В двадцатые годы прошлого столетия стало ясно, что традиционный уклад не устоит перед энергичным и всепоглощающим модерном. Выдающиеся умы того времени душой и телом понимали, что что-то идёт не так. Например, Франц Кафка ещё в десятые годы прошлого века, не найдя опоры в родной семье, обратился за поддержкой в иудаизм. Мир быстро менялся, и тот, у кого не было земли под ногами, рисковал упасть в пропасть навсегда. Рвалась ткань старого миропорядка, но она была некогда соткана из прекрасного шёлка, тем не менее на заводах во всю мощь люди изготавливали платки и одежды, причём совершенно одинаковые, дабы снабдить общество продуктом массового потребления. Мир начинал выхолащиваться, многие вещи переставали быть сакральными. Даже теперь мы не обращаем внимание на то, что слово «модерн» ассоциируется со словом «современный», хотя уже существует «постмодерн», значит мы живёт в послесовременном мире?
Когда я смотрелся во тьму, живя в Шамкире, всякий раз, точно в отражении, находил в ней только себя. Вердикт Падишаха глубоко тронул меня. Я отвлекался мыслями о прошлом, чтобы по разбросанным камешкам отыскать дорогу в будущее. Мне довелось однажды наблюдать видео, где выдающихся учёных, мыслителей и актёров спрашивали об одном и том же: «Какова природа креативности?» Кто-то ответил весьма парадоксально, как мне тогда казалось: «Креативность почти никогда не рождается в успокоении и довольстве, напротив, она проистекает из конфликта, прежде всего мировоззренческого. Если вы хотите создать креативного человека, поместите его в максимально неудобные условия. Он должен жить в разных мирах, в разных цивилизациях. Если человек всю жизнь проживёт в одной стране, он так и не познает всего разнообразия мира. Если же такого человека поместить сначала в одни условия, а потом переместить в другие, у него случится культурный шок, он вынужден будет перестраивать своё мышление, дабы построить с новым миром диалог, не отказываясь от самого себя, от большинства своих прошлых воззрений».
Я долго размышлял над этим высказыванием и нашёл ему подтверждение. Им для меня стали биография и творчество Кадзуо Исигуро. Он какое-то время жил в Японии, а затем был вынужден переехать в Великобританию. Восток и Запад – разные миры. А до чего же прекрасен его «Остаток дня»! В этом романе гениально соединились японская покорность и английский педантизм.
Как по мне, последнее время усилился разрыв между Западом и Востоком. Пропасть усугубилась не только мировоззренческими категориями, но и материальными, в частности экономическими. Люди озлобились друг на друга и перестали строить мосты. Мир превратился в категорию догм и ультиматумов – никакого взаимопонимания. Особенно болезненно это ощущают люди, выросшие в традиционной семье. С возрастом им всё тяжелее уживаться с обществом и государством, которые противоречат его воззрениям, сформированным в детстве. Категории добра и зла размылись. В этом смысле нельзя не обратиться, подобно Рене Генону, написавшему в двадцатых годах прошлого столетия уникальный труд о проблемах современного мира, - к происхождению слова «кризис». Когда наступают непростые времена, мы обращаемся к этому термину, однако в большинстве своём закладываем в него эмоциональную составляющую. Тем не менее само слово «кризис» означает «суд», «приговор». То бишь нам нужно вернуться к первоисточнику, дабы во всём разобраться. Следует объективировать проблему. Найти в себе силы вынести приговор или оправдательный вердикт. Не нужно бояться. «Страх убивает разум». В любом случае выход есть, что бы ни произошло.
КОНЕЦ
02.02.23