- Что сидишь в городе, приезжай ко мне на заимку, воздухом хоть свежим подышишь, - мой дед сидел на кухне и пил чай. Он приехал вчера по каким-то неотложным делам. Город он не любил и появлялся в нем крайне редко.
- Здесь нет людей, тени одни мелькают, душно у вас и суетно, как вы здесь живете? - он шумно прихлебывал из большой кружки горячий чай.
Под два метра, дед занимал почти половину и без того небольшой кухни. Когда мне было лет четырнадцать и рос как на дрожжах, прибавляя за лето по десять сантиметров, дед опускал тяжелые руки на мои плечи и, сжимая их словно клещами, удовлетворенно бурчал:
- Ну-ну, в нашу породу. Пройдя всю войну рядовым, заработав себе два боевых ордена и осколок от мины, дед оставался в некоторых вопросах наивным, как ребенок. Они с бабушкой жили в глухой сибирской деревушке на берегу реки. Когда бабушка умерла, он погрузил на телегу нехитрые пожитки, ушел в тайгу, построил дом у ручья, где жил в лесу почти круглый год.
- В отпуск когда? Может все же приедешь? Скажи, я встречу, сам ты не доберешься до заимки, - он собрался уезжать и укладывал в видавший виды зеленый рюкзак какие-то блесны, крючки и прочие рыболовные принадлежности. Все это дед приобрел в охотничьем магазине и радовался, как дитя. Через неделю у меня начинался долгожданный отпуск и я пообещал деду приехать. Мы согласовали время , и он уехал. Я устал от суеты шумного города, от вечных пробок. Но больше всего я устал от людей. Мне хотелось хоть недолго побыть в тишине.
Дед встретил меня на сельском автовокзале. Он небрежно кинул мою дорожную сумку в телегу, запряженную унылой клячей.
- На весь отпуск? - дед хитро прищурился.
- Как получится, - я растянулся на душистом сене, лежавшем в телеге.
Мы выехали из деревни и минут через тридцать уже катились по лесной дороге. Солнечные лучи едва пробивались через темные лапы вековых кедров, по дороге сновали юркие бурундуки, пахло прелыми листьями. Телега покачивалась, и я незаметно задремал. Мне снился чудесный сон. Будто я иду по лугу, раздвигая руками розовые заросли иван-чая, вдыхая его чуть горьковатый аромат. Проснулся я от того, что телега остановилась. Лошадь щипала сочную траву. Лес стал совсем темным, исчезли куда-то березы и клены, по бокам дороги густо росли колючие ели, пихты с мягкими иголками, да разлапистые кедры. Деда не было. Я уже начал беспокоиться, когда он внезапно появился из темной чащи, неся что-то в руках.
- Борти проверил. В прошлом году подготовил для пчелок три дупла. Нынче первый урожай. Дед показал двухлитровую банку доверху наполненную густым янтарным медом.
- Чуть не съели, окаянные! Ох, и злющие! Но я оставил им немного на зиму, с голоду не помрут, чай перезимуют. Да, и нельзя у них весь мед отнимать, - он бережно упаковал банку в берестяной заплечный короб.
- Ты где с дикими пчелами научился обращаться?
- Да, в этих местах испокон веков бортничеством промышляли, да потом как-то все забыли, развели домашних пчел. С ними и хлопот меньше , и в тайгу ходить не надо, комаров кормить, - дед лишь огорченно махнул рукой. Телега покатилась дальше.
- Долго еще? - мне захотелось есть.
- Верст десять, - он лег на душистое сено рядом со мной.
- Я подремлю, лошадь дорогу знает, довезет, не сомневайся, - дед прикрыл лицо рукой и замолчал. Вдруг кляча остановилась, попятилась назад, заводила ноздрями. Дед насторожился, привстал в телеге.
- А, ну-ка, стой! - его лицо преобразилось, даже стало будто моложе. Его глаза высматривали что-то в лесу.
- Медведь? - я похолодел.
- На пенек смотри, вон там, рядом со сломанным кедром, - дед ткнул пальцем куда-то вбок. Я внимательно всматривался в лес, пока не увидел на трухлявом пне свитую в кольца большую серую змею с красным хохолком на маленькой головке.
- Огневка, - почти прошептал дед. - Замри! Не шевелись!
- Ты что? До нее метров десять, если не больше, - мне была не очень понятна его тревога.
- Она с земли прыгает и летит, как стрела на десять - пятнадцать метров, а если с веток, то и того дальше. Дед осторожно тронул вожжи , и телега медленно скатилась в овраг. Метров через сто мы опять выехали на дорогу.
Мы ехали еще примерно час, пока не оказались на круглой, как блюдце поляне. Дорога кончилась, уткнувшись в большую бревенчатую избу.
- Ну, вот мы и дома, - дед спрыгнул с телеги, - давай разгружайся и проходи, ужинать будем.
Изба была просторная и светлая. Пахло смолой и смородиновым листом. Дед суетился во дворе, разжигая небольшую печурку колотыми березовыми полешками. Уже пыхтел чайник, куда дед бросил смородиновые листья. Поужинали плотно: - жареные караси, здоровые, как лапти, потом были то ли рябчики, то ли куропатки, а потом чай - ароматный, вкусный, пахнущий смородиновым листом и мятой. Быстро стемнело и мы прошли в дом. Дед зажег керосиновую лампу, постелил мне на широкой кровати, где лежала большая медвежья шкура.
- А ты не боишься? Ты совсем один, даже собаки нет, - мои глаза слипались.
- Кого? - дед усмехнулся, - я здесь давно уже свой.
- Кому свой? - у меня даже сон пропал.
- Да, всем. Он погасил лампу, - спи уже, любопытный, потом все поймешь. Я хотел еще расспросить его, но моя голова коснулась подушки, и я мгновенно уснул.
Я проснулся от запаха хлеба. Он щекотал ноздри, был немного кисловатым. Выглянув в окно, я увидел деда, колдующего возле печки.
- Вставай, засоня, я уже и хлеб испек, а ты все дрыхнешь, - он был перепачкан мукой. Рядом на столе лежали два каравая.
- Не ваш, магазинный, ржаной, настоящий! - дед понюхал каравай, и даже причмокнул от удовольствия.
- Ты еще и хлеб сам печешь? А мука? Что-то я не видел, чтобы ржаную муку продавали.
- Моего помола, вон там, на ручье и мельница стоит. Мы ведь раньше здесь жили. Отца-то моего - прадедом он тебе приходится, как раскулачили, так мы в тайгу и ушли. Отец с матерью, да я с братовьями. Семеро у меня братьев - то было, знаешь? - дед нахмурился, - хозяйство завели, три избы поставили, бортничали. Одного дикого меда сдавали знаешь сколько - ого-го! Но потом они и сюда пришли. Мельницу сожгли, избы по бревнышку раскатали. Нас - то не тронули, мальцами мы еще были, а вот отца с мамашей так и не нашли. Как в воду канули! Нас в детдом определили, оттуда мы и в армию ушли один за другим, мы же погодками были. А потом война - дед вздохнул, - там все и полегли, а я вот один живой остался.
Я знал, что все семеро братьев деда сложили головы в сорок первом, защищая Москву. Но, мы до сих пор не знаем, где они похоронены. Мой отец делал запросы, искал, но так ничего и не добился.
- Ладно, давай почаевничаем, - дед поставил на стол пузатый самовар. Я такие видел только в кино. Рядом появилась вазочка с душистым вареньем.
- Мед дай попробовать? Я слышал, что он очень отличается от того, к какому мы привыкли, я хочу в этом убедиться.
- Нет, это гостинец. Варенье ешь!
- Кому гостинец? Ты чего, дед?
- Кому надо! - он разлил чай по кружкам.
- А ты где все хранишь? Я смотрю у тебя и ягода, варенье, рыба всякая?
- В леднике, там, за домом. Ладно, пойду сети проверю, а ты тут хозяйничай, - он стал собираться.
- Слушай, а я что-то ружья у тебя не видел?
- Да, у меня его и не было отродясь, зачем оно мне? - дед пожал плечами.
Настрелялся вдоволь в свое время, не хочу больше!
- А если зверь какой дикий или человек худой? - не отставал я от деда.
- Ну, я же тебе говорил, я здесь свой! Кто посмеет тронуть? Да, и не позволят.
- Да кто не позволит-то? - я стал злиться.
Дед промолчал. Он, уже уходя, обернулся и бросил через плечо:
- На озеро сходи, искупайся. Видишь тропу, иди по ней и не сворачивай, в озеро и уткнешься, - он махнул рукой куда-то в сторону леса. Потом помолчал и добавил:
- Только ничему не удивляйся и никого не бойся, тебя здесь никто не тронет. Дед усмехнулся и ушел.
Я шел по тропе. Под ногами мягко пружинила изумрудная трава. По бокам тропы рядами росли молодые кедры, словно их кто-то специально посадил. Не очень высокие - метра три-четыре, не больше. Словно чья-то хозяйская рука бережно и с любовью выращивала кедровый молодняк. Сквозь густые темные ветви блеснуло на солнце озеро. Я вышел на берег. Желтый песок обжигал пятки. Сбросив одежду, я с разбегу нырнул в прохладную воду. Блаженство! Наплававшись вдоволь, я лег на спину и раскинул руки. Озеро качало, баюкало. Было тихо, только от легкого ветерка едва шелестел камыш, растущий по краям озера, да на отмели плескалась рыба. Рай...
Я лежал на песке. Шевелиться не хотелось. Сладкая истома разливалась по телу. Вдруг надо мной раздалось легкое покашливание. Я вздрогнул и вскочил. От удивления у меня глаза полезли на лоб. Передо мной стоял старик в холщовой рубахе ниже колен. Седая борода почти закрывала грудь. Он рассматривал меня внимательно, чему-то усмехаясь. Взгляд острый с хитринкой. Позади него я увидел группу молодых парней, смотревших на меня с любопытством.
- Не обманул Гришка-то, не обманул. Похож, наша порода! - старик обошел вокруг меня, потом махнул рукой парням, стоящим позади него.
- Ну, идите, знакомьтесь что-ли.
- Мы деда-то твоего - Гришку, давно уж просили тебя привезти.
- А вы кто? - у меня от нереальности происходящего пересохло во рту. Язык поворачивался с трудом, цепляясь за нёбо.
- Мы-то? Я вот- прадед твой, деда твоего отец значит, а это братаны его - деды твои выходит, вот ведь как! Им-то ты внук, а мне, значит, правнук. Чудно! Парням было не больше тридцати лет, они стояли высокие, как на подбор. Такие разные, разве что, карие глаза с солнечными крапинками выдавали их родство.
- Ну, привет, внучок! - хохотнул один из них. Он выглядел лет на десять-пятнадцать моложе меня.
- Вам же сейчас должно быть...а вы молодые, - мне казалось, что я сейчас потеряю сознание.
- А мы теперь всегда будем молодыми, - самый старший из братьев внимательно посмотрел мне в глаза.
- Да оставьте вы его в покое, видите, не в себе он, что навалились? - старик присел на песок, махнул рукой, приглашая всех сесть рядом.
- Чем занимаешься? - он погладил седую бороду, - польза-то от тебя какая есть?
- Доктором работаю, - от волнения на меня напала икота.
- Доктор? Это хорошо, нужное дело. Много людей спас? Не зря на свет-то появился, а? Глаза старика сверлили меня, как буравчики.
- Батя, да он белый весь, того и гляди в обморок брякнется! - один из братьев обнял меня за плечи.
- Хватит, наверное, с него на сегодня. Он еще к нам придет, ты ведь придешь? А? Внучок? - он улыбнулся. И улыбка была открытой и доброй. Все замолчали.
- Да-а, - вздохнул старик. Через пару лет и Гришка к нам придет. Старый совсем стал, помрет скоро. Кто тропу потом охранять будет? Эх, беда, беда... Ладно! Ступай! Пора тебе. Да, вот еще, Гришка медку на пробу обещал прислать свежего, проверю, какой нынче урожай. Ты уж не забудь, захвати в следующий раз.
Я уже смутно помню, как очутился на дедовой поляне. Помню только, что страшно болела голова и тошнило. Да и то, не каждый день приходится с покойниками разговаривать. Я сидел на траве, прислонившись к стене дома, когда появился дед. Он только глянул на меня и зашел в избу. Через минуту вынес что-то в большом глиняном кувшине.
- На, попей, - дед налил в кружку запашистую жидкость и сунул мне в руки. Я глотал ароматное зелье и чувствовал, как живительное тепло разливается по телу.
- С ними долго нельзя рядом находиться, уж больно сил много на это уходит, тяжело потом. Я привычный, а тебя эвон, как скрючило. Ну, что? Познакомился с родней? - он усмехнулся.
- Скажи, дед, это не сон? Может быть я с ума сошел? - меня уже немного отпустило и я мог разговаривать.
- Не знаю я, да и не хочу знать! Их только пройдя по тропе увидеть можно. Я с другой стороны озера пробовал подходить, нет никого, будто их и не было. Они многому меня научили, бортничать вот. Отец-то мой знатным бортником был. Они словно охраняют здесь что-то, берегут что ли? Молодняк кедровый видел? - их работа. Лихих людей сюда не пускают. Несколько лет назад геологи сюда повадились, место для железной дороги выбирали. Говорили, что лес рубить будут. Так вот, не получилось у них ничего, вся техника ломалась, как только они в тайгу сунулись. Как уж они это сделали, не знаю, но больше сюда никто и носа не совал. Вот так-то. Мы посидели, помолчали. День катился к закату, дед разбирал улов принесенный с реки. Разговаривать совсем не хотелось.
Я пробыл у деда весь отпуск. Чувствовал, что врастаю в эту землю невидимыми корнями. Мы ходили с дедом за медом, он научил меня ставить силки и капканы. И даже печь хлеб. Я еще несколько раз встречался с вновь обретенной родней. Мои молодые деды много рассказывали о войне. Лица их темнели, они становились будто старше. Когда пришло время уезжать, старик долго смотрел мне в глаза, а потом сказал:
- Надолго не прощаюсь, ты еще вернешься.
Через два года от деда не стали приходить весточки, и я собрался в дорогу. Все было на месте: поляна, изба и даже лошадь паслась недалеко от дома. Только деда не было. Я прожил там около недели в надежде, что он вернется, но все было напрасно. В день, когда мне надо было уезжать, и я складывал вещи в дорожную сумку, заржала лошадь. Я выскочил из избы, но никого не увидел. Только на крыльце стояла двухлитровая банка с густым янтарным медом.