Гл. 3. Игрища да побоища
Свенельдово подворье, куда пришли мы, после того, как сторговал нас воевода у купца-хазарина, представляло собой на половину молельное капище, на половину военный лагерь. Поднимались мы на гору с Подола по широкой, утоптанной тысячами ног тропе уже раскованными. Удар молота по железу- и опали цепи. И вот, пройдя через высокие ворота , мы - на подворье воеводы. Здесь собираются и выкупленные рабы, что , садясь за вёсла боевых челнов, осёдлывая коней кавалерии, становятся вольными. Сюда притекают и "охотники" со всех окрестных земель, чтобы послужить князю верою и правдою. Поиграть силою молодецкою. Добыть казны и славы. Сюда прибывают и наёмники-викинги. Здесь всё устроено для жилья и тренировок соборного войска. Обочь высокого, сложенными из могучих брёвен терема с украшенным резьбой крыльцом, с балясинами и охлупнями в виде грудасто-крылатых птицы-Гамаюнов, длинными галерами теснятся зимние казармы. В теплое же время года дружина и войско новобранцев ночуют под кожаными пологами , а то и, закаляясь, под открытым небом.
Посреди обширного, занимающего плоскую часть залысины холма точка-майдана высится грубо вытесанный идол Перуна. Хмуро глядя куда-то вдаль, вислоусый бог -громовержец, не обращая внимания на то, что на его бровях расселись бусые враны, сжимает в руках обоюдоострый меч. Ненасытные птицы ожидают очередной жертвы. И дожидались-таки. Из кухни то и дело выносят -либо кишки быка, либо копыта или рога барана, козла,коровы, а то и вываренную конскую голову. Черепа коней и рогатые страшилища развешиваются по бокам божества.Внутренности складываются на сложенный из плоских камней алтарь.Это жертвоприношение. Сюда тащили всё, чем можно было, умилостивляя божество, помазать его выпяченные, потрескавшиеся из-за рассыхающейся древесины губы. "Вот тебе боже, что нам не гоже!" Вдыхай жирные туки! То какой-нибудь Ясень Сражений придушив по дороге на Свенельдово подворье плюхающегося в луже гуся, бросит к подножию молчаливой чурки зажмуренную голову с плоским клювом. То кто-нибудь отбившуюся от хозяйкиного двора курицу прирежет. И её скрюченные лапки, так смешно сжимающиеся, когда малец дёргает за жилы,-туда же."Эй ты , свин со Свенельдова подворья!Пошто своих грабишь!Грабь печенегов в Заднепровье!"-ругались на мародёров древние деды и старухи. Но витязи продолжали совершать свои каждодневные подвиги. Хотя воевода то и дело, выходя, на крыльцо выговаривал дружине:"Опять на вас посадские доносят!Узнаю - кто марадёрит-лишу жалования!" Но-не действовало. Шкодливые забияки ещё нарочно подначивали киевлян, опустошая их подворья, сады и огороды. И всё -Перуну на пожертвование. Обожравшиеся псы, уже даже не грызлись из-за костей и протухлого мяса. Коты, ленясь доедать остатки пиршества псов и ворон, грелись под лучами Ярилы-Сварожича. Наглотавшись рыбьей требухи, они уже ничего не хотели. Ни чем не брезговало божество. Ни головой пойманного в Дону такого же усатого и пучеглазого, как сам бог, -сома, ни надкусанным недозрелым яблоком из садика княгини, за остробревенчатым тыном которого прятался каменный терем. Мухи роились жаркими днями вокруг Перунова алтаря,белёсые черви копошились под жабрами рыбины, коей уже не подыматься вверх по Днепру , следуя по пути из Грек в Варяги, где кроме чебачков да пескаришек могли эти киты речных глубин объедать и витязя рухнувшего в воду с речного обрыва с вонзившейся в незащищённую кольчугой шею печенежской стрелой, и сброшенного за борт насмерть засечённого плетью раба -галерника, и сломавшего на броде, отбившегося от табуна коня. Жирны и увесисты сомы днепровские. Иного такого властителя мутных пучин ,как меч-кладенец Святогоров, два-три воина тащили каликами перехожими на Свенельдово подворье, чтобы заволочь его на разделочный стол кухни, откуда потом он , посечённый , как какой-нибудь печенег саблею, отправлялся в громадный котёл, перевёрнутым святогоровым шеломом возвышающимся в кухонной части свенельдова подворья. И кто же из новобранцев не любил нарядов на кухню! На кухне голодным не будешь!То от капустного кочана, напоминающего голову половецкого хана, схрумкаешь лист, пока разматываешь его чалму, ошкуривая грязные листья. То , словно обагренный в крови хазарина кинжал, морковину надкусишь! А то дядька из хожалых в полюдье дружинников , колобродя в казане гигантской поворёжкой, выловит из чана, закипающего , как варево грешников в аду, какое-никакое баранье ребро с дымящимися куском мяса. А ты знай себе - этаким чумазым чертёнком подбрасывай полешки под закопченный царь- казан. И вот проворнее даже , чем в строю на маневрах , рассаживаются витязи по лавкам вдоль неоглядных столов. Гремят ложки хоролужные о тарелки булатные. Заполняются борщём хойла и глотки. Каша, каша и ещё раз каша! Кто мало каши ел, тот какой боец,тем паче богатырь, а тем более берсерк! Ну а что до вишен-черешен из садов эдемских, то они свисают через заборы прилежных киевлян-садоводов.Там на грядках пиками полков византийских острится лук, чеснок бросается в бой вятским ополчением. И всё это предстоит завоевать начинающему богатырю.
Набив зобы, не сразу ж за мечи хвататься дубасить друг друга тренировочными деревяшками,пробовать острие боевого топора на не сожжённом под котлом полене! Вначале и с богами пообщаться надобно! И вот седобрадый волхв в белоснежных одеждах простирает руки к дубу, что вкогтился сухими ветвями в небесную склень, словно кречет в добычу. Тот дуб , отбрасывает на земь сетчатую тень, улавливая нас в бредень языческой молитвы. И мы мелкой рыбёшкой в мотне того бредня,бредим и грезим наяву, набираясь воинственного духа. Ведь тот многовековой дуб-великан посреди Свенельнова Подворья - священное дерево. Говорили -он ровесник изгнанных Олегом в эти глухие места из стольного града Новгорода разбойников* - Кия, Хорива , Щека и сестры их Лыбеди. Здесь, под этим дубом они и делили добычу ограбленных купцов. И засох тот дуб опосля того, как ударила в него грозовая молния. И то знак был от Перуна-громовержца.Ведь молния- меч его.А гром-голос. Помолясь дубу, обращается волхв к Перуну. Распугивая мух и вранов, торжественно возглашает жрец:
- О Перунове,боже, укрепи мышцы воев твоих, даруй им силу для боя, сделай их неуязвимыми.Воздай нам за принесённые жертвы...
-Даруй!Укрепи! Воздай!-вторит сытый хор.
-Послужим тебе и князю , не щадя живота своего!
-Послужим!
Стоим мы неоглядной шеренгой , молясь, Перуну , Мечу его, Щиту и Кольчуге. Сверкают шеломы в лучах Ярилиных. Щиты алые. Синева кольчуг , отражающаяся в синеве глаз.Мечи в ножнах. Копья - иглами ежа. Вот такими же нас увидят у стен Итиля, Саркела и Царьграда. Увидят -и ужаснутся, как ужасались - увидев непреодолимую, ощетинившуюся селистами македонскую фалангу, несущиеся на неё на боевых слонах персы.
Ожившим богом -Перуном влетает на белом арабском скакуне в ворота Святослав, сверкая золотой серьгой в ухе. Кровенится алым цветом корбункул в той серьге, сияют две жемчужины. Топочут копыта борзых коней дружинников.А среди них - ангелами с крыльями развевающихся плащей за спинами -Рогвалд, Борислав, Родимир, Велибор, Бранко-всё отборная княжева кавалерия.Дружинники. Сила.Срываются с ветвей дуба с карканьем , размахивая грязными тряпками крыл,спугнутые грохотом подков вороны.
- Здравы будьте!- выхватив сверкнувший меч из ножен, встаёт в стременах князь!
- Здрав будь, князь!-покатывается по шеренге грохот голосов, отбрасывая ввысь волной могучего звука отяжелевших от идоложертвенного птиц.
Любо дорого было и на кухне, и за богатырским столом, и в строю на майдане. Но куда как более того лепо было на кузне по ту сторону горы Щековицы. А туда Свенельд-воевода то и дело отправлял нас, новобранцев, позвенеть молотом о раскалённый в горне железный пруток. Вятичу Любомиру и радимичу Давило был задан- урок -выковать лезвие меча, мне -раздуть пошибче огонь в горне. Что было мочи нагнетаю я мехами воздух в горн. А в горне, на угольях, уже лежит заготовка - металлическая палка, какие везут купцы из дальних земель, а Свенельд у них скупает за шкуры и серебро. Раскаляясь, начинает рдеть , как стыдливая девица щеками, до того тёмный пруток. Затем становится оранжевым, а из оранжевого-малиновым, что небо за Днепром на восходе.Хватает Любомир щипцами раскалённую, сыплющую искрами заготовку, и со звоном бросает её на наковальню.Ударяет Давило молотом , плюща податливое железо. Оба обнажены по пояс , лоснятся от пота. Только фартуки прикрывают мускулистые торсы. Геркулес и Гефест. А я при них - слуга Эола, способного хоть паруса ладей надувать, хоть раздувать огонь в горниле, хоть задирать подолы девок.
- Это гут, зеер гут!- глядя на нас говорит наш наставник из старых викингов , ходивший на готов , и знающий их кузнечное дело Греттир.
И начинается стук-грохот. То кувалда, то молоток. То молот Тора, то топор боевой Перуна. Звяк, звяк! Так звенели позже колокола церквей, поднявшихся на киевских горах по велению Ольги, принявшей в крещении имя Елены. Для фундаментов тех храмов мы таскали валуны.Но не Сизифов ли то был труд - возводить православные храмы на языческих капищах?
Звяк-звяк. Смотрю я на то, как превращается бесформенная палка в обоюдоострый меч-и вижу , как крушит мечом хазар, половцев и византийцев радимич Давило. Как прокладывает просеки в рядах византийских всадников -катафрактариев вятич Любомир.
Не тот ли меч ковали тогда они, о котором позже хазарские старейшины скажут-мол, не стоило брать дань мечами. Мечи русичей, дескать, -обоюдоострые. А наши заточены только с обной стороны. Как бы о вторую сторону тех мечей не порезаться! И порезались. Да так, что от царства остался пшик да маленько. И вслед за нахлынувшим потопом русского воинства накатили волны моря Хвалынского не оставив следа от Итиля , на стогны которого взошёл , вдохновляя подданных не сдаваться натиску голубоглазых варваров сам каган Иосиф в золотой, усыпанной драгоценными каменьями короне.Откуда он взялся этот славянский Ганнибал?Не на слонах с Альп, как читал каган в византийских книгах, а из дремучих вятских лесов. Из волн Волги , в водах которой по поверьям русичей, кривичей, вятичей да северян жили русалки , дочери Водяного, вышло они купно да ещё и с печенежской ордой. И сами -то они подобно русалочьим хостам были одеты в кольчужную чешую, И говорили , что среди них был взявшийся откуда ни возьмись герой народных преданий-богатырь Вольга! И стрелы -то их , как убедился Иосиф, подобны были сметающему всё Стрибожьему ветру*(мудрецы-талмудисты рассказывали кагану про наивные верования обожествлявших природу славян). И на глазах кагана сбывалось написанное в торе. И предстал ему Итиль Иерихоном. А предводитель русичей князь Святослав - Иисусом Навиным. И прозвучало его "Иду на вы!" -трубами иерихонскими. И стоя на вершине рушащейся стены, вопрошал сам себя Иосиф, как за 500 лет до того погибающий властитель в другом времени и на другом конце света :"Неужто Карфаген будет разрушен?"**
Вытекает через высокие, обрамлённые перуновыми столбами резные ворота Святославово войско. Он, слившийся со своим конём, впереди- следом дружинники. За ними -пехота. Скачут по траве-мураве обочины, улюлюкая , оседлавшие хворостины мальцы. Дева хватает витяза за стремя. И он,подъяв её могучей рукой, целует златокосую - и не может оторваться. Лязг оружия. Смех. Плач. Так начинались наши походы и на Хазарию , и на Константинополь. Так началась и наша потеха, когда посекли мы присланных Оттоном*** немецких миссионеров. И легли они идоложертенным мясом с раскроенными головами и вывалившимися кишками под ногами Перуна за горой Хоривицей, куда ходили мы устраивать потешные бои.
Из игрищ и потех княжьих-самая любимая и подобающая для мужа-соколиная охота. И я, Гуннар в моём языческо- воинском посвящении, и Георгий в христианском -крещении - не токмо писарь княжий и слагатель вис, а и сокольничий.
Вонзает сокол когти в кожаную рукавицу. Покачивается птица, сидя на руке с колпачком на голове. Выскакивает из под куста серая зайчиха - и срываю я колпачок с головы кречета. А путы на лапках - давно развязаны.Срывается птица с рукавицы с боевым криком. Молодец сокольничий, знает своё дело
Сокол сорвётся с моей рукавицы,
птица когти в добычу вонзит,
слово сорвётся с уст девицы,
взгляд синеокий сердце пронзит.
За поцелуй этих губ лепестковых
крылья расправлю,в небо взлечу,
сердца ли стуком,звоном подковы,
имя любимой , взлетев, прокричу...
И катится слава меж дружинников о слагателе вис-сокольничьем-берсерке. Гуннар. Гуня. Гунька кабацкая! А то ведь как пойдём гулеванить со товарищи да , хватив медов из богатырских ковшов, вывалим на майдан, а с него - биться в кулачки с посадскими, то держись подальше от Гуниного крепкого удара, а уж от кулака-кувалды радимича Давило и подавно! Да если и вятич Любомирушко приложится- мало не покажется. А из- за чего бучило, как под мельничным колесом на речке Лыбеди за дальней горою? А из-за девок. Они поглядывают, как мы друг дружку мутузим да прихохатывают.
-Эй , Гуня! - кричит васильковоглазая Забава, дергая саму себя за рудую косу -плеть.-А я видала, как ты в дубраве сокола пущал. Ты часом не оборотень? А то мне показалось ты в того сокола обернулся, когда в зайчиху когти вонзал!
-Она и лукошко -то с клубникой выронила!- хохочет кареокая товарка.- Показалося ей, шо ты в неё, Ладу, вкогтился...
-Вкогтился, влюбился!-дразнит девчёнчшка поскакушка -весь нос в канапушках.
Отвлекли сороки стрекатухи- и вот летит кулачишко посадского базарного воришки прямо мне в ухо.
-Ах ты шмакодявка!- ухватываю я его за отслоившийся от вилка лист кочана на тонкой кочерыжке. Но не бить же такого!
Подросли мальчонки посадские.Давно ли затевали побоища на палках на берегу Днепра , устраивали осады по подворьям, иной и оседлав козла из себя витязя изображая! А вот уже в той лощине , которую удобрил объевшийся ворованной черешни сорванец, выросло и зацвело деревце. И в месяц цветень среди дивчин и парубков Мстислав с Изяславом хороводятся. Те самые, что на базаре -один жменю вишен слямзил, другой шматок сальца сунул под рубаху.Один -златокудрый верзила, другой коренастый, шустроногий нерасстающийся с флейтой весельчак из подпасков, что стерегут табуны лошадей на лугах в Задонье. Водят девы хоровод, славят Купалу...
Ты Купала дай мне мала,
дай красавца-удальца,
на гумне полову мяла,
целовала молодца...
Поют девки, приплясывая на Лысой горе вокруг каменной Макоши-роженицы, кружат коло, взявшись за руки, будто подвижный венец из полевых цветов надетый на русую голову.Звенят голоса. Наигрывает Мстиславова свирелька. И сам -то он , как молодой жеребчик. А давно ли они с Изяславушкой, перелезши через островерхий тын, приникали к щели баньки, в которой пузатые борова Борзосмысл с Ратибором куролесились с купленными на подольском причале рабынями - кривичанкой Радой и печенежкой Айчой.
В четыре глаза следили за тем, как скидовали девы белы срачицы, как подливали на каменку кваса. Как, радуя глаз, в клубах пара белела рудая богатырша Рада, будто Валькирия на облаке.Как хлестала берёзовым веником старого дружинника. Как чернела треугольником под пупком, розовела сосцами грудей-рожек дева половецкая Айша. И вот -парни в хороводе купальском. И сбегают гурьбой-ватагой с холма к Дону купно с девичьим гуртом. И кидаются в воду с разбегу, как зимой -в прорубь,когда разгорячась на полкЕ , исхлеставшись веничками-и не чувствуешь мороза. Ах! Холонит вода, сердце заходится. И ловят руки парня русалочий хвост. А тот не воин, кто деву в воде поймать не может!
-А ты веришь в оборотней? - спрашивает Мила Забаву, глядя на то , как пляшет огонь -краснорубашечник на поленьях купальского костра.- А то говорят-Мстиславушка мой в чудо-рыбину может обращаться. Я видела его на Свенельдовом подворье в долгополой кольчуге, в шеломе, со щитом и с копиём. Он и правда, как будто весь в чешуе был. И все они такие...Рыбий косяк. Я видела такой, когда с батей на Волге сети с лодки ставили-вынали.
- Оборотень аль нет, а люб ведь тебе?
-Ой как люб!
Ты Купала, дай мне мила,
чтобы до смерти любил...
Начинают хлопцы прыгать через огонь. Разбегается Изяслав. Подпрыгивает. Зависает над костром. С одного бока язык пламенный, словно дых из змиевой пасти. С другого -Луна. И в миражных клубах дыма видят девы, как обращается Изяславушка в серого волка. А я зрю сквозь времена, как вонзает он коготь-крюк в византийца и стаскивает "бессмертного" катафрактария с седла на земь. Щеплю я струны гуслей филенчатых. Наигрывает пастушок Мстиславушка на свирельке.
И вижу я в тех купальских огненных клубах , как горят древлянский Искоростень, хазарские Итиль, Саркел и болгарский Доростол. Снова и снова сбываются волхования мстящей древлянам Хёльги-Ольги. Ведь не даром брала она дань со двора древлянского по три голубя да по три воробья. Неспроста она раздала тех воробьёв и голубей взятых якобы для корма ловчим соколам, и, повелела привязать к лапам их по труту и, подпалив те фитили, - выпустить птиц на волю. И вернулись птицы под родные стрехи -и вспыхнул Искоростень. Давно от Искоростеня только кучка пепла осталась,а птицы всё летели и летели.
продолжение:http://proza.ru/2023/02/01/458____
*"Из приведенных фактов понятно, что было три состава братьев со схожими именами. Первый состав — Кий, Чех и Хорив (основатели западнославянских племен, поставивших первый Киев-Кёвё). V век.
Второй — Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь (основатели городка Киевец, жили спустя четыре столетия после Кия, Чеха и Хорива). IX век.
И третий — Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь (разбойники, изгнанные из Новгорода Олегом, но позже им же убитые, жили спустя еще одно столетие). Они поставили на Украине городок Киевец, на месте которого Олег поставил Великий Киев — столицу Украины. X век."( Бычков Алексей Александрович. Киевская Русь. Страна, которой никогда не было? : легенды и мифы.)
**Carthago delenda est(лат.)-Карфаген должен быть разрушен-слова Катона Цензора
***Падение Карфагена — кульминация Третьей Пунической войны, произошедшая в результате осады этого города римлянами, начавшейся в конце 149 года до н. э.