Посвящается памяти моей мамы Буракевич (Борисовой) Марии Андреевны.
Август 1964 года. Маленький посёлок Верхние Важины, расположенный в юго-восточной части Пряжинского района, на полуострове, образованном реками Важинкой, Тукшей и Рандозёркой. Посёлок, словно небольшой городок, с его поразительно ровными и прямыми улицами. До сих пор приезжающие удивляются этой особенности планировки уже бывшего лесопунктовского населённого пункта. Поселковая ребятня наслаждается последними днями таких долгожданных и так быстро заканчивающихся летних каникул. "Петька, Петька! К вам приехал военный " козлик"", - заорали пацаны своему товарищу-партнёру по игре. "Лапту" пришлось отложить и удовлетворить своё любопытство. Подросток срочно отправился к дому, у которого уже стоял неизвестный "козлик". Легковые машины в то время редкость для лесного посёлка - был только один личный автомобиль у финна Алто, который, почему-то называли "Эмкой", а тут целый "козлик", да ещё военный. Из дома вышли двое в военной форме и мама Петьки - Мария Андреевна, сели в машину и куда то уехали. Только на следующий день Петька узнал, что его мама во время войны была минёром, а вчера её для консультации возили к месту обнаружения мины времён войны.
Мошничье - малая родина Марии
Мария Борисова родилась в 1926 году в деревне Мошничье, что на самой границе Ленинградской области и Карелии. Деревня расположена на правом берегу живописной реки Важинки в среднем её течении. На противоположном берегу Мошничья, соединённом подвесным мостом, деревня, почему-то, имеет другое название - Владимировская. По преданию: в давние времена летевший над деревней глухарь-мошник, опалив крылья над трубой одной из изб, упал прямо в печь. Говорят этот не замыслыватый сюжет и дал такое название населённому пункту. Берега реки Важинки, начинающейся ручейком на возвышенности близ озера Святозеро, в карельской её части не богаты поселениями. В верховьях только одна деревня - Кашканы, ниже километров на пятнадцать - Мошничье с Владимировской. В деревне полтора десятка домов на мошницкой стороне и примерно столько же на противоположной. Жители здешних мест преимущественно карелы-людики. В семьях говорят, по-карельски на людиковском диалекте, но дети, приезжающие из школы разнообразят свою речь русскими словами. Из немногочисленного населения в Мошничье проживает три семьи рода Борисовых. Это три брата - старший Гаврила Миронович, средний Алексей Миронович и младший Андрей Миронович, отец Марии. В семье ещё трое детей, уже взрослых и имеющих свои семьи: старшая Евдокия, средние Александра и Егор а всего было девять детей - пятеро умерли в младенчестве.
Канун войны
Предвоенное лето по всем приметам должно быть тёплым. Уже в начале июня из-за неимоверно тихой и жаркой погоды буйствовала надоедливая и ненасытная мошкара, что предвещало хороший урожай морошки, этой красно-золотистой, пахнущей болотными травами царь-ягоды. Летнее утро в деревне Мошничье, как и положено, начинается с мычания коров и телят, блеяния овец, какой-то деловитой суеты жителей, выгоняющих скот на пастбище. Вот и Мария ведёт свою корову к постепенно увеличивающему, мычащему и блеющему деревенскому стаду. Тринадцатилетняя Маша Борисова, закончив учебный год в школе села Михайловское, неделю назад приехала домой на каникулы, встретилась с двоюродным братом ровесником Петей и уже, как обычно, набедокурили - чуть не сожгли колхозную ригу. Брат похвастал, что курит и предложил попробовать сестре, но та, отказавшись, махнула рукой, отбросив самокрутку в сухую солому. Вовремя удалось без последствий затоптать и потушить начинающийся пожар.
Маша и Петя Борисовы, двоюродные брат и сестра, одногодки и закадычные друзья, оба порывистые и озорные до хулиганства, им бы чего нибудь отчебучить. Недаром Петра в деревне кличут "Изор". Сегодня, в субботу друзья собираются, как всегда, на танцы, но не танцевать, а хулиганить и "Изор" уже придумал новую озорную выходку.
Вечерело, застрекотали кузнечики, воздух, уставший от дневной жары, начал потихоньку остывать. Вот уже возле избы Егоровых, где общество соорудило дощатый помост-площадку для танцев, послышались голоса, жаждущих. Через несколько минут зазвучала гармошка Васи Лендяшова, появились первые пары танцующих, но озорники не торопятся, ждут большего скопления народа, чтобы в сутолоке быть не опознанными и незамеченными. Время пришло, Маша и Петя подходят к месту "преступления", наблюдают за танцующими. Маша не знает о "сюрпризе" брата, сегодня она зритель. В самый разгар танцев "Изор", достав из кармана щепоть какого-то порошка, незаметно несколько раз бросает в толпу танцующих, всякий раз стараясь угодить под подолы девушек. Чувствуется резко-щекотящий в носу запах махорки, вызывающий неудержимое чихание. И уже чихают и матерятся парни, кое кто из девок заелозил задом, начинается паника - махорочная пыль делает своё дело. "Бежим, Машка", - орёт брат и первым ретируется с танцплощадки. "Опять этот "Изор" озорничает! Ну, погоди, поймаем !",- грозится Иван Егоров, здоровущий, обычно спокойный сосед Борисовых. Такие, казалось бы, безобидные шутки "Изора" и Маши вносят какое-то разнообразие в монотонную жизнь деревни. И доставалось бы Петру за свои выходки от деревенских обиженных парней, если бы не старший брат Иван, не дававший в обиду младшенького.
Летние каникулы деревенского подростка это только отдых от учёбы, книг и всяких премудростей других предметов, но физического труда хватает с лихвой. Надо помогать родителям на работах в колхозе: прополка и уборка картофеля, корнеплодов и льна, заготовка сена, уборка и молотьба зерновых. Работа в колхозе - наипервейшее дело, свои огороды и сено для личной скотины - в последнюю очередь. Так уж заведено в советских коллективных хозяйствах. Во всей этой кутерьме сельскохозяйственных забот деревенский люд не замечает, как быстро пролетает короткое карельское лето. Вот опять сентябрь и деревенские школьники хоть и с небольшим опозданием, но собираются в школу. В Мошничье только начальная школа, с первого по третий класс, а ближайшая семилетка - в селе Михайловском Олонецкого района. Как не хочется Марии ехать, а надо - отец строг и его воля для дочки закон, хорошо, что в одном классе с ней учится двоюродная сестра, младшая дочка дяди Гаврилы - Лида. В Михайловском опять интернат и школьные будни с перерывом на кратковременные побывки домой и нестерпимое ожидание лета, казалось бы, беззаботного времени с работой до седьмого пота, с хулиганскими выходками "Изора", с громкими купаньями в реке Важинке, с походами в лес по ягоды и грибы. Все эти ожидания вызывают у Марии какую-то грусть и вселяют надежду, что это всё равно обязательно будет. Ни Мария, ни её одноклассники, ни её земляки, никто не ожидает, что этим летом свершатся страшные, сильно изменившие дальнейшую жизнь людей великой страны события.
Страшная весть
Июньское Мошничье 1941 года встречает Марию проливным дождём, река бурлит от неиссякаемого потока косых водяных струй. Подвесной на тросах мост через Важинку, соединяющий Мошничье и Владимировскую, как гигантский дракон, трясётся и вибрирует от ударов стихии. Мошницкие, занятые на работах в колхозе, раньше завершили рабочий день из-за такого сюрприза погоды. По всему видно, что такое ненастье продлиться не один день, поэтому отец Марии отпросился у председателя на несколько дней, чтобы вместе с дочерью Марией навестить сына Егора в городе Петрозаводске. Егор - военный, младший лейтенант, служит в НКВД. 19 июня Мария с отцом на перекладных попадают в Петрозаводск. Вот и служебная квартира Егора в деревянном доме на улице Гоголя. "Как ты выросла и повзрослела, Маруся?", - удивляется брат, обнимая младшую сестрёнку, добавив по-карельски: "Чёма нейчёй!". "Ещё не забыл родной язык в своём городе!" - восклицает довольный сыном отец. За столом разговоры о новостях из Мошничья, о планах посетить городских родственников и других житейских делах. "Сегодня отдыхайте, завтра навестим двоюродную сестру Наталью, потом - Марию," - планирует Егор. 22 июня хотели сходить в городские магазины, сделать кое- какие покупки, но уже утром - эта страшная весть о войне. Егор срочно ушёл в часть, вернувшись сообщил: "Завтра на казарменном положении, а там на фронт, пусть Наташа с детьми поживёт с вами". Домой собирались и прощались недолго. Это была последняя встреча с Егором, через несколько дней он ушёл на фронт и больше семья его не увидела - без вести пропал в 1942 году.
Оккупация
Лето в Мошничье пролетело в череде событий военного времени: мобилизации немногочисленных деревенских призывников и резервистов, в ожидании и обсуждении, в основном, не радостных сообщений с фронта. Двоюродный брат Марии - Петя, обычно скорый на выдумку хулиганских выходок, в это лето не озорничал, словно повзрослел. В начале сентября председатель колхоза, вернувшись из Олонца, посоветовал всем жителям деревни самостоятельно эвакуироваться до реки Свирь, где людей будет ждать паром, но у деревни Усланка колонну перехватили финские солдаты и повернули людей обратно в Мошничье. Скоро из Олонца пришла весть, что финские войска вплотную подошли к городу, а ближе к середине месяца Иван Мятин, только что вернувшийся из Михайловского, рассказал землякам о параде, проведённом финнами в Олонце, на котором, якобы, присутствовал сам главнокомандующий финской армии генерал К. Маннергейм. Также по деревне поползли слухи о концлагерях, создаваемых финнами для местного населения, и их зверствах в отношении людей. Люди со страхом стали ждать финских оккупантов.
18 сентября 1941 года в Мошничье со стороны Михайловского въехала машина с отделением из 12 финских солдат во главе с лейтенантом Эйно Рокко. Финны расположились на постой в трёх избах, на следующий день назначили старосту деревни. На деревенском сходе рыжеватый и худой, как жердь, Эйно Рокко через переводчика объяснил населению, что они воюют с коммунистами и симпатизируют карелам и другим финно-угорским народам, проживающим на территории СССР, назвав их своими "родственниками". Назначенный старостой Мошничья Крысанов Иван добавил: "Завтра разделим колхозные поля и покосы по количеству едоков и скотины в хозяйствах, все вопросы будем решать обществом". "А что будет с русскими, не карелами? Отправят в лагеря?", - неожиданно для всех спросил бесшабашный "Изор". Все притихли, кто-то недовольно шикнул на подростка, но все ждали ответа. Староста, замешкавшись, начал теребить свою всколоченую бороду, но на "помощь" пришёл Рокко, добавив, что никого в лагеря не отправят, живите мирно, с 9 часов вечера будет коменданский час, выходить за пределы деревни только с разрешения старосты и в каждом доме должен быть список проживающих. Из деревенских мужчин, не призванных на фронт по возрасту, финны сформировали бригаду углежёгов, которая заготавливала берёзу и жгла уголь. В этой бригаде работал и отец Марии - Андрей Миронович.
Осень и зима прошли без особых событий. Население Мошничья, находящееся в оккупации и информационной изоляции, не получало каких-либо новостей с фронтов. Из-за недостатка продовольствия финны ввели карточки, по которым выдавали сахар, масло, галеты. 24 декабря, накануне рождества Эйно Рокко зашёл в дом Андрея Мироновича Борисова, принёс гостинцы к рождеству: масло, сыр, мясные консервы, бутылку финской водки и поздравил всех с наступающим рождеством. Домашние были крайне удивлены такому визиту, но ситуация начала постепенно проясняться, когда Андрей Миронович и его жена Мария Яковлевна, увидели реакцию Натальи, жены Егора, на столь необычное посещение: вдруг зардевшиеся щёки, блеск глаз невестки. Родители Марии сообразили, что всё это не спроста и догадались о неожиданных отлучках Натальи из дома. В Мошничье и Михайловском возобновили работу школы, как и в большинстве оккупированных финнами населённых пунктах. Мария продолжила учёбу и даже училась финскому языку, который повсеместно ввели финские оккупационные власти.
Весенние полевые работы мошницкие проводили уже каждый на своём индивидуальном поле, финны выделили жителям семена, а некоторым - скот. Семье Борисовых Андрея Мироновича и Марии Яковлевны досталось 3 гектара пашни и дали ещё одну корову и лошадь. Мужики ловили весеннюю рыбу в богатой Важинке, кое кто ходил на глухаринные тока - финны не препятствовали добыдчикам. Иногда в окрестных лесах слышались выстрелы и взрывы, по заявлениям финских солдат это разрозненные группы русских, остатки регулярных частей, попавшие в окружение, и партизаны. Весна постепенно перешла в лето. Летние каникулы никто не отменял и Мария опять в Мошничье. Наталья, невестка Борисовых, всё чаще и чаще уходила из дома и почти в открытую встречалась с Эйно Рокко. Мария пробовала свой финский в разговоре с финскими солдатами и это у неё получалось. "Зачем ты разговариваешь на языке врагов,"- возмущался брат Петя, почему-то недовольный поведением сестры, и подбивал её к совершению какой-нибудь пакости в отношении финнов. "Давай отравим воду в финском колодце," - как-то предложил брат. Вскоре подвернулся случай- нашли дохлую, вонючую кошку и бросили её в колодец, которым пользовались только финны. Вражеские солдаты долго по своему матерились, обнаружив предмет "диверсии", успокоились только через три дня. "Маша, не вытворяйте ничего с Петькой, финны накажут" - предупреждала Мария Яковлевна дочь, подозревая в выходке с колодцем эту парочку.
Лето подошло к своему апогею, радуя деревенских морошкой и зреющей черникой. Мошницкая ребятня переходила на "подножный корм", атакуя ближайшие болота. Мария с братом решили проверить свои ягодные места на Чуро-болоте. Болтая о чём-то брат с сестрой шли по извилистой лесной тропе. В низине справа на все голоса застрекотала сойка-пересмешница, выдавая чьё-то присутствие, и тут подростки увидели мелькнувшие в кустах папоротника две тёмные фигуры. Через несколько минут из кустов вышли двое, оба в довольно изношенной и рваной полувоенной форме, без головных уборов, один ранен в ногу. Бросились в глаза почти новые, наверное, хромовые, сапоги одного из незнакомцев. Тот, что был пониже ростом, спросил:" Ребята, далеко ли деревня? Можно ли там найти еду?". "До Мошничья 3 километра," - ответил Пётр, поняв, что незнакомцы, или партизаны, или советские солдаты. "В деревне 12 финских солдат, входить опасно, спрячьтесь у заброшенного сенного сарая на дальнем краю Мошничья, вечером принесем еды," - продолжил подросток. Вечером похитив дома нехитрую снедь: две бутылки молока, хлеб, варёную картошку и зелёный лук, подростки, соблюдая осторожность, двинулись на околицу деревни к колхозному сенному сараю. В сарае, пахнущем затхлым и прелым сеном, никого не было, но тут их окликнули. Незнакомцы сидели в малиннике за сараем. Поели и сказали, что утром двинутся на поиски своих.
Случай с неизвестными русскими уже стал забываться, но через неделю после этой встречи по деревне пошёл слух, что финны в лесу убили двух русских партизан и их будут хоронить в силосной яме. Пётр и Мария, узнав эту новость, сразу же побежали на околицу Мошничья. У силосной ямы собралось чуть ли не полдеревни. Стоявший у края ямы Эйно Рокко снял с трупа солдата ещё добротные сапоги, именно те, что видел Пётр, и бросил их отцу Марии Андрею Мироновичу, со словами: "Носи, ему уже не нужны". Андрей Миронович, как и любой бы деревенский на его месте, взял столь ценную в то время в деревне обувь. Если бы он знал, что за такой "подарок" финского офицера расплатится после войны тюремным сроком и даже жизнью!
Этой осенью мошницкие собрали хороший урожай на своих полях. Уродилось буквально всё, радовались рекорному урожаю зерновых, огромным корнеплодам, вовремя заготовленному сену. И всё это для себя, для семьи, не надо кому -то отдавать за бесценок, платить натуральный налог. Мария не поехала в Михайловское на учёбу, самой не хотелось, да и родители решили, пусть поможет старшей сестре Дусе няньчить только что родившегося Мишу. Двоюродный брат Петя тоже остался дома. После случая с убийством финнами русских солдат хотелась отомстить и сделать опять какую нибудь пакость вражеским солдатам. Долго не могли придумать, но тут на носу праздник - день великой октябрьской социалистической революции. Решили вывесить на деревенской риге красный флаг, но где его взять. Марию осенило: "У меня есть старая уже маленькая мне красная юбка!". Утром 7 ноября 1942 года красный флаг развевался над деревенской ригой. Ближе к полудню в дом Борисовых Андрея Мироновича и Марии Яковлевны с криком ворвался взбешённый лейтенант Эйно Рокко с красной юбкой Марии в руках. Без переводчика было всё ясно. Схватив Марию за руку Эйно вывел её на улицу и притащил к риге, там уже стоял поникший брат и два солдата. "Маша, я ничего не говорил, они у кого то узнали, что это твоя юбка", - сказал Петя сестре. Ожидали самого страшного, но обошлось десятью ударами плетью. Брат пытался объяснить финнам, что это он установил флаг и его надо наказать, а не сестру, но солдаты не реагировали. Родители Марии понимали, что их дочь так не сурово наказали благодаря взаимотношениям Эйно Рокко с их невесткой Натальей и ещё раз предупредили дочь об опасности такого поведения.
Долгая северная зима 1942\1943 годов в Мошничье прошла без особых событий и была не снежной, а самое главное, не голодной. Запасов с лихвой хватило вплоть до нового урожая и с семенами не испытывали проблем. Мария и Пётр будто притихли, помогали по хозяйству родителям. У Марии свободное время было посвящено присмотру за племянниками, а Петя начал осваивать гармошку и потихоньку под руководством соседа старика Лендяшова набирал первые аккорды на этом инструменте. В конце зимы 1943 года финские солдаты вели разговоры о каких-то серъёзных событиях на фронте, но о подробностях жители Мошничья не узнали. Ближе к лету заболел младший сын сестры Дуси - Миша. Никакие заговоры мошницких бабок не помогали и решено было ехать к фельшеру в Михайловское. Взяв у старосты разрешение на выезд на телеге поехали втроём: Дуся с маленьким сынишкой и Мария. Проехав полпути, вдруг услышали звук взрыва, произошедшего в стороне Михайловского, остановились от неожиданности, но через пару минут осторожно продолжили движение. Через километр на развилке дорог увидели результат и причину взрыва: на обочине лесной дороги справа в луже крови лежал раненный советский солдат. Мария с испугом рассматривала место происшествия, она впервые видела так близко почти оторванную от тела взрывом ногу бойца - этот окровавленный кусок плоти, который ещё пульсировал. Эта картина навсегда осталась в её памяти, и в последствии всплывала перед глазами и была тем защитным механизмом, который позволил ей быть осторожной и выжить выполняя такую опасную работу по обезвреживанию мин. Сестра Дуся объяснила, что солдат подорвался на мине и им надо быть очень осторожными. В это время со стороны Михайловского к месту происшествия подъехала машина с финскими солдатами для выяснения обстоятельств взрыва. Проверив разрешение на выезд и спросив цель поездки в Михайловское финны разрешили проезд.
В конце лета из разговоров финских солдат Мошницкие узнали о большом успехе красной армии под Курском и эта новость, несмотря на довольно спокойную в оккупации жизнь, вселяла в людей какую-то надежду. К весне 1944 года настроение финских солдат сильно изменилось, они уже не контролировали исполнение комендантского часа и отлучки местных жителей к родственникам в соседние населённые пункты и даже Эйно Рокко, придя к Борисовым, сообщил, что, наверное, скоро солдаты покинут Мошничье. Бегство финнов произошло неожиданно: лейтенант Эйно Рокко пришёл к Борисовым, приказал Наталье собираться, и та, схватив уже приготовленные немногочисленные вещи и детей, не простившись с домашними, буквально убежала со своим возлюбленным. Для родителей Марии бегство невестки не было большой неожиданностью, всё шло к этому, но они рассчитывали, на то, что она всё таки оставит детей, по крайней мере, сына Егора - Витю.
Мария-минёр
21 июня 1944 года деревенские услышали очень сильную кононаду в районе низовьев реки Важинки, где то на Свири - так начиналась Свирско-Петрозаводская операция по освобождению территории Карелии от финских оккупантов. В конце июня 1944 года из Михайловского пришла весть об освобождении Олонца и буквально через пару дней приехал уполномоченный из райцентра по вопросу возобновления работы местного колхоза, а чуть позже представители военкомата и ОСОАВИАХИМ предложили деревенским девушкам выучиться на минёров и принять участие в разминировании Карелии.
Мария, будучи девушкой активной и смелой, сразу приняла решение идти в минёры, а вот её двоюродная сестра Лида некоторое время колебалась. С оформлением в отряд минёров проблем не было и уже через несколько дней Мария и Лидия поехали в Петрозаводск на курсы минёров. Курсовые занятия проходили по 3 часа в день в течение двух недель. Жили в общежитии на улице Калинина. Обучающая группа состояла только из девушек. На занятиях по минно-взрывному делу преподаватель-инструктор рассказывал об устройстве различных мин, противопехотных и противотанковых, в основном финских, демонстрируя их натуральные образцы. Девушек, будущих минёров, поразила противопехотная финская мина М 40, исполненная в виде деревянного ящичка. Вынь из этой "коробочки" взрывоопасную начинку и её можно использовать для хранения чего-нибудь. Вот такой, казалось бы, мирный предмет. Пожалуй самым опасным "монстром" в глазах курсанток была немецкая противопехотная выпрыгивающая мина S. Mi.35, называемая "лягушкой" за способность выпрыгивать и взрываться над землёй, поражая верхнюю часть тела. По учебному плану были и практические занятия, на которых показывались методы постановки мин, а также способы их обнаружения и обезвреживания. На практических занятиях по разминированию инструктор постоянно наставлял курсанток: "Не торопитесь, разминирование не терпит спешки и суеты. Минёр ошибается только один раз". Особенно инструктор предупреждал девушек по характеру подвижных и порывистых: "Свою прыть оставьте дома, торопиться на тот свет не надо". Основным орудием поиска мин был щуп, так как только с помощью него можно "нащупать" неметаллическую мину. Миноискатели - ВИМ-210, ВИМ-203, ВИМ -615 реагировали на любой металл, не выявляя "деревяшек" - М 40. Мария с отличием сдала курсовые экзамены и стала командиром взвода минёров.
В конце июля 1944 года отряд девушек-минёров, только что прошедших курсы по разминированию, начал свою опасную службу. Первые свои мины взвод Марии обезвредил в районе п. Салми Питкярантского района. Выходили на поиск мин и боеприпасов рано утром. Каждый минёр нёс щуп, сапёрную лопату, командир - детонаторы и железную "кошку-якорь" с длинной верёвкой для подрыва не извлекаемых мин и двойных " мин-сюрпризов". Большую часть мин и боеприпасов подрывали на месте, заложив взрывчатку - так безопаснее. Самым опасным делом было ручное обезвреживание мины путём удаление взрывателя: надо было очень осторожно извлечь из мины взрыватель, а как это сделать, если от волнения трясутся руки. Часто обнаруженные мины цепляли "кошкой" и отойдя на безопасное расстояние с помощью верёвки выдёргивали из земли и, если была двойная мина, то есть противотанковая на противопехотной, то они взрывались не причиняя вреда. 7 августа 1944 года отряд минёров под руководством старшего лейтенанта Жеглова направлялся к обнаруженному накануне минному полю на краю дороги Ряймеля - Погранкондуши. Девушки оживлённо обсуждали, как вечером будут отмечать день рождения Марии Борисовой, ей в этот день исполнилось 18 лет. "Маша, где достанем вина? Восемьнадцать лет исполнилось, обязательно надо отметить, без этого не обойтись," - подначивала Марию Дуся Новикова, самая старшая из девушек. "Девки, только не расслабляйтесь и не отвлекайтесь во время работы, а с вином что-нибудь придумаем",- встрял лейтенант, услышав разговор девчонок.
Жеглов, распределил участки минного поля между взводами, предупредив взводных о немедленном докладе при обнаружении мин, присел на лежащее у дороги бревно и закурил. Через некоторое время стали поступать доклады об обнаружении мин. Мария также с помощью щупа обнаружила очередную свою мину. Командир подходил к девушкам, обнаружившим мины, оценивал сложность разминирования и принимал решение о способе обезвреживания. Практически все обнаруженные мины оказались противотанковыми и были легко извлекаемыми. Жеглов также подошёл к Марии, чтобы посмотреть на её "находку", дал добро на извлечение взрывателя, но потом, подумав, сказал: "Ты сегодня имениница, освобождаю, разминирую сам. Девчёнки, всем отойти к дороге". Командир приступил к разминированию, но что-то пошло не так, случилось непоправимое, раздался взрыв. Жеглову взрывом оторвало ступню, Марию и ещё одну девушку из её взвода контузило. До сентября Мария лечилась в госпитале.
С наступлением зимы минёрская работа приостанавливалась и отряд перевели в город Петрозаводск на восстановительные работы. Жили в том же общежитии на улице Калинина, 53А. Мария с двоюродной сестрой Лидой на лошади возили стройматериалы с Бараннего берега в город. Работали до темноты с перерывом на обед, уставшие и голодные с трудом добирались до кровати в холодном общежитии. В конце апреля 1945 года отряд был направлен на разминирование в п. Видлица родного Олонецкого района. Сестра Лида, сославшись на болезнь, не поехала на разминирование. Мария, понимая, что сестра устала от напряжения постоянной опасности и просто сдалась, не осуждала её. В Видлице на бывшем колхозном поле было обнаружено большое минное поле. Взвод Марии только за один день обезвредил 24 мины. 8 мая 1945 года девушки-минёры, работающие на Видлицком участке, вблизи дороги Видлица - Рогокоски обнаружили большой схрон фугасных гаубичных снарядов и на следующий день 9 мая с помощью толовой шашки эти боеприпасы были взорваны. Чуть позже пришло сообщение об окончании войны и этот взрыв явился своеобразным салютом в честь окончания войны. Конечно, исход войны был известен давно и всем было понятно, что победа неминуема, но, тем не менее, все встретили это событие с огромной радостью, облегчением и надеждами на новую мирную жизнь. У девушек-минёров, которым в ту пору было только 18 лет или чуть более, вся жизнь была впереди. По окончании войны большая часть советских воинов была демобилизована и на смену девушкам-минёрам пришли освободившиеся от военных действий профессиональные мужчины-минёры.