http://proza.ru/2023/01/28/1311
Антон приехал ровно ко времени, спросил в приемном покое, где морг, и появился, когда уже вынесли тело. На улице перед входом в зал прощания стояли люди. Антон никого из них не знал. Ему была тягостна эта церемония, и он хотел лишь одного: чтобы все побыстрее закончилось.
— Вы Антон? — спросила незнакомая женщина.
Он кивнул.
— Проходите.
В зале с иконой на стене стоял гроб и человек двадцать вокруг. Все стали расступаться перед Антоном. Он остановился, но чья-то рука мягко подтолкнула его вперед. Ему очень не хотелось стоять рядом с гробом и смотреть на отца. Кто-то прошептал:
— Похож.
Немолодой мужчина, лицо которого показалось Антону знакомым, подвинулся и дал ему место возле себя.
— Это я звонил тебе, — сказал он тихо.
Антон взглянул на покойника. Это был отец, но сильно изменившийся. Антон не мог понять, он так постарел, пока они не виделись, или так должно выглядеть лицо мертвого человека. Оно было восковым, зеленоватого оттенка, и еще в нем было нечто, что делало его абсолютно безжизненным, как пустая оболочка. Было неприятно осознавать свою физиологическую связь с обсыпанным пудрой жмуриком. Антон не помнил, чтобы отец носил короткую прическу, не помнил у него таких седых и редких волос. Веки казались очень тонкими, будто приклеившимися к глазным яблокам, а рот — шире, чем при жизни, причем правый угол, ближний к Антону, опустился ниже левого, как будто что-то тянуло его внутрь рта. Отец был в костюме и галстуке. Антон вспомнил, как когда-то тот признавался, что терпеть не может галстуки. Он испытал злорадство при мысли о том, что отца положили в гроб именно в галстуке. Носки черных ботинок торчали в разные стороны. Антон внутренне усмехнулся.
Присутствующие задвигались, появился человек в длинном черном облачении. Антон не сразу сообразил, кто это. У него была черная бородка-испанка и длинные, чуть не достающие плеч прямые волосы, убранные за уши, на груди висел крест. Священник отодвинул от гроба стоящих вплотную людей, раздал каждому по свече и произвел над телом несколько манипуляций: сунул в сложенные на груди руки иконку, на лоб положил полоску бумаги с картинкой и надписью.
— Надо было в церкви отпевать, — пробормотала какая-то женщина.
— Да неважно где, важно отпеть, — ответила другая.
Запахло каким-то необычным дымом, священник встал перед гробом и принялся читать по книге. Он делал это очень быстро и бодро, интонация показалась Антону неуместной для похорон. Священник читал настолько скоро, что невозможно было разобрать половину слов. Сначала появление священника развлекло Антона, было интересно следить за странными манипуляциями. Но когда тот начал читать так спешно, словно его дожидались еще десять покойников, Антону надоело. Он откровенно скучал и видел, что и все вокруг, включая самого священника, просто терпят, потому что «так надо».
Наконец батюшка закончил, дал короткое наставление, что смерть — напоминание живым, чтобы жили праведно и молились за усопшего. Свернул разрешительную молитву и стал всовывать в согнутые пальцы, которые не хотели ее принимать, она вываливалась. Священник складывал руку усопшего, прижимал к телу, но свернутая бумага не держалась в восковых пальцах. Антон подумал, что те, кто знал покойного, могли разглядеть в этом знак.
Священник объявил, что пора прощаться с усопшим, и удалился. Вячеслав Анатольевич сказал Антону, что здесь прощаются те, кто не едет на кладбище. Антон вышел вслед за ним на улицу. Вячеслав Анатольевич остановился в сторонке и закурил.
— Кто-то будет еще из родственников? — спросил Антон.
— Только ты. Сестра во Владивостоке сказала, что не сможет приехать. Твоей матери, наверное, ты сам сообщишь. А Ирине, его гражданской жене, мы вообще не стали говорить. Они расстались, прямо сказать, плохо, уже больше года назад и после не общались.
Антон видел Вячеслава Анатольевича раза два, когда был ребенком. Он был бодрым и молодым, все время шутил, а теперь перед ним стоял лысый стареющий мужчина, правда, судя по одежде и золотым часам, состоятельный.
— Правильно сделал, что приехал, — сказал он, не глядя на Антона, — при жизни всякое может быть, каждый ошибается, много ошибается. Каждый перед кем-нибудь виноват… Мы были друзьями, Юрка не подарок, согласен. Но, что касается смерти, тут надо про обиду забыть. Как бы ты ни относился к нему, он твой отец, и никто этого не отменит.
Антон кивнул. Тон, которым говорил Вячеслав Анатольевич, был примирительным. Подошел невысокий полноватый мужчина с усиками. На нем был безупречный черный костюм, словно только что купленный, и пахло от мужика приятной туалетной водой. Антону он также показался знакомым.
— Леонид Николаевич, — представился он, пожав Антону руку, и тронул за плечо. — Соболезную, Антон. Мы с твоим отцом были друзьями, я тебя вот таким помню. Не держи зла на отца, может, со временем ты простишь его и даже поймешь.
Покойника вынесли на улицу и погрузили в черный микроавтобус. Вячеслав Анатольевич, Леонид Николаевич, Антон и еще несколько человек поехали в микроавтобусе. Гроб был как в американских фильмах, лакированный, обитый изнутри красным атласом, с ручками из желтого металла и крышкой на петлях, которая открывалась и закрывалась как дверка. Перед тем как тронуться, ее опустили, словно захлопнули дверь у покойника перед носом.
Антону казалось, что не только ему, но и Вячеславу Анатольевичу с Леонидом Николаевичем, и всем остальным глубоко наплевать на отца, они делают вид, что скорбят, мужчины угрюмо молчат, женщины вздыхают и двигают бровями. Он думал, что гораздо правильнее и потому честнее сжечь отца в крематории, а прах развеять. Если кто вспомнит его добрым словом, то скорее у себя дома, откроет бутылку и выпьет, но на могилу вряд ли поедет. И будет эта полировано-атласно-блестящая роскошь гнить под землей вслед за человеческими потрохами, поползут по ней черви и еще какие-нибудь насекомые, подземные жители.
Когда приехали на кладбище, Антон вспомнил, что здесь похоронена бабушка. До этого момента ему не пришло в голову поинтересоваться, где собираются хоронить отца. Всем заправляли Вячеслав Анатольевич и Леонид Николаевич.
Вспомнив бабушку, умершую пять лет назад, ее похороны, Антон ощутил гнетущее чувство. Он так и не приехал ни разу на могилу, хотя с тех пор, как мать укатила в Америку, а ему было тогда шестнадцать лет, о нем заботилась только бабушка. Он любил только ее и тяжело переживал ее смерть. А не ездил на могилу, потому что не хотел себя расстраивать.
Антон узнал аллею, по которой несли ее гроб. Странно, что до этой минуты он не подумал, где похоронят отца. Рядом с бабушкиной могилой как раз было место. Все вышли из автобуса, гроб вытащили и поставили на специальный стол, но открывать не спешили. Антон искал глазами могилу бабушки, он примерно помнил ее расположение. Ну да, вон там, метрах в десяти от аллеи, где насыпана гора рыжей земли и стоит мужик с лопатой. Сейчас все увидят неухоженную бабушкину могилу и поймут, что он не навещал ее.
Подошло несколько человек. К Антону приблизилась женщина в черном платке с накрашенным лицом.
— Примите мои соболезнования. Мы долго работали с вашим отцом. Он был очень хорошим человеком, — сказала она взволнованно, как будто только что плакала.
— Спасибо, — пробормотал Антон, немного склонив голову.
Он не удержался и провел по ней взглядом. Женщина была в черном облегающем костюме и вкусно пахла косметикой. В голову полезли мысли о том, что она с отцом не только работала. Люди подходили, бормоча соболезнования, мужчины пожимали руку.
— Кто им сказал, что я сын? — спросил Антон Вячеслава Анатольевича.
— Это же видно невооруженным глазом.
Гроб открыли. Венчик, которым священник покрыл лоб покойника, съехал на нос, пальцы выронили свернутую молитву. Одна пожилая женщина все поправила. Все сгрудились полукругом. Ветер затих и возникла пауза, которая, однако, продлилась всего несколько секунд; лопата стукнула о камень, землекоп негромко выругался. Стоял обыкновенный летний день, не солнечный, но теплый. Облака сгрудились, прекратив движение, как будто на небесном пути образовался затор.
— Сегодня мы провожаем в последний путь нашего друга, отца... — Вячеслав Анатольевич замолчал, потеряв от волнения мысль. — Мы с Юрой дружили со студенческих лет. Его всегда отличали честность, доброта, незаурядный ум, организаторские способности, готовность прийти на выручку. Вы знаете, что мы вели общий бизнес. Так вот именно Юра предложил идею. Ему принадлежат заслуги по организации фирмы, он направлял ее первые шаги. И всегда, повторюсь, его отличали умение найти правильное решение, неутомимая работоспособность… Он допоздна засиживался в офисе, если было нужно. И всегда был кристально честным в делах и обязательствах, которые на себя брал. Я скорблю, когда думаю, сколько этот незаурядный человек мог еще сделать, сколько идей вертелось в его голове. Как рано и как неожиданно Юра ушел… Спи спокойно, дорогой друг, ты навсегда останешься в наших сердцах.
— Я хотел бы подчеркнуть то, о чем сказал Слава, — выступил вперед Леонид Алексеевич. — Я не мастак говорить, уж извините. Мы тоже дружили с Юрой очень давно. Скажу честно, я не встречал людей, которые так отдавались бы делу. Справедливо замечено, что он просто жил на работе. Я немного добавлю к тому, о чем сказал Слава, какой порядочности, какой кристальной честности был Юра. Помните, во время кризиса в восьмом году, когда разорилось столько фирм, и когда все только и думали, как выжить… чего греха таить, вы ведь знаете, как многие, кто руководил бизнесом, не гнушались пойти на преступление, увольняли сотрудников, не выплатив зарплату… А Юра, когда на фирме не было ни рубля, платил всем из своих, — Леонид Алексеевич потряс рукой. — Он никого не бросал. Говорил: мой коллектив — это моя семья.
— Да. Вы моя семья, говорил он, — сказала невысокая женщина.
— Прощай, Юрочка, спасибо тебе за все, дорогой друг, мы тебя не забудем, — Леонид Алексеевич всхлипнул и вытер ладонью рот.
Антон помнил, как в две тысячи восьмом году они жили с бабушкой. Мать только уехала, они остались вдвоем и жили на ее пенсию, едва сводили концы с концами. Вспомнил, как бабушка звонила отцу и просила помочь, а он отвечал, что нет никакой возможности и тому подобное. Комок подкатил к горлу.
— Скажешь несколько слов? — спросил Леонид Алексеевич.
— Я не умею, — мотнул головой Антон.
Когда прощались, он подошел в числе последних, глянул на чужое, ничего не выражающее лицо, дотронулся рукой до гроба и отошел. Землекопы закрыли крышку и понесли гроб к могиле, с трудом протискиваясь между оградами. Вот она, бабушкина могилка, засыпанная сырой желтой глиной. А рядом могила деда, которого он едва помнил. Деревянные кресты выгорели и потрескались от стояния под открытым небом, особенно дедушкин. Ограда поржавела. Отцу предстояло лечь рядом с матерью.
Два мужика взяли на ремнях гроб и, опуская то один, то другой край, втиснули в не такую уж глубокую яму. Антон бросил со всеми комок глины, который тяжело, как булыжник, грохнул по крышке. Землекопы деловито в три лопаты закопали могилу, затоптав бабушкину. Насыпали из глины крутой холм, воткнули крест, сделали из цветов клумбу, подрубив лопатой длинные стебли, и поставили венки, соорудив из них подобие шалашика.
Отец улыбался на большом фото, обтянутом полиэтиленом. Антону показалось, что от злости, так как здесь он тоже был в галстуке. Антон испытал облегчение от того, что церемония подошла к концу, и тут увидел выцветшую фотографию бабушки, которую откопали из глины, отряхнули и прислонили к кресту. Она тоже была в полиэтилене, так как ее так же поставили в день похорон, только меньше отцовской. А на дедовской могиле фотографии не было.
Глаза у бабушки были еле видны, фото испортилось, однако Антон хорошо помнил этот снимок. Она смотрела с него с сожалением. Комок подкатил к горлу. Антон забыл, что только что похоронил отца, мысли его обратились к бабушке. Он вспомнил, что она была единственным человеком, который его по-настоящему любил. Он даже как будто услышал ее шепот в углу под иконкой, из которого разбирал лишь: «Антоше моему… Антошу моего… Антошеньке миленьком…»
Когда шли обратно, он держался за глаза, стыдясь слез, и какая-то женщина гладила его по плечу. Все думали, конечно, что это из-за отца. Обратно ехали также в микроавтобусе, только в другом. Разговор был об отце. Антон сидел, опустив голову, и не участвовал в нем.
Для поминок Вячеслав Анатольевич и Леонид Алексеевич сняли ресторан, рассчитывали на сорок человек, но не пришло и тридцати. Они вновь брали слово, говорили чушь, как будто отец был примером во всех отношениях. Антон знал по рассказам матери, каким он был, любил только баб и деньги, ну и себя, конечно, в первую очередь. Постепенно под воздействием выпитого народ за столом выступал все смелее. После того как одна женщина назвала отца выдающимся человеком, Антон, тоже успевший изрядно поднабраться, едва сдержался, чтобы не встать из-за стола и не сказать об отце правду, как Вячеславу Анатольевичу по телефону.
Какое лицемерие, думал Антон, глядя на него и на Леонида Алексеевича, они ж с ним вместе наваривались на обналичке, обманывая и клиентов, и государство, потому что иначе не выживешь, вместе ходили по бабам. Антон не знал, есть ли у отцовских друзей жены, или они их бросили, как отец — мать. Наверное, он и сам бы так жил, будь у него деньги, только не надо в таком случае делать человека святым. Отец был такой же, как все, нисколько не лучше. Только с деньгами. Может, даже хуже, учитывая то, как он поступил с женой и единственным ребенком — бросил и забыл.
Когда присутствующие один за другим начали откланиваться, Антон решил воспользоваться случаем и уйти. Сказал Вячеславу Анатольевичу, что ему пора, и отозвал для конфиденциального разговора.
— Вы взяли на себя организацию похорон, все прошло хорошо, и я вам благодарен. Сколько я должен? — спросил он, когда они вышли на улицу.
— Ничего ты не должен. Мы же с Юркой были друзья, вели общий бизнес. Надо сказать, неплохой бизнес, — Вячеслав Анатольевич похлопал Антона по плечу, в его голосе появилась теплота. — Так что расходы на погребение, поминки, памятник, все-все мы с Леонидом берем на себя.
— И памятник?
— Памятник Юрке, родителям, оформление могилы — все. Можешь не волноваться. Ты думаешь, мы бы здесь его похоронили, если б не знали его волю? Получше бы нашли место, денег бы не пожалели. Но он сам так хотел. Да-а. Пару лет назад у Алексеича мать умерла, когда хоронили, твой отец проговорился, что хочет лежать с родителями, не зря, мол, там одно место забронировано.
Антон обрадовался, что все так устроилось.
— Мне пора. До свидания!
— Ну, давай, если пора, — Вячеслав Анатольевич протянул руку. — Только не забудь, что впереди девять дней, потом сорок. Я тебе ключи от квартиры и дома должен отдать. Тебе предстоит обратиться к нотариусу, чтобы вступить в права наследства. Так что не пропадай.
http://proza.ru/2023/02/01/1007