Мегера

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…И живут… год, другой, десятый, двадцатый и вдруг… Всё меняется в один миг.

Проснувшись однажды утром, повздыхав, как положено перед нежеланным подъемом, Виктор Семенович вдруг обнаружил, что рядом с ним лежит не та тоненькая, улыбчивая очаровательница Сонечка с задорной челкой на безукоризненно гладком личике, а… не то сугроб, не то куча какая-то с гулькой на макушке. Он критически, точно видел первый раз, вглядывался в эту копну и недоумевал, как веселая, покладистая девушка могла превратиться в противную, придирчивую, крикливую особу. Одним словом, в мегеру. Это сейчас она молчит, не проснулась ведь, а так… С ней даже в одной кровати тесно стало, а в жизни тем более. И потом, она ведь то ворчит, то кричит. И не спастись нигде от её недовольства. Всё-то ей не так. Ну, подумаешь, увидела на люстре его носок. Висит себе и висит. Молча же висит. Ну, случился такой казус. Сама ведь и виновата. Разоралась, что он крошки на диване оставил, вот он от злости, снимая носки, разбросал их. Да так удачно! Один аж на люстру попал. Не стал снимать сразу, подшофе был, да и думал, ночь уже настала, поздно, пусть повисит, не горит же. Жена же, как всегда, нарисуется уставшая с головной болью, вот и не заметит. Она же –вот зараза! Углядела-таки. Да-а… И этот случай не единственный. Придирки одни по разным поводам. Даже вспоминать не хочется. Что и говорить… А ведь раньше ничего не замечала. Радостно жили… А сейчас будто не тот человек. Подменили точно, а он и не заметил. 

Вот так вот… Не думал Виктор, не обращал внимания, что и он тоже меняется. Жизнь ведь- она такая, движется. И люди имеют особенность стареть, видоизменяться и увы…не всегда в лучшую сторону. Но всё видела Софья Петровна. Не сразу тоже разглядела перемены в муже. Не до того, как-то было–семья, дети, заботы… Да и живут бок о бок постоянно, а потому как-то не очень заметны изменения. Прозрение наступило внезапно.  И не потому, что вдруг делать нечего стало, дети разлетелись. Вовсе нет. Ей неожиданно стал мешать его живот в кровати. Хоть и мягкий, а место –то ему тоже надобно. Перестало нравиться вдруг, как он хрюкает во сне. А когда-то забавляло. Да и постоянно валяющиеся носки и крошки не приносили в их жизнь радостного разнообразия, а, скорее, раздражали. Но особенно бесить Софью Петровну стали его придирчивые, даже недовольные взгляды. Вот именно они –то и стали причиной разразившегося в тот день скандала. После очередной порции замечаний по поводу его никчемности и полной ненужности, Виктор, пыхтя, как самовар, в праведном гневе вылетел на улицу. А день выдался, как назло, прямо пушкинский– чудесный, морозный, солнечный.  Зима шла, будто танцевала какой-то удивительный танец. Только что просыпавшийся и устлавший землю, белоснежный и искрившийся в солнечных лучах, пух слепил глаза так, что он зажмурился. Свежий воздух пьянил, хотелось дышать-дышать и ни о чем не думать. Но…Думать-то было, о чем. Виктору мечталось наказать и наказать жестоко мегеру, которая звалась его женой. И нужен был совет компетентного человека. А поскольку с интернетом у него отношения не складывались, он двинулся к Павлу–другу закадычному, разведенному, а, значит, опытному в семейных делах.

Павел был дома. Он топтался вокруг плиты, озадаченно почесывая лохматую голову и заглядывая в кастрюли, словно удивляясь их пустоте. И правда, он не заметил, как умял всё то, что матушка, навещавшая его три дня назад, наготовила. И в холодильнике кроме скукоженного соленого огурца, скучающего в одиночестве, тоже ничего не нашлось.  Живот сердито поуркивал, когда дверь без стука распахнулась. Павел всегда забывал её закрыть, и верному дружку это было хорошо известно.
–Всё! Больше не могу! –влетевший Виктор, плюхнулся на табурет у кухонного стола и уронил голову. Казалось, он сейчас зарыдает.  Павел даже хрустеть перестал.
–Ты чего это? –наконец опомнился он.
–Чего-чего?! Советуй давай!  Говори, что мне делать с этой мегерой! Ну, прямо жизни никакой нет! Ну, прямо заела уже!
–А чего думать-то? Разводись!
–Развестись? – удивился Виктор.
–А чего такого-то? –пожал плечами Павел и опять захрустел огурцом. –Извиняй, брат, огурец не предлагаю. Только один остался.
–Во-от! –злорадно заметил Виктор. –Ты и другу этого же желаешь. Не-ет! А кушать я что буду? Сонька, знаешь, какие борщи варганит? Закачаешься и язык проглотишь. А пироги…
–Ну, дык…Чего  хошь-то? –захлопал белесыми ресницами Павел. –Излагай…
–Чего-чего, –буркнул Виктор, – наказать хочу её. Вот! Чтобы помнила, чтобы знала…
–А-а, –понимающе протянул дружок, засовывая в рот последний хвостик от огурца. Не выбрасывать же добро. –Тогда … это…
–Чего «это»? Говори толком! Не мямли.
–Тогда ты умри.
–Как это?!–отвесил челюсть Виктор. –Ты думай, что говоришь! Я жить хочу.
–Да не по-настоящему умри.
–Не понял…
–А чего не понять-то? Понарошку. Вот. –Павел важно прошел по кухне и налил водички из чайника, – хорошо бы чаю горяченького, да с пирогом…Эх-х…, – мысли его вдруг приняли опасное течение,- вот, если бы и правда Витька помер! –размечтался он, – подкатил бы к его Соньке. У неё и пироги- умереть-не встать… До того вкусны заразы…С пальцами можно съесть, – и тут же спохватился. Нет! Он не желал смерти своему лучшему другу.
–Говори толком, –велел Виктор. Он не умел читать чужие мысли. А зря.
–А так. Ты повесишься. Одна петля, которая на шею, так только для виду, а вторая пойдет по спине… Вот, – наконец выдал он, – будешь висеть, а я Соньку кликну. Она прибежит. Рыдать, конечно, будет, волосы рвать, а ты потом…Раз! И обрадуешь.
Задумался Виктор.
–А че? Неплохо придумано.
–А то, –засиял, как медный таз, Павел, – кто думал-то?
–Это всё хорошо. Но где висеть-то я буду? Дома Сонька.
–В сарае.
–Как в сарае?! Так ведь холодно же!
–Ты хочешь жену наказать или не хочешь? Или только так просто дрыгаешься?
–Конечно, хочу.
–Значит, потерпишь. За то она потом тебя и обогреет, и накормит, и всю оставшуюся жизнь лелеять будет.

Подумал Виктор и решился. Идут, значит, они к сараю. Солнышко светит, снежок чистый скрипит… Хорошо! И тут ворона, откуда не возьмись, как каркнет. Виктор аж присел от неожиданности.
– Вот гадюка! – рассердился он. –Ещё беду накличет, –и погрозил ей кулаком, – не идти разве, –задумался, да и брякнул, –нет, Паш, не буду я это…вешаться… Жить хочу.
–Ну и живи, кто мешает, –рассудительно заметил приятель.
–Так ворона же…, –убитым голосом молвит Виктор, –примета же.
–Тьфу, –плюнул Павел, –ты, как бабка Машка, в глупые приметы веришь. Всё будет нормалёк.
–Обещаешь? –Виктор, доверчиво посмотрел на друга и грустно шмыгнул носом. Так вдруг жалко себя стало, хоть реви. Ведь и пожил-то всего-ничего.
–Обещаю, – качнул головой Павел, – немного повисишь и потом всю оставшуюся жизнь будешь пенки снимать. Поверь мне, она такого не забудет.
–Ладно. Ты только быстро. Я ведь замерзнуть могу.
–Не боись… Всё будет тип-топ…

Сказано- сделано. Висит Виктор. Грустно ему, холодно, да еще ботинок с ноги свалился. Нога и вовсе замерзать стала. Он и пальцами шевелит и руками по бедрам хлопает. Но мороз не обращает внимания на подобные заигрывания, пробирает до костей.  В щель солнечный лучик заглядывает, словно сказать хочет:
 –Дурачина ты, простофиля. Вот висишь тут, замерзаешь, а дружок твой в тепле сидит…
Совсем запечалился Виктор. Стал дергаться. Вдруг повезёт, и свалится на пол. Но на совесть сработал Павел. Не получается, только раскачался сильнее, а от этого ещё холоднее становится. Стал на помощь звать. Раз крикнул, другой, третий, да и осип. Пропал голос. Беда совсем

А Павел тем временем направил свои стопы в дом Виктора. Надо же Соньке рассказать, беду, значит, донести. Стукнул в дверь, никто не открывает. Тогда он толкнул её. Она и распахнулась. В доме тепло, светло. Из кухни ароматы всякие дуют, будто ветры. Борщом наваристым на сахарной косточке пахнет, плюшками какими-то.
–Наверное, с творогом, –думает Павел и слюну глотает. Вспомнил, что кроме огурца еще ничего не пробовал сегодня. Так ему тоскливо стало, так печально, что на друга своего разозлился, –ишь какой! Не нравится ему… Посмотрите, каков гусь! Пожил бы, как я…, –но, вспомнив, что Витька на морозе отдыхает, жалеть его начал и отправился в комнату, из которой голоса доносятся.

–Ну и хорошо, что не одна Софья,- думает, – хоть утешать помогут. Ай, чёрт! –спохватился он, – Витька-то живой. Хотя… Она –то ведь об этом не будет знать.

А в комнате в мягком кресле утопала Софья. И одна вовсе. Сидит, значит, телевизор смотрит. А там… Смех, поцелуи, любовь…
–Соня, –позвал её Павел, –Соня….
–Да, тихо ты! –отмахнулась она.
–Соня, –уже более настойчиво зовет её Павел.
Она с досадой повернулась:
–А-а…Это ты… Чего тебе?
–Пойдем. Там это…Витька того…Повесился.
–Ах, отстань! Пока не досмотрю комедию, никуда не пойду.
–Пойдем…
–Сказала, не пойду, пока фильм не закончится. А ты посиди пока, –она кивнула на диван.

Пашка послушно опустился на самый краешек, готовый подскочить в любую секунду. Тем временем, на экране бушевали страсти. Действие увлекло и Пашку.
Наконец мелькнули титры.
–Пойдем-ка, чайку попьем, а потом и разговоры разговаривать будем, – Софья, лениво потянувшись, встала и направилась на кухню.
Оказавшись в светлой, теплой, с нарядными занавесками кухоньке, Павел на какое-то время совсем забыл про Виктора. Тем более, что голодный желудок, учуяв ароматы, стал бурно радоваться. Софья налила в тонкие фарфоровые чашечки, благоухающий мятой и еще какими-то травами, янтарный чай, поставила блюдо с горой плюшек. И, взглянув, на Павла, спросила:
–Может быть ещё борща отведаешь? Свежий. И хлеб свежий. Только что испекла.
Павел, судорожно глотнув, закивал головой, как кукла, которую дергают за веревочки.
Откушав угощения, Пашка откинулся на спинку стула. И тут…Даже пот прошиб. Витька! Витька –то поди замерз уже. А вдруг правда того…умрет…
–Пойдем! Пойдем, –заторопился он, хватая Софью за руку, –там, в сарае Витька повесился.
–Да-а? – Софья с интересом взглянула на него. –И давно?
–Да вот уже часа два назад, – посмотрев на часы, сообщил Павел.
Взгляд Софьи сделался подозрительным и ещё более заинтересованным.
–Подумать, какая точность! –удивилась она. –Ну, пойдем.

Из сарая доносились странные сипы.
–Не до конца повесился что ли? Или проголодаться успел? –заинтересовалась Софья.

Пашка опустил глаза. Они распахнули дверь. А там из стороны в сторону болтался Виктор, глаза его бешено вращались.
–Чего так долго?! Мать твою! – сипел он.
–Всё понятно, –кивнула Софья, –ну вы тут, мальчики, сами разбирайтесь, а мне на примерку пора. Платье новое шьют мне…
–Пла-атье?! Какое платье? –сипел Виктор. –Я тут…того…, а ты…
–Как какое? Траурное… Хочу нарядной быть, –хихикнула она, – не каждый же день муж вешается.

Витька после этого случая долго дулся. Кашлял, сморкался, пил, женой приготовленные отвары и дулся. С Павлом тоже не разговаривал. А ещё много думал. Говорят, время–лучший советчик. Надоело Витьке в молчанку играть. И помирился он и с женой, и с другом. В конце концов, жена, хоть и мегера, но заботливая, а Пашка…Так ведь с ним на соседних горшках сидели когда-то … Свой тоже.
И стали они дальше жить, как жили. А ссоры… Да, как же без них? Люди- есть люди. У каждого свой норов, свои желания, свои мечты. И ещё   согласитесь, вносят они разнообразие в нашу жизнь. После них примирение особенно сладким бывает.