1
Бесспорно, использование диафильмов, по главному признаку – некоторой свободе их толкования, следует одним боком отнести к традиции устного творчества.
Вскоре после нашего вселения в новый дом на Дачной, в доме откуда-то появился тяжелый футляр, вроде футляра от швейной машинки, только черного цвета. Помню, что отец торжественно поставил его на стол, а впрочем, может быть, его нам тогда подарили. Фильмоскоп!
Присутствовало много народа, может быть, были соседи, знакомы с детьми. Мне помнятся некие обобщенные молодые люди, девушка и юноша, смело взявшиеся устанавливать прибор. Он был черный, с большим объективом. Крышка, закрывавшая лампочку, откидывалась назад. За лампочкой стояло сферическое зеркало. Я позднее его вытаскивал, чтобы поджигать с его помощью сухие травинки, мечтая воссоздать гиперболоид инженера Гарина. В тяжелой базе прибора находился трансформатор, тихо гудевший и вибрировавший. Фильмоскоп периодически перегревался, и надо было делать перерывы в показе для его охлаждения, иначе краска на пленке пузырилась.
В ту первую его демонстрацию в моей комнате расставили стулья, устроили занавес на дверях, и я продавал гостям нарисованные мною входные билеты. Не знаю, кто надоумил меня, но тогда взрослые в гостях постоянно затевали подобные игры с детьми. В Америке эта традиция, между прочим, еще процветает, а вот интересно, как сейчас там?
У них что-то долго не ладилось с подачей пленки, потом то ли что-то показали, то ли махнули на показ рукой. После этого фильмоскоп перешел в наше с сестрой полное распоряжение. Мы разобрались с дефектом в устройстве фильмоподачи и наловчились заправлять и протягивать пленку неконвенционным путем. Вначале главной на показах была моя сестра с ее подругами, но уже через пару лет они выпали из компании и главным стал я, а моей компанией - младшие родственники: двоюродные сестры и братья и сосед Витька.
Чем для меня были эти диафильмы? Как описать их воздействие на детское воображение, не подвергнувшееся еще трамбованию телевизором и спецэффектами?
У меня для этого есть только одно, опять не очень приличное сравнение. До 20 века абсолютное большинство мужского населения никогда в жизни не видели обнаженного женского тела, да и сейчас такого населения в мире еще немало. Поэтому мужское воображение зажигали сущие мелочи: шея, лодыжка, запястье, на мгновение открывавшееся взору. В Нью Йорке на 5 Авеню возле тогдашнего небоскреба (21 этаж) «Утюг» есть сквознячное место. Там всегда собирались мужчины подсмотреть как чуть-чуть взлетают длинные, тяжелые юбки, показывая ножки. Потом женское тело стало прилюдно постепенно обнажаться, а нынче на Интернете уже полно бесплатной порнухи, смотри, не хочу. Но никакое воображение это уже не в силах так воспламенить. Я даже не думаю, что большинство нынешних мужчин интересуется этими сайтами, ну что там еще есть такое, чего еще никто никогда не видел?
Также и детское воображение в те годы загоралось и пылало от одних только намеков. У нас был черно-белый диафильм про непослушного козлика. Он все время убегал из дома и подвергался опасности быть съеденным врагами. Там был один момент, когда он прячется под кустом, а сверху кружит орел и говорит себе, (а наш козлик слышит): козлик бродит где-то здесь... Помню, я смотрел этот фильм один, обмирал от страха, меня душило, и, не выдержав напряжения, чтобы только прекратить мучение, я выбежал из комнаты.
Блин, мне было, наверно, уже лет 8, а диафильм этот я уже смотрел не раз! Чуть позже появился американский кинофильм «Седьмое путешествие Синдбада» с циклопом, драконом и потоком лавы, над которым балансировали герои. Все наводило ужас и трепет, сердце обрывалось. Циклопами пугали маленьких сестричек, кривляясь и завывая, и они пугались. Музыка предваряла ужас: вот пара аккордов, еще ничего не случилось, а сердце уже томит, ноет. Позже, в 70-х, я смотрел этот фильм снова, специально шел на него. Примитивные эффекты, кого они сейчас впечатлят, разве что вызовут сочувствие к тем беднягам, которые принимали эту чепуху всерьез.
Те диафильмы сыграли огромную роль. Мы не просто читали титры, а говорили их от себя так, как сами понимали сюжет, комментировали действия, объясняли их младшим. Младшие смотрели на старших с уважением.
А больше-то ведь ничего и не было. Телевизор был в новинку, его ходили смотреть к соседям, а мультфильмы надо было идти смотреть в кино за деньги, которые выдавались отнюдь не щедро, и вообще, они еще не были поставлены на поток. Детские фильмы были откровенно пропагандистскими, их, конечно, тоже смотрели, но для воображения там не было места.
Диафильмы действовали намеками, воображение, радостное, бежало навстречу. Большинство наших диафильмов были черно-белыми, но «Приключения Буратино» был цветным. Ах, этот чудесный фильм художника Владимирова! Я помню в нем каждый кадр. Всех персонажей я вижу только такими, какими они были в нем. Эта история всегда жила во мне и вдохновила меня позднее на сочинение своей версии этой сказки.
Был еще «Мистер Твистер». Тоже отлично помню все кадры, прекрасно прорисованые. Другие диафильмы, видимо, были нарисованы похуже и не отпечатались зрительно в памяти. Был фильм про Раймонду Бьен. Кто помнит сейчас, кто она такая? А кто помнит Манолиса Глезоса?
Был еще фильм про Голубя мира, который облетал все страны. В Корее он видел войну. Там дети в кадре выглядывали из укрытия, а горизонт пылал, разбомбленный поджигателями войны. В Греции хорошие люди (видимо, коммунистические партизаны) сидели в тюрьме и смотрели в зарешеченое окно на своих, опять же, детей, пришедших их навестить. Не помню других кадров, но настоящий мир царил только в одной стране.
Ну, и про козлика, его хорошо помню. Мы смотрели все подряд.
Гибель моих диафильмов была заложена в их материалах. Этим материалом был горючий целлулоид, пригодный для изготовления дымовух и ракет. Дымовуха была легендарной вещью. О ней рассказывали больше, чем успешно осуществляли. Она была партизанским оружием в борьбе с ненавистной школой, и в преданиях, герои зажигали ее на уроках или в коридорах, сами оставаясь при этом непойманными.
Я видел только один такой успешный случай. Мой одноклассник Коля изобрел фитиль. Ну, фитиль существовал, конечно, и до него, он только открыл подходящий для этого материал. То был отрезок тугого шнура – шкива к бормашине, который можно было купить за копейки в магазине медицинских принадлежностей у базара. Этот отрезок, будучи зажженным, тлел почти без дыма и запаха. Дотлев до конца, он поджигал привязанные к нему спички, а уже они поджигали кусочек сухого спирта. Тот нагревал цилиндрик из того диафильма, туго закрученный в фольгу. Все внезапно окутывалось клубами плотного белого, вонючего дыма. Проблема была в точном соблюдении технологии изготовления. Неумело изготовленная дымовуха раскрывалась, вспыхивала, и исчезала во вспышке пламени в одно мгновенье без дыма.
Такую дымовуху замедленного возгорания Коля подложил под окно класса, впрочем, с наружной стороны. Время горения нам было известно, весь класс ждал, а учительница что-то там объясняла у доски. Ее раздражало наше невнимание. Дымовуха сработала, но ветер отнес весь дым от окна, и учительница, обращенная к доске, ничего не заметила.
Ракеты запускали для себя, но они не всегда летели прямо вверх, а чаще вбок, и потом метались под ногами. Иногда они просто исходили дымом на старте. Наконец я увидел в «Юном Технике» правильную схему ракеты, и ракета эта полетела правильно, выше и быстрее, чем я ожидал. Увы, на нее ушел последний кусочек пленки.
Сначала я отрезал от диафильмов концы с ненужной информацией, потом расходовал неинтересные диафильмы, потом оставлял только самые любимые, а в конце – и любимые превратились в дым.
Это был мой первый опыт селекции: как среди дорогих сердцу вещей выбирать те, с которыми расстаешься навсегда. Потом я перенес его на книги, когда студентом сдавал их в букинистический магазин ради денег на выпивку или дарил. Никогда не забуду Некрасова издательства братьев Маркс, ушедшего за 6 рублей, двухтомник Спинозы, издания 50-х годов, Данте из «Литературных памятников», альбом Рериха. За ними пошла коллекция редких бумажных денег, (где были боны Семиречья и Соловецких лагерей), котоые я распродал ради приобретения монет. Монеты я продал, чтобы расплатиться за организацию фиктивной студенческой визы в Америку для моего сына. Он этим вызовом не воспользовался.
2
Фильмоскоп, однако, избежал раскурочивания, хотя одно время я примерялся к линзам объектива и сферическому зеркалу для экспериментов. У меня появились две маленьких племянницы. Они жили с нами и постоянно заходили в мою комнату, а я им что-нибудь рисовал. Как-то я дал им акварель и предложил рисовать на стенах, беленых известкой. Все в доме возмутились такому беспорядку, но я уже усвоил высокомерную манеру поведения человека, не чуждого искусству, по отношению к обывателям. Просто пропустил все мимо ушей. Они рисовали на уровне своего роста, передвигаясь по стене. Независимо от того, что они нарисовали, это превратилось в ровную цветную полосу, замечательно выглядевшую декоративно.
На первом курсе, во время зимних каникул, я поехал в Москву. Зачем? Мама предложила. Тогда мне это казалось нашей семейной традицией отправлять детей в познавательные поездки: точно так же моя сестра уже побывала в Прибалтике, а я в 16 лет ездил на море и возвращался один домой через Москву, где впервые в жизни увидел импрессионистов и выставку Родена с Майолем. Разумеется, это не могло быть традицией. Мама с трудом выкраивала для этого деньги. Я, например, сейчас мог бы отправить мою дочь на несколько дней в Лондон. Мне это было бы легче сделать, чем моей маме тогда отправить меня в Москву. Но ведь не отправляю же.
В Москве я остановился у маминой подруги тети. Они некогда жили в нашем городе в эвакуации, и муж ее, был знаменит в нашей семье тем, что спроектировал и построил мост через речку по дороге в горы. Каждый раз, проезжая через него на автобусе (они ходили редко, и одно время были открытые, нося народное название «босоножка»), мама говорила: вот мост Михал-Иваныча.
Тот мост, красивый, походил на уменьшенную копию Крымского моста в Москве. Остановка так и называлась, а может, и до сих пор называется «Мост». Долго он не простоял: его снесли при строительстве спортивного комплекса в конце 70-х. Новый мост и не выглядит мостом – просто часть дороги, а вот название остановки осталось.
У маминой московской подруги была внучка, ей тоже показывали диафильмы. Она подарила нам целую кучу диафильмов и сказала мне, что в Столешниковом есть магазин «Диафильм». Там я прикупил еще, некоторые из них с пластинками. Очередь у магазина собиралась до его открытия.
Приехав домой, я стал показывать диафильмы племянницам. Вечером они сползались ко мне. Помню «Садко», «Али Бабу» - оба с пластинками. Ничего говорить не надо, да и слова туда не вставишь, только переводи вовремя кадр по сигналу. Купил я и «Приключения Буратино», не те, другие, и куда этим было до тех... Потом я уехал, но дети уже начали смотреть сами. Интересно, что они помнят из этого?
Телевизор тогда давно уже вошел в быт, наступала эпоха качественных массовых мультфильмов. Но детская душа еще оставалась трепетной. Однажды мы смотрели в кино японский мультфильм «Кот в сапогах». В самом начале племянница заплакала, когда с тележки на ходу упала одежда. С тех пор я не видел, как дети плачут, смотря кино.
3
Мой сын, помнит меня, только как приходящего отца, увы. Я старался быть ему хорошим отцом, на выходные забирал его к себе с ночевкой. Среди прочих игр я показывал ему диафильмы, те, что уже были, и новые. Я часто бывал в командировках, в Москве, в Питере, и каждый раз привозил что-нибудь. Ничего равного «Приключениям Буратино» художника Владимирова, однако, я не встречал. Я купил ему второй фильмоскоп для пользования у него дома.
В отличии от моих племянниц, смотрение для него было рутинной процедурой, сам он желания не высказывал, просто наступало время – и мы шли. Я не помню его интереса к чему-нибудь, вопросов, желания выбрать любимый фильм.
Мой отец также рассказывал ему все те сказки, которые рассказывали в его семье: «Волк и Лиса», «Векушка», «Кот да Воробей».
Вдруг я заметил, что он испытывает предпочтение к диафильму про Кухулина, который я сам, сколько-нибудь заслуживающим внимания, не считал. Это - единственный диафильм, который он просил повторять. Содержание его примитивно, там нет никакой интриги, драмы, морали. Это – перессказ какой-то ирландской саги. Кухулин – воин, со своими друзьями, соратниками, он враждует с королевой. Имени, вот ее не помню, допустим, Мав. Каждый год они отплывают на кораблях в ее страну и воюют. Королева насылает на них друидов, и те проклинают Кухулина. Картинка дьявольская: три тощих старика в развивающихся космах, с посохами, стоящие на бугре. Проклятие было какое-то трехколенное. Оно приводит к тому, что раны, полученные в боях летом, зимой, во время перерыва в боевых действиях, раскрываются, болят и кровоточат. За каким дьяволом, спрашивается, им было воевать дальше? Но нет, война и страдания все длятся и длятся. Конца я не помню, кажется, его там не и было. Конечно, меня удивляло, почему этот чуждый, малопонятный и неинтересный для меня материал у него перевесил весь традиционный набор родных историй.
Весь этот кровавый мрачный бред кельтского замеса сейчас растиражирован в комиксы, сериалы, игрушки, и такой классный фильм как «Властелин Колец» несет его линию. К этому же примыкает субкультура готов. В Нью Йорке старшая дочка как-то раз привела меня в их магазин, торгующий одеждой и бижутерией в подобном стиле. Тощий продавец, утянутый в черное, весь в пирсинге, в пиках из волос. Даже и пол его мне остался неясен, потому что одна девчонка в зале вдруг скинула кофточку с голого тела, и, тряся худосочными сиськами, и извиваясь, стала с его помощью втискиваться в что-то тугое, шнурованное, извращенное. Никого кроме меня такая сцена не удивила, тот магазин был для своих.
Но у нас-то этим тогда еще и не пахло!
Я не думаю, что диафильмы как-то повлияли на развитие моего сына, хотя он смотрел их больше, чем мы все. Наступало другое время, от нас самих уже не зависело ничего.
4
К 90-м фильмотека у нас накопилась изрядная. Фильмоскоп послужил еще одной моей маленькой родственнице, у которой самой сейчас уже самой два ребенка. У меня родилась и подросла дочь, та, для которой была создана «Лялька». Я достал фильмоскоп – и фильмы не пошли. Я это почувствовал сам. Мультфильмы тогда шли по телевизору целый день, и какие!
Тогда их как будто прорвало. В мире накопилось так много шедевров, ранее недоступных нам, что все их было не пересмотреть. В Америке, например, «Том и Джерри» я не видел по телевизору ни разу, здесь это – уже прочно забытая классика. Томми Вудпекера из нынешних детей не видел никто. А тогда у нас, в 90-х, ах, как это было свежо!
Я оставил конкуренцию с масс медиа после второй попытки.
Фильмоскоп с диафильмами где-то еще пылится у сестры.
Моя младшая дочка любит ходить по антикварным магазинам. Здесь антиком называют все подряд, любая мелочь – антик, если она старше 20-ти лет. Фильмоскопов, однако, я здесь ни разу не видел. Деревянные стиральные машины с ручным приводом видел. Есть стереоскопы со стереофотографиями, а фильмоскопов нет. Видимо, они не проходили эту стадию развития