Я ощущаю незримое

София Ко
Я ощущаю незримое.

- Мир полон ужасных людей, и с каждым годом их становится всё больше.

- Нет, мне кажется, что количество плохих людей одинаково.

- Неужели?

- Их одинаково много везде, а разные события как свеча подсвечивают те места, где они прячутся. Вам понятна аналогия?

- Хотите сказать…

- Люди, цели которых мы можем считать «плохими» или даже «ужасными» громче всех кричат о своих поступках, о своих желаниях и чувствах. От этого нам кажется, что они везде. Их голоса кричат громче скромного молчания тех, кто верен добру.

- Вы правда уверены в этом? Вам должно быть просто жить в том мире, что вы себе придумали. Вас не беспокоит ровным счётом ничего, вы лишь обращаете свой взгляд туда, куда бы вам хотелось смотреть.

- Ровно как и вы. Просто мы выбираем разные точки зрения.

- Не уверен, что из вас получится хороший Направляющий.

- Благодарю. Надеюсь, журналист из вас выйдет что надо.

   1991 год принёс много перемен, одной из которых стала смена заседающих в Троичном Собрании главных советников. Волнение среди магических кругов росло.

   Особенно опасным казалась смена Направляющего. Тёмные и всё, что было связано с ними, вызывало в обществе протест. Мало того, что теперь нет в живых того, «кто держал их на привязи», так ещё и новый их «владелец» не выглядит слишком уж привлекательно.

   Многие заголовки напрямую обвиняли нового тёмного советника в сотрудничестве с террористами разных сортов. Провоцировали. Прощупывали почву. Другие же были чуть более профессиональны. Но в открывшемся веке гласности все и каждый, кто мог, кричали, срывая глотки о надвигающемся конце.

- Отец, а если я не буду готов к тому моменту, когда, - когда-то давно юноша бежит за размеренно идущим по парку мужчиной в пальто.

- Николай, не вбивай в голову лишнее. Никто никогда не может быть готов к тому, что будет для него неожиданностью, - Захар Емельянович Баумер замедлился, чтобы отпрыск успел его  догнать. Как бы он не старался, всё время оставался позади именитого отца.

- Матушка была из непокорных и я боюсь, что я...

- Боишься ступить не на тот путь? Хм.

- Да. Разве это плохо бояться стать не тем, кем тебе хотелось бы? Тем более, если… Когда я стану твоим приемником, я буду до смерти бояться быть хуже тебя.

- Очень зря.

- Мне бы твоей уверенности, отец!

- Она взялась не за день и не за два. Твои тревоги понятны мне, Николай, но они бессмысленны. Следуй за сердцем — не ошибёшься.

- Но если сердце ошибётся?

- Хм. Если у тебя дурное сердце — будь так. Но если даже от дурного сердца ты откажешься, что ты тогда за человек. А, Николай?

   Журналист вышел из комнаты, оставив после себя ощущение туманной тревожности.

   Воспоминания и мысли сплелись воедино с тревогами будней, заставив Николая Баумера впервые за много лет обратиться к немым молитвам.

   Тёмный советник по левую сторону от огня.

   Тёмный Направляющий.

- Повторите, пожалуйста, что вы говорили про значение тёмных? Вы говорили что-то о том, что мы не должны вас бояться.

- Бояться? Вы можете делать всё, что вам захочется. Но в одном оставайтесь едины со мной, я прошу вас — не передёргивайте слов и значений.

- А не могли бы вы подробнее сказать, что именно вы имеете в виду?

- Вы говорите, что боитесь тьмы. Вы говорите, что тьма угрожает свету. Истинная тьма не терпит колебаний. Жестокость магических террористов не соответствует сути тёмной магии, величайшего искусства. Всё куда глубже и сложнее. Никому не нужно, чтобы мир развалился. Никому, кроме тех, кого мы называем носителями бессмысленного и беспощадного террора. Разве есть толк от того, что творят магические террористы? Толк глубокий, осмысленный. Нет. Разрушения ради разрушений никогда не были приоритетом тёмных.

- Хотите ли вы сказать, что…

- Борьба с непокорными будет постоянна, ибо если они считают возможным поддаваться колебаниям, значит они играют на стороне нашего врага. А этого мы не потерпим.

   Бесконечность вопросов от других и к самому себе от себя.

- Не считаете ли вы слишком жёсткой свою позицию? Есть и те, кто просто не хочет становится частью тёмных организаций, их вы тоже записываете в непокорных?

- Те, кто отказался следовать по пути малейшего обучения, понимания, обретения себя и своей тёмной сущности не просто опасны для общества… Они опасны для самих себя. А если такой человек попадёт в руки магического террориста… Вы считаете меня жестоким? Бессмысленно жестоким? Вот только эта самая бессмысленная жестокость находится сейчас у вас в руках. Вы спрашиваете, что если человек станет непокорным случайно? Такого не бывает. Это делается осознанно. И не было ещё и единого случая, когда это закончилось хорошо.

   Запах ладана и прочих благовоний выбил из головы дурман размышлений.

- Простите! - в зале троичного собрания появилась небольшая фигура. - Я разбудила вас…

- Нет, я не спал, - Баумер пытался разглядеть знакомые черты в тонком женском силуэте. - Я был погружён в размышления. Вы видели того журналиста?

- Ах, этого? Бессовестный тип.

   Одета в светлые одежды, но уверенности и тщеславия своих предшественников не имеет. Вот значит какая она — новая, юная Озаряющая.

- Он и знать не знает, о чём говорит, - продолжала она, склоняясь над только что зажжёнными ею травами и свечами. - Не видел своими глазами, не ощущал руками… А только и твердит про что-то непознанное им самим. Дурак! Говорит и говорит без умолку… Таких ещё много будет. До и после него будут такие болтуны. Но ни один из них так и не обретёт той истины, что так отчаянно ищет. Вы чувствуете перемены?

- Перемены? - Николай опустил голову, всматриваясь в огонь. - Я ощущаю незримое. Оно надвигается. Переменит ли это хоть что-то? Не знаю.

- Я тоже чувствую это, - девушка наконец обернулась, и Направляющий вздрогнул.

   «О ней говорили много, но никак не мог я понять смысла этих слов, - подумал он, закидывая правую ногу свою на левую, - отец, помоги, она же та, что другими названа была «Опалённая»!»

- Знаете, мир стал другим. И это ещё откроется нам с более новых, чётких сторон, - Озаряющая медленно подплыла к своему светлому трону.

   Дева иль мужчина, правее огня, окружённый вечным светом озаряющим… Светлый советник.

- Ближайшие двадцать лет будут стремительно менять то, к чему мы уже привыкли, а затем грядут ещё более реактивные, быстрые и переменчивые, - она не смотрела в сторону своего собеседника, глаза её были закрыты, истерзанное шрамами лицо почти не двигалась, но ощущение её присутствия было максимальным.

- Быстрые и переменчивые… Этот год был таким, - Баумер закрыл глаза, скрестив руки на груди. Он был уже не так молод, как когда бегал по парку за своим вечно задумчивым отцом, но привычку закрываться от того, что тревожило его, сохранил до сего возраста. - Последующие года… Ха! А вы родом из годов прошедших, верно ведь? Правда всё то, что о вас говорят?

- Смотря… Смотря что именно вы… - голос её задрожал.

- Я — Николай Захарович Баумер, Направляющий. А вы?

- Я? Я Озаряющая. Моё имя вряд ли скажет вам о многом…

- Представьтесь, прошу. Нам ещё долго с вами рассуждать о том, о сём. Лучше познакомиться заранее, чтобы посреди разговора не тратить время на формальности.

- Кристофора.

- Кристофора?

- Да, именно так.

- Значит, слухи про то, что таллинскую «Опалённую» перевоспитали — не слухи? Когда это было… В 82-ом?

- Да. Я была так глупа, подумать только! Ослепла от чужих слов.

- И с тех пор стали незрячей?

- Не совсем… Это осознанный выбор — отдать своё зрение во благо мира. Во благо света… Вы слышали о том, что некоторые молитвы можно разглядеть только через отречение от видящего взгляда?

- Возможно.

- Я решила, что мне лучше будет стать примером того, как из чёрной грязи человек смог вернуться в общество. Упал, поднялся и пошёл. А я очень глубоко тогда упала...

   Таллин. 1982 год. Европа наконец узрела лицо магического террора. Юная Кристофора Савелькова, Альберт Вертский и десятки других обманутых риторикой магических террористов бросаются в бой, бросаются в пламя… Ради чего?

   Она почти не помнила день, когда это случилось.

   Взрывы, удары, крики. Вспышки света.

   Всё это осталось позади.

   Память стёрла воспоминания, пламенем осознания закаляя раскаяние.

- Эй ты, поднимайся.

- Кто… Кто вы?

- Я говорю вставай на ноги. Я из ОИКА.

- О… ОИ-КА?

- Мы смогли добиться твоего размещения в нашем реабилитационном корпусе. Поэтому, если ты сейчас пойдёшь со мной, то, возможно, жизнь твоя ещё будет иметь хоть какое-то продолжение. Плохое или хорошее — сказать пока трудно...

- А почему вы пришли именно за мной?

- Очнулась? Отлично.

- Есть же и другие...

- Если бы это было в моих силах, все бы вы сейчас были не тут в лапах этих эстонских мучителей, а в наших, куда более жёстких, но справедливых ежовых рукавицах.

- А зачем вам вообще кто-то вроде меня? Для допросов?

- Нет.

- Тогда зачем?

- Встала на ноги? Давай, накинь на себя хоть этот халат, и пойдём отсюда.

- Я не понимаю вас.

- Ничего, если повезёт — поймёшь. А если нет...

- Зачем вам увозить террористов куда-то? Почему бы не оставить всё на местах, как есть?

- Террористов, значит? Ха! Да ты ещё в сущности своей ребёнок, как я и думала.

- Ребёнок?

- Все вы — испуганные и обманутые дети. Такое мнение у нашей организации. Мы думаем, что вас можно перевоспитать. А-то здесь на местах из вас делают лишь куда более опасных преступников. Толку от вечных пыток и допросов, скажи? Вы ведь ничего толком и не знаете кроме того, что вам внушили.

- Откуда вам знать?

- 82-ой год был непростым. Один мальчишка из маленького городка… Да, не так громко, как в Таллине, но города не стало. Выступал. Кричал. Стрелял. Взрывал. Если бы мы успели поймать его до того, как он решился...

- А с чего вы решили, что ваше вмешательство хоть что-то изменит?

- Магические террористы хотят разобщить общество. Они бросают таких как ты, глупых и наивных, в самое пекло, настраивая людей друг против друга. А мы хотим доказать, что люди куда более сплочённы. Что они умеют меняться. Что они умеют прощать. Умеют исправлять свои ошибки. А эти террористы? Что они сделают тогда, когда мы будем неукоризненно едины?

- Они просто разорвут землю на независимые клочки! И тогда каждый будет решать сам за себя! Ведь именно это они и обещали сделать!

- И что тогда они будут делать с такими как ты, подумай, а?

- В каком смысле «что»?

- Кому нужны свидетели? А? Что, к тебе тут хорошо относились? Били палками, током. А толку? Вот именно. Это даже не твои любимые террористы делали, а те, кто выступает на стороне закона. Вроде бы как. Наши эстонские коллеги не считают вас значимыми… А мы хотим из свидетелей вырастить тех, кто поможет остановить других себе подобных. Если мир распадётся, если потеряется связь — вы будете нашими глазами и ушами, потому что вы уже видели то, как работали эти твари.

- Как… Распадётся?

- Как ты и хотела, деточка. Представь себе, что будет с такими как ты тогда… Представила? Давай, укутывайся в этот дурацкий халат быстрее, у нас мало времени.

   Та женщина, что говорила с ней.

   Она увезла её из Эстонии тогда.

   А теперь можно считать, что она спасла её.

   Никто не думал, что всё распадётся, никто не думал, что связь будет утрачена мгновенно… Это было непривычно. Но это случилось. И та женщина оказалась во всём права.

   Ах, если бы она смогла спасти кого-то ещё… Вытащить и привести к свету…

   Однако, протянутые магическими террористами руки были длиннее и крепче. И её они сжимали когда-то… Разве это было так давно?

- Вы давали интервью сегодня? - мужской голос вернул её из прошлого в настоящее. - Или просто отказались?

- Он не спрашивал меня, если вы об этом говоруне.

- Даже так?

- Представьте себе.

- Как интересно.

- Я всё время боюсь, что мне не поверят, меня будут испытывать на прочность… Я считаю… Например, что... Свет соединяет, и цель наша едина. Магические террористы слепы, и наша цель исцелить их. Да, с такой позицией… Я могла бы стать удачной мишенью, учитывая так же отсутствие зрения… Сколько каламбуров и слоганов можно было бы сложить. Но… Они, похоже, так же слепы, как и я, эти журналисты.

- Не сказал бы.

- Считаете, они видят больше?

- Вы, в отличии от них, юная Кристофора, обладаете способностью к мышлению. Рефлексии, быть может, даже. Интересным гипотезам. Милосердны. Однако...

- Вы зря меня хвалите. Если я не справлюсь с ролью, предназначенной мной, все мысли мои и свершения не будут стоить и минуты времени, потраченного на меня.

- Вы справитесь.

- Почему вы так уверены?

- Я боялся стать тенью отца, а стал, даже хуже, его приемником. Он умел быть честным, когда другие теряли рассудок, всегда находил баланс. Я не буду таким. Я чувствую, что стать лучше него я не смогу. Я буду собой. Тёмный Направляющий Баумер. Младший. И вы тоже будете собой. Даже если это не спасёт мир, поверьте, вы справитесь лучше тех, кто были до вас. Мне с предшественником будет труднее тягаться.

- О чём вы?

- Меня будут сравнивать с моим непревзойдённым отцом. Я буду вечно недостаточно хорош. А вы — вас будут сравнивать с теми террористами, что прибрали к себе в руки всю светлую иерархию. Помните скандал с расколом?

- Но я же тоже была… Сравнение будет достаточно… Точным?

- Ох, нет. Ваши ошибки будут куда незаметнее тех, что свершали они. Они врали, чтобы столкнуть лбами магические миры… А вы? Разве вы будете так же злы на мир, как они? Я так не думаю. На самом деле... Я не уверен не в чём, но надеюсь, что у нас с вами всё получится. Завершим мою речь этим.

- Получится…

- Обязательно получится. Не может не получится. Разве что…

- М?

- Когда Убеждающий прибудет, тогда мы точно всё сможем. Вы слышали что-нибудь о нём?

- Ни слова.

- Я тоже. Это настораживает. Кто он, отчего так скрытен? Можно ли начинать страдать паранойей?

- Может, он просто слишком молодой? И неизвестен от этого?

- Не моложе вашего. Но куда менее знаменит, чем вы, это точно. Интересная партия.

- Даже не знаю, что и сказать… Надо сначала познакомиться с ним, а потом уже решать бояться его или нет. Меньше подозрений — больше надежды. Меня учили делать так.

- Конечно. Да! Мир показывает интересное. Тёмный, что сомневается, светлая, чьё прошлое туманно… Интересно, что будет представлять из себя средний...

   Все эти чудовищные здания размером с город, коридоры в них — всё это было Егору не по плечу. Он привык к спокойной, размеренной жизни… За что он боролся? За свободу для себя и таких, как он? Борьба его привела к тому, что его заметили. Боролся он честно и за правду, в отличии от магических террористов, поэтому пост Убеждающего ждал его, не прилюдная казнь. Но должности своей он боялся куда сильнее казни.

   Егор Никитич Неспешных — выходец из домовых. Род его много лет успешно служил в домах в качестве помощников. После революции дела пошли чуть хуже. Домовых стали изгонять. Свободы они так и не обрели, но и заниматься традиционными своими занятиями уже не имели возможности. Тогда, постепенно, началось движение за раскрепощение, освобождение домовых. Тот, кто способен и желает может остаться в домах, а тот, кто хочет большего, уйти в поисках своего счастья.

   Неспешных смог пройти этот путь от начала и до конца.

   Конец, его, правда, настораживал. Конец — это новое начало, но это даже страшнее, чем просто путь без конца.

   Простота его мышления не делала Егора великим мудрецом. Осуждение родных лишало возможного пути назад.

   Дорога жизни его шла неспешно, но изгибисто.

   Перед тем, как войти в зал совета, Егор снова замешкался. Он постоянно мешкал, постоянно останавливался, и в последнее время всё чаще. Как сможет обычный домовой управлять всеми средними, в число которых входило так много разновидностей волшебников и прочих? С другой стороны, управлять домохозяйством он научился, значит…

- …да и зачем воевать между собой, если для этого есть более удачные цели. Общих врагов у нас достаточно.

- Да, я согласна с вами.

   Голоса сбили Егора с толку.

   «Они говорят. Я опоздал, значит? Уже успели разговориться… А я? Как же теперь я представлю себя?»

- Мне кажется глупым, что тёмных обвиняют во всех грехах человечества. Мы лишь следуем за ночью… Свет и тьма не враги друг-друга, они неотъемлемо следуют рука об руку...

- Да. Все мы часть единого целого.

- Так и будете со всем соглашаться?

- А разве я должна с вами спорить?

   «Светлый и тёмная говорят? Или… Наоборот?» - думал он, сжимая руки в кулаки и разжимая обратно.

- Не знаю, я наблюдал за нашими… Предшественниками. Они постоянно ругались.

- Надо ли нам поступать так же?

   Примут ли его?

   Или он станет ещё одной сорванной с головы шляпой, растоптанной и скомканной? Убитой? Уничтоженной? Озлобленной на весь мир?

   Шаги прервали нескончаемые размышления. Егор не успел заметить, как голоса стихли, и как дыхание его стало заметно громче тишины.

- И давно вы тут стоите? - Николай Баумер подошёл к двери и заглянул в щёлочку.

- Н-нет. Недавно, совсем недавно, - Неспешных практически потерял самообладание, но быстро собрался. - Просто… Замешкался. Я всегда так. В последнее время…

- Не переживайте так сильно, мы не кусаемся. Моему удивлению нет предела, но… ХА! Я доволен встрече с вами. Удивительно, но… Невероятно, но...

- А кого вы ожидали увидеть?

   Егор прошёл внутрь вслед за Николаем, чтобы быстро занять место на среднем троне.

   Те, что вышли из урегулирования огня, средние, как и советник их, посреди зала поселились…

   Все трое были на местах.

   Три статуэтки, три шахматные фигуры.

   Те, что боятся себя и окружение своё.

- Давайте тогда скорее познакомимся, - Озаряющая была неумолимо прекрасна, несмотря на свои уродства. Егор узнал её — он слышал о судьбе Опалённой немало.

- Если вы настаиваете, - Неспешных пожал плечами. - О ваших судьбах мне известно немало…

   Николая он узнал сразу. Его отца знали многие, а в компании сына он появлялся нередко.

- В таком случае, - Баумер довольно ухмыльнулся. - Вы поведаете о себе!

- А мне нечего о себе сказать… Кроме того, что я из рода домовых. Егор Неспешных. Проще и быть не может…

- Вы — домовой? - Кристофора удивлённо ахнула. - Если бы я могла разглядеть вас… Ох! Это было бы интересно.

- Это уже интересно, - Николай периодически закрывал глаза, чтобы представить себе то, как видит мир Озаряющая. - Такой красивый расклад… Как же вас угораздило, друг мой?

- Трудно сказать. Я до сих пор в сомнениях…

- Мы тоже. Знаете… А, кстати, давайте я вам задам вопрос, который мне задала наша очаровательная коллега, если можно так выразиться… Или… Начнём с журналиста. Вы его встречали?

- Не уверен. Какой-то грубиян промчался мимо меня, только и всего.

- Ах, значит встречали. Отлично. Интервью он у вас не взял, как я понимаю?

- Никак нет.

- Отлично. Замечательно. А теперь о насущных делах… Вы ощущаете… Перемены?

- Перемены?

- Я ощущаю незримое, что движется на нас. Кристофора чувствует перемены. А вы?

- Я?

- Разве вы ничего не чувствуете? Совсем?

- Смятение, разве что. Порывы. Безумные. Свои в том числе.

- Ага, а что по поводу предсказаний?

- Никогда не был силён по этой части.

- Хорошо, но ощущения?

- Тревожные.

- Как и у меня. И у неё. Значит, хоть в чём-то мы сошлись на мнении. Мир меняется, всё стремительно трясётся и дребезжит…

- Наверное, так.

- Именно так. Неплохое начало.

   Кристофора молча улыбалась.

- Знаете, - сказала она наконец. - Мы с вами подружимся, как мне кажется. Это хорошая новость. Совет, что не ссорится между собой, а налаживает связи…

- Это будет отлично, уверяю вас. У нас всё получится.

- У всех нас? - Егор вздрогнул.

- А куда вы денетесь, друг мой? Всё будет замечательно. Уверяю вас…

- А меня не надо уверять, я вам верю.

- Удивительное дело. А как же дебаты?

- А давайте устроим дебаты! - Озаряющая рассмеялась. - Какой же совет без дебатов?

- Я против дебат, я в них ничего не понимаю, - Егор замотал головой. - Или вы шутите?

   ...Перемена следовала за переменой, прошлое то напоминало о себе, то вновь исчезало вдали.

   Годы забрали с собой сомнения, оставив лишь уверенное понимание — грядущее не остановить, то, что предназначено судьбою, неизбежно настанет. И у этого чего-то даже появился свой собственный гимн, сотканный из обрывистых слов песен запертых между измерениями бардов.

Наш мир стоит, как оголтелый.
Исчезла в мире тишина.
Идёт и жмётся ближе к телу
Заклятий вражеских волна.

Кто скажет нам, в чём же причина?
Нам не дано то угадать…
Ради любви согнули спины,
И ждём в ответ лишь благодать.

Но в гости к нам стучится недруг.
И нет уж смысла в тех словах,
О прошлом, кто кого где предал,
Мир задыхается в волнах…

Волна жестокости, бездумья,
Волна безделья тоже тут.
Мы проиграли все раздумья,
На нас с войной они идут...

Ведь скажут многие: «Откуда
В вас столько робости?
Не в этом правда!
Вам верить? Вашей гордости?

Откуда страх в вас? Что за драки?
Что за враги? Всё это сон.
Всё это лишь лихие враки!»
С врагом поют все в унисон.

На небе звёзды, загораясь,
Предвидят скорый свой конец.
Советники все, прерываясь,
Надеются открыть ларец

Паскудных знаний…
Смысла нет.
В миру поруганных скитаний
Последний предан был обет.

Да — это нет, весь путь в тумане,
Слова лихих вновь голосят...
Зажить не дать грядущей ране
Они бессмысленно хотят.

Томятся взаперти певцы,
Те, что случайно в бою пали.
Они, с иллюзией борцы,
Сами того тогда не знали,

Не знали цену своих действий,
Играли на струнах души…
Но платят лишь цену последствий
В пыли разбитой пустоши.

Связующий событий много,
Не меньше будет в них имён.
Враг соберёт с собой немногих,
Мы насчитаем миллион.

И каждый встанет на защиту,
Пройдёт сквозь мрак, увидев свет.
Ведь цель одна - беречь планету.
У террористов цели нет.

Когда над миром магов скромно,
Изображена будет беда,
Иные скажут, вздохнув сложно:
«Всё это просто ерунда...

И меркнут звёзды лишь тогда,
Когда в пыли проклятий тёмной,
В тени сгорают города.
Когда той силой неуёмной,

Сражающей всех наповал,
Жив будет каждый -
Стар и мал.
Но будет это лишь однажды...»

Что было раз, случится дважды.
Пока одни всё говорят,
Другие дел не помнят жажды,
Третьи кошмар живой творят…

Так было раз, будет и два.
История вновь повторится -
Так было раз, будет всегда.
Что в мире новом вдруг случится?

Опять война? Лихие драмы?
Террор и слёзы,
Крови и шрамы…
На памятнике жизни розы.

Лишь результат сражений долгих
Спустя года изменится.
Не будет больше речей ровных,
Прощений не предвидится.

Когда на трон взойдёт чума,
Столица затаит своё дыханье,
И будет видеть сон она,
Замрёт в опасном ожидании...