Память

Михаил Мощенков
        Огонь на себя.

   Пятном кровавым сжигало пламя,
о прошлом память гвоздикой стынет.
Печатью подвиг на мёртвом камне
увековечат: звезда да имя.

Весенним утром, цветущим маем,
голубкой сизой, как символ мира.
Глас Левитана весь мир взрывает:
весть о победе бежит эфиром.

Питался кровью мир отчуждений,
лесная чаща тебя укрыла...
Твой подвиг кратен, вне убеждений:
фашизм, весь скопом, с собой в могилу.

Живое имя на камне мёртвом,
осколок в сердце, не спрятать рану.
Совсем девчонкой в сорок четвёртом...
Шептали губы: - "тут имя - АННА!"

Погибла Анна Морозова утром 31 декабря 1944 года в тылу врага как советская разведчица. Боевые побратимы на тот момент времени ее знали как радистку «Лебедь» из специальной диверсионно-разведывательной группы «Гладиатор» (ранее – ДРГ «Джек» и «Еж»).
Будучи тяжело раненой, девушка долго отстреливалась из пистолета, а затем последней гранатой подорвала себя вместе с наседающими карателями.
По свидетельству очевидцев, собранным писателями Овидием Горчаковым и поляком Яном Пшимановским, соавторами популярной повести «Огонь на себя», тело Героини было доставлено в одно из близлежащих сел и «офицер СС, стоя рядом с изуродованным трупом разведчицы, заставил солдат промаршировать перед мертвой Анной Морозовой. И они шли перед «Лебедем», печатая шаг.
- Если вы будете такими же храбрыми и сильными как эта русская девчонка, - прокричал офицер солдатам - Великая Германия будет непобедима».
В июне 1966 года секретный сотрудник Разведотдела штаба 3-го Белорусского фронта сержант А. Морозова была посмертно награждена Польским государством орденом «Крест Грюнвальда» 2-го класса.      

       Дарующей жизнь.

Шелестел осенний парк листвой,
в лужах красным отблески заката
- Проходи несчастье стороной! -
ты молила Бога за солдата.

Лодкой пал к земле осенний лист,
журавлиным проводы набатом,
в чёрно-белых красках фаталист
прикрывает истину плакатом.

Бросить камень в ближнего - в себя...
Сколько стоит мамина слезинка?
В свой поход из дома уходя -
откололась сердца половинка.

Паутинкой белой седина -
яркий след ночных переживаний.
Эту жизнь дарила не война...
- Я вернусь! - письмо любимой маме.

Шелестел осенний парк листвой...
- дам ответ за каждую слезинку,
я вернусь, как только стихнет бой, -
маминого сердца половинка.
         
         Слёзы карандашом.

На руках Нины умерла старшая сестра Женя...

Дата смерти ровным почерком - в дневник,
буква к буковке печальным некрологом,
рядом Нина в этот твой последний миг:
- эх сестричка, видно так угодно Богу!

Но спешит, опять торопит карандаш:
тоже дата, тоже смерти, тоже голод,
не выходит тут с костлявой баш на баш
и не важно: будешь стар ты или молод.

Чёрный снег и также чёрная душа -
вражья злоба окружила славный город.
За слезой ещё слеза с карандаша,
раз за разом скорбным датам новый повод...
 
Безнадёгой под лучами таял свет,
чёрной тенью, чёрным вороном блокада...
Тонет камнем в стылой Ладоге рассвет -
трижды проклят будь, кому всё это надо!

Не искала больше Танечка ответ,
в школу за наукой не ходила...
Вся семья твоя, которой больше нет -
чёрный, чёрный белый свет, когда-то милый.

23 января день рождения Савичевой Тани.
Дневник Тани стал одним из вещественных свидетельств фашистских зверств на Нюрнбергском процессе, а сама девочка - символом мужества блокадного Ленинграда.
Вечная память защитникам Ленинграда.
         
       У вечности.

Прикоснувшись ладонью к броне,
имена на холодный гранит...,
падал снег, и на вечном огне
вечной память о прошлой войне
отголоски событий хранит.

И мерещится огненный всплеск,
горизонт опалённый огнём,
обгоревший, израненный лес,
град свинца и осколков с небес,
и в стене от снаряда пролом.

Князя тьмы воскресив, на углях
танцевала с усмешкою смерть,
вороньё заселяло поля,
от осколочных ран тополя
оставались безропотно тлеть.

Он стоял неприступной стеной,
(слово Родина - то не манеж)
батальон опалённый войной
дорогой непомерно ценой...
Удержать - неприступный рубеж!

Прикоснутся ладонью к броне,
таял снег на дорожке у ног,
мир другим открывался извне,
но напомнил опять о весне
замерзающий клёна листок...

Прикоснутся ладонью к броне.
       
       Это те.

Это те, те, кто видел войну,
кто зубами вгрызался в окоп,
от мала до велика, кто мог,
это те, кто приблизил весну!

Билась жизнь, выбиваясь из сил,
и землянка, как дом для друзей,
вся страна, как большой Колизей
за спиной, кто мечтал и любил.

Только эхо набатом в лесах,
ранит души кровавый закат
и растёт по ночам во сто крат
тут неведомый ранее страх!

И потом вспоминалось не раз,
и потом на осколках страны,
сразу, после кровавой войны
слово "выжить" и это приказ!

Это там, где рождается свет,
это там, за широкой рекой,
в чистом поле, за красной чертой,
где был сломлен фашизму хребет!

Это те, те, кто видел войну...!

           Тонька.

Вот и солнце тоскливо прощалось, и с горестью туча   
собиралась опять оросить золотой горизонт            
Мы тебя не виним, буйный ветер, ты просто подручным   
и не создан пока от свинца пулемётного зонт.         

Как и все, мы земляне, мы тоже о счастье мечтали,
как и всем, нам хотелось любви и мы ждали тепла...
Кто вы, "судьи"...? Мы вас не просили, не ждали, не звали.
Это НАША ЗЕМЛЯ и не выйдет, чтоб ваша взяла!

Завтра новая группа займёт наше лобное место,
то же солнце в лицо и пропитанный кровью овраг...,
Молодым - эта смерть женихом, а кому-то невестой
вы смотрите в глаза, перед вами с оружием враг.

Этот сумрачный день разведён был на до и на после
пулемётной, бегущей по жизням, кровавой строкой.
Только жалость к тебе, наш палач и отсутствие злости...
Что ты медлишь...? Давай! - "Отвердевшей" от водки рукой...

Той рукой, что в забвенье сжимает дойч марок тридцатку...
Ты не слышала: этой весной не поют соловьи...?
И по трупам кровавым с охапкой тряпья, без оглядки,
в страхе, Тонька, проносятся чёрные жизни твои.

«Вы не Антонина Макаровна Гинзбург. Вы — Антонина Макарова, больше известная как Тонька-москвичка или Тонька-пулеметчица. Вы — карательница, работали на немцев, производили массовые расстрелы.
Говорят, перед первым расстрелом Антонине Макаровой дали стакан водки. Для храбрости. После чего это стало ритуалом.
«Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек — столько партизан вмещала в себя камера
Символичное совпадение: назначенная ей за службу плата равнялась 30 маркам. Во всех смыслах Иудина награда, что поразило даже видавшего виды следователя КГБ Леонида Савоськина, который вел допросы арестованной «исполнительницы приговоров».
 бывшая квартирная хозяйка из деревни Красный Колодец, у которой довелось ночевать выбирающей свою дорогу в жизни Антонине, — та как–то пришла в сытый Локоть за солью, едва не угодив здесь в тюрьму «республики». Испуганная женщина попросила заступничества у своей недавней постоялицы, которая и привела ее в свою каморку. В тесной комнатенке стоял до блеска начищенный пулемет. На полу — корыто для стирки. А рядом на стуле аккуратной горкой была сложена выстиранная одежда — с многочисленными дырками от пуль.
Антонине Макаровой был вынесен смертный приговор, который был приведён в исполнение 11 августа 1979 года.

http://yablor.ru/blogs/tonka-pulemetchica/3154955

P.S.   Самая лучшая память о подвиге, это свобода и процветание нашей страны.
Презрение и позор тем кто развалил союз, позор и нам, за то что мы это позволили.

         По руинам.

Сэ-сэ-сэр...! - Как серпом по известному месту,
как упавшие с неба обломки луны
Было всё: был жених и конечно невесты,
кущи Райские всем и посыл Сатаны.
 
Тема дня - заливали без меры за ворот,
затянуло всё напрочь, но где-то болит,
чисто поле и кружит над брошенным ворон,
растащили давно по углам, что блестит.
 
Осень, дождь и буянит, гремит непогода,
знает правду она, от того и шумит
и опять упыри на горбу у народа,
но неровен тот час, время быстро летит.
 
Сэ... - Сэ... - Сэр...!