Глава LXII. Герцогиня
— Герцогиня, позвольте представиться, маршал Франции Шарль Ожье де Батс де Кастельмор граф д’Артаньян, — сказал наш гасконец. — Я происхожу из рода Монтескью-Фезансаков, однако это родство делает честь скорее им, нежели мне. Если я показался вам нескромным, то это лишь для того, чтобы вы знали, с кем беседуете, и наша беседа была бы максимально продуктивной и краткой.
— Я, безусловно, слышала о вас, граф, — ответила герцогиня. — Однако, я не ожидала от такого галантного рыцаря, графа и маршала, такой бестактности, какую вы себе позволили – явиться ко мне без приглашения.
— Позвольте напомнить, сударыня, что все мы в настоящее время пребываем на земле Франции, где Его Величество Король Франции Людовик XIV всюду у себя дома, — возразил д’Артаньян. — На этом основании хозяин этой земли направил меня сюда для решения деликатных дел, от которых может зависеть судьба Франции. Таким образом, я нахожусь здесь по приглашению хозяина этой земли и, следовательно, этого дворца, тогда как вы, сударыня, можете при некоторых условиях навсегда перестать иметь к этому дворцу какое-либо отношение. Ваш супруг своими действиями, как вам, видимо, известно, прогневал Его Величество, поскольку совершил государственное преступление. Если его не казнят, как некогда казнили кое-кого и познатнее вашего мужа за вину, быть может, меньшую, чем вменяется ему, то, смею предположить, ему, по всей видимости, предстоит провести остаток дней в Бастилии, или какой-нибудь иной тюрьме. Впрочем, это уже ненадолго.
— И я должна всё это выслушивать?! — возмутилась Мари-Луиза.
— Не обязательно, сударыня, — ответил д’Артаньян. — Вам надлежит выслушать меня лишь в том случае, если вы желаете облегчить участь вашего супруга, поскольку я – единственный человек во всей Франции, который может за него ходатайствовать перед Его Величеством по этому делу, а, быть может, даже могу сделать кое-что более существенное для этого.
— Я понимаю, о чём вы говорите, — произнесла с задумчивостью герцогиня. — Вы пришли шантажировать меня для того, чтобы заполучить что-то важное, что не смогли отнять грубой силой у моего супруга.
— Совсем наоборот, герцогиня, — возразил д’Артаньян. — Я пришёл для того, чтобы убедить вашу семью, то есть вас и вашего мужа, перестать лелеять надежду строить своё благополучие путем шантажа Его Величества, а для этого я просил бы вас содействовать скорейшему освобождению княгини Монако, которая, безусловно, содержится в вашем дворце, и я даже знаю, в какой именно комнате.
— Если вы знаете, где она содержится, и если на вашей стороне сила, забирайте её! — воскликнула с ожесточением герцогиня. — От меня-то что вы при этом хотите?
— Я могу её забрать с помощью вооруженной группы гвардейцев, выломав двери, и я, разумеется, это сделаю, если мы с вами не договоримся, — ответил д’Артаньян. — Однако прежде, чем объявлять войну, желательно убедиться, что все дипломатические методы уже себя исчерпали. Мне представляется весьма нежелательным действовать грубой силой, что приведёт, несомненно, к огласке того факта, что ваш супруг силой похитил и удерживал у себя в плену столь знатную даму, как Княгиня Монако, старшая дочь знаменитого Антуана III де Грамона и его не менее благородной супруги, Франсуазы-Маргариты дю Плесси Шивре, племянницы кардинала де Ришельё. Из уважения к её старшему брату, Арману де Грамон, графу де Гишу, которого я считал своим другом, пока он не погиб трагически в одном из сражений, а также из уважения к памяти принцессы Генриетты Стюарт, дочери Короля Англии Карла I и сестры нынешнего Короля Англии Карла II, которая была весьма хорошим другом упомянутому графу де Гишу, я умоляю вас сделать всё возможное, чтобы не бросать никакой тени на эту великолепную знатную даму. Уверен, что мы договоримся. Вы дадите мне ключ от двери, за которой заперта упомянутая княгиня, я предложу ей опереться на мою руку и покинуть ваш недостаточно гостеприимный дворец, после чего мы, быть может, сохраним об этом знакомстве самые радушные воспоминания, и в этом случае я постараюсь употребить всё своё влияние на смягчение участи вашего неразумного супруга, который так основательно увяз в заговоре, направленном на свержение законного Короля, что ему, полагаю, моё заступничество очень и очень понадобится.
— Я позволю вам забрать княгиню Монако, если вы вернёте мне моего мужа, — твёрдо сказала герцогиня.
— Вот как? — удивился д’Артаньян. — Вы, кажется, решили, что здесь идёт торг?
— Я свои условия сказала, — отрезала Мари-Луиза. — Если они вам не подходят, действуйте силой.
— Действовать силой – это моя профессия, герцогиня, — сказал д’Артаньян. — Итак, я вижу, что дипломатические методы исчерпали себя, поэтому я приступаю к методам военным.
После этих слов маршал вежливо поклонился герцогине и покинул её комнату, закрыв за собой двери.
— Меня не повесят? — спросил слуга, который стоял всё это время под дверями и, вероятно, подслушивал разговор.
— Нет, милейший, — ответил д’Артаньян. — Лично тебя всего лишь расстреляют, а всех остальных, кто засел в этом дворце, разумеется, повесят. За тебя я замолвлю словечко, поскольку ты как-никак кое в чём мне помог.
— Господин маршал! — воскликнул слуга. — Позвольте мне попытаться уговорить герцогиню!
— Ты же сам говорил, что она не станет тебя слушать, — удивился д’Артаньян.
— Я готов рискнуть, поскольку у меня нет иного выбора, — сказал слуга.
— Ты славный малый, как тебя зовут? — спросил маршал.
— Меня зовут Дэниэль Гальяно, — ответил слуга.
— Так вот, Дэниэль, — сказал д’Артаньян. — Просто начни стучать ногой по любой из дверей, какая тебе меньше нравится. Делай это минут пять-десять.
— Как прикажете, — согласился Дэниэль. — А что произойдёт потом?
— Твоя герцогиня опомнится, — ответил д’Артаньян. — Она выйдет из своей комнаты и предложит мне то, что я просил у неё.
Дэниэль подошёл к одной из дверей и стал неистова стучать в неё ногой. Почти тотчас же двери кабинета герцогини отворились и из них вышла Мари-Луиза.
— Граф, подождите! — сказала она. — Я думаю, что дипломатические методы ещё не исчерпали себя.
— Я вас слушаю, герцогиня, — ответил д’Артаньян.
— Я отпущу вашу княгиню немедленно, но взамен прошу вашего графского слова о том, что вы сделаете всё возможное для облегчения участи моего мужа, — сказала она.
— Сделать всё возможное для участи вашего мужа – это слишком много, — ответил д’Артаньян. — Ибо для меня почти не бывает невозможного. Неужели вы будете настаивать на том, чтобы я обеспечил ему самую лучшую участь, какую только могу? Этак вы попросите у меня отделить Лотарингию от Франции, присоединить к ней Эльзас и четверть германских земель?
— Вы хотите сказать, что это в вашей власти? — спросила герцогиня и не удержалась от улыбки.
— Я и сам не знаю, в моей ли это власти, или нет, но обещать ничего подобного я не намерен, — отмахнулся д’Артаньян. — «Всё, что в моих силах» — это слишком много, чтобы я давал кому-либо подобные обещания. Я вам не Кольбер какой-нибудь. Давайте-ка сговоримся о чём-нибудь попроще. Например, я могу добиться его освобождения, но только на этот раз и только до тех пор, пока он снова не вляпается в какую-нибудь переделку.
— Но это намного меньше того, о чём я хотела бы вас просить! — воскликнула герцогиня.
— Вот видите! — ответил д’Артаньян. — И при этом указанное обещание намного меньше того, чего вы попросили на самом деле! Я не могу раздавать подобные обещания направо и налево. Сделать для вашего супруга всё, что в моих силах, это чрезвычайно много!
— Что ж, я вам полностью верю в таком случае, — сказала герцогиня.
После этих слов она достала из-за пояса ключ и положила его на ладонь д’Артаньяна.
— Будьте спокойны, герцогиня, — сказал д’Артаньян, слегка пожимая руку Мари-Луизы. — Я способен оценить добровольное сотрудничество. Просьба молодой и хорошенькой женщины позволяет добиться от меня гораздо большего, чем шантаж и угрозы. Я имел в виду, что шантаж и угрозы вовсе на меня не действуют, они лишь раззадоривают меня. Все, кто мне угрожал, за очень немногим исключением, во всяком случае, все, кого я мог вызвать на дуэль, даже не успели пожалеть о своей непокладистости. Я в данном случае говорю о мужчинах. Что касается женщин, то после одной старинной истории, я стал нечувствителен к их притворству и лживым слезам. Я готов уступить только открытой просьбе, если она не идёт вразрез с моим долгом и моей честью.
— Тогда сделайте то немногое, что вы согласились мне пообещать, господин граф! — сказала герцогиня и удалилась в свою комнату.
— Вот что, приятель, — обратился к Дэниэлю д’Артаньян. — Меня здесь удерживают только два дела. Первое и главное – я должен забрать вашу пленницу. Второе дело – мне нужен список того, кто сейчас находится во дворце, не исключая никого. В этом списке не должно быть той дамы, которую я сейчас уведу. Сможешь ты мне предоставить такой список?
— Да, ваша светлость! — воскликнул Дэниэль. — Я попрошу писаря приготовить этот список как можно скорей. А что же будет со мной? И со всеми нами?
— Если через полчаса список будет мне передан через стражника, стоящего у парадного входа, тогда всех вас простят, — ответил д’Артаньян.
— Нас не казнят?! — воскликнул Дэниэль, не веря своим ушам.
— А ты думаешь для чего мне нужен список? — ответил д’Артаньян. — Пораскинь мозгами, дубина! Я прошу у тебя список тех, для кого я буду добиваться полного помилования. Если ты упустишь хотя бы кого-то, кто находится во дворце, этого человека казнят по твоей вине, поскольку он не будет внесён в список помилованных. Понимаешь всю важность твоего поручения?
— Не извольте сомневаться, я впишу в список всех, кто находится о дворце, никого не пропущу! — воскликнул Дэниэль.
— Молодец, — ответил д’Артаньян. — Передашь список, скажешь, что он предназначен для господина маршала Франции. Смотри не перепутай.
— Я тотчас бегу к писарю, чтобы подготовить этот список! — воскликнул Дэниэль и с позволения маршала Франции отправился туда, куда пообещал отбыть.
Сам же маршал торжественно освободил княгиню Монако, после чего, воспользовавшись паролем, покинул дворец герцога и привёл княгиню в трактир, где остановились его друзья, и где пребывал всё это время Филипп, скрывающийся от тех, кто мог бы опознать в нём Короля Франции.
— Друзья мои, — сказал д’Артаньян. — Я постарался избежать шумихи при освобождении княгини, но при этом связал себя обещанием содействовать освобождению Карла Лотарингского.
— Каким же образом мы сможем это сделать? — удивился Арамис.
— Нам потребуется лишь, чтобы Филипп назвал пароль господину министру, маркизу Лувуа, после чего сказал, что он отменяет свой приказ об аресте Карла Лотарингского и отпускает его домой.
— Что же будет после этого с Лувуа? — спросил Атос.
— Честно говоря, не знаю, — ответил д’Артаньян. — Но если Его Величество избавится от одного болвана в своём министерстве, я не возражаю.
— Жизнь научила меня тому, дорогой друг, что болванов не так часто изгоняют из министерств, как это следовало бы делать, — глубокомысленно сказал Арамис.
(Продолжение следует)