БОРИС ГЕОРГИЕВИЧ РОМАНОВ (1891-1957) – СВОЙ ПУТЬ
В постановках Русского балета Дягилева в 1911—1914 годах в качестве танцовщика и балетмейстера участвовал Борис Георгиевич Романов.
Первое знакомство с дягилевской антрепризой и стилем её работы (лихорадочная спешка, недюжинный размах дела, имена участников) покорили юношу. С.П. Дягилев обратил внимание на новичка, отличавшегося пытливостью и настойчивостью, жаждой деятельности. А когда после разрыва с М. Фокиным пришлось искать исполнителей уже задуманного, Дягилев вспомнил о Романове и поручил ему создать хореографию для двух спектаклей: «Трагедия Саломеи» и «Соловей».
По мнению постоянного режиссёра и администратора труппы «Русский балет Дягилева» С.Л. Григорьева, постановка балета «Трагедия Саломеи» в пятом парижском сезоне не получила одобрения зрителей и прессы из-за недостатков сценария и оформления. При этом он отметил, что «и музыка, и хореография были достаточно высокого качества». После незначительного успеха при показе в Монте-Карло «Трагедия Саломеи» «почти тотчас была заброшена».
По поводу постановки оперы «Соловей» Игоря Стравинского Григорьев писал, что из-за занятости Фокина другими постановками и отсутствия интереса к музыке композитора Дягилев доверил создание хореографии танцев Борису Романову. Премьера «Соловья» состоялась в 1914 году на сцене Парижской оперы. Зрелищность выступала на первый план. Центральной сценой спектакля стал Китайский марш: чрезвычайно помпезная процессия, постепенно разворачивавшаяся в роскошную, живописно оформленную картину. Романов сочинил яркую пластику каждой группы, удачно используя пространство сцены для создания живых картин из красочных фигур. Авторы спектакля – и Стравинский, и Бенуа – остались довольны результатом. Публика встретила премьеру сдержанно. Спектакль не произвёл особого впечатления на рядовую публику, поскольку «ни оформление Бенуа, выдержанное в мягких тонах, ни столь же спокойная хореография Романова не сочетались с резкостью музыкального языка».
В 1914 году Дягилев назначил Романова постановщиком первого балета Прокофьева «Ала и Лоллий», который по своему сюжету обращался к древнеславянской мифологии, но проект не был осуществлён, т.к. Дягилев отказался от этой музыки композитора.
Таким незначительным по своему результату в антрепризе Дягилева оказался опыт Романова-хореографа, но, тем не менее, возможно, именно данный опыт совместной работы с интереснейшими мастерами позволил танцовщику проявить себя на своем собственном пути, в особенности при создании собственного театра. Кто же он, Б.Г. Романов?
Борис Георгиевич Романов (1891-1957) был артистом балета, балетмейстером, хореографом и педагогом. В 1909 году окончил Петербургское Императорское театральное училище. По отзывам критиков, на выпускном спектакле показал себя превосходным танцовщиком и виртуозом. Поступив в Мариинский театр, один год прослужил в кордебалете, после чего преимущественно исполнял хара;ктерные и гротесковые партии в старых и новых балетах. В своей рецензии на балет «Щелкунчик» в 1911 году искусствовед и балетовед А.Л. Волынский отмечал: «В танце буффонов Романов показывает чудеса замечательной техники, которых без огня и таланта не проделать никому. Театр единодушно аплодирует молодому артисту … за технику дерзкого прыжка и игру сверкающим обручем, который вьётся в его руках, как лента, и не мешает ничему».
При этом с первых же дней в Мариинском театре Романова влекла деятельность балетмейстера, лучшими образцами для него в то время были постановки М.М. Фокина. С 1914 по 1920 год как балетмейстер Мариинского театра Борис Романов ставил танцы во многих операх, а также миниатюры, одноактные балеты, лучший из которых – «Андалузиана» на музыку Бизе (1915). Одновременно осуществлял постановки в других театрах города.
По мнению историка балета В.М. Красовской, влияние Фокина на хореографию Романова ощущалось с первой же его постановки, когда в феврале 1911 года была представлена одноактная мимодрама «Рука» в Литейном театре, труппа которого была склонна к различным модернистским поискам. Там же, в театре «малых форм», где Романов исполнял обязанности заведующего хореографической частью, в других театрах и на площадках вне академической сцены (например, в «Бродячей собаке», затем в её преемнике «Привале комедиантов» – одном из культурных центров Серебряного века) последовали его многочисленные одноактные балеты, пантомимы, фантазии, танцевальные сценки и интермедии. В 1913 году Романов сблизился с поэтом М. А. Кузминым и поставил на сцене Литейного театра несколько балетных миниатюр на либретто и музыку поэта.
В Литейном театре Романов занимался постановочной деятельностью увлечённо. Условия работы требовали изощрённой специфической фантазии балетмейстера. Исполнителями были драматические актёры без балетной подготовки. Развлекательный эстрадный характер репертуара заставлял считаться со вкусами публики: зрители ждали разнообразия, любили малые сценические формы. Преобладали склонная к шаржу комедийность и пикантность рискованных ситуаций. В одноактной мимодраме «Рука» образ плотских вожделений создавался приёмами свободной пластики. Скандальная известность хореографа началась с постановки «Козлоногих» на ультрамодернистскую музыку И. Саца. Танец складывался из весьма изобретательных поз и переходов, выражавших чувственный экстаз и уводивших в глубины подсознания, в животную природу человека, сокрытую покровами цивилизации. Художественные интересы здесь парадоксальным образом смыкались с той сферой эмоций, которая будет присуща новым формам пластики, родившимся на рубеже веков и вполне утвердившимся в первые десятилетия XX в. Спектакль шёл ежедневно с середины до конца октября 1912 года и вызывал противоположные отзывы. Каждое представление – аншлаг и шок для публики. Хореограф эпатировал публику, разжигая любопытство откровенной чувственностью и следующей своей постановки. Это была пантомима «Ноктюрн слепого Пьеро».
Многие современники и критики отмечали, что Романов был последователем М. М. Фокина, его называли «маленьким Фокиным». Жена Б.Г. Романова балерина Е. А Смирнова, которую считали «противницей новаторства Фокина», тем не менее, участвовала в хореографических опытах Романова, где пригодились её «пылкость и буйная сила», виртуозность танца. Сравнивая внешнее сходство хореографии Фокина и Романова (тяга к стилизации, отбор сюжетов, лаконичность форм, влечение к экзотике), Красовская дала следующую оценку: «Искусство Фокина было значительнее. Фокин искал человеческое в иллюстрациях к любой эпохе. Романов это человеческое подчас коверкал, уходя от выспреннего живописного импрессионизма Фокина к импрессионизму, судорожно пульсирующему, но выхолощенному». Важной чертой в творчестве Романова стал на определенном этапе переход к осмыслению собственно выразительности танцевального движения, без музыки, без внешнего оформления и специального костюма.
Именно Борис Романов задумал создать аналог Русского балета Дягилева, что и сделал в 1922 году в Берлине, назвав новую труппу «Русский романтический театр» и собрав группу сподвижников. Русский романтический театр – передвижной балетный театр, выступавший на гастролях в странах Европы. Всего при основании насчитывалось около 50 танцовщиков. Театр представлял балетные и оперные спектакли, пантомиму, устраивал концерты русской камерной музыки. Репертуар состоял в основном из одноактных балетов. Театр был очень популярен в эмигрантской и немецкой среде, его наиболее значительной постановкой на берлинской сцене была «Жизель».
В 1924 году Борис Романов заказал Сергею Прокофьеву, на музыку которого уже пытался поставить балет в антрепризе Дягилева, камерный цирковой балет «Трапеция». Хореограф решил использовать собственное старое либретто к балету «Что случилось с балериной, китайцами и прыгунами» на музыку Владимира Ребикова. Премьера состоялась в 1925 году в Германии, затем в Италии. Вместе с «Трапецией» труппа представила балет «Посвящение Шуберту» на музыку сюиты Прокофьева и хореографическую фантазию на музыку Чайковского. В прессе писали, что балет «Трапеция» походил на цирковое представление, был «смешной, фантастический, клоунский». По окончании гастролей и возвращении в Берлин труппа была распущена в связи с финансовыми проблемами. Вскоре театр Романова прекратил существование, а балет «Трапеция» был забыт, его партитура долгие годы не издавалась.
Балету суждено было возродиться в начале XXI века: в Манчестере состоялась мировая премьера восстановленной музыки к балету «Трапеция», а в Лондоне – новая премьера балета «Трапеция», приуроченная к 50-летию со дня смерти композитора, подготовленная Английским национальным балетом. В нашей стране также были сделаны реконструкции балета в 1970 году (Наталья Рыженко, телебалет «Трапеция») и в 2009 году (Наталья Кайдановская). В телебалете представлен счастливый конец истории циркачей, что отличается от мрачной и гротескной концовки балета Б. Г. Романова.
В дальнейшем хореограф осуществлял постановки в театрах Буэнос-Айреса, Парижа, Милана, Рима. Работал в труппе Анны Павловой, в Русском балете Монте-Карло, в театрах Колон, Ла Скала. В 1931 году Борис Романов был балетмейстером «Балета Русской оперы в Париже». В 1938-1942 и 1945-1950 годах — главным балетмейстером Метрополитен-опера (Нью-Йорк). Среди наиболее успешных многочисленных постановок хореографа хотелось бы назвать и балет «Шут» Прокофьева (1930). Сквозь творчество протянулась нервущаяся ниточка связи с дягилевским балетом, где довелось поработать: хореограф возобновлял, обычно в своей редакции, балеты русского классического наследия и дягилевского репертуара.