Продолжая знакомить самую - самую - самую мою всю Бэйли с бриллиантами мировой культуры, я в очередной раз не могу пройти мимо такого устойчиво сложившегося в головах как славян, так и иных рас представителей вида хомо сапиенс мифа как " загадочная славянская ( реже : русская, чаще обще - именно славянская, что актуально с вихрем вернувшейся в игру Мартой ) душа ", для чего способствует и Штуша - Кутуша, само собой, ведь суть Деепричастного и Штуши - Кутуши одинакова, проистекает из смутных предчувствий и атавистических страхов доставшегося всем нам наследия бабуинов. К примеру, такой распространенный кошмар : ты падаешь во сне вниз. Ужас, ежели вспомнить. Или голым идешь по улице. Все это давно и просто разжевано научными людьми, подверставшими памятью немногих выживших после падения на враждебную землю старины Саблезуба или неудачной линьки среди зимы все вывихи сознания уже современного человека разумного, но, самое важное, коала - не человек ! И это все меняет, в корне, навовсе и напрочь, ведь если бы был коала человеком, то и прославился бы как блогер или иной говноед, может, даже несогласный или, наоборот, холуй, но сама нечеловеческая сущность ушастого коалы и вопиет, принуждая Бэйли к любви и взаимопониманию, а подушки или суровые нити в решительных руках пионерской женщины, всходящей на пуританский костер эрзац - культурки советского образа жизни, натужно заставляющего подрастающие поколения строителей коммунизма подписываться на " Юного натуралиста " или " Советский экран ", оставим, милая Бэйли, холливудским деятелям, кто знает, может патриота Мэла Гибсона будет теперь играть какой шершавый полупокер Паттинсон или даже чорный, как сволочь, Фифти Сент, я знаю ? Я ни хрена не знаю, уподобляясь Сократу, слова же, высказанные, записанные или напечатанные внутри книги или на холсте, и есть слова, сиречь вербальная придумка обезьян, и позволившая им отличиться не в лучшую сторону от львов рыкающих или вообще молчаливых рыб. Но. Наши игры разума подразумевают, потому продолжим.
- Мэзэр, - катнул непослушное слово за щекой седобородый старец Солженицын, вновь вызывая на нескончаемый идиотией бой Войновича, водрузив Юза Алешковского арбитром длящейся и длящейся века и эры битвы меж здравым смыслом и чуйством прекрасного, диктующих бойцам свои собственные правила и пути решений возникающих попутно ситуации проблем с пониманием, - хорошее слово, ничем ведь не отличается от зэхер.
- Он парафинил зэхэрами коллектив, - еле слышно замурлыкал донельзя довольный Юз, понимая абсолютнейшую невозможность прямого перевода на английский Бэйли Джей или румынский Андреи Пришакариу понятных Марте вещих слов общей грамотки малой, некогда объединившей царской каторгой всех, кому просто не повезло родиться тута, - пока его не распрямили толковищем, сменив на сталь ножа все буйство инвектив, присущее всем дрищам.
- Гад ты, - невероятно серьезно произнес Солж, задрав седобородую голову к седалищу теннисного арбитра, с высоты которого и напевал охальный старичок из настоящих граждан евреев, коих не повернется язык обозвать жидами или еще как, - Алешковский, все заохалишь и обосрешь пересмешничеством, нету в тебе ответственности и державного мышления. Даже этот вот, - и ткнул костылем в живот Войновича суровый мифотворец и имперец руской литературы, сожалея о невозможности к месту вскричать ритуальную фразу, которой найдет место коала, но чуть ниже, обещаю, - и то Звездонием или Чонкиным критикует конструктивно, как положено от Щедрина и Гоголя, а ты только хохочешь и принижаешь.
- Плинтус не принизишь, - заметил Алешковский, закуривая окурочек с алой помадой Диты фон Тиз мужественными и точными движениями тренированных пальцев, - а я, Солж хренов, своим мировозззрением с тремя, бля, " зэ " зараз похож, скорее, на доски пола. Базис, мудак, - пояснил он смутившемуся недопониманием Солженицыну, независимо сплевывая и на Войновича тоже, - основа, лучшее лекарство и срать на все ваши изыски и тревоги. Судьба демократии, - ехидно протянул Юз, бросая окурочек на приплюснутую голову Войновича, - и будущность народа. Ложил с прибором ! - заорал Алешковский, спрыгивая с насеста. - Судить битву двух таких дураков, - кричал он, удаляясь в пространство, - это уподобляться им же, а мне такое скучно.
Войнович, прохаживаясь по периметру битвы, посматривал на Солженицына, ожидая коалы, он же обещал ( см. выше, курсив мой ) подсуропить выкрик классика, а уж вот так вот - Войнович выразительно потряс руками - сделать я и сам смогу. " Не, - надумал Войнович, устав ждать коалу, - надо его как - нибудь натолкнуть словом или жестом, проманипулировать, так сказать, Солжем - то, а то он так и засохнет ".
- Вы не знаете, - пришептывающе начал манипулировать соперником Войнович, сближаясь с Солженицыным подобно старорежимным дуэлянтам, - Александр Исаевич, почему Крошка Билль был не только ирландцем, но и тритоном ?
Солженицын злобно зыркнул из пущ дикой бороды на невинно улыбающегося Войновича и ничего не ответил, отступив на шаг. " Если бы Юз оставался тута, - радовался про себя Войнович, - он бы прямо вот сейчас вот огласил бы мою победу в первом раунде, шаг мой ".
- Интересно, - продолжал как бы между прочим Войнович, посматривая на безмятежное синее небо, - а вот тритоны съедобны, как улитки или рыба лабардан ? Можно ли, говоря откровенно, кушать тритонов ?
Солженицын, отплевываясь и что - то бормоча, отступил еще на шаг. Громко скрипнув легендарными валенками, неожиданно остановился, поняв, что дальше отступать некуда. Позади Масква. Нижний, Казань и прочая х...ня, составляющая географию этой говенной территории, откуда все трое благополучно и свалили, каждый в свое время и в свою сторону, причем, что самое интересное, вернулся лишь один, в чем не было ничего выдающегося или необычного, в конце концов, любой человек вправе выбрать себе то место обитания, которое ему по вкусу и росту, но Солженицыну действительно не было куда отступать, ежели, конечно, он хотел хотя бы не проиграть в битве разумов, хотя, по - правде - то, в ней уже победил Алешковский, просто уйдя с совета нечестивцев, чего так и не поняли бьющиеся старички.
- Сволочь коала, - выругался Войнович, топая, - обещал принудить к любви, а мне теперь вот хоть обосрись.
- Ладно, - миролюбиво сказал Солженицын, жалкуя попавшего впросак русского классика и собрата в слове живом, - я сам, брат Войнович.
Солженицын оттеснил на два шага Войновича, напирая пузом. Встал и потряс руками. Крикнул.
- Сопли у мертвецов сосали !
- Другое дело ! - захохотал коварный Алешковский, высовываясь с другой стороны.
" С какой другой ? " - подумал уже я, и пишущий всю эту хрень от нечего делать. С какой ? А я скажу. У любой темы есть как минимум две стороны, не считая средней, то есть третьей. Потому - то, Бэйли, трое вас, как Снарк, как число, угодное Богу, как цифра, приятная уже мне как автору собственной Вселенной смыслов.
Мое право, в - натуре, писать так, как мне хочется, а желающим играть - право интерпретировать и воплощать, что на сегодня лучше всех получается у Андреи и Марты. В общем, вумат.