Догонялки-7. Цари и султаны в xviii веке

Александр Алексеев 7
ЦАРИ И СУЛТАНЫ В XVIII ВЕКЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВОЦАРЕНИЕ МУСТАФЫ II
ПЁТР ВЕЛИКИЙ В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ
«ЭПОХА ТЮЛЬПАНОВ»
РЫВОК ПЕТРА
    Кадры
    Армия и флот
    Финансы
    Экономика
    Управление
    Быт
    Церковь
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ ПОСЛЕ ПЕТРА
КОГДА ОТЦВЕЛИ ТЮЛЬПАНЫ: «ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС»
РЫВОК СЕЛИМА III

ВОЦАРЕНИЕ МУСТАФЫ II

Султан Сулейман II, до восшествия (в 1687 году) на престол 39 лет пробывший в «Клетке» » во дворце Топкапы, был очень религиозным человеком и проводил время в молитвах, а государственными делами занимались великие визири, наиболее видным из которых был Фазыл Мустафа Кёпрюлю (с 1689 г.). При Сулеймане II продолжалась война со Священной лигой. В 1688 году австрийские войска взяли Белград, а затем оккупировали Боснию. Начиная с 1689 года, наступление австрийских войск было остановлено; в 1690 году турки взяли Оршову (в современной Румынии) и отвоевали Белград.
Сулейман II скончался от водянки сердца в возрасте 49 лет 22 июня 1691 года. Ахмед II, его брат и преемник, также 40 лет проведший в «Клетке, жил недолго, и в 1695 году на трон вступил Мустафа II, сын Мехмеда IV и Эметуллах Рабия Гюльнуш Султан. В отличие от двух своих предшественников, до вступления на престол он не содержался в «Клетке», а проживал в Эдирне (Адрианополь), где пользовался относительной свободой.
В первые годы своего правления Мустафа II пытался переломить неудачный для турок ход войны со Священной лигой. В 1696 году, когда русские войска взяли Азов,  Мустафа II лично возглавлял армию на Балканах и за счет большого численного перевеса над австрийцами добился некоторых успехов. Но 11 сентября 1697 года близ Зенты на реке Тиса около 50 тысяч австрийцев принца Евгения Савойского разбили 80-тысячную турецкую армию под командованием великого визиря Эльмас Мехмеда-паши, остановив продвижение турок на север; примерно 25 тысяч турецких воинов погибли, в то время как потери австрийцев составили лишь 429 человек убитыми и 1598 человек ранеными. Мустафа II был вынужден наблюдать с другого берега реки уничтожение своего войска.
Битва при Зенте стала поворотным пунктом в борьбе Австрии против турок, а также основой Карловицкого мира 1699 года, после которого баланс сил в Юго-Восточной Европе значительно изменился в ущерб Османской империи.  По Карловицкому договору к Венеции отошли Морея и Далмация, Австрия получала Венгрию и Трансильванию, Польша – Подолию. По Константинопольскому договору 1700 года к России перешёл Азов.

ПЁТР ВЕЛИКИЙ В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ

Пётр I, став после свержения Софьи фактически властелином Московского царства, государственными делами не занимался. Мать его, царица Наталья Кирилловна, по выражению Бориса Куракина, была «добраго темпераменту, добродетельнаго, токмо не была ни прилежная и не искусная в делех, и ума легкаго», а потому правление её «было весьма непорядочное и недовольное народу и обидимое». Посольским приказом, то есть внешней политикой,  ведал её брат Лев Кириллович Нарышкин; война с Османской империей была остановлена. Дядька Петра, боярин Тихон Никитич Стрешнев, возглавил Разрядный приказ и фактически управлял всеми внутренними делами, а князь Борис Алексеевич Голицын в качестве начальника Приказа Казанского дворца вполне самодержавно «правил весь низ» – Поволжье, разорив его поборами и взятками. Прочие же бояре, даже самые знатные, были, по выражению Куракина, «без всякаго повоире (роuvоir - влияние) в консилии или в палате токмо были спектакулеми (наблюдателями)».
Сам Пётр возобновил ту жизнь, к которой он привык в бытность в Преображенском и которая в глазах большинства его православных подданных выглядела совершенно непотребной: Продолжалось общение с иностранцами, но теперь уже не с плотниками и пушкарями, а с людьми более высоких чинов; продолжались кутежи, а главным образом военные игры. Из иноземцев Пётр ближе всего сошёлся с Францем Лефортом. «Помянутой Лефорт, – пишет Куракин, – был человек забавной и роскошной, или назвать дебошан французской. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы. И тут в доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур начал первой быть к одной дочери купеческой, названной Анна Ивановна Монсова. Правда, девица была изрядная и умная. Тут же в доме (Лефорта) началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дня запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать. И от того времени и по сие число и доныне (Куракин писал в середине 1720-х годов) пьянство продолжается, и между великими домами в моду пришло. Помянутой-же Лефорт с того времени пришел до такого градусу, что учинен был генералом от инфантерии, и потом адмиралом, и от пьянства скончался» (2 [12] марта 1699 г.).   
Здоровье Петра вкупе с его неистовым увлечением иноземными новинками  позволяли ему долгое время сочетать неумеренное пьянство с бурной деятельностью. В 1691 году «потешные» войска получили правильную организацию и разделились на два пехотных полка – Преображенский и Семёновский; ведал их формированием царский доверенный спальник Автомон Головин – по мнению Куракина, «человек гораздо глупый», но единственный из приближённых Петра знавший «солдатскую екзерцицию» (военное дело).  Сухопутные игры превращались в широкомасштабные манёвры, в которых противником «потешных» выступало дворянское ополчение. Однажды какой-то дворянин был убит пятифунтовой неразорвавшейся ракетой, в другой раз убиты были трое рабочих, пострадали от ожогов приятели Петра Страсбург и Тиммерман.
Мелководье Переяславского озера Пётр сменил на Белое море, где собирался строить флот, «по такой своей склонности к морскому ходу и по своей куриезите (любопытству) обыкновенной ходил дважды к городу Архангельскому видеть море».
25 января 1694 года на сорок пятом году жизни умерла Наталья Кирилловна. Осенью того же года Пётр устраивает последнюю большую военную игру – «Кожуховские манёвры», а в следующем году с полками нового строя и стрельцами отправляется по следам Василия Голицына – брать Азов. Взять тогда удалось только турецкие городки в низовьях Днепра. Был подготовлен новый поход и построен флот для осады Азова с моря. Весной 1696 года осада Азова возобновилась, и в июле крепость сдалась. Бурно отпраздновав победу, Пётр совершает шаг совершенно беспрецедентный: он отправляется под именем Петра Михайлова в длительную поездку по странам Западной Европы. Формально цель поездки – склонить европейские страны к войне с Османами; на самом деле Петру, по его характеру, просто хочется посмотреть и пощупать руками ту жизнь, которая порождает любимые им технические диковинки и о которой он до тех пор знал только понаслышке. Попутно формально возглавлявшие посольство Лефорт, Головин и думный дьяк Возницын должны были навербовать корабельных мастеров и капитанов, «которые б сами в матросах бывали, а службою дошли чина, а не по иным причинам». С посольством ехали молодые дворяне, обязанные на практике обучиться морским наукам, а при возврате в Москву привезти с собой каждый по два искусных мастера морского дела с уплатой расходов из казны; «а кто из дворян обучит морскому делу за границей своего дворового человека, получит за него из казны 100 рублей» (около миллиона на наши деньги). Из дневника Бориса Куракина, бывшего в числе этих дворян, мы видим, что по крайней мере некоторые из них в Европе много плавали, учились математике, астрономии, навигации, механике, фортификации оборонительной и наступательной. Сам Пётр учился тому же и многому другому. В Кёнигсберге «Пётр Михайлов» получил аттестат артиллериста, в голландском Саардаме с неделю работал плотником на частной судоверфи, осматривал фабрики, заводы, лесопильни, сукновальни, потом перебрался в Амстердам на верфь Ост-Индской голландской компании. Посольские дворяне «розданы были по местам «по охоте»: одни с  самим царем и его приятелем Алексашкой Меншиковым пошли на Ост-Индскую верфь остальные – в матросы. Пётр слушал лекции профессора анатомии Рюйша и осмотрел его анатомическую кунсткамеру, осматривал и другие кунсткамеры, фабрики, заводы, госпитали, воспитательные дома, военные и торговые суда, обсерваторию, разговаривал с корабельными мастерами. За четыре  месяца он освоил мастерство корабельного плотника, но поскольку в теории кораблестроения голландцы были не сильны, он в начале 1698 года отправился в Англию. Здесь он осмотрел «всякие дивные вещи» в Лондонском Королевском обществе, ходил в театры и в англиканские церкви, принимал епископов и смотрел в цирке женщину-великана, посетил Тауэр, наблюдал прения в Парламенте, где сказал спутникам: «Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан». Прошёл стажировку на королевской верфи в Дептфорде, ездил в Лондон и Оксфорд, в лаборатории в Вуличе наблюдал приготовление артиллерийских снарядов, в Портсмуте изучал артиллерийское снаряжение военных кораблей. У острова Уайт специально для него устроили имитацию морского сражения.
В Дептфорде для Петра и его свиты правительство сняло близ верфи частный дом, отделав его для высоких гостей. Когда после трехмесячного жительства царь со свитой уехали, домовладелец выставил властям счёт на 350 фунтов (5000 рублей по тогдашнему курсу) за нанесённые повреждения: полы и стены были заплёваны, мебель поломана, занавески оборваны, картины, использовавшиеся в качестве мишеней, порваны, газоны в саду вытоптаны. Епископ Беннет дивился, каким образом Провидение вручило такому необузданному человеку безграничную власть над столь значительною частью света.
Наняв в Голландии до 900 всевозможных мастеров, от вице-адмирала до корабельного повара, Пётр со спутниками в мае 1698 года отправился в Вену. Он собирался ехать в Италию, но пришлось спешно возвращаться в Москву из-за вестей о бунте стрельцов. В Москве царь лично пытал заговорщиков и рубил им головы.

«ЭПОХА ТЮЛЬПАНОВ»

Стамбульская политическая элита оценивала происходящее через призму противостояния ислама и христианства. Тем не менее после тяжелых поражений турецкой армии в войне с государствами Священной лиги и Карловицкого мира руководители Порты поняли, что они не в состоянии продолжать традиционную внешнюю политику в Европе, основанную на силе оружия.
После окончания войны султан Мустафа II жил в основном в Эдирне и занимался охотой. В августе 1703 года против него в Стамбуле началось восстание; к мятежникам присоединилась часть янычар, недовольных задержкой жалования. Повстанцы организовали поход на Эдирне. При встрече их с правительственными войсками те перешли на их сторону, после чего Мустафа отрёкся от престола в пользу своего брата Ахмеда III. Через 4 месяца бывший султан умер (возможно, был отравлен).
Царствование Ахмеда III, продолжавшееся с 1703-го по 1730 год, именуют «Ляле деври» – «Эпохой тюльпанов». Сам султан и его фаворит Ибрагим-паша Невшехирли, ставший впоследствии великим визирем, действительно очень любили тюльпаны, тратили на них большие деньги и даже выводили новые сорта, породив моду на тюльпаны среди османской знати. Но по-турецки слово  «ляле» (тюльпан) имеет и символическое значение из-за созвучия со словом «Аллах».
Правление Ахмеда III характеризуется расцветом литературы и искусств, в том числе архитектуры. В «Эпоху тюльпанов» Османская империя сделала первые, хотя и очень скромные  шаги в направлении европеизации.
Ахмед III родился в военном лагере, так как его мать Эметуллах Рабия Гюльнуш-султан сопровождала в походе его отца Мехмеда IV. «Правитель, наделенный чувством терпимости, – пишет об Ахмеде III шотландский историк-востоковед Джон Патрик Дуглас Бальфур, 3-й барон Кинросс, – он был светским человеком и человеком культуры, способным откликаться на цивилизационные вкусы как Запада, так и Востока». И сам Ахмед, и великий визирь Ибрагим-паша Невшехирли покровительствовали искусствам и наукам. Среди близких друзей Ахмеда был знаменитый поэт Ахмед Недим, воспевавший любовь, женщин и вино. И сам Ахмед, и Ибрагим-паша очень любили всевозможные развлечения, но и о деле не забывали, строя планы  насчёт улучшения вооружённых сил.  В конце 1710 года, ещё до назначения Ибрагима Невшехирли визирем, австрийский посланник в Стамбуле фон Тальман сообщал своему правительству, что польский генерал Станислав Понятовский, успевший повоевать, среди прочего, на стороне шведов, через французского посла графа Дезальера передал тогдашнему визирю Балтаджи Мехмед-паше проект того, «как в короткое время сделать турецкие войска регулярными и непобедимыми». Но Балтаджи, занятый борьбой с армией Петра I на Пруте, не уделил внимания масштабному проекту, и инициатива Понятовского осталась без последствий.
Следующий проект военной реформы со ссылкой на пример Петра I туркам предложил то ли Ибрагим Мютеферрика, то ли венгерский князь Ференц Ракоци, руководитель антигабсбургского восстания 1703-1711 годов. Тогдашний великий визирь Шехид Али-паша планировал создать смешанный регулярный корпус из христиан и мусульман под командованием Ракоци. Но к тому времени, как в октябре 1717 года Ракоци перебрался в Турцию, Али-паша уже погиб в битве с войсками Евгения Савойского, а в июле 1718 года Османы заключили с Австрией и Венецией т. н. Пожаревацкий мир. По нему Османская империя уступала Австрии Банат (область между Сербией, Румынией и Венгрией), Олтению (на юго-западе современной Румынии) и северную Сербию вместе с Белградом, а Венеция уступала османам завоёванные ею в 1715 году части полуострова Пелопоннес, но сохраняла за собой некоторые крепости в Греции и Албании, а также Ионические острова.
В конце 1717 года в Стамбул приехал французский военный инженер Рошфор. Он установил контакты с фаворитом султана Ибрагимом Невшехирли, который как раз тогда женился на 14-летней Фатьме Султан, старшей дочери Ахмеда III, и получил звание «Дамад» («Зять султана»). Рошфор пытался убедить Невшехирли допустить в Османскую империю преследуемых на родине французских гугенотов, обещая создать при турецкой армии корпус военных инженеров, а возможно, и корпус регулярной армии численностью в двенадцать тысяч человек. Сам Невшехирли, ставший в 1718 году великим визирем,  докладывал тогда Ахмеду III: «Состояние наших войск известно: даже если у неприятеля будет десять тысяч человек, сто тысяч наших воинов не могут им противостоять и бегут».  Однако проект Рошфора не был принят как из-за нежелания Османов ссориться с католической Францией, так и из-за недовольства янычар, не желавших служить с «гяурами».
Сложившаяся при Ибрагиме Невшехирли практика регулярного направления посольств в европейские страны стала, по выражению американского турколога Ст. Шоу, «первой щелью в османском железном занавесе».
В 1720 году ко двору Людовика XV был направлен видный чиновник Челеби Мехмед-эфенди по прозвищу Иирмисекиз – «Двадцать восемь» (он начинал карьеру  в 28-й янычарской роте), писавший стихи под псевдонимом «Файзи». Мехмеду-эфенди было поручено заключить союз с Францией против Австрии. Помимо  официальной миссии, ему и его сыну Саиду предписывалось посещать крепости, фабрики и стройки Франции и сообщать о том, что может найти применение в Османской империи. Мехмед-эфенди осмотрел Парижскую обсерваторию и арсенал, беседовал с графом Сен-Симоном. С удивлением писал он на родину о европейских женщинах, которые «пользуются более высоким статусом, чем мужчины. В Париже османского посла  встречали десятки тысяч жителей. Мехмед-эффенди вручил десятилетнему королю Людовику XV подарки и послание от Ахмеда III; подарки и письма от Ибрагим-паши Невшехирли были вручены регенту герцогу Орлеанскому и министру иностранных дел Гийому Дюбуа.
На прямой союз с мусульманской империей французские католики не пошли, чтобы не подорвать авторитет своего «христианнейшего» короля, но обещали обуздать мальтийских рыцарей Госпитальеров, грабивших турецкие владения. Зато в своей «Сефарет-наме» («Книге о посольстве») Мехмед-эфенди подробно описал города и крепости, устройство Лангедокского канала, пробитый в горе туннель в 200 футов, красоты Версаля, водоподъемную машину, снабжавшую водой фонтаны парка, великолепие королевской оперы и и парад со сложными манёврами войсковых частей, «как будто составлявших единое тело».

РЫВОК ПЕТРА

А. С. Пушкин в поэме «Медный всадник» уподобил царствование Петра его памятнику работы Фальконе:
«О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?».
Пётр полностью отождествлял себя с Московским царством, которое он превратил в Российскую империю. Имперское могущество было для него альфой и омегой, а люди (и он сам в том числе) – средством для достижения этой цели.
Вряд ли кто-то в состоянии прочитать всё, что написано о Петре I и его реформах. В исторически короткие сроки этот неистовый царь принудил верхушку русского общества делать то, что до тех пор на свой страх и риск делали немногочисленные энтузиасты – поклонники европейской цивилизации. Кажется, нет такой стороны российской жизни, которую Пётр не изменил бы или не попытался изменить. Он стриг бороды боярам, обряжал их в европейское платье; заставлял бояр и их жён общаться и танцевать в больших собраниях, дворянских детей учиться европейским языкам и наукам и осваивать европейскую технику и технологии; он создавал новую армию; превратил сухопутное царство в великую морскую державу; построил новую столицу, устроил Коллегии вместо Приказов; заставлял пользоваться пилой вместо топора,
и много чего ещё…

Кадры

Все петровские меры по европеизации России, проводимые без видимого плана, были заточены на достижение двух взаимосвязанных целей: создание мощной военной силы и закрепление на двух морях – Чёрном и Балтийском. Его царствование, наполненное войнами сначала с Турцией, потом со Швецией, завершилось походом на Персию.
Чтобы достичь этих целей, нужно было много учителей-европейцев.
Иноземцев уже не индивидуально, а в массовом порядке приглашали в Россию. В апреле 1702 года появляется манифест «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием им свободы вероисповедания». В нём Пётр указывал, что его целью является улучшение состояния страны и особенно армии. «Поелику же Мы опасаемся, что дела сии не совсем еще в таком положении находятся, как бы Мы того желали»; что он заботится «о наилучшем учреждении Военного штата, яко опоры Нашего Государства, дабы войска наши не токмо состояли из хорошо обученных людей, но и жили в добром порядке и дисциплине; но дабы сие тем более усовершенствовать и побудить иноземцев, которые к сей цели содействовать и к таковому улучшению способствовать могут, купно с прочими Государству полезными художниками к Нам приезжать, и как в Нашей службе, так и в Нашей земле оставаться»
«Мы, – писал Пётр, – давно уже в Царствование Наше отменили и уничтожили древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию». Желающим поступить на русскую службу, завербованным русским Генерал-Комиссаром в Германии, велено было обеспечивать проезд в столицу, «так чтобы впредь приезжающим офицерам, никаким образом препятствия или беспокойства причинено не было, но чтобы напротив того им оказана была всякая добровольная готовность к услугам, равным образом купцы и художники намеревающиеся въехать в Россию, имеют быть приняты со всякою милостию… И понеже здесь в Столице Нашей уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя с Нашею Церковию не согласных Христианских сект; того ради и иное сим вновь подтверждается, таким образом, что Мы по дарованной Нам от Всевышнего власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому Христианину на его ответственность печись о блаженстве души своей».
Ведать всеми делами с приезжими иностранцами должна была Тайная военного совета Коллегия, чей Президент подотчётен только самому Императору. При отставке с русской службы иностранцам гарантировали, что с ними «всегда таким образом поступлено будет, как то обыкновенно водится у других Европейских Монархов; с чем все и всякий до кого сие надлежит, имеет сообразоваться».
Одновременно с призывом европейцев в Россию Пётр направлял молодых дворян учиться в Европу. Вот как описывает этот процесс В. Н. Ключевский: «При Петре, в первую половину царствования, когда ещё было очень мало школ, главным путём к образованию служила заграничная посылка русских дворян массами для обучения. По оценке ганноверца Вебера, за время правления Петра несколько тысяч русских были отправлены учиться за границу. Некоторые, добровольно или по указу странствовавшие по Европе, уже будучи семейными людьми, в летах, записали свои заграничные наблюдения, показывающие, как труден и малоплоден был этот образовательный путь. Неподготовленные и равнодушные, с широко раскрытыми глазами и ртами, смотрели они на нравы, порядки и обстановку европейского общежития, не различая див культуры от фокусов и пустяков, не отлагая в своём уме от непривычных впечатлений никаких помыслов. Один, например, важный московский князь, оставшийся неизвестным, подробно описывает свой амстердамский ужин в каком-то доме, с раздетой дочиста женской прислугой, а увидев храм св. Петра в Риме, не придумал ничего лучшего для его изучения, как вымерить шагами его длину и ширину, а внутри описать обои, которыми были увешаны стены храма. Князь Б. Куракин, человек бывалый в Европе, учившийся в Венеции, попав в 1705 г. в Голландию, так описывает памятник Эразму в Роттердаме: «Сделан мужик вылитой медной с книгою на знак тому, который был человек гораздо учёной и часто людей учил, и тому на знак то сделано». В Лейдене он посетил анатомический театр проф. Бидлоо, которого называет Быдлом, видел, как профессор «разнимал» труп и «оказовал» студентам его части, осматривал богатейшую коллекцию препаратов, бальзамированных и «в спиртусах». Вся эта работа научной мысли над познанием жизни посредством изучения смерти привела русского наблюдателя к совету всем, кому случится быть в Голландии, непременно посмотреть лейденские «кориузиты», что-де доставит «многое увеселение».
Несмотря на отсутствие подготовки, Пётр возлагал на учебные посылки за границу широкие надежды, думая, что посланные вывезут оттуда столько же полезных знаний, сколько он сам набрал их в первую поездку. Он, по-видимому, действительно хотел обязать своё дворянство обучаться морской службе, видя в ней главную и самую надежную основу своего государства, как казалось людям, имевшим сношения с русским посольством в Голландии в 1697 г. С этого года он гнал за границу десятки знатной молодёжи обучаться навигацким наукам. Но именно море возбуждало наибольшее отвращение в русском дворянине, и он из-за границы плакался своим, прося назначить его хотя бы последним рядовым солдатом или в какую-нибудь «науку сухопутскую», только не в навигацкую. Впрочем, с течением времени программа заграничной выучки была расширена. Из записок Неплюева (1693 г. р.), не в пример соотечественникам умно использовавшего свою заграничную учебную командировку (в 1716-1720 гг.), видим, чему обучались тогда русские за границей и как усвояли тамошнюю науку. Партии таких учеников, все из дворян, были рассеяны по важнейшим городам Европы: в Венеции, Флоренции, Тулоне, Марселе, Кадиксе, Париже, Амстердаме, Лондоне, учились в тамошних академиях живописному искусству, экипажеству, механике, навигации, инженерству, артиллерии, рисованию мечтапов (?), как корабли строятся, боцманству, артикулу солдатскому, танцевать, на шпагах биться, на лошадях ездить и всяким ремеслам, медному, столярному и судовым строениям, бегали от науки на Афонскую гору, посещали «редуты», игорные дома, где дрались и убивали один другого, богатые хорошо выучивались пить и тратить деньги, промотавшись, продавали свои вещи и даже деревни, чтобы избавиться от заграничной долговой тюрьмы, а бедные, неаккуратно получая скудное жалованье, едва не умирали с голоду, иные от нужды поступали на иностранную службу, и все вообще плохо поддерживали приобретенную было в Европе репутацию «добрых кавалеров». По возвращении домой с этих проводников культуры легко свеивались иноземные обычаи и научные впечатления, как налёт дорожной пыли, и домой привозилась удивлявшая иностранцев смесь заграничных пороков с дурными родными привычками, которая, по замечанию одного иноземного наблюдателя, вела только к духовной и телесной испорченности и с трудом давала место действительной добродетели – истинному страху божию.
Однако кое-что и прилипало. Пётр хотел сделать дворянство рассадником европейской военной и морской техники. Скоро оказалось, что технические науки плохо прививались к сословию, что русскому дворянину редко и с великим трудом удавалось стать инженером или капитаном корабля, да и приобретённые познания не всегда находили приложение дома: Меншиков в Саардаме вместе с Петром лазил по реям, учился делать мачты, а в отечестве был самым сухопутным генерал-губернатором. Но пребывание за границей не проходило бесследно: обязательное обучение не давало значительного запаса научных познаний, но всё-таки приучало дворянина к процессу выучки и возбуждало некоторый аппетит к знанию; дворянин всё же обучался чему-нибудь, хотя бы и не тому, за чем его посылали».
С такими людьми (и, разумеется, с иностранными специалистами, обычно не самого лучшего качества) Петру приходилось перестраивать Московскую Русь на европейский лад, превращая её в могущественную Российскую империю.
14 (25) января 1701 года в Москве была открыта школа математических и навигационных наук. В 1701-1721 гг. были открыты артиллерийская, инженерная и медицинская школы в Москве, инженерная школа и морская академия в Петербурге, горные школы при Олонецких и Уральских заводах. В 1705 году была открыта первая в России гимназия. Целям массового образования должны были служить созданные указом 1714 года «цифирные школы» в провинциальных городах, призванные «детей всякого чина учить грамоте, цифири и геометрии». Предполагалось создать по две такие школы в каждой губернии, где обучение должно было быть бесплатным. Для солдатских детей были открыты гарнизонные школы, для подготовки священников создана сеть духовных школ.
Не хватало лишь квалифицированных (или хотя бы по-настоящему грамотных) учителей.
Указами Петра было введено обязательное обучение дворян и духовенства, но аналогичная мера для городского населения встретила яростное сопротивление и была отменена. Попытка Петра создать всесословную начальную школу также не удалась.
20 (31) января 1724 года в Сенате император подписал определение «об Академии» и через два дня он утвердил проект положения об Академии наук, а при ней университете и гимназии.  В том же году он утвердил устав организуемой Академии наук. Открылась она в 1725 году, уже после его смерти.

Армия и флот

Империи нужны были выходы к Балтийскому и Чёрному морю, а получить их  можно было только силой. По подсчёту Ключевского, из 35 лет единоличного царствования Петра «только один 1724-й год прошел вполне мирно, да из других лет можно набрать не более 13 мирных месяцев».
В ходе многолетних, с самого раннего возраста, военных увлечений и почти столь же длительного общения с московскими «немцами» Пётр пришёл к твёрдому убеждению, что для успешных войн нужна сколько возможно быстрая европеизация России. Его предшественники, также нуждавшиеся в сильной армии и к тому же привлекаемые соблазнами европейской цивилизации,  инициировали, поощряли или просто терпели частные, отрывочные заимствования европейских знаний, навыков и обычаев. Пётр поставил такие заимствования на поток, неустанно расширяя и углубляя их личным примером и активным использованием кнута и пряника. Пряников, как обычно, не хватало, зато кнут всегда был под рукой.
Стрелецкое войско после мятежа 1698 года было уничтожено, а конное ополчение  из дворян с их холопами и полки иноземного строя постепенно превращались в регулярную армию, которая вследствие непрерывных войн сама собою сделалась постоянной; к ней добавились Преображенский и Семеновский гвардейские полки, образовавшиеся из Петровых «потешных». «В конце царствования Петра в регулярных полках числилось до 212 тыс. чел., в нерегулярном войске, состоявшем преимущественно из казаков, до 110 тыс. Притом создана была новая вооруженная сила –  флот (48 линейных кораблей и до 800 галер с 28 тыс. чел. экипажа). Содержание всех сухопутных и морских сил стоило 6 мил. Руб., что составляло более 2/3 государственного дохода и почти впятеро превосходило сумму, какая шла на войско по бюджету 1680 г.» (Ключевский).
Прежний способ комплектования – «прибор», то есть вербовка «охотников» (добровольных контрактников) заменился общим рекрутским набором. В 1704 году вводится всеобщая рекрутская повинность с пожизненной военной службой, распространявшейся на все сословия, в том числе те, что ранее считались неслужилыми (безместные дети священников, сверхштатные причетники, холопы, тяглые посадские люди). Дворян брали в рекруты всех поголовно, а податные сословия были обязаны от каждой общины при каждом наборе выставлять определённое число рекрутов в возрасте от 20 до 35 лет.
Военная служба отделилась от гражданской, дворянских недорослей велено было готовить к той и другой службе; при этом дворянин не мог стать офицером, не послужив рядовым. Вместо прежних пожизненных пожалований поместьями (землёй с крестьянами) служащим дворянам стали давать казённое денежное жалованье, а за заслуги – наследственные вотчины, то есть опять же землю с крестьянами, но во владение не пожизненное, а наследственное. 20 января 1714 года появился указ об обязательном школьном обучении дворян, которое бы подготовляло их к службе. А чтобы дворянские имения не дробились между наследниками, 23 марта 1714 года был издан указ о единонаследии, требовавший передачи недвижимого имущества  в руки одного наследника.
Военный флот был создан Петром почти с нуля. При этом старые корабли на Каспийском и Белом морях уничтожались как неправильно построенные, а Азовский флот и таганрогская крепость были ликвидированы после Прутского поражения и мирного соглашения, заключенного с Турцией в 1713 году.
В 1725 году русский флот имел 130 парусных кораблей, включая в себя 36 линейных кораблей, 9 фрегатов, 3 шнявы, 5 бандер и 77 вспомогательных судов. Гребной флот состоял из 396 кораблей: 253 галеры и скампавеи (десантные галеры) и 143 бригантины (тоже гребные, но с парусами). Корабли строились на 24 верфях, в том числе в Воронеже, Казани, Переяславле, Архангельске, Олонце, Петербурге и Астрахани. По словам историка Е. В. Анисимова, «корабли были весьма разнотипны, строились из сырого леса (и потому оказались недолговечны), плохо маневрировали, экипажи были слабо подготовлены». В итоге из почти 40 линейных кораблей, построенных или только заложенных при жизни Петра I, уже через три года после его смерти годных к эксплуатации почти не осталось.
Так, линкор «Пернов» спущен на воду в 1707-м, разобран в 1721 г.
Линкор «Выборг» спущен на воду в 1710-м, разбился о камни в 1713 г.
Линкор «Рига» спущен на воду в 1710 г., налетел в 1713-м на камни, однако был спасён; разобран в 1721 г.
Линкоры «Варахаил» и «Селафаил» спущены на воду в 1715-м, разобраны в 1724 г.
Линкор «Архангел Михаил» спущен на воду в 1713-м, разобран в 1722 г.
Линкор «Рафаил» спущен на воду в 1713-м, затоплен в 1724 г.
Линкор «Ингерманланд» спущен на воду в 1715-м, сгнил в 1736 г.
Шнява «Мункер», спущенная на воду в 1704 г., сохранилась до 1737 г.
Фрегат «Штандарт», спущенный на воду в 1703 г., сгнил в 1725-1730 гг.
Фрегат «Самсон», спущенный на воду в 1711 г., разобран в 1739-м,
и т. д.
На конечном этапе Северной войны Пётр I, не удовлетворяясь собственными кораблями, купил много готовых кораблей у соседей России за наличные деньги.
Одновременно со строительством и покупкой кораблей Петр деятельно принялся за приготовление для морской службы офицеров и нижних чинов. Для скорейшего обучения взрослые молодые люди отправлялись в иностранные государства, имеющие флот, а дети и юноши получали теоретическое морское образование в школе, основанной для этой цели в Москве. Первыми русскими, изучавшими морское дело за границей, были сам Пётр и отправившиеся с ним волонтеры, стольники и находившиеся при каждом из стольников солдаты. С этого времени и до 1714 года более двухсот молодых людей обучалось в иностранных государствах разным морским специальностям, работая на верфях и в адмиралтействах или плавая в море на военных судах. В ученье посылали сначала в Голландию и Англию, впоследствии в Венецию, Францию и даже Испанию. Молодых людей, находящихся за границей, называли «навигаторами», а отправляемые с 1716 года получили официальное звание «гардемарин». В числе навигаторов и гардемаринов дети знатных и богатых родителей содержались на свой счет, бедные же дворяне и разночинцы получали весьма малое казенное жалованье. Из лиц, обучавшихся за границей, впоследствии вышло несколько хороших морских офицеров, принесших флоту большую пользу, как например Головин, Зотов, Соймонов, Мордвинов, Калмыков и др. Кроме молодых людей, приготовлявшихся за границей для занятия офицерских должностей, были примеры, что Пётр посылал для обучения в иностранные государства и простых матросов. Испытывая нехватку моряков, Пётр силой снимал матросов с голландских судов и бросал в бой против шведских эскадр.
Несмотря на то, что при создании флота масса человеческого труда и денег была израсходовано впустую, усилиями Петра сухопутная Московия превратилась в морскую державу; в ней появился класс российских моряков – людей, не боящихся моря. 
Ближайшие преемники Петра флотскими делами не интересовались: морская экспансия с повестки дня ушла, флот, в отличие от сухопутной армии, был им не нужен, ему просто нечего было делать. Осенью 1728 года шведский посланник, отзываясь с похвалой о русской армии, сообщал, что «русский флот сильно сократился, старые корабли все уже гнилые и вывести в море можно не более пяти линейных кораблей, постройка новых же сильно ослабела», а в адмиралтействе эти факты никого не волнуют.

Финансы

Перевооружение армии, война и флот требовали огромных средств.
В канун 1709 года русские земли были разделены на восемь губерний, а на губернаторов возложена ответственность за сбор податей и за содержание определённых полков.
В июне 1709 года созданная Петром русская армия разбила под Полтавой шведов – сильнейшую армию Европы. В 1710 году генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев занял Ригу и другие прибалтийские крепости, завершив завоевание Эстляндии и Лифляндии;  генерал-адмирал Ф. М. Апраксин в присутствии царя Петра I занял Выборг, а отдельный отряд генерал-майора Р. В. Брюса – Кексгольм. Россия утвердилась на Балтийском море.
Стали считать, во сколько обошлись эти успехи. Оказалось, что ежегодный средний доход казны за последние годы простирался до 3 100 000 руб., а расход – до 3 800 000 руб., из них до 3 миллионов шло на армию и флот.
В 1710 году провели подворную перепись по всем восьми губерниям. Обнаружился большой недочёт жителей: одних взяли в рекруты, в плотники и кузнецы на строительство кораблей и Петербурга, другие бежали на окраины, третьи просто формально объединяли дворы, чтобы уменьшить сумму подворной подати. В 1715-1716 годах перепись повторили, и снова царь остался недоволен итогом.
В 1716 году неизвестным автором был подан Петру проект «расположения собрания казны денежной ради умножения приходов государственных». Автор указывал царю на французскую податную систему как на образец, достойный подражания. «Я зело удивляюсь, – писал автор проекта, – что вся прихода Российской империи не превосходит пяти миллионов рублей, из которых немалая доля повсегодно остается в доимках. Я предлагаю новый проект, по которому, надеюся, можно собрать от шести до семи миллионов повсегодно без доимки, ибо сим моим проектом не токмо умножится казна, но пресекутся воровства, а где действовало множество людей, собирая подати, то по сему роекту немного людей к тому собранию надлежит, которым жалованье дается невеликое, а друг за друга будет обязан, что никто копейки ухищить не может».
Автор предложил вместо подворной подати ввести «поголовщину», для чего советовал «послать верных опищиков по провинциям всего империя и велеть описать всех жителей, не утая ниже единой души и не оходя никово». «По праведной переписи и верному регистру я надеюсь, что может быть от 12 до 15 миллионов душ податных... чтобы мне не погрешить, что я 12 миллионов числить буду. Положа по полтине на всякую душу дани государственной на год, итого на 12 миллионов душ шесть миллионов рублей».
Кроме этой «талии персональной», которая должна собираться с «подлого народа», реформатор предложил ввести еще одну подать: «на капиталицион, сиречь старшества, или десятинна подать, которую во Франции платят все, не обходя ни сущих принципсов своей крови (то есть королевских родичей. – А. А.)». Автор имел в виду десятину – подоходный налог, введение которого в начале XVIII века так раздражало французское дворянство. 
На основании поданного проекта (а он вряд ли был единственным) вместо прежних прямых податей всё население, кроме дворян и лиц духовного сословия, было обложено единой подушной податью. Этой податью облагались все лица мужского пола (в том числе новорожденные и старики), включая ранее не плативших податей холопов и вольных гулящих людей (в основном казаков). При этом размер подати с государственных крестьян был больше, чем с частновладельческих, поскольку последние платили ещё и оброк помещику.
Для учёта податного населения осенью 1718 года царским указом было велено собрать «сказки» (записи со слов) о количестве душ в каждом населенном пункте. 22 января 1719 года Сенат объявил указ о поголовной переписи крестьян, бобылей (безземельных нетяглых сельчан), людей задворных (добровольных холопов-хлебопашцев) и деловых (вооружённых холопов), всех помещиков, вотчинников и однодворцев (служилых людей, жалованных землёй без крестьян). В указе содержалось требование о том, чтобы перепись, «яко главное дело», была закончена в течение года. Но хотя повсюду были разосланы офицеры и гвардейские солдаты, которые били, штрафовали и даже сажали в канцеляриях на цепь чиновников, даже к концу 1720 года «сказки» полностью не были поданы, а среди полученных выявились многочисленные утайки. К 1 сентября 1721 года особый указ – «последний», как внушительно он именовался, рекомендовал всем, повинным в искажении данных переписи, исправиться, иначе им грозила смертная казнь с конфискацией имущества. С января 1722 года переписи податного населения стали называться «ревизиями».
К 1724 году учёт закончился. Никаких 12 или тем более 15 миллионов не получилось: всего платящего подати населения оказалось 5 570 458 человек против 2 874 685 человек в 1710 году. Таким образом, благодаря введению подушной подати, включению в число плательщиков холопов, церковников, однодворцев и других категорий населения, не плативших прежде налоги, податное сословие увеличилось более чем вдвое.
Из расчетов Петра следовало, что содержание одного драгуна составляло 40 рублей 50 копеек, а пехотинца - 28 рублей 52 копейки в год. Всего на армию уходило четыре миллиона рублей из поступлений в государственный бюджет. Таким образом, на каждого плательщика приходилось 80 копеек налога в год. На 1725 год подушный налог был понижен до 74 копеек, а после смерти Петра уменьшен до 70 копеек. Государственные крестьяне, которые не платили оброк частным владельцам, облагались дополнительным сбором в размере 40 копеек. Тяглые городские жители обязаны были платить 1 рубль 20 копеек.
(Подушная подать взималась чуть ли не до 1917 года. В последний период существования этого налога его размер был втрое меньше, чем во времена Петра I).
К 1725 году была составлена табель государственного прихода-расхода, вобравшая в себя все перемены, произошедшие в результате петровских преобразований финансов. По этой табели российское государство получило доход втрое больший, чем двенадцать лет назад. Этот прирост был почти всецело достигнут за счет введения подушного обложения. Но вот беда: таковы были цифры контрольные, запланированные. На деле же в финансовом хозяйстве Петра был громадный недобор, достигший в 1724 году четверти всего податного оклада. В частности, от подушной подати реальные поступления были на треть меньше сумм, заложенных в бюджете. Недобор косвенных налогов – промысловых сборов, оброков, откупов, пошлин составил более 25%. Эти недоимки, естественно, крайне отрицательно отражались на хозяйстве отдельных государственных ведомств. В 1723 году Военная коллегия, например, получила на 69% меньше того, что ей причиталось! В результате задерживалось, а то и вовсе не выдавалось жалование войскам, ухудшалось снабжение армии. В 1725 году Военная коллегия доложила царю, что если такая ситуация сохранится, армия может прийти «в полную неисправность и совершенное разорение».
Причиной этого положения было, конечно, глубокое истощение платежных сил населения. Налоговые органы на местах часто не могли ничего собрать в государственный бюджет с обнищавшего и голодавшего крестьянства и только слали в Петербург отчаянные донесения. Причиной обеднения стали, в частности, неуклонный рост и увеличение размеров податей. За период с 1680-го по 1725 год сумма получаемых государством с населения сборов почти утроилась. Это увеличение было достигнуто не развитием народного хозяйства, а доведением до крайности размеров самих сборов без оглядки на платежные способности народа.
Подушная подать значительно увеличила государственные доходы, которых в 1725 году считалось уже около 9 млн. руб. Доставляя казне большую половину дохода (4 656 000 в 1725 г.), подушная подать дала прямым налогом значительный перевес в составе бюджета над остальными источниками. Вся сумма подушной подати шла на содержание сухопутной армии с артиллерией. Флот содержался на таможенные и питейные сборы. Были введены новые прямые и косвенные налоги – сборы гербовой, с мельниц, пчельников и др.
На протяжении XVIII – середины XIX вв. было проведено 10 ревизий (с 1719 по 1858 гг.). Во всех без исключения ревизиях не участвовали дворяне, духовенство, отставные солдаты и драгуны, а также состав действующей армии и флота. Что же касается социальных групп, занимающих промежуточное положение между податными и привилегированными сословиями, то здесь государство пошло по пути постепенного освобождения их от подушной подати: так, с конца XVIII в. учету не подвергаются купцы 1-ой гильдии, государственные чиновники и разночинцы.
Единицей переписи была т.н. «ревизская душа», сохранявшая свою актуальность как налогоплательщик вплоть до следующей ревизии несмотря на возможное изменение социального статуса, забор в рекруты или смерть (эта особенность ревизского учета легла в основу сюжета повести Н.В. Гоголя «Мертвые души»). Каждая ревизия растягивалась на несколько лет. Подушная подать взималась с души, учтённой по последней ревизии: умершие не исключались из податных списков, а новорожденные не включались. Не учитывались разорение, пожары, падеж скота, град, неурожаи и прочие беды. В крестьянской среде разверстка платежей продолжалась по-старому: делилось количество всей земли на число податных душ, обозначенных в ревизских сказках, и уж эти податные суммы делились, в свою очередь, между живыми душами. Если, скажем, население данной местности увеличивалось вдвое, а количество обрабатываемой земли оставалось неизменным, то на каждого работника приходилось всего по полдуши. Но если население вдвое уменьшалось, то, соответственно, на каждого плательщика приходилось уже по две души. Отсюда при недосчете налоговых поступлений в бюджет стали появляться такие дробные единицы счета, как «осьмуха души», «душа с четвертью» и т.п.

Экономика

Правительство Петра принимало меры по улучшению земледелия, скотоводства, лесоохранения, устройству рудников, фабрик и заводов, расширению торговли,  улучшению путей сообщения. Пётр вызывал иностранных мастеров и фабрикантов, предписывал своим капиталистам соединяться в компании для торгово-промышленных предприятий, давал им льготы и субсидии, строил на казенный счет фабрики и заводы и потом сдавал их на льготных условиях способным и знающим дело промышленникам. Из всех отраслей обрабатывающей промышленности Пётр особенно заботился об успехах горнозаводского производства, которое нужно было ему для вооружения армии и флота, и оно достигло при нем значительных размеров. В Тульском краю, где железное дело основано было еще в царствование Алексея, при Пeтре оно расширилось: построены были железные заводы, казенный и частные, мастерами Иваном Баташевым и Никитой Демидовым, а потом в городе Туле возник казенный оружейный завод, снабжавший оружием всю армию. В Олонецком крае на берегу Онежского озера в 1703 году построен был чугуноплавильный и железоделательный завод, послуживший основанием города Петрозаводска; вслед затем возникло несколько железных и медных заводов, казенных и частных, в Повенце и других местах Олонецкого края. Особенно широкое развитие получило горное дело на Урале (в будущей Пермской губернии). Здесь, в Верхотурском уезде, еще с 1699 года начали строиться казенные железные заводы, которые потом отданы были во владение тульскому заводчику Никите Демидову. Вслед за казенными возникло здесь много частных заводов; те и другие образовали обширный горно-заводский округ, управление которым сосредоточено было в Екатеринбурге – городе, построенном в 1723 году на реке Исети управителем уральских заводов генералом Геннином и названном в честь императрицы Екатерины I. К заводам для работ и для охраны от враждебных инородцев – башкиров и киргизов приписано было до 25 тыс. душ крестьян. К концу царствования Петра в Екатеринбургском округе находилось 9 казенных и 12 частных заводов, а всех фабрик и заводов числилось в России 233.
Пётр переориентировал морскую торговлю с Европой с Белого моря на балтийские порты: (Помимо новой столицы, под властью России оказались Кронштадт, Выборг, Нарва, Ревель, Пернов и Рига).
Началось строительство канала, который должен был соединить Волгу с Доном посредством их притоков Камышинки и Иловли. Но когда с началом Северной войны все внимание Петра обратилось к Балтийскому морю, это предприятие, занимавшее до 15 тыс. работников, было брошено. С основанием Петербурга естественно возникла мысль связать новую столицу и ее порт водным путем с внутренними областями, и вскоре Пётр приступил к устройству Вышневолоцкой судоходной системы, прорыв канал, связавший приток Волги Тверцу с рекой Цной, которая, образуя своим расширением озеро Мстино, выходит из него под названием Мсты и впадает в Ильмень. Движение судов по этому водному пути, установившему сообщение Волги с Невой, затруднялось бурным Ладожским озером, причинявшим судоходству большие потери. Для избежания их Пётр в 1718 году задумал провести обводный Ладожский канал, которым суда приходили бы прямо из Волхова в Неву, минуя Ладожское озеро. Работы по устройству этого канала, которыми руководил молодой немецкий инженер Бурхард Кристоф фон Мюнних (Миних, будущий генерал-фельдмаршал), были окончены уже после смерти Петра, в 1728 году. Пётр задумывал соединить Волгу с Невой еще другим водным путем, перекопав волок (водораздел) между реками Вытегрой, притоком Онежского озера, и Ковжей, впадающей в Белоозеро, также начал еще в 1701 году работы по устройству водного сообщения Дона с Окой чрез приток последней – Упу. Делал он и разыскания с целью соединения Белого моря с Каспийским; но эти замыслы, входившие в состав обширного плана искусственных водных сообщений, не были осуществлены, начатые работы остались недоконченными.

Управление

Пётр коренным образом изменил складывавшуюся веками от случая к случаю систему управления Московским государством,
Прежняя боярская Дума при Государе была заменена Сенатом, учрежденным перед походом Петра в Турцию указом 22 февраля 1711 года и призванным управлять страной во время многочисленных отлучек царя. За сбором и расходованием казённых сумм следили многочисленные фискалы, во главе которых стоял назначаемый Сенатом обер-фискал. За деятельностью судов следил также состоявший при Сенате генерал-рекетмейстер, а за самим Сенатом с 1722 года надзирал генерал-прокурор, без согласия которого постановления Сената не имели силы. Таким образом, было создано если не разделение властей (вся власть по-прежнему принадлежала самодержавному монарху), то система противовесов и взаимного контроля властных учреждений.
Вместо прежних московских, возникших бессистемно в разное время Приказов, были сформированы Коллегии по шведскому образцу. Они управлялись коллегиально и  действовали под наблюдением и руководством Сената.
Многочисленные исторически сложившиеся уезды были в 1708 году сведены в 8, а в 1719 году – в 11 крупных губерний. Губернии подразделялись на провинции, а уже провинции – на уезды. При губернаторах «по указу 1713 года учреждены были советы ландратов, выбиравшихся губернским дворянством, без которых губернатор ничего не мог решить. Когда в 1719 году ландратские советы упразднили, в уездах дворянам велено было выбирать из своей среды земского комиссара, который заведовал сбором податей и полицейскими делами в уезде.
Многие города получили особую систему самоуправления, изъятую из ведения  губернаторов – выборных бурмистров, составлявших ратушу. Однако ратуши провинциальных городов были подчинены находившейся в Москве Бурмистрской палате. К концу царствования Петра ратуши преобразованы были в магистраты, ведавшие городскими делами и подчинённые Главному магистрату в Санкт-Петербурге.

Быт

Особое значение среди Петровских реформ имело строительство каменного Петербурга, в котором принимали участие иностранные архитекторы и которое осуществлялось по разработанному царём плану. Это был не просто новый город: создавалась новая городская среда с неизвестными прежде в Московской Руси формами быта и времяпрепровождения – театр, общественные сады, балы, маскарады и т. п. Изменялось внутреннее убранство домов, уклад жизни, состав питания и прочие «мелочи быта».
Пётр изменил систему летоисчисления: 7208 год византийской эры («от сотворения Адама») стал 1700 годом от Рождества Христова, а Новый год вместо 1 сентября стал праздноваться 1 января. Кроме того, при Петре было введено единообразное применение юлианского календаря.
После возвращения из Великого посольства Пётр I повёл борьбу с внешними проявлениями устаревшего образа жизни. Наиболее известен запрет на бороды), но не меньше он обращал внимание на приобщение дворянства к образованию и светской европеизированной культуре. Стали появляться светские учебные заведения, основана первая русская газета, которая получила название «Ведомости», появляются печатные переводы многих книг на русский язык. Успех по службе Пётр поставил для дворян в зависимость от образования.
В допетровскую эпоху числа обозначались буквами с титлом. В 1703 году появилась первая книга на русском языке с арабскими цифрами – «Арифметика» Леонтия Магницкого. В 1708 году Пётр утвердил новый алфавит с упрощённым начертанием букв, две («кси» и «пси») исключив вовсе; церковнославянский шрифт остался для печатания церковной литературы.
В созданных Петром типографиях за 1700–1725 гг. напечатано 1312 наименований книг – в два раза больше, чем за всю предыдущую историю русского книгопечатания. В русский язык вошли 4.5 тысячи новых слов, заимствованных из европейских языков.
Специальным указом царя в 1718 году были введены ассамблеи, представлявшие новую для России форму общения между людьми. На ассамблеях, в отличие от прежних застолий и пиров, дворяне танцевали с женщинами и свободно общались, что пожилым давалось с трудом.
Реформы, проведённые Петром I, затронули и искусство. Пётр приглашал иностранных художников в Россию и одновременно посылал талантливых молодых людей обучаться «художествам» за границу, в основном в Голландию и Италию. Во второй четверти XVIII века эти «петровские пенсионеры» стали возвращаться в Россию, привозя с собой новый художественный опыт и приобретённое мастерство.
30 декабря 1701 (10 января 1702) года Пётр издал указ, которым предписывалось писать в челобитных и прочих документах имена полностью вместо уничижительных полуимён «Ивашка», «Сенька» и т. п., на колени перед царём не падать, зимой на морозе шапку перед домом, в котором находится царь, не снимать. Он так пояснял необходимость этих нововведений: «Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству — сия то почесть свойственна царю…»
Пётр пытался изменить положение женщин в русском обществе. Он специальными указами (в 1700, 1702 и 1724 гг.) запретил насильственную выдачу замуж и женитьбу. Предписывалось, чтобы между обручением и венчанием был не менее чем шестинедельный период, «дабы жених и невеста могли распознать друг друга». Если же за это время, говорилось в указе, «жених невесты взять не похочет, или невеста за жениха замуж идти не похочет», как бы на том ни настаивали родители, «в том быть свободе». С 1702 года самой невесте (а не только её родственникам) было предоставлено формальное право расторгнуть обручение и расстроить сговорённый брак, причём ни одна из сторон не имела права «о неустойке челом бить». Законодательные предписания 1696-1704 гг. о публичных празднествах вводили обязательность участия в торжествах и празднествах всех россиян, в том числе «женского пола».
«В старину – пишет С. М. Соловьёв – если власти посылали кого-нибудь исполнить известное поручение, то давали ему длинный наказ, инструкцию, определявшую с точностью каждое его движение, длинный свивальник, которым пеленали взрослого человека. Действия свивальника оказывались тотчас же, отнимая всякую свободу движения: как скоро исполнитель поручения, спеленатый наказом, встречал какое-нибудь малейшее обстоятельство, непредвиденное в наказе, он останавливался и слал из дальнего места в Москву за новым наказом; между тем благоприятное время уходило невозвратно. Петр не мог равнодушно сносить этой привычки русских людей к пеленкам и требовал, чтоб посланные с поручением поступали по своему рассуждению, смотря на оборот дел, ибо ;издали,— писал он,— нельзя так знать, как там (на месте) будучи;. И повторял: ;Во всяком к вам указе всегда я по окончании письма полагался на ваше по тамошнему состоянию дел рассуждение, что и ныне подтверждаю, ибо нам, так отдаленным, невозможно конечного решения вам дать, понеже случаи ежедневно переменяются».
В начале 1711 года Пётр писал Меншикову: «Доныне бог ведает, в какой печали пребываю, ибо губернаторы зело раку последуют в происхождении своих дел, которым последний срок в четверг на первой неделе (поста), а потом буду не словом, но руками с оными поступать».
Усилиями Петра в среде дворянства начинает складываться новая система ценностей, мировосприятия, эстетических представлений, которая коренным образом отличалась от ценностей и мировоззрения большинства представителей остальных сословий.

Церковь

В Османской империи европеизация продвигалась едва заметными шажками из-за яростного сопротивления верующих мусульман. Султаны, чья абсолютная власть далеко превосходила власть европейских монархов, не могли тем не менее справиться с муллами и их паствой. У русских царей этой проблемы не было.
Поскольку православная церковь не оказывала достаточной поддержки царю, Пётр, не встречая сопротивления, окончательно лишил её даже видимости самостоятельности, превратив в один из правительственных департаментов. К тому же Церковь обладала значительными богатствами, которые Пётр стремился пустить на ведение войн.
Пётр ставил на высшие церковные должности малороссов (украинцев), получавших образование в католических университетах. Когда в 1700 году умирает патриарх Андриан. Пётр затягивал избрание нового патриарха. Блюстителем патриаршего престола был назначен Стефан Яворский, уклонявшийся в католичество, а подготовка церковной реформы поручается Феофану Прокоповичу, обвинявшемуся в уклоне в протестантизм. Феофан подготавливает «Духовный регламент» – документ, обосновывающий и раскрывающий суть церковной реформы.
В 1721 году учреждается Духовных дел коллегия, переименованная затем в Правящий Святейший Синод – коллегиальный орган управления Русской церковью. Первоначально состоял из председателя, двух заместителей, представителей белого и черного духовенства. Председатель не имел особых полномочий. Патриаршества Русская церковь лишилась. В 1722 году при Св. Синоде учреждается должность обер-прокурора, который осуществлял посреднические функции между Синодом и государем. К «Духовному регламенту» были добавлены поправки, в том числе новое правило, обязывавшее священника раскрывать тайну исповеди полиции, если у него исповедовался человек с преступными замыслами, особенно против царя, и если он в этих замыслах не раскаивался.
Таким образом, в результате реформы Церковь становится частью государственного механизма, а земным главой церкви становится император. Период с 1721-го по 1917 год в истории России именуется синодальным.

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ ПОСЛЕ ПЕТРА

Создание сети школ после смерти Петра I прекратилось, большинство цифирных школ при его преемниках были перепрофилированы в сословные школы для подготовки духовенства. Но в целом созданная Петром Российская империя, несмотря на целый ряд дворцовых переворотов, уже не сворачивала с пути, избранного её основателем. Петра официально именовали «Великим» и почитали как величайшего государя. Европеизация также приобрела официальный статус, поскольку обеспечила новоиспечённой империи блестящие внешнеполитические успехи. А единственным крупным попятным движением стал мятеж под водительством Емельяна Пугачёва (1773-1775 годы), без особого напряжения сил подавленный полководцами Екатерины II Иваном Михельсоном и Александром Суворовым.
Российская империя в силу своего могущества и влияния на европейские дела приобрела статус великой европейской державы. С одной стороны, быстрая экспансия России пугала европейцев; с другой стороны, соперничающие между собой  европейские державы старались перетянуть Россию каждая на свою сторону.
К концу XVIII столетия победоносные войны Екатерины II позволили Российской империи уничтожить извечного врага России – Речь Посполитую, присоединив украинские, белорусские и центральные польские земли вместе с Варшавой (Царство Польское). Восстание под предводительством Тадеуша Костюшко было жестоко подавлено. 4 ноября 1794 года армия Суворова овладела укреплениями Праги – правобережного предместья Варшавы, после чего городской магистрат сдал Варшаву. Зверства русских войск при взятии Варшавы вызвали огромный резонанс в общественном мнении европейских стран. В русской литературе едва ли не единственным упоминанием о них являются строки из стихотворного послания А. С. Пушкина польскому поэту графу Густаву Олизару:
    И мы о камни падших стен
    Младенцев Праги избивали,
    Когда в кровавый прах топтали
    Красу Костюшкиных знамен.


КОГДА ОТЦВЕЛИ ТЮЛЬПАНЫ: «ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС»

В 1727 году Саид, сын Челеби Мехмеда-эфенди Иирмисекиза, получил от султана Ахмеда III фирман, разрешающий построить типографию и печатать книги на турецком языке по всем вопросам, кроме религиозных. В том же году – спустя 270 лет после начала книгопечатания в Европе и через полтора столетия после устройства первой типографии в Московской Руси – в Стамбуле Саид совместно с Ибрагимом Мютеферрикой (венгр, принявший ислам) открыли первую в Турции типографию, а 31 января 1729 года в ней была отпечатана первая книга.
Среди книг, напечатанных в эти годы, был трактат Мютеферрики «Основы мудрости в устройстве народов». Впрочем, учёность венгра была весьма далека от новой европейской науки. Упомянув один раз физику (в главе, доказывающей необходимость существования государей и султанов), он доказывает практическую пользу геометрии и географии, но главное внимание уделяет военному делу. Подробно описывает он вооружение, рода войск, организацию управления и тактику европейских армий. Мютефферрика убеждал турок «очнуться от дремоты безразличия… Пусть они (османы) знают об условиях, в которых живут их враги. Пусть они станут предвидящими и близко знакомыми с новыми европейскими методами, организацией, стратегией, тактикой и военным делом».  Он доказывает, что военное устройство кафиров («лишённых истинной веры») вполне может быть использовано мусульманами Османской державы. В качестве примера полезности западных наук Мютеферрика приводит реформы Петра I (с которыми знаком явно понаслышке), превратившие отсталую Московскую Русь в сильную империю: «Среди всех христианских народов московские кафиры были самым низким и подлым народом, лишенным уважения и с презренными обычаями и качествами дикарей. Совершенно не имея смелости сражаться с врагами и оказывать им сопротивление, они удалились из [обитаемых] стран земли почти на ее край – в страны тьмы с сильным холодом и вечной зимой. В то время как они еще довольствовались пропитанием, [добываемым] при помощи охоты, двадцать или тридцать лет назад среди них появился умный и ученый монарх, называемый царем. Он изучил положение различных народов, обычаи и законы относительно организации армии и управления народом. Он увлекался военными предметами, привлекал из других стран ученых, сведущих в этой науке. При помощи их советов и указаний он приступил к организации своих войск и, претворив за короткое время  эту науку из мечты в действительность, он создал регулярную армию, равную [по силе] и способную противостоять армиям самых великих христианских монархов. Он смог сражаться с другими [монархами] на суше и на море. Хотя упомянутый царь был зловредным кафиром, однако он проявил большую энергию. Когда он создал, организовал и снарядил свое сухопутное войско в соответствии с устройством и системой армий христианских монархов, то он не удовлетворился только этим. Чтобы подражать [другим] правителям также и на море, он пригласил от королей Англии, Нидерландов и других стран мастеров, искусных в делах постройки кораблей, затратив [на это много] средств. С большим рвением он старался и заботился, чтобы корабли долгое время не терпели крушений и чтобы они переносили во время бурь при волнении силу морских волн. Заботился он и о других необходимых вещах, а также заложил и построил множество галионов и галер. Он создал на Балтийском море флот, подобного которому не было прежде и о котором даже не слышали. Увидев также, что Каспийское море — это море, свободное от кораблей, флота и чьего-либо господства, упомянутый царь с целью захвата каким-либо образом указанного моря под предлогом торговли с Персией построил на данном море корабли. Создав флот, он присоединил титул правителя Каспийского моря к своему бесславному имени. Кроме этого, доставив из соседних стран геометров, он измерил ширину и глубину данного моря и установил морские границы путем объезда окрестностей и окраин».
Движение в сторону европеизации Османской державы в «эпоху тюльпанов» было очень ограниченным прежде всего из-за сопротивления янычаров и сипахи, не желавших учиться новым приемам ведения боя и вообще противившимся любому сближению с кафирским Западом.
Отказ от глубоких реформ не спас Ахмеда III. Строительство дворцов и бесконечные празднества султана и Невшехирли Ибрагима-паши требовали огромных затрат. Увеличились налоги, были подняты цены на товары первой необходимости. В таких условиях карусели и качели, устанавливаемые на площадях в праздничные дни, только раздражали народ. Когда в 1730 году персы изгнали турецкие войска из Хорасана, Керманшаха и Южного Азербайджана, в Стамбуле начались манифестации, инициированные революционным кружком, который сложился вокруг албанца Патрона Халиля – мелкого ремесленника и банщика, ранее служившего моряком и янычаром. Янычары, посланные на разгон демонстрантов, присоединились к ним. 29 сентября повстанцы взяли под контроль всю столицу. Несогласных убивали; среди их жертв оказался знаменитый поэт Ахмед Недим. Мятежники потребовали казни великого визиря и ещё 37 высших чиновников. 30 сентября на совете в Топкапы Зюлали Хасан Эфенди предложил казнить великого визиря во избежание ещё больших проблем. К вечеру уже готова была фетва на казнь Ибрагима Невшехирли и двух его зятьёв – Мехмеда-паши и Мустафы-паши. Утром 1 октября 1730 года тела казнённых были переданы восставшим, как доказательство исполнения их воли. Тела были провезены по всему Стамбулу. Но у повстанцев возникли сомнения в том, что тело великого визиря принадлежало именно ему. Они двинулись на дворец и окружили его. Султан был вынужден спасаться бегством.
«Эпоха тюльпанов» закончилась, однако интерес османской верхушки к опыту Европы, особенно в военном деле, не угас.
Занявший опустевший трон  племянник Ахмеда Махмуд I (1730–1754 гг.) считается пассивным правителем, уступавшим дела правления евнухам,  визирю и шейху-уль-ислам. Однако именно при нём великий визирь Хекимоглу-Али-паша, итальянец по отцу, назначил перешедшего в ислам француза Александра Клода Бонневаля, ранее служившего в австрийской армии, хумбараджи-баши (главнокомандующим артиллерией). Бонневаль попытался реорганизовать бомбардирский корпус по европейскому образцу. Русский резидент в Стамбуле А. А. Вешняков сообщал своему правительству, что Бонневаль намерен «из албанцев и арнаутов (особая этническая группа албанцев) магометан набрать три тысячи человек и обучать военному регулу под его Бонневалового дирекциею всякой бомбардирской должности, учредя им офицеров из ренегатов же французов, при сем находящихся».  В мае 1732 года Вешняков сообщил, что созданная Бонневалем артиллерийская школа «ныне имеет три роты, или триста человек молодых турок бошняков (боснийцев), одетых в мундиры по-венгерски... со всеми офицерами, как надлежит быть в регулярном войске, которые с великим ему самому (то есть Бонневалю) удивлением столь много преуспели во всяких эксерцициях и движениях воинских в два месяца, что все исполняют якобы уже были старые солдаты, и оных не толико практике, но и теории учит, как арифметике и другим некоторым частям, нужным математике и рисовать, в тот вид, чтоб все могли быть офицерами и вдруг три полка сделать.». На их ежедневных «эксерцициях» присутствуют не только султан и визири, но и «великое множество военных и духовных, что видят с удивлением и зело похваляют». 
Однако все действия турецких «западников» неизменно наталкивались на активное противоборство янычар, подавляющего большинства духовенства и народных масс, желавших улучшения жизни, но не желавших при этом никаких перемен.
В 1735-1739 гг. Османская держава воюет против России и Австрии. Благодаря поддержке французской дипломатии османам удалось не только избежать существенных территориальных потерь (за исключением Азова, который окончательно был передан России), но и добиться от венского двора возвращения Белграда и части балканских земель, утраченных по Пожаревацкому мирному договору 1718 года. Победы , как это обычно бывает, способствовали отказу от реформ: зачем что-то менять, когда и так всё в порядке?   С падением в 1735 году Хекимоглу Али-паши Бонневаля отстранили от командования школой, а её выпускники большей частью погибли в начавшейся новой войне с Россией и Австрией. В 1747 году школа по требованию янычар была закрыта. Со смертью Ибрагима Мютеферрики (1745) и Бонневаля (1747) первое поколение османских западников ушло с политической арены, а их идеи временно потеряли привлекательность.
Государственного налогового аппарата в Порте не было, её финансовая система основывалась на откупах (ильтизам), в том числе пожизненных (маликяне). Владельцы ильтизамов и маликяне были избавлены от жесткой государственной регламентации и выжимали из крестьян всё возможное, присваивая большую часть собранных средств. Если в 1620-х годах центральное правительство распоряжалось примерно половиной общих доходов, то в первой половине XVIII века при общей величине доходов империи в 250-300 млн. курушей казна получала 45-60 млн. 

Османская держава потихоньку распадалась. В Джанике на севере Турции, на берегу Черного моря, Эльхадж Ахмед Али-паша (1720-1785) создал династию Джаникли. В Египте мамлюкский правитель Али-бей, абхаз по происхождению, в 1768 году уничтожил местный корпус янычар, выслал султанского наместника Раким Мехмед-пашу, прекратил выплату дани и приступил к созданию регулярной армии. В июле 1770 года Али-бей провозгласил независимость Египта и принял титул султана, но после нескольких лет борьбы был разбит и умер в каирской тюрьме. Однако реальная власть в Египте оказалась в руках Ибрагим-бея и Мурад-бея, которые лишь формально считались османскими каймакамами (губернаторами).
Османская держава ещё сохраняла большую часть территорий, потеряв только Венгрию, Трансильванию и Азов. Но в войне с Россией 1768-1774 годов она впервые вынуждена была уступить территорию, населенную мусульманами – Крым, и предоставить России право судоходства по Чёрному морю, на котором турки господствовали с конца XV века. В 1783 году Екатерина II аннексировала Крым. Тамошний хан был посажен в тюрьму, а затем выдан султану, который его обезглавил. Захват Крыма сопровождался массовым истреблением крымских татар. Австрийскому императору Иосифу, посетившему Россию с визитом, показали новый порт Севастополь со стоявшими там  военными кораблям.
В провинциях сложились военно-политические клики с лидерами-аянами, обязанными возвышением не службой султану, а политическим интригам, военным операциям против соперников и богатству, приобретённому зачастую прямым грабежом. В конце ХVIII – начале XIX в. наиболее могущественными аянами Румелии были Тепеделенли Али-паша в Янине, Осман-паша Пазваноглу в Видине, Терсиникли-оглу Исмаил-ага и его наследник Алемдар Мустафа-паша Байрактар в Рущуке, Йылыкзаде Сулейман-паша в Силистрии, Бушатлы Махмуд-паша в Скутари; Караосман Хусейн-ага в Западной Анатолии, Чапан-оглу Сулейман-бей в Центральной Анатолии, Джаниклызаде Тайяр Махмуд-паша в Восточной Анатолии.
Общий упадок сил и возможностей Османской державы побудил её правителей возобновить реформы. Очередные попытки европеизации были связаны с именем великого визиря 1757-1763 годов Коджи Мехмеда Рагып-паши. Прозвище Коджа означает «Великий»; американский историк Н.Ицкович считает Рагып Мехмеда-пашу «одним из самых замечательных администраторов, государственных деятелей и поэтов XVIII в.». Великим визирем Рагып-пашу назначил 12 января 1757 года султан Осман III, умерший через десять месяцев, Рагып-паша продолжал работать под началом нового султана Мустафы III, с которым у него были очень хорошие отношения. В 1758 году Рагып-паша женился на Салихе-султан, дочери султана Ахмеда III и сестре Мустафы III, и получил титул «Дамат» (зять султана). Шесть лет его пребывания на посту великого визиря почти совпали с Семилетней войной в Европе, но он смог удержать страну от участия в конфликте и провести реформы османской администрации и казначейства.
Слабость Османской империи стала столь очевидной, что Екатерина II инициировала вопрос о полном изгнании турок с Балкан и разделе «османского наследства». Однако Англия, Франция и Австрия предпочитали иметь дело со слабой Турцией, а не с всё более усиливающейся Россией. Они заявляли о своей готовности защищать «целостность и неприкосновенность» Османской империи. Этот «восточный вопрос» с конца XVIII века приобрел первостепенное значение в международных отношениях.
В 1786 году османский султан Абдул-Хамид I отправил в Египет капудан-пашу Джезаирли Гази Хасан-пашу, приказав ему отстранить от власти Ибрагим-бея и Мурад-бея. Хасан-паша смог на короткое время восстановить османский контроль по крайней мере над египетским севером; Ибрагим-бей и Мурад-бей бежали в Южный Египет, но в 1791 году вернулись в Каир и вновь захватили власть.
В 1787 году С целью возвращения Крыма и других территорий Абдул-Хамид I  объявил войну России. В следующем году Австрия выступила на стороне России, объявив войну Османам. Османская империя стремилась вовлечь в эту войну мусульманские народы Северного Кавказа, призывала к этому тамошних ханов и имама шейха Мансура. Однако отсутствие координации, нехватка продовольствия и отсутствие артиллерии, а также обещание русских установить с черкесами, кабардинцами, дагестанцами вечный мир помешали попыткам Османов разыграть кавказскую карту.

РЫВОК СЕЛИМА III

Султан Абдул-Хамид скончался в 1789 году – во время войн с Россией и Австрией и в год начала Французской революции. Престол унаследовал его  28-летний племянник Селим III, сын Мустафы III.
Когда в 1761 году в султанском гареме ожидали рождения принца,  придворный астролог предсказал, что новорожденному суждено вернуть былую славу империи Османов. Султан Мустафа III внимательно отнесся к пророчеству. Селим с детских лет воспитывался не просто как один из султанских сыновей, а как человек, предназначенный для великих дел. Он получил хорошее образование, был знаком не только с восточной литературой и философией, но и с политической историей и с описаниями технических достижений Европы. Он тайно переписывался с королём Франции Людовиком XVI, которого считал образцом просвещённого монарха, и верил, что ему предназначено восстановить величие империи. Он увлекался наукой и техникой и ещё до восхождения на престол написал трактат об артиллерии.
Если на протяжении XVI-XVII веков Османская держава ощущала себя лидером мусульманского Востока в противостоянии христианскому Западу, то к описываемому времени  её правители начинают воспринимать себя участниками «европейского концерта» ( выражение тогдашних политиков).
Селим III пришел к власти в возрасте 28 лет. В войне с Россией и Австрией османские армия и флот были разгромлены, империя потеряла Хотин, Очаков, Аккерман, Бендеры, Белград. Ожидалось, что с заключением династического брака между  французским и австрийским королевскими домами Франция присоединится к антиосманской коалиции. Но революция смешала эти планы, а Австрия была вынуждена выйти из войны с турками. Узнав о провозглашении республики во Франции, великий визирь будто бы воскликнул: «Тем лучше! Республика ведь не женится на австрийской эрцгерцогине».
Император Иосиф II умер в феврале 1790 года. Сменивший его на престоле Леопольд II был вынужден считаться с угрозой со стороны Пруссии – союзницы Османов, а события во Франции привлекли внимание к западным границам Австрийской империи. Он начал с турками сепаратные мирные переговоры, заключил перемирие, а после долгих переговоров в августе 1791 года был заключён Систовский мир. Приобретения Австрии в результате войны были более чем скромными: крепость Орсово и два приграничных городка в Хорватии.
Несмотря на выход из войны Австрии и объявленную султаном всеобщую мобилизацию мусульман от 16 до 60 лет, османы войну с Россией проиграли. По Ясскому мирному договору 29 декабря 1791 (9 января 1792) года к России отошло всё Северное Причерноморье, включая Крым, и земли между Южным Бугом и Днестром. На Кавказе восстанавливалась граница по реке Кубань. Турция отказывалась от претензий на Грузию и обязалась не предпринимать каких-либо враждебных действий против грузинских земель. Поражение турок было настолько очевидным, что в Европе заговорили о скором крушении Османской империи. Отчаяние турок постепенно укрепило у их руководителей уверенность в необходимости перемен.
В 1791 году, когда возвращавшаяся армия ещё стояла на Дунае, Селим III предписал сановникам подготовить правдивые докладные записки о реальном положении дел и мерах по исправлению положения. Одновременно в Европу были направлены эмиссары для ознакомления с военным и политическим устройством европейских стран. Ратиб-эфенди, ездивший во главе османского посольства в Вену, в своей записке признал, что многие беды Османской империи вызваны её военным и экономическим отставанием от Европы – вывод неслыханно смелый для жителя империи, которая считала себя образцом для всего мира.
4 февраля 1793 года учреждённый султаном Совещательный меджлис представил Селиму проект реформы.  Чтобы обезопасить себя от мятежей, погубивших предыдущие попытки реформ, Селим создал военный корпус численностью 12 тысяч бойцов, вооруженный, организованный и обученный по последнему слову европейского военного искусства. По-новому создавались также артиллерийские части, был воссоздан военно-морской флот, практически уничтоженный в ходе русско-турецких войн. Разрабатывались новые угольные копи и медные рудники, создавались заводы, предприятия по изготовлению армейского обмундирования и т. п. Для финансирования этих мероприятий султан учредил новое казначейство, средства которого были целиком отделены от тех, что обычно использовались для нужд старых государственных институтов. Совокупность реформ  получила название «низам-и джедид» – «новый порядок» (калька с термина «nouvel ordre», использовавшегося во Франции в первый период революции).
Таки м образом, реформы Селима III представляли собой некий гибрид модернизации Петра I с «опричниной» Ивана Грозного, существовавшей отдельно от «земщины».
Для подготовки и обучения кадров «низам-и джедид» были учреждены артиллерийское, военно-инженерное и морское училища. Преподавали в них французы или турки, прошедшие соответствующую подготовку у французов. Сотни юношей прошли военную и общеобразовательную подготовку по европейским образцам; на экзаменах нередко присутствовал сам султан. Заработала бездействовавшая почти полвека единственная турецкая типография, Ещё одна типография была создана при военно-инженерном и морском училище. На турецкий язык переводились европейские книги, в основном французские, по военному делу и математике. Впервые были учреждены постоянные дипломатические представительства Империи за рубежом – в Вене, Берлине, Лондоне и Париже. Двор Селима III стал центром внедрения европейской культуры в турецкое общество, – в особенности французской, поскольку Франция являлась старейшим союзником Османской империи и осталась им после революции.
Но реформы требовали денег, а потому были введены новые налоги: на вино, скот, хлопок, табак. Одних сипахов при недобросовестном выполнении обязанностей лишали пожалованных земель, другие освобождались от пребывания в армии, внося в казну определенную сумму от доходов со своего владения. Наступление на их былые права не могло не вызвать раздражения у этой части военно-служилого сословия. Недовольны были и пехотинцы-янычары, опасавшиеся, что их заменят новым войском. Даже некоторых торговцев и стамбульскую чернь задевали попытки султанских властей упорядочить снабжение столицы продовольствием. Но особенно негодовало мусульманское духовенство, крайне предубежденное против всего европейского.