических наук Валентин Тихонович Покалов, возглавлявший Второе (геологическое) отделение ВИМСа. Его кабинет располагался в главном здании института на втором этаже, напротив кабинета директора ВИМСа. В этом кабинете он «безвылазно» и находился, появляясь в секторе молибдена только в утренние часы.
От сотрудников сектора не требовалось сидеть на жопе смирно от звонка до звонка и меня эти либеральные условия вполне устраивали. В комнате, где мне предоставили рабочее место, было четыре стола, один из которых занял я. На столе у меня стояла электрическая пишущая машинка и …больше, кажется, ничего и не было. А мне и не нужно было больше ничего. Печатал я быстро, по слепому методу, для освоения которого в свое время специально приобрел в комиссионном магазине «UNDERWOOD», выложив за эту пишущую машинку всю свою месячную зарплату. И никогда об этом не пожалел. «UNDERWOOD» того стоил.
Печатал я не только материалы по молибденовой тематике, у меня появилась возможность заново написать свою диссертацию по бокситам: «Палеотектонические условия формирования мезозойских бокситовых месторождений Тургайской бокситорудной провинции». В первую очередь нужно было написать подробнейший исторический обзор по разделам: «О строении платформенного чехла», «О закономерностях размещения мезозойских бокситов», «О бокситоносных формациях», «Об условиях формирования кор выветривания».
Для выполнения этой работы нужен был доступ к фондам «Библиотеки по естественным наукам» (БЕН), которая находилась в соседнем с ВИМСом здании института ИГЕМ. Став сотрудником сектора молибдена, я получил возможность по два-три часа в день работать в этой библиотеки. По каждому из перечисленных выше разделов я штудировал каталог статей от «А» до «Я», конспектируя каждую статью. Такой метод позволил мне написать детальный исторический обзор, и что было главной удачей – найти работу Виктора Ефимовича Хаина «Учение о геологических формациях на современном этапе».
В этой работе излагалась методика формационного анализа и были сформулированы критерии, позволявшие отнести конкретное «геологическое тело» к той или иной формации. Я использовал эти критерии для подтверждения своего тезиса о принадлежности бокситов Тургайской провинции к терригенной формации, а не к формации коры выветривания пород складчатого фундамента. А главное, использование этой методики позволило упорядочить геологический материал , создать строгую логичную структуру диссертации, четко сформулировать цели и задачи.
Когда материал был упорядочен, отчетливо выявились «пробелы». Я ставил перед собой четыре основные задачи: 1. Определение формационной принадлежности бокситов, 2. Выявление структур, контролировавших размещение отдельных месторождений, 3. выявление структур, контролировавших бокситорудные районы, 4. Выявление структуры, которая контролировала границы бокситорудной провинции. По трем первым пунктам материал у меня был собран, а четвертый вопрос оставался открытым. Требовалась помощь друга, как принято говорить на телешоу «Как стать миллионером». И я сделал звонок к другу, Анатолию Полетаеву. На коллективной фотографии «Первой группы геологов», которую я поместил в начале книги, его легко узнать. Он единственный , кто носит усы и бородку. Но, не в этом его главный талант. Он блестящий специалист в области «линеаментной тектоники».
Когда я объяснил ему суть проблемы, он сказал: «А ведь у меня по Туранской плите ничего нет, не приходилось заниматься этим регионом. С удовольствием возьмусь за эту работу». Прошло немного времени и я получил ответный звонок. Анатолий Иванович сообщил мне, что работу по составлению карты линеаментной тектоники северной части Туранской плиты он закончил и что я могу подъехать к нему на Моховую и полюбоваться результатом. Я спросил его: «А какое соотношение бокситовых месторождений и тектонических структур. Корреляция устанавливается?». Он ответил: «Все месторождения разместились в пределах одного крупного блока». «Не может быть,- удивился я,- такого не бывает. Об этом можно было только мечтать». «Приезжай – сам увидишь»-, сказал Анатолий Иванович и добавил, - «Я вот сейчас ломаю голову над тем, как назвать этот блок. «Бузачи – Эмбенский», учитывая региональную топонимику. Наверно, так. Приезжай, жду».
Наша совместная статья с Анатолием Ивановичем называлась «Опыт линеаментного и палеотектонического анализов размещения бокситовых месторождений (на примере северной части Туранской плиты). Статья была опубликована в журнале «Известия высших учебных заведений», раздел «Геология и разведка»,М., 1988,№1.
Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Работу я закончил лишь спустя три года после опубликования этой статьи. Нужно было искать научного руководителя. По подсказке Анатолия Ивановича Полетаева я обратился к заведующему кафедрой динамической геологии Николаю Владимировичу Короновскому. Выслушав меня, он сказал: «Раз вы использовали методику Виктора Ефимовича Хаина, вам к нему и следует обратиться. Тем более, что он только что получил звание академика Академии наук СССР».
Виктора Ефимовича я нашел на ступеньках лестничного марша в здании ГИНа (Геологический институт Академии наук СССР). Пролистав мой автореферат, он задал только один вопрос: «А генезис бокситов какой?». Я ответил: «Латериты in situ». «Записывайте мой домашний телефон,- сказал Виктор Ефимович, - позвоните мне через месяц. Я забираю у вас автореферат».
Ровно через месяц я позвонил из будки телефона – автомата по домашнему телефону академика Виктора Ефимовича Хаина. Первая фраза, которую я услышал , была такая : «Это законченная кандидатская диссертация, но у меня есть замечания». И он перечислил замечания по пунктам. Всего четыре, легко исправляемых замечания. «Завтра я буду в ГИНе, подъезжайте к двенадцати часам».
Замечания были написаны бисерным почерком на обратной стороне каталожной карточки. Уместились все четыре, еще и место осталось. Поощренный положительным отзывом, я попросил Виктора Ефимовича стать моим научным руководителем. Он дал согласие, сказав: «Но исправления обязательно внесите по моим замечаниям».
Предстоял марафон: нужно было получить отзыв от отдела бокситов ВИМСа, от ведущего предприятия ( Западно-Казахстанское производственное геологическое объединение), пройти предварительную защиту на кафедре динамической геологии и последний этап – защита на заседании специализированного Ученого Совета по региональной геологии и тектонике Геологического факультета МГУ.
В отделе бокситов ВИМСа в это время главную административную должность временно занимал мой заклятый «друг» - Адольф Вольдемарович Лейпциг. Его телефон был в справочнике и я набрал номер. Адольф Вольдемарович внимательно меня выслушал, сказал, что заседание отдела можно созвать в любое время, но на этой неделе, к сожалению, не получится. «Позвоните через неделю»,- закончил он. Я позвонил через неделю…Потом еще через неделю…Потом еще через неделю…Наконец, я понял, что меня просто водят за нос. Надо лично с ним переговорить, а не по телефону, решил я. Здание, в котором размещался отдел бокситов находилось в десяти минутах ходьбы от главного здания института.
Я отправился на встречу с «другом». Кабинеты отдела бокситов находились на первом этаже. Идя по коридору, я остановился у доски объявлений. Сначала я ее проскочил, но что-то зацепил боковым зрением. Что то такое, что заставило меня вернуться и прочитать внимательно. Объявление гласило, что завтра, такого-то числа, в такое-то время состоится заседание отдела бокситов. Повестка дня: первое,..второе,..и последним пунктом значилось: «Утверждение темы диссертации «Палеотектонические условия формирования мезозойских бокситовых месторождений Тургайской бокситорудной провинции», соискатель (фамилию сейчас вспомнить не могу), научный руководитель: Адольф Вольдемарович Лейпциг.
Я развернулся на каблуках и вышел на улицу. «Я понимаю, что на одну и ту же тему можно написать и две, и три совершенно разные работы…Но верно и то, что правильно сформулировать задачу – это наполовину ее решить. А тему сформулировал Владимир Владимиров Белоусов, именно поэтому и работа получилась интересной. И выполнил эту работу я. Другое дело, что я очень долго с этим провозился , но это другой вопрос…».
Рассуждая сам с собой , я не заметил, как оказался в главном здании ВИМСа, у дверей кабинета директора института, на которой висела табличка «Александр Николаевич Еремеев». Секретарша, пожилая женщина, внимательно выслушала меня, зашла в кабинет директора, через минуту вышла и пригласила меня.
Я еще не договорил, а Александр Николаевич снял трубку и когда на другом конце ответили, спросил: «Почему происходит проволочка с рассмотрением диссертации сотрудника института Иванова Владимира Александровича». Вежливый голос Адольфа Вольдемаровича в трубке я слышал хорошо, он заверил директора института, что никаких проблем с рассмотрением работы не будет.
На этот раз серьезных проблем с отделом бокситов ВИМСа у меня действительно не возникло. «Я не думал, что вы обратитесь к директору»,- сказал мне Адольф Вольдемарович, когда мы с ним согласовывали время рассмотрения моей диссертации на отделе. Заседание отдела прошло в «штатном режиме», а резюме сформулировал, выступавший последним, старший научный сотрудник Миша Бейер. Он сказал, обращаясь ко мне: «Если вы будете защищаться в ВИМСе , нам будет плохо, но вам тоже будет плохо!». Я ничего не ответил. Я не собирался защищаться в ВИМСе, хотя раньше такой вариант я для себя не исключал.
С ведущим предприятием никаких проблем не было, командировку в Актюбинск В.Т.Покалов подписал мне без возражений. Следующий рубеж: заседание кафедры динамической геологии МГУ. Тут я хочу остановиться на эпизоде пересдачи мною экзамена по спецпредмету. Поступая в заочную аспирантуру, я сдавал этот экзамен, но с того времени прошло больше пяти лет и , согласно установленным правилам , экзамен следовало пересдать. Я очень хорошо подготовился к экзамену.
Экзамен проходил в небольшой аудитории. Я записывал экзаменационные вопросы, которые диктовал мне профессор Михаил Григорьевич Ломизе, когда в аудиторию вошел профессор Владимир Ильич Славин. Три вопроса, которые я записал были теоретическими, а последний, четвертый, должен был быть непосредственно по теме моей диссертации. И Михаил Григорьевич обратился к профессору Славину: «Владимир Ильич, здесь диссертация по бокситовой тематике, сформулируйте, пожалуйста, вопрос». Владимир Ильич подошел к моему столу и , немного подумав, сказал: «Расскажите нам о Карпатской провинции мезозойских бокситов». От неожиданности я перестал записывать. А Михаил Григорьевич, который уже открывал дверь, чтобы выйти из аудитории, в три прыжка вернулся к моему столу и воскликнул: «Вы что, Владимир Ильич? Карпаты – это ваша любимая тема, а здесь речь идет о мезозойских бокситах Северного Казахстана», и, обращаясь ко мне, добавил: «Записывайте: История изученности северной части Туранской плиты». Я сдал экзамен на «отлично».
Перед защитой на заседании кафедры динамической геологии моя диссертация поступила на рецензию к Ученому секретарю совета по защите докторских и кандидатских диссертаций при геологическом факультете МГУ Александру Вольдемаровичу Вихерту. Он очень въедливо смотрел работу, принципиальных замечаний у него не было. Но он мне сделал «втык» за то, что у меня не были пронумерованы страницы в сброшюрованной диссертации. Он был прав и не прав. Я не впечатывал номера страниц, потому что могли быть замечания, которые потребовали бы частичной переделки текста. И такие замечания были. В целом, защита на заседании кафедры прошла без серьезных замечаний.
Оставался последний этап: защита на заседании специализированного Ученого Совета. Моя диссертация попала на рецензию к профессору кафедры литологии и морской геологии Владимиру Тихоновичу Фролову. Он же представлял мою работу для защиты на Ученом Совете. Я был на этом заседании и слышал его оценку. Он в двух словах охарактеризовал содержание диссертации и закончил свое выступление словами: «Работа настолько хороша, что за нее можно голосовать хоть сейчас».
12 апреля 1991 года. Еще с утра, когда пил кофе, привязался сухой частый кашель. Какая-то нездоровая психо – соматическая реакция. Взял с собой на всякий случай таблетки от кашля. В университет я приехал за два часа до начала заседания Ученого Совета, которое было назначено на 14-30 в 415 аудитории. Нашел пустую аудиторию , стал готовиться к выступлению. Конспект выступления у меня был написан. Я конструировал наиболее вероятные вопросы оппонентов и формулировал ответы. Кстати, некоторые вопросы мне действительно удалось предвосхитить.
Сейчас вспоминаю события того дня, как будто собираю отдельно разбросанные лоскутки разорванного листа бумаги. Помню, что, когда проходил мимо Виктора Ефимовича, услышал его слова: «Постарайтесь сосредоточиться на главном». Сказал, как шпаргалку бросил. Стоило мне начать говорить – кашель, как рукой сняло. Я уложился в регламент, мой доклад был четким и содержательным. Закончил я свое выступление словами: «Я благодарен сотрудникам «Лаборатории геологических исследований космическими методами». У меня была пробуксовка при работе над диссертацией. Методы, которые разрабатываются в этой лаборатории, помощь Анатолия Ивановича Полетаева, буквально дали второе дыхание. И дальше уже завершить работу труда не составляло».
Вел заседание Ученого Совета профессор Евгений Евгеньевич Милановский. Когда он объявил о начале дискуссии, первым вышел профессор кафедры исторической и региональной геологии Олег Александрович Мазарович. Его выступление было коротким и закончил он его словами: « Владимир Александрович – выпускник нашего факультета и я призываю его поддержать».
Слушая, Олега Александровича , я вспомнил, как лет пятнадцать назад мы пересеклись с ним в аэропорту Целинограда. Была кромешная южная ночь. Мой самолет только что совершил посадку и я выходил из здания аэропорта. А он, в толпе пассажиров, шел мне навстречу. Вряд ли он меня заметил. Но я не узнать его не мог. Он и сейчас не изменился.
Вопросов мне задавали много. Вопросы были по- существу и я имел возможность продемонстрировать свою компетентность в полной мере. Но в конце дискуссии в последнем ряду аудитории поднялся человек небольшого роста и, обращаясь ко мне, спросил: «Вы, конечно, использовали в своей работе методы палинспастической реконструкции?». Это был откровенно провокационный вопрос. Я ответил: «Я не совсем понял, какое отношение к мезозойским бокситам могут иметь палинспастические реконструкции. Наверно, это все-таки палеозой. А в мезозойскую эру на рассматриваемой территории плитная тектоника себя никак не проявила».
Обсуждение подходило к концу, слово было предоставлено моему научному руководителю. Виктор Ефимович сказал: «Владимир Александрович пришел ко мне с законченной работой. «Тектоника и полезные ископаемые» – это направление сформулировал еще Николай Сергеевич Шатский, оно актуально и сейчас…». Полностью я не помню его слов, но это была положительная оценка моей работы и моей защиты.
Обсуждение закончилось. Я мог сесть. Свободное место было рядом с Олегом Александровичем Мазаровичем, его я и занял. «А почему вы не рассматривали в своей работе территорию Центрального Казахстана», спросил Олег Александрович, наклонившись ко мне. «Центральный Казахстан – это вотчина Лейпцига, а у него другие представления», - ответил я. Олег Александрович сокрушенно покачал головой.
Прошло голосование. Первым мне пожал руку Евгений Евгеньевич Милановский, потом Олег Александрович Мазарович, потом Владимир Григорьевич Тихомиров…
Когда я вышел из аудитории в рекреацию, ко мне подошел с поздравлением Александр Михайлович Шурыгин. Мой «крестный отец» от геологии, когда-то руководитель геологического кружка при МГУ, в котором я занимался, учась в десятом классе.