Отец Пафнутий, священник приходской церкви святых Космы и Дамиана, тяжело отдуваясь и вытирая время от времени пот со лба большим клетчатым платком, поднимался на пятый этаж старого кирпичного дома. В руках у него был видавший виды кожаный портфель, верой и правдой служивший ему последние двадцать лет. Хотя отцу Пафнутию не было еще и пятидесяти, выглядел он старше своих лет благодаря нездоровой полноте, мешковатой одежде, и длинной седой бороде, которую он имел обыкновение прятать за лацканы своего неизменного черного плаща. Батюшка был человеком простой, искренней веры, характер имел легкий и покладистый, и обладал неиссякаемым оптимизмом, которым заражал окружающих. Каждый день, отслужив обедню, он брал свой неизменный портфель и отправлялся по адресам навещать страждущих. Кого-то нужно было причастить, над кем-то прочитать отходную молитву, иной раз просили крестить младенца, или освятить квартиру. И все это делал отец Пафнутий старательно, нисколько не тяготясь своими обязанностями, а на прощание любил поговорить с людьми по душам, присовокупляя к обычной беседе приличное случаю духовное назидание. Он служил в церкви уже много лет, и ему казалось, что он хорошо знает людей, и к каждому сердцу может подобрать свой ключик, для каждого найти нужное слово. Вот и сейчас, несмотря на немалый труд, которого требовало восхождение на пятый этаж, он заранее обдумывал слова утешения, с которыми можно будет обратиться к больной и ее близким.
Закончив свое восхождение, отец Пафнутий оказался прямо перед дверью нужной ему квартиры номер двадцать. Чуть отдышавшись, он нажал кнопку звонка, и ему открыл мужчина, лет сорока пяти, приятной наружности, одетый в строгие черные брюки и синюю рубашку.
- Олег, - представился он. - Я сын Марфы Ивановны, вашей прихожанки. Это я в храм звонил, заказывал священника.
Отец Пафнутий недовольно поморщился.
- Знаете, мама совсем плоха, - продолжал Олег,- вот уже неделя, как ее из больницы выписали, а улучшений все нет. Одна надежда на вас.
- Как же, как же, Марфу помню, - сказал отец Пафнутий, слегка растягивая окончания и пристраивая на вешалку свой черный плащ, - сейчас пособоруем, причастим, Бог даст, полегчает.
Он направился в комнату к больной, и почти час занимался с нею, так как спешки не любил, и к служению своему относился серьезно. Когда он закончил таинство, и благословил Марфу крестом, было видно, что он утомился, однако, лицо его выражало полное удовлетворение от чувства выполненного долга.
- Батюшка, не откажитесь чаю выпить, вам ведь домой еще ехать, - пригласил Олег.
- Ну что же, от чая не откажусь, - ответил отец Пафнутий, уже настраиваясь на душеспасительную беседу.
Он с удовольствием пил чай с яблочным пирогом и присматривался к Олегу.
- Скажите, мы с вами раньше нигде не встречались?
- Нет, - ответил Олег, - я в вашей церкви никогда не был. А обратиться к вам мне посоветовал отец N из епархиального отдела. Мы с ним часто общаемся, совместные мероприятия проводим. Наша администрация тесно сотрудничает с храмами.
- Ах, вот оно что! Я отца N хорошо знаю. Мы с ним учились когда-то вместе.
- Как мир тесен!
- А мама ваша давно болеет?
- Да, больше года уже. Вы не представляете, как ей тяжело. Каких я только врачей не привозил, в какие только больницы не обращался, - а возможности у меня есть, - все бесполезно.
- Что же делать, - развел руками отец Пафнутий, - как говорится, всякая тварь стенает и мучается доныне… А и то верно, что без страданий забыл бы человек Бога, а без Бога как жить?
- Без Бога? Да вы знаете, какой она добрый и честный человек? Всю жизнь на одном заводе проработала, нас с братом воспитывала, чтобы чужое когда взять — ни-ни.
- Я вам вполне верю, - сказал отец Пафнутий, отставляя чашку с недопитым чаем и приготовившись к отражению атаки, - но в жизни у каждого свой крест. А болезни надо переносить с верой и молитвой, тогда они для нас спасительны, и мы в своих скорбях пострадавшему за нас Спасителю последуем!
- Да, хорошо вы сказали. Я всегда молитовки перед совещанием читаю. И икона у меня есть, отец N подарил.
Отец Пафнутий решил, что он на правильном пути, и семена веры уже упали на сердце Олега, нужно только показать ему путь, придать решимости.
- А вы Евангелие читали? - спросил он.
- Батюшка, да когда же мне читать? Работой загружен с головой, - признался Олег.
- Так вы с этого и начните. Что бы исполнить заповеди, нужно для начала знать - что исполнять. Вот в евангелии весь закон христианский и содержится.
- Обязательно прочту.
- Ну и Бог благословит, - отец Пафнутий осенил его широким крестом.
- А зная заповеди Божии, - продолжал он, вдохновившись, - видим мы , что нарушаем их на каждом шагу, вот для того и нужно исповедоваться. Вы давно ли на исповеди были?
- Да как-то не приходилось. Но я человек верующий, стараюсь добро всем делать, вроде не грешу, в церковных мероприятиях участвую.
- Это все хорошо, но все же на исповедь постарайтесь прийти - это самое главное. Обязательно приходите.
- Да, я понимаю, как это важно, опять же традиции наши нужно поддерживать. Кругом такая бездуховность, телевизор смотреть невозможно, только в церкви еще учат добру и вере… Я недавно в Европе был, - продолжал он, понизив голос, - вы не представляете, какой разврат, совершеннейшая бездуховность!
«Какой понятливый человек, - радовался в душе отец Пафнутий, - кажется, мне удалось разбудить в нем лучшие чувства; и напрасно говорят, что нынешнее поколение к вере равнодушно, к ним нужно только ключик подобрать».
- Ну, хорошего понемножку, - сказал он, перекрестившись, - меня сегодня еще по одному адресу ждут.
- Я вас подвезу, - обрадовался Олег, - у меня машина у парадной стоит, быстро доедем.
Они вышли на улицу. Сентябрьское солнце уже клонилось к закату, и отец Пафнутий с удовольствием вдохнул полной грудью аромат осеннего вечера, такой приятный после затхлого воздуха квартиры, пропитанного валокордином. «Какое благолепие, - думал он, - этот сентябрьский вечер, эти багряные и желтые листья, уже начинающие опадать, и мягким ковром стелющиеся по тротуару, эти прекрасные люди с которыми я сегодня встретился, этот Олег, который любезно согласился меня подвезти, эти мальчишки, гоняющие мяч на детской площадке, и он вспомнил себя десятилетнего, вот также играющего в футбол с дворовыми друзьями». В это мгновение мяч, отправленный в полет ударом ноги незадачливого футболиста, вылетел с детской площадки, и, описав замысловатую дугу, приземлился прямо на капот новенького, сверкающего свежим лаком Ленд Крузера. Отец Пафнутий с удивлением увидел, как лицо Олега сначала побледнело, потом побагровело, потом приняло какой - то синюшный оттенок, а затем он разразился ужасной бранью:
- Сукины дети, вы что, не видите, куда бьете? Чтоб я вас больше не видел возле моей машины!
Он всерьез разгорячился и, казалось, готов был расправиться с незадачливыми футболистами. Отец Пафнутий стоял, совершенно потерянный, не смея поднять глаза на прохожих, которые уже стали обращать на них внимание. Закончив свою тираду, Олег распахнул переднюю дверцу автомобиля:
- Садитесь, батюшка, поехали.
- Нет, нет, не беспокойтесь, я на автобусе, тут недалеко, - смущенно ответил отец Пафнутий.
Он повернулся и тихонько пошел в сторону автобусной остановки, время от времени перекладывая тяжелый портфель из руки в руку и размышляя о том, что душа человеческая темна и неудобопостижима.