ИДУ ПО СЛЕДУ...
(ЮСУФ)
Ты не забыла, Сауле, что я ещё подростком обещал стать следователем и раскрыть причины смерти твоей мамы? И найти её пропавшие картины. Хочу рассказать, как медленно, но верно я двигался к этой цели.
На юридическом факультете Казахского университета меня считали самым перспективным студентом. Защита дипломной работы на тему «Исследование самых громких краж произведений искусства» стала событием, и ты радовалась этому успеху больше меня. Из Москвы и из своей Художественной академии ты приезжала редко - только на каникулы, но и я пару раз побывал у тебя в гостях. Потом ты уехала в Стамбул учиться на магистра изящных искусств и наше общение продолжалось лишь в переписке да по телефону.
А кандидатскую диссертацию я защитил в Мюнхене. Обобщил в ней принципы трансграничного полицейского сотрудничества при расследовании хищений образцов изобразительного искусства в крупных галереях Америки, в музеях Осло, Цюриха, Амстердама, Рио-де-Жанейро.
В этих исследованиях мне, конечно же, помогли знания, полученные в алматинской художественной школе-интернате. Меня стали приглашать в разные страны для поиска похищенных картин. А ещё бесценный опыт я приобрёл на практике в Интерполе.
Считаю большой удачей, что меня включили в следственную группу по факту кражи картины Алекса Каца «Box Flоver I», исчезнувшую средь бела дня из картинной галереи Клюзера в Мюнхене. Все полицейские службы были задействованы в поиске, но картина пропала бесследно.
Ты помнишь, Сауле, в художественной школе мы изучали творчество Алекса Каца — американского художника и скульптора, продолжавшего фигуративные традиции поп-арта. Помимо этого, он занимался шелкографией и тебе, Сауле, больше всего нравились его изысканные работы по шёлку.
Несмотря на свои 90-лет, Алекс и сейчас участвует на своих выставках в разных уголках земли. Его работы представлены в музеях США, Германии, Австрии, Швейцарии, Англии, а на аукционах картины всегда продавались за огромные суммы.
Во время следствия в Мюнхене я познакомился с владельцем частной художественной галереи господином Бергманом. Он представил свою коллекцию и рассказал, что недавно побывал на выставке в Стамбуле и встретил там талантливую казахскую художницу, работами которой все восхищались. Что-то дрогнуло в моей душе при этих словах. А Бергман с горящими глазами торопился высказать свои впечатления:
- Если бы вы знали, Юсуф, какой редкой красоты и безграничного таланта эта девушка! Её зовут Сауле Бикташ. Мне хотелось договориться о выставке её картин в моей галерее в Мюнхене. Но она от чего-то засмущалась, извинилась и ушла. У меня создалось впечатление, что художница не заинтересовалась моим предложением.
- Я знаю Сауле с самого детства. Мы вместе учились в Алматы в художественной школе.
— Вот это новость! Рад слышать! Юсуф, я не успел сказать Сауле главного: она работает в манере другой казахской художницы – Айджаны Абишевой. Мне один хороший знакомый, имя которого по правилам сделки я не могу оглашать, продал две картины. Может быть, Сауле ученица Абишевой? Я так хотел с ней поговорить об этом…
- Картины Айджаны Абишевой у вас? Можно мне их посмотреть? – с явным беспокойством спросил я.
- О, как загорелись ваши глаза! Конечно, можно. Хотите прямо сейчас?
- Да, если это вас не затруднит.
- Думаете, мои картины тоже могут украсть? – пошутил, улыбаясь, господин Бергман.
- Айджана Абишева - мама Сауле…
- Как же так? Она умерла давно. Значит, у неё есть дочь?
- Сауле постоянно занята поиском картин мамы. Странная история её смерти и исчезновения полотен вызывает множество вопросов.
- Я даже не подумал об этом... Мы сейчас же поедем в мою частную галерею. И там поговорим, — насторожился Бергман. – И Сауле не знает, что работы её матери находятся в частных коллекциях?
- А вы, господин Бергман, в своих проспектах и буклетах заявляли о наличии этих картин?
- Прошу, зовите меня просто Генрихом. Так вот, по контракту сделки я на это имею право только через 15 лет после приобретения, - ответил он. Но увидев моё волнение, решил больше ничего не говорить.
Частная галерея господина Бергмана находилась в другой стороне города. Он любезно предложил поехать на его машине. Дорога была не близкая, но мы больше не проронили ни слова. А я думал о том, что наша встреча с Бергманом - огромное везение. Мне даже во сне такое не привиделось бы. Стараясь унять дрожь нетерпения, я закрыл глаза и сцепил пальцы в замок. Думы не давали мне покоя...
И вот, наконец, мы остановились в респектабельном районе Грюнвальд , где располагались частные владения самых богатых людей Мюнхена. Огромный особняк господина Бергмана поражал воображение, но я горел желанием скорее увидеть картины.
Мы прошли в ту часть дома, где находились выставочные залы. Две картины Айджаны Абишевой висели в Большом зале галереи и выделялись стилем нового авангардного направления – неоэкспрессионизма. Обе картины были под общим названием – «Триптих. Счастье материнства». В этой серии не хватало одной картины, и я знал, какой именно…
- Оставлю вас здесь, а сам пойду распоряжусь накрыть нам чайный столик в каминной комнате. В зале особый температурный режим поддерживается и вы скоро почувствуете прохладу, - сказал Бергман и удалился.
Сколько печали было в этих картинах… Я подумал о тебе Сауле, мне хотелось, чтобы ты была рядом. На первом полотне художница изобразила молодую беременную женщину-казашку, сидящую в яблоневом саду на кошме со скрещенными ногами. Ребёнок очерчен очень нежно, головой вниз в утробе мамы. Ветер разносит в разные стороны розовые лепестки деревьев, а лицо будущей матери закрыто развевающими прядями её волос.
На втором полотне у мамы на руках уже маленькая девочка, у которой глаза твои, моя дорогая Сауле! И здесь ветер не даёт увидеть лица женщины-матери. Какие цвета! Какая изысканная манера! Сколько души вложено в эти картины и ... сколько боли.
Не знаю, как долго я простоял напротив этих полотен. Потом смотритель музея пригласил меня пройти в каминную комнату. Только там я понял, насколько продрог. Бергман усадил меня, напротив, за чайным столиком и заинтересованно спросил:
- Вам понравились картины?
От волнения я с трудом подбирал слова:
- На мой взгляд, это потрясающие работы! Они поражают своей неповторимостью. И с какой искренностью, нежностью и душевностью автор передаёт свои материнские чувства - просто удивительно!
— Значит, та девушка, которую я увидел в Стамбуле, дочь автора триптиха?
- Да, Генрих. Но почему вы купили только две картины?
- Я не успел. Третью купили раньше. Но я обязательно найду её и выкуплю для комплекта. Кстати, каждое полотно имело и отдельное название.
- Я знаю, как назвала художница завершающую картину триптиха.
- Интересно, и как же?
- «Яблоневый рай. Посвящение дочери».
- Откуда это известно? Вы ведёте расследование?
- Сауле мне показывала рисунок мамы ещё десять лет назад, когда мы закончили учёбу в художественной школе.
- Вы и юрист, и художник — это потрясающе! Поэтому вас ценят, как специалиста по расследованию криминала в сфере изобразительного искусства? Позвольте пожать вашу руку - уважаю профессионалов в своём деле.
- Благодарю вас, Генрих. Много лет я обещал Сауле помочь в поиске картин её мамы. И бесконечно рад, что сегодня именно у вас увидел первые две картины Айджаны Абишевой. – Понимаю, что вы ещё лет десять имеете право ничего не говорить о деталях приобретения этих полотен. Но я переживаю за Сауле. Боюсь повторения судьбы матери.
- Вижу, что вы очень беспокоитесь о девушке. Ничего личного?
- Признаюсь: есть и личные мотивы.
Я рассказал Бергману всё, что знал. Он слушал меня внимательно и сразу понял, что история принимает криминальный характер. Вызвался помогать следствию и попросил меня срочно оформить соответствующие бумаги.
Бергман рассказал, что судьбу Айджаны Абишевой в Америке помог устроить один человек, которого он хорошо знает. Меценат предоставил ей квартиру, пообещав, что художница станет полноправной хозяйкой, если напишет взамен двадцать полотен. Айджана торопилась: она хотела перевезти семью из Казахстана и за месяц акриловыми красками написала требуемые два десятка прекрасных картин. Краски оказались ядовитыми. Её нашли безжизненной с кистью в руках.
- А почему картины не передали семье? - сглотнув ком в горле, спросил я.
- У этого человека оказались заверенные бумаги, в которых Айджана передала ему право на владение.
- И всё же не верится, что это была не насильственная смерть, — упрямо покачал я головой.
Бергман изменился в лице, узнав о последнем письме Сауле. Она доверительно рассказывала мне о внезапной и безумной любви к некоему строительному магнату по имени Кямран, который является меценатом и организовывает выставки-продажи картин известных и начинающих художников.
Бергман вскочил с места и решительно произнёс:
- Юсуф, вам срочно надо ехать в Стамбул. Сауле и правда может повторить судьбу матери. И кто знает, скольких ещё талантливых людей ждёт такая участь? Надо пресечь подобные трагические случаи!
Поздним ночным рейсом я вылетел в Стамбул. В восемь утра уже был в аэропорту и направился к паспортному контролю. Рядом через стеклянные прозрачные коридоры был виден встречный поток вылетающих пассажиров. И вдруг я увидел тебя, Сауле. Ты влюблёнными, заворожёнными глазами смотрела на крепко обнимающего тебя солидного взрослого мужчину. Вы шли по движущейся дорожке. Я побежал обратно за вами, расталкивая других пассажиров и бил по этой стеклянной стене. Но понял, уже не смогу остановить тебя и защитить. Опоздал и упустил... Ты улетела с Кямраном в Америку. Но куда? В какой город? Америка большая!
Только через час я вышел из аэропорта. Логически рассуждая, решил, что пока ты по уши влюблена, тебе ничего не угрожает. Надо как-то вызволить тебя из цепких рук Кямрана и вернуть назад.
Я решил пройтись по твоим следам в Стамбуле. И начать с того званого вечера, где тебя встретил господин Бергман. Обратился за помощью к коллегам-юристам, следователям и криминалистам, с которыми сотрудничал в следственных процессах по линии Интерпола.
Делом заинтересовались в высших следственных органах Турции. Оказывается, Кямран Анарлы – известная фигура и всегда находился в центре многих криминальных происшествий и внутри страны, и за её пределами. Мне показали несколько давних нераскрытых дел. Но против Кямрана - никаких прямых доказательств и улик. Везде он выходил сухим из воды. Начинал карьеру простым прорабом, добился самых больших высот в своём бизнесе. А был ли честен этот карьерный взлёт? Может быть, грязные деньги посодействовали такому быстрому продвижению? Во всём надо было разобраться и как можно скорее.
Я узнал, что в Стамбуле у Кямрана Анарлы есть семья. Заранее нам предоставили фотографии дома, здания галереи, а также членов семьи Кямрана Анарлы. Я просмотрел документы госпожи Анарлы. Узнал, что Фатьма-ханым была дочерью турецкого посла в России и училась в школьные годы в Москве. Значит, она владеет русским языком.
Вместе с сотрудником следственного комитета, человеком моего возраста Мехди Четином решили без предупреждения поехать к жене Кямрана. Если жена - соучастница, то она может просто избежать встречи с нами. Если чиста, то за ней и за домом следят постоянно. Наш приход не будет незамеченным.
Мы оделись с иголочки, ведь ехали в фешенебельный район Стамбула – Бешикташ. Въезд в их квартал был перекрыт шлагбаумом. Наша машина осталась у въезда, а дальше мы пошли пешком.
Не прошли и двадцати метров, как навстречу нам выехала машина. За рулём сидела жена Кямрана Анарлы. Мы жестами попросили её остановиться. Она притормозила машину, любезно поздоровалась с нами. Мехди объяснил ей откуда мы и, что нам надо поговорить. Фатьма-ханым улыбнулась уголками губ и на её прекрасное лицо, чуть тронутое временем, легла печаль. Она посмотрела в сторону дежурного у шлагбаума и перевела взгляд на нас. Сказала еле слышно:
- Когда-то это должно было случиться...
- Так вы ждали этой встречи? – спросил Мехди. Она кивнула и быстро наметила маршрут для нас:
- Давайте сделаем так: я поеду как бы по своим делам и остановлюсь за первым поворотом. Вы на машине подъезжайте ко мне чуть позже, и мы вместе отправимся в нашу большую галерею. Там и поговорим.
Мы любезно попрощались с Фатьмой-ханым. Подошли к дежурному и на его вопрос: «Что случилось?» Мехди ответил:
- У госпожи сегодня очень важные встречи, придём в следующий раз.
- Здесь у них небольшая выставка, вам лучше поехать в большую галерею, - посоветовал он нам.
- Мы так и сделаем, - сказал Мехди.
За поворотом на обочине мы увидели машину госпожи Анарлы и двинулись следом за ней. Остановились у здания галереи.
- Я сама покажу вам несколько залов, а потом можете пройти в наше кафе - оно расположено в подвальном помещении. Уверяю, там попробуете самый вкусный турецкий кофе.
- Спасибо за любезность, Фатьма-ханым.
Мы прошлись с ней по двум огромным залам с картинами. Я удивился тому количеству современных художников, чьи работы висели на стенах. Почему-то более половины были подписаны «неизвестный автор». Это в нашем-то веке?!
Я спросил госпожу Анарлы об этом на русском языке.
- Когда мой муж покупал работы многих молодых авторов, они якобы попросили пока не называть их имени. Это указано и в контрактах, - ответила она тоже по-русски.
Мехди удивлённо посмотрел на нас.
- На сегодня, я думаю, достаточно, госпожа Анарлы. Мы обязательно придём ещё раз в вашу галерею, а сейчас надо попробовать кофе, - сказал он и мы направились к лифту.
За кофе Мехди сказал:
- Я не понимаю русский, ты, Юсуф, не говоришь по-турецки. Перейдём на английский, хорошо?
- Да, конечно, - согласилась подошедшая к нам Фатьма-ханым.
Она опять повторила, что давно ждала встречи с представителями следственных органов. Сама бы могла просто не дойти. И протянула нам непрозрачный файл.
- Здесь фото одной картины. Муж держит её у себя в кабинете, куда всем, кроме меня, вход воспрещён.
Дрожащими руками я вынул содержимое из файла и еле сдержал себя, чтобы не закричать – на фото была запечатлена картина «Яблоневый рай». Вот и недостающая часть триптиха!
- Но почему вы так долго молчали? — спросил я Фатьму-ханым.
- Боялась, что Кямран убьёт меня и дети останутся сиротами. А теперь дети выросли. И мне за грех молчания пора ответить. У меня онкология, жить осталось не более полугода. Я должна предотвратить новое преступление. Буду помогать следствию, пока ещё жива.
- Надо бы взять вас под охрану, - встревожился Мехди, - у нас есть программа «защита свидетеля».
Фатьма-ханым с благодарной улыбкой приложила руку к сердцу:
- У меня намечена ещё одна важная встреча. Проведу её, и я в вашем полном распоряжении. Договорились?
Больше я её не видел. В памяти остались грустное прекрасное лицо и тревожный взгляд.
Многое в расследовании постепенно прояснялось. Мне надо было спешить к тебе, Сауле.
Продолжение следует…