Зарайщица, часть 27

Ольга Верещагина
- С самого начала, а где оно это начало?  А что это за жизнь, если и вспомнить не чего... Ничего хорошего и не было, кроме тех 15 лет, что я жила в урочище с родителями до их гибели. Я много раз пыталась все вспомнить и в мыслях изменить, но мне было 15 лет... Что я могла? Спрятаться и жить в лесу, как Маугли? Куда идти? Магаданский край, край зеков, вечных зеков, тайги  и страха за свою жизнь. Когда моего отца, вашего деда, выпустили на поселение, было поставлено условие, что он сможет вызвать к себе свою семью и не покинет предела сто километровой зоны.  Как я могла тогда осознать все происходящее с моими близкими и родными мне людьми. Моя мама - интеллигентка в четвертом поколении, закончившая университет, Библиофил. Большая умница, любившая своего мужа, как декабристка, приняла все, что предназначалось ему, разделив с ним все горечи и переживания, приехав  к нему на поселение. Она научилась всему, что  было необходим при жизни в урочище. Она не опустила рук и дала нам домашнее образование, на очень высоком уровне. Я маму и отца очень любила. Я думала, что время все расставит на свои места, и мы вернемся в Москву. Но.... Но настал канун Троицы 1969г. В мае мне исполнилось - 15 лет.  Я была счастлива. Мы готовились к свадьбе Полины.  Маша шила ей платье и приданное. Я мечтала, как в нашем дому появится малыш, и я буду его няньчить. Счастья и радости не было предела. Маша приехала к нам и все мы по вечерам рукодельничали, стряпали  и пели, мамины любимые романсы.  Мама пела прекрасно. За время ссылки, она умудрилась, в тех страшный условиях, сохранить свой чарующий голос, и научила нас петь вместе с ней на три голоса. Папе нездоровилось. он забирался на лежанку на печке и слушал, как поют его девочки. На наши спевки приходил Леша и Иван Данилыч.  Отцу выделили  делянку в тайге,  на вырубку леса на дом, для молодых. Ему разрешили построить  на кардоне еще один дом, а  Леша и Иваном Данилычем, ходили заготавливали лес для постройки дома и усадьбы. Казалось, что жизнь налаживается . Одно удручало только, что здоровье отца постепенно ухудшалось. после свадьбы, он собирался  пойти в тайгу к староверам, там жил знахарь, очень старый, который  обещал принять его на постой и попробовать вылечить. Но, увы и ах.... Наши мечты не исполнились... Свадьбу назначили на Троицу, она приходилась на 1 июня 1969г. А 29 мая отец, Леша и Иван Данилыч, собрались вместе, с раннего утра, зарезать нашего кабана, освежевать его и приготовить на свадебный стол угощенья. Все мы проснулись рано, в пять часов. Мужчины ушли в хлев, а мы стали готовить место и посуду для разделки и хранения мяса. Мама всегда очень переживала, когда резали поросят.Она стояла у окна и смотрела, когда все закончится. Вдруг она, охнула и как закричит:


- Маша, Поля быстро в подпол, прячьтесь. Зеки идут. Пошли в сарай. А ты Дарья лезь подпечье, я тебя ухватом и кочергой с чугуном закрою. Быстрее.. Ой... Они вооружены...


Мама не успела больше ничего сказать.  Раздался визг поросенка и стрельба. Я только увидела, как мои сестры спрятались в подпол, мать их задвинула сундуком, а я полезла в подпечье. Я была маленькая, хрупкая и смогла пролезть между печных лап - стоек, под печкой. Там был зольник, и выход из под печки в подпол под кухней и наружу, через маленькую дверцу, в срубе. Когда чистили печь, то туда сбрасывали остывшую золу. Мама, предупредила меня, чтобы молчала, чтобы не случилось. И я молчала. Я молчала... Когда в дом ворвались бандиты. Я молчала, когда они измывались над мамой. Когда они заставляли ее накрыть на стол, дать им самогону, а потом в пьяном угаре они ее насиловали. Я молчала.... Я молчала, когда мама кричала от боли , когда ее избивали... А потом... Резкий выстрел и все стихло.  Я слышала, как бандиты переворачивали все в доме, как нашли и открыли подпол и увидели там сестер. Как ржали и обещал им ночь  удовольствий, но только пообещали, но ничего им не сделали.  Когда все стихло, я потихоньку вылезла из подпечья в подпол, а затем на улицу, но с другой стороны дома, в огород. Там были сарайки, поленницы дров  и навозные кучи, с перегноем. Я зарылась в рыхлый перегной, укрывшись лопухами и притаилась. Я хотела дождаться, когда они уедут или уснут, чтобы помочь сестрам. Я тогда не знала, что они убили уже папу, Лешу и Ивана Даниловича. Я так боялась, что они убьют и моих сестер и меня, если найдут... На кордоне было тихо.  На крыльце  стояли двое бандитов и курили.  Они кого - то ждали. Вдруг на двор въехала полуторка. В кузове полуторки было трое автоматчиков, похожих, на конвой, и в кабине сидел офицер, как я потом узнала он был майор НКВД. Бандиты, вышли к ним навстречу, пожали руки. Майор поговорив с водителем и одним конвойным отправил их куда- то, а сам пошел осматривать, то, что сделали  бандиты. Обойдя дом и усадьбу кругом, все осмотрев,  они присели на скамейку, у дома, недалеко от навозной кучи, где была я.

Главный  сказал:


- Ну, вот и все. Давайте пойдем перекусим, немного выпьем, Семен приедет, привезет одежду и утром на рассвете, ты уйдешь. Уйдешь один. Там тебя будут ждать. А здесь нужно прибраться. Всех в сарай стащите, облейте бензином, Семен даст тебе  канистру, и все сожгите, чтобы ничего не осталось. Ты мне нужен там, в Москве.


- Ой, совсем забыл. Там в подполе две красотки  сидят, мать их спрятала. Мы их не тронули, вам презент оставили. Или как? Может повеселимся, а утром - в расход, все равно нельзя оставлять.


- А что? Пошли поглядим, чего добру пропадать - ответил главный и пошел в дом.


Мне хотелось кричать, хотелось взять вилы, предусмотрительно воткнутые в навозную кучу и заколоть их, но я боялась. Я  боялась нарушить слово, данное маме. Молчать, во что бы то не стало... А по двору ходили конвоиры, они за ноги потащили маму в сарай. Я краем глаза увидела ее голые ноги в крови, поскольку платье задралось на ее плечи и закрыло голову.Потом они нашли самогон и стали пить. Они вывели моих сестер из подпола и насиловали их, периодически выходя на лавочку перекурить. Сестры плакали, кричали, но я ничем не могла им помочь.

 
В последний раз, уже вечером, старший , он был в стельку пьян, сказал:


- Все, надоело. Скинь этих шалав в подпол, пристрели, но с контрольным, потом обольешь бензином, когда Семен привезет бензин, а я спать, встаем в 4.00, и чтоб как стеклышко, понял? Да, ну и свидетелей заодно.. нам они не нужны, сошлемся на бандитскую перестрелку. Понял?


- Я воль...! - ответил бандит и засмеялся.


Через некоторое время, я услышала несколько сухих, глухих выстрелов.


Я потеряла сознание, от голода и жажды. Я не помню, как  и сколько прошло времени. Я очнулась от того, что к навозной куче подошел ежик. Он всегда приходил поживиться помоями, которые мама выливала сюда.  Я была жива. Я не знала, что делать. В доме спали бандиты,  Стояла ночь, темная темная. Тучи накрыли небо и спрятали луну. Я решилась и вышла их укрытия. Я ничего не чувствовала, была как деревянная. Я пробралась в хлев. Там, в углу стояла паяльная лампа, заправленная горючий.Я знала, что отец хотел опалить борова, но решилась сделать совсем другое. Я закрыла окна ставнями, заперев их задвижками, мы так всегда делали, когда уходили в лес, чтобы медведь не залез в дом, закрыла и приперла дверь колом, облила крыльцо и наш дом вокруг   горючим из лампы и из небольшой бутыли, что хранил отец на всякий случай. и подожгла крыльцо. Я стояла и смотрела, как загорелось крыльцо, как постепенно огонь, дорожкой бежит вокруг нашего дома. У меня не было никаких эмоций, была только ненависть, к тем людям, которые разрушили мой мир и убили любимых мне людей. Когда дом полыхнул полностью, я услышала, как в доме, кто закричал и начал биться в окна и двери, но задвижки держали крепко, они были рассчитаны на медведя. Я дождалась, когда рухнула крыша, и побежала в поселок. Но убежать я не успела. Меня остановил наряд милиции на пол пути. Я им все рассказала, но как видно все было зря. сначала меня осудили и отправили в детскую колонию, а потом, когда выяснили кто сгорел в доме, кроме бандитов, когда мне исполнилось 18 лет, состоялся пересуд , мне вменили смерть 15 человек, дали 25 лет строгого режима и отправили в эту спецколонию. Я не жалею. Жалею об одном, что осталась жива тогда, что все эти годы, я почти каждую ночь слышу крики и стоны матери и сестер, эти сухие выстрелы и тот пьяный и скрипучий голос, который отдавал приказ убрать дорогих мне людей. А что было в этой колонии со мной, я воспринимаю как кару небесную, за то что сделала и что не жалею ни сколько тех тварей.


Марфа замолчала. Молчали и все. Ибо слов не было, а чувства были, как угли, еще секунда и все вспыхнет, но не вспыхнуло.  Молчанье длилось несколько минут, а казалось вечным.


Первым прервал молчание Александр:


- Ну и что? Все это нельзя было нам рассказать раньше, там дома? Зачем нас нужно было тащить сюда в эту антисанитарию ? Не понимаю?  Я понимаю одно, что это только твои переживания, нам это то зачем знать? Сидела и сидела? Все прошло. У нас в России пол страны тогда сидело...


- Ты братик не торопись с выводами. Это только пролог, предыстория, а что потом? И как это касается сегодняшнего дня и нас? Думаю, это будет тебе интересно? Марфа, до этого ты сказала, что мы твои дети, рожденные во время твоего заключения в колонии строгого режима? А что , это значит? Или режим был не строгим, а курортным? - спросила с нажимом Белла.


- Да, или ты оговорилась, или... Мы что- то еще не знаем?


- Вот именно, все еще только для вас начинается - за Марфу ответила Настена.


Продолжение следует....