История, с которой хочу поделиться с вами, была невольно подслушана в поезде, когда по семейным обстоятельствам я должен был срочно выехать в район Тель-Авива. Разрозненная цепочка эпизодов, из которых я постарался воссоздать былые события. Кое в чём она несколько отличается от действительности, но за основные вехи, - ручаюсь!
Будний день, вагон междугороднего локомотива, где мне предстояло трястись до конечной станции почти два часа. И чем в это вырванное из жизни время может заняться скучающий пассажир? Газеты, журнал, музыка, ну а если посчастливиться, - закемарить…, но только вовремя подсуетись, чтобы нужную остановку не проворонить.
Настроив громкость в наушниках, я развалился в кресле, поглядывая, как за окном сеет мелкий дождь. Пролетают поля-рощи, утлые полустанки, и уже собрался смежить глаза в чуткой полудрёме, но заснуть так и не довелось. Густой бас пожилого джентльмена вернул меня в мир действительности. Соломенная шляпа-пирожок, усы ниточкой над верхней губой, и белые брюки не по сезону. Впрочем, кряжистый дед был мне мало интересен, но юная особа подле него?.. Старик – стариком!.. но не перевёлся ещё порох в пороховницах... хотя зря завидовал.
Юное создание оказалось дочерью его падчерицы, но как одним словом обобщить столь замысловатые «родственные узы» - увольте, в семейной субординации как козёл в апельсинах.
Убрав громкость в наушниках, я поглядывал на хмурый пейзаж за окном, но невольно прислушивался к беседе пассажиров напротив. Скосил глаза на часы, и чертыхнулся: до Тель-Авива ещё около часа трястись! Пожилой джентльмен неспешно распаковал бумажный пакет и предложил своей спутнице бутерброд с «Пепси». Окинув мою харю колючим взглядом и уяснив что я всецело поглощён своим плеером-наушниками, импозантный старик развернулся к юному созданию:
-- Продолжение заинтересовало?
Она скосила на меня неприязненный взгляд, но дед её тут же успокоил:
-- Оставь в покое олуха! вряд ли что слышит, -- кивнул он на плеер, -- да и по-русски явно ни бум-бум! Не иначе как Марокко-Алжир…, -- намекая на мой смуглый цвет кожи.
Почувствовав любопытное продолжение беседы, я незаметно отключил наушники и навострил уши.
-- Да ты попросту дегенерат Сеня! Мне уже оттуда звонили...
Парторг двусмысленным взглядом кивнул на портрет Андропова, обрамленный невыгоревшей на солнце штукатуркой, где ранее висел портрет его предшественника:
-- И на кой хрен сдался тебе этот задрыпаный Израиль?!
Окинув кабинет подозрительным взглядом, он сгрёб со стола сигареты с зажигалкой, и подтолкнул меня к двери:
-- Выйдем-ка во двор отщепенец социалистических будней! -- хриплым голосом рыкнул он, -- погутарим наедине.
К этому разговору я готовился заранее; просьба о репатриации в Израиль уже как с неделю лежало в ОВИРе. Да и содержание наших будущих «дебатов» я себе вполне мог представить. Ещё бы, Мишка-парторг!.. не последнее лицо на нашем станкостроительном.
С Мишаней я был на «короткой ноге». Закадычные друзья со школьной скамьи, вместе и политехнический кончали, и в армию вместе призвались. Так что на ближайшем партсобрании (где буду обязан положить свой партбилет на стол), излишних эксцессов не предвиделось… не я первый, не я последний. Но даже представить не мог, что моя предстоящая «партийная порка» сулила Мишке короб неприятностей.
-- Под монастырь суёшь! – зловеще зашипел парторг, как только мы уселись на лавочке подальше от любопытных глаз. -- Мало того, что мы с тобой друзья-товарищи, так иди-знай какими вопросами меня наша партийная паства на собрании подначит!
Он завертелся как юла на скамейке, то взирая на кроны тополей, то кидая рассеянные взгляды по сторонам.
-- Остынь Мишаня, -- попытался я выправить его кладбищенский тон, -- я не первый, я не последний…
-- Первый-десятый! – зло перебил он. – У меня перевод в горисполком намечается, а с твоими сионистскими выкрутасами, в парторгах остаться - посчитаю за счастье!
Обстоятельства явно непредвиденные, авральные, но у меня в голове уже зрел иезуитский план..., этакий ход конём. Новшеством мой замысел не блистал (рядовая перестраховочка), но на безрыбье и рак рыба:
-- Ты Мишань в отпуск смотайся: Гагры, Балтика, да хоть на Сахалин! А своему Генке-заму обличительную речь подсунь. Не сомневаюсь, что у тебя на всякий пожарный конспект заготовлен. Вот он-то вместо тебя на «заупокойной» меня и пропесочит. Да чтоб пожёстче был! С плеча пусть рубит:
Мол, происки загнивающего запада!.. Чуждый элемент!.. Мировой сионизм!.. Не мне тебя учить. Пущай минут на сорок народ займёт, чтоб аккурат в обеденный перерыв уложиться. Ну а ежели кому в голову взбредёт слово взять, так без обиняков по столу кулаком бабахнет... да покрепче!
Неча здесь за безродного отщепенца план тормозить, конец месяца на носу! Поверь на слово: твой Гещка не дурак, у него свои думы-планы в голове тлеют. И если тебя в горисполком подымут, то он тут как тут, на тёплое местечко… А-а?
Парторг щелчком отбросил бычок на асфальт и растёр подошвой. Выбив из пачки свежий «Винстон», он чиркнул зажигалкой.
-- Видишь что курю?.. -- раздувая ноздри он судорожно затянулся. -- А с твоим загнивающим западом того гляди придётся «Дымок» смолить, или того хуже - махоркой баловаться… уроют меня братья-партейцы!
Его мрачные прогнозы не оправдались, развеялись как с белых яблонь дым. Партийная «обедня» окончилась в лучших традициях продвинутого социализма, где народ не преставая сыпал лозунгами: Клеймим позором!.. Наша партия – наш рулевой!.. Принято единогласно… и партбилет на стол!
Генка-проныра оказался ещё тот фрукт (из молодых, да ранний), свою партитуру, зам разыграл «на отлично».
Но с «изгнанием» из КПСС мои мытарства только начинались. После партсобрания меня тут же перевели из конструкторского бюро в цех, помощником мастера. На большее я и не рассчитывал… обошлись по-божески. Да и какое это имело значение!?.. помощник мастера, рядовой оператор на линию... голова была забита совсем другими мыслями …Деньги! Те самые разноцветные бумажки, которых всегда не хватало. Отказ от гражданства – плати! За налог «по образованию» - изволь положить на стол! А это ни много ни мало моя зарплата за четыре года. Пришлось побираться у родных-знакомых, да ещё и кое-что из дому продать.
Мишаню я встречал то на проходной, то в столовой. Тот исподтишка кивал-подмигивал, и создавалось впечатление, что его партийная стезя никоим образом не пострадала от недавно прошедшей «заводской летучки».
В тягостном ожидании пробежало шесть месяцев, когда я получил письмо-уведомление о возвращении квартиры. Разрешение на выезд я ещё не получил, но это оповещение было принято как судьбоносный знак. Вот-вот придёт!.. не иначе.
Управление, куда мне следовало явиться, находилось не в Измайлово, а совершенно в другом микрорайоне, но столь пустяковой детали я особого значения не придал. Мало ли!? с нашим социалистическим головотяпством тебя запросто могут спровадить в Ярославль, или забросить на Колыму.
Нужное учреждение мне удалось разыскать без труда. Узкая улочка-тупик недалеко от центра, где на воротах перечень госучреждений …там-то я и обнаружил интересующий меня «Облуправстрой». Наименование загадочное, спорное, и отношение к жилищно-коммунальной сфере, - весьма далёкое.
В трёхэтажном здании размещалось с десятка два контор-учреждений, где когорта госслужащих помогала нашему «союзу нерушимых» прорубать дорогу в светлое будущее.
У двери с невразумительной аббревиатурой, я быстренько пересмотрел документы, которые надлежало иметь при себе, но постучать так и не успел. Щёлкнул замок приглашая в опрятно выбеленный кабинет и по скромной обстановке явно принадлежащий аскету до мозга костей. Канцелярский стол, простенький стул подле него, длинный стеллаж у стены…, но беглый осмотр казённой недвижимости прервал парень лет тридцати с приятным кротким лицом:
-- Кирилл Петрович, -- улыбнулся он, -- прошу к столу.
Выложив свою «бухгалтерию», я оседлал стул и тут же перешёл к делу:
-- Задолженности по квартплате нет. Последние данные электросчётчика здесь. Письмо из ЖЭКа…
Но собеседник лишь кисло поморщился, и собрав мою бюрократическую отчётность в стопку, отодвинул на край полированной столешницы.
-- Вы здесь абсолютно по другому поводу, -- без обиняков начал он. -- Ваше разрешение на выезд лишь ждёт моей подписи. Но-о…, -- собеседник сделал многозначительную паузу, -- загвоздка в том, что вы проработали в проектном бюро, а для персонала с допуском, десять лет невыезда за границу.
-- Эм-м… позвольте, -- наконец-то я догадался, куда гнёт этот молодой паршивец.
-- Наше проектное бюро занималось лишь сельскохозяйственной техникой и пищевой промышленностью. О закрытой зоне на территории завода, у меня весьма смутное представление…
-- Да-да, понимаю, -- взмахом руки он оборвал мои излияния, -- в моей компетенции подписать разрешение на выезд, если…
Он примолк и задумался, ощупывая взглядом моё лицо. Тянет время?.. к чему этот дешёвый финт ушами!
По его непроницаемо-участливой харе мне было невдомёк, что творится у него на уме. Отказ на репатриацию? В конце концов могли прислать письмо на дом, а не тянуть меня в это логово для никчемного собеседования. К чему эта дешёвая философия? …Есть допуск, нет допуска!.. Я не сомневался, что он прекрасно осведомлён даже об оценках в моём аттестате зрелости. И был уверен, что этот нахальный пацан с отрешённым лицом ангела знает всю мою подноготную: начиная со дня рождения и кончая сегодняшним днём. Хе!.. а здесь приценивается как торговка на базаре.
-- Вам что-то мешает подписать разрешение на выезд? – хриплым голосом прервал я затянувшееся молчание.
Отчуждённый взор на его лице сменил осмысленный взгляд карих глаз, он поправил галстук, и даже соизволил улыбнуться:
-- Знаете ли, -- начал он издалека, -- капиталистический мир, это не всегда то, чем кормят в передачах «Голос Америки», или «Свободная Европа». Там ведь не наше…, не социально обустроенное общество, где всё понятно и предсказуемо. Надеюсь, для вас не секрет, что велика доля репатриантов возвратившихся назад, к порядкам и социальным благам знакомым с рождения. Но как и можно представить, их здесь будут ждать вполне ощутимые трудности.
Он на мгновение замолк, но тут же встрепенулся:
-- Нет-нет, это я не о вашем случае. Если у вас возникнет решение вернуться назад, то в повседневной жизни у вас мало что изменится. Даже партбилет и должность в проектном бюро, будут ждать-дожидаться м-мм…, а разрешение на выезд, я могу вам подписать здесь же, но взамен от вас потребуются кое-какие услуги.
Я вполне отдавал себе отчёт, о чём идёт речь, и моё согласие на «услуги» (которым придётся выбивать разрешение на выезд), могло оказаться чревато скорбными последствиями в будущем. Но если здраво взвесить его «проповедь» о допусках-припусках, то меня запросто могут тормознуть здесь лет на десять …и плакала моя репатриация.
Молодой собеседник будто читал мои мысли. Выдвинув ящик стола, он вынул из него красные корки и придвинул ко мне.
-- Ваш партбилет? Возьмите-возьмите, раскройте…никакой фикции.
Мне достаточно было мельком заглянуть внутрь, чтобы удостовериться: нет, не муляж, «молодой из ранних» и не пытался взять меня на арапа.
-- Ваша услуга будет заключаться в передаче с посыльным письма или пакета по определённому адресу, -- продолжил он, -- так что согласитесь, криминалом здесь даже и не пахнет. Впрочем, ваша помощь может и вовсе не понадобиться. Но-о… наш разговор носит конфиденциальный характер, иначе в вашей жизни могут возникнуть весьма непредвиденные сложности.
Ангел с кротким худощавым лицом... проникновенный взгляд карих глаз. Сволочь!.. почти «задаром» суёт мне разрешение на выезд? Но это был самый разумный выход из создавшейся ситуации. А там будь что будет …и чёрт бы побрал его: «у вас возникнут сложности»!
-- Я должен что-либо подписать?
Глаза собеседника округлились, он внезапно гоготнул, но тут же осёкся, нацепив на своё лицо маску скучающего обывателя:
-- Вполне понимаю ваш жизненный подход, но подписи и печати, это у сценаристов, которые штампуют шпионскую тематику. Наша беседа пишется на камеру, так что советую быть предельно добропорядочным.
Рассказ пожилого джентльмена нарушил смех юной особы. Запрокинув голову на спинку кресла, она от души расхохоталась, не обращая внимания на недоумённые лица пассажиров. Успокоившись, она промокнула салфеткой глаза и недоверчиво сморщила пикантный носик:
-- Ну ты даёшь дед! Андерсен да и только. Эту историю на ходу придумал?
Старик недовольно крякнул и бросив на меня изучающий взгляд, заёрзал на сидении.
Лицо его собеседницы вдруг стало серьёзным, а в серых глазах мелькнул огонёк любопытства:
-- И впрямь приходили… А-а?.. -- зашептала она, -- письма-пакеты?
-- Да нет, никто мою персону так и не побеспокоил. Ну а в начале девяностых и вовсе облом. «Союз нерушимых» медным тазом накрылся... не до меня видать было.
-- Летом, -- он хитро прищурил глаза в бордовых прожилках, -- я на блошиный рынок выбрался. Люблю старые вещи трогать, перебирать. На одном из прилавков – папки с докторскими диссертациями, пачки советских сторублёвок, паспорта и-и стопка алых партбилетов... меня будто электрическим током дёрнуло. Перебираю, открываю, читаю, и ты не поверишь: на меня смотрит лицо… моё лицо!!.. со старой пожелтевшей фотографии. Я аж опешил, а «корки» меж пальцев скользнули и в лужу плюхнулись …мой партбилет!!
Провидение?.. Божье предзнаменование?
Старик полез во внутренний карман и достал красную книжицу.
-- Внутрь глянь, -- ухмыляясь, он протянул спутнице партбилет, -- один шанс на миллиард! Да что там на миллиард!? На триллион!! Хоть под стекло в рамку, и на стенку в гостиной вешай.
Состав дёрнулся. Замедлил ход. Подхватив сумку, я бросился в тамбур, так и не успев дослушать конец этой истории.