ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ОТПУСК ОДНОГО НУДИСТА В КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический роман
Глава 136. ПРИХОТЛИВЫЕ СТРЕЛЫ АМУРА – В СЕРДЦАХ
(продолжение)
* * *
Несмотря на сложные перипетии в личной жизни, де-юре замужняя и де-факто очень даже свободная Земфира продолжала вести в Феодосии привычный для неё образ жизни, излишне вольный на сторонний взгляд. И своей неистовой горячностью, неизбежно засасывавшей в жутко сладкий омут её страстей, она отнюдь не одного феодосийского мужичка завлекла, безмерно утешила и без жалости приморила в постели – без разницы, где именно разгорались её страсти: в своей ли постели, в санаторной, гостиничной, а то и вовсе на природной травяной или песчаной...
В том числе едва не первыми в ряду очень многих прочих в жарких объятиях желтоглазой демоницы перебывали все парни из бывшей её «таборной» кавалькады. К тому времени в большинстве своём они стали добропорядочными семьянинами, прилежными мужьями и заботливыми отцами.
Да разве хоть кто-то из молодых самцов сможет удержаться от ни к чему, кроме извлечения и получения удовольствия не обязывающего умопомрачительного секса с такой бесшабашной любовницей, как «цыганка» Земфира? Наверное, сможет разве что такой чудак, который под бременем жизни и неустанного жениного внимания, проявляемого ею для профилактики левых походов своего супруга, в плане проявления интимных возможностей успел стать похожим на прежде времени состарившийся замшелый камень. Но в пору расцвета молодой жизни и мужской потенции быть таковым не хочется никому, уж поверьте сединам.
Самой первой и затем в долгом последствии более-менее регулярной жертвой сексуальной ненасытности Земфиры стал тот самый длинноногий и странночленный, пожарной каланче подобный Кеша – Кирилл Тихонов в миру, очень скромная и добрая, совершенно слабовольная и достаточно любвеобильная душа.
Нет, что ни говорите, свою жену Кеша любил и в семейной их жизни стал для неё верной опорой и заботливо старательным главой молодого семейства во главе с дочуркой. Это было настолько очевидно и бесспорно, что никто на это даже в мыслях не посягал и этого не отнимал у него. Но и...
Но и отказать Земфире по её желанию выделить для неё толику интимного внимания Кеша тоже не мог. Именно не мог – что происходит от искреннего слова «просто», а не от лицемерного хитрожопывания, типа «не хотел». И свою безвольно-подневольную для него роль играло при этом не только понятное и простительное молодое мужское вожделение обладать прекрасным женским телом исключительно для получения при этом охапки восхитительных сексуальных утех. Нет...
Никак не мог, да и, честно говоря, не хотел Кеша избавиться от своего очень давнего добровольного подчинения, слишком глубоко въевшегося в его подкорку и даже в самую основу его подсознания – добровольного и беспрекословного раболепия перед богинеподобной для него Земфирой. По одному её подмигиванию или повелению бровью вмиг обезволивал перед ней, как бывшей властной предводительницей в пору их «цыганских вояжей» по городскому пляжу. А ещё робел и слабел Кеша перед ней, и это было самым главным и первоосновным в его подчинении, из-за глубоко затаённой и ни на что не претендовавшей любви к этой желтоглазой чаровнице и демонице, представленной в одном умопомрачительном сексуальном флаконе.
Да и самой Земфире, весьма и даже чересчур поднаторевшей в искусстве выгодного для себя пользования мужскими телами и их ласками, включая материально-финансовые знаки внимания, по очень странной и для неё самой непонятной причине до сих пор всё ещё очень сильно нравилось такое нескладное и вместе с тем такое неповторимо ласковое тело Кеши, такое заботливое его сердце.
Искусительнице упоительно было видеть по-детски наивное, мучительно стыдливое и вместе с тем безмерно счастливое выражение блаженно получающего усладу лица Кеши, отнюдь не красавца, конечно, но всё вместе это делало его очень милым и желанно-привлекательным до невозможности.
Как в азбуке для первоклассника на лице стыдливого изменника очень крупными буквами было написано и потому совершенно легко читалось, что и свою жену Милу-Людмилу, и свою любовницу Надюшу-Земфирушу во время очередной близости с ней любил он в совершенно равной и исключительно чистой мере, что был он невероятно счастлив из-за обладания столь вожделенным для него телом богини Земфиры и одновременно мучительно стыдился из-за измены любимой своей страдалице-жене.
Эх, Кеша, Кеша! До чего же бесподобный ты человек со всеми своими нежно-замечательными, такими редкими по жизни чутко-обходительными манерами обхождения при весьма приличной и причудливой по своей форме мужской гордостью. И целый вечер, бывало, без никакого ни на что привязчивого посягательства Земфира наслаждалась Кешиными сердечной чистотой и мужским изобилием. А затем, премного и весьма удовлетворённо преисполненная им, повелительница спокойно отпускала нескладного этого мужичка на столь призрачную для него волю...
И тот счастливо упархивал! Улепётывал на слегка подрагивающих от усталости ногах-ходулях – упархивал до следующего неизбежного раза, когда желтоглазой самке-демонице захочется встречи с ним. И прекрасно знал, что ей обязательно снова захочется покупаться в волнах неловкой и стыдливой его нежности, почувствовать в себе неистовое содрогание всей его очень солидно выраженной мужественности.
А, как вы это помните по пляжному описанию Кешиного тела в день знакомства Романа Селезнёва с шумливым «табором» Земфиры Жемчуговой, самая верхушка гордости его очень характерно и резко выдавалась книзу наподобие буквы «Г», будто была перпендикулярно прилеплена к основной оси.
И в самые-самые сладкие минуты единения коленопреклонённый Кеша трепетными ладонями едва касался вожделенных линий и изгибов спины, талии и бёдер богини, прикасался настолько нежно и осторожно, будто боялся разбить хрустальную вазу или изнутри поцарапать исключительную её прозрачность и чистоту...
Почему-то именно такое красиво-чувственное сравнение возникало у Земфиры при оценке степени раболепия своего чрезмерно долговязого и излишне робкого поклонника. Но именно из-за столь неуверенно и робко проявляемого, зато столь солидно представленного его вожделения становилось ей невероятно хорошо...
Вечно взведённая по сумбурной своей жизни до готовности в любой миг соскочить со стопора взведённого курка револьвера, в такие мучительно-насладительные минуты Земфира вся без остатка, будто разнеженным сырочком неизбежно и неспешно плавилась под солнцем Кешиного чуткого внимания и очень глубокого ег воздействия. Плавилась и текла... и хотела бесконечного продления столь сладкого процесса своего плавления...
Для неё это было очень странно, но только Кеша со своим очень заботливым достоинством уникальной Г-образной формы мог доставлять такое несказанно большое..., такое сладко тягучее..., такое нестерпимо долгое УДОВОЛЬСТВИЕ. И всего лишь потому всё так ладно и складно получалось у них, что именно то самое навершие его мужественности очень хорошо прилегало к самой сладкой части её интимной зоны, где оно так и скользило, так и ласкало... – м-м-м, неповторимо!
От этого становилось удивительно хорошо... Просто нестерпимо хорошо... – вплоть до достаточно быстро наступавшего и вмиг становившегося неотвратимым сильнейшего, многократно кряду повторяемого содрогания в самом нутре абсолютно расслабленного при этом оргазма Земфиры.
И каким же счастливым образом каждый раз получалось, что, пока осторожный и неутомимый Кеша один раз зайдётся в феерии неистового проявления своих верноподданнических чувств к его богине во плоти, в то же время расплавленную до состояния невозможной неги Земфиру раз по пять, а то и шесть окатывали волны перманентной, глубочайшей благодарности к столь глубокому и чувственному проявлению раболепия со стороны самого верного своего адепта, неизменность чувств и убеждений которого годами была выверена Земфирой до сантиметра.
Вообще-то, выдерживать столь невероятное и сильнейшее по своему разнеженному накалу, столь пролонгированное сексуальное испытание в полуобморочном состоянии, когда тебе кажется, что сердце вообще куда-то улетает и где-то там замирает, Земфире было достаточно тяжело. Поэтому часто позволять себе очень сильно изматывающий телесные и душевные силы Кешин сексуальный марафон она не могла: попросту боялась однажды умереть на самом-самом пике своего экстаза.
Некоторое время после очередной близости с Кешей Земфира безуспешно боролась со своим животным (не в сравнении с братьями нашими меньшими, а по причине концентрации именно в её животе почти невозможных для обычного терпения чувств и состояний) желанием близости с этим обладателем мужского достояния Г-образной формы – со своим невозможным любовником Кешей. И честно боролась... до поры до времени боролась, пока в очередной раз отчаянно-сладострастно не понимала: всё, капец! Терпеть дальше уже невтерпёж!
И тогда на ближнем горизонте разгорающихся желаний и неудовлетворённых пока вожделений Земфиры снова появлялся Кеша – всегда готовый и беспрекословный, всегда чуткий и неустанный в проявлении верности, глубины и твёрдости своих чувств, этот столь мило долговязый любовник со всеми своими удивительными манерами поведениями и характерными формами достояния. И снова Земфира улетала далеко-далеко... или же беспомощной медузой неотвратимо плавилась под обжигающе нежными лучами Кешиной любви и чуткости...
Когда непритворно приветливо в самом начале очередного их интимного рандеву, а затем весьма благодарно перед расставанием уже совершенно измотанных любовников Земфира ласкала тело Кеши, то прекрасно понимала, что в сравнительном мужском плане Кешино достоинство было выражено несколько скромнее, чем у этого... фуу-Алекса, и заметно значительнее уступало оно Романову. Но в силу своей анатомической конституции эти два самца являются сторонниками своей прямолинейной интимной политики. А прямолинейность, она...
Ну, как бы это сказать подипломатичнее..., прямолинейность не всегда и не во всём хороша – ни в безупречных своих формах, ни в интимных методах проявления своих возможностей. Так что при всей своей крупномасштабности эти два самодовольных адепта собственного самцовского превосходства не могли изнутри так же сладко ублажать самые чувственные места и зоны, коими располагала Земфира.
Зато долговязому кузнечику Кеше в своём интимном поведении не нужно было проявлять никаких особых усилий и специальных изысков. С чуткими манерами поведения и по форме кобре подобным достоинством у него всё само собой получалось сразу и очень... очень даже хорошо и... – вообще до полного улёта разума в какие-то нереальные тартарары или выси неизъяснимого удовольствия. Но такое нужно только лично прочувствовать, испытать и... выжить при этом.
И Кешина глаза... до чего же они тёмно-карие и глубоко-бездонные!.. И они с такой томной и тёмной, такой загадочной голубоватой поволокой... И он даже не пытается делать ей глазки – у него с рождения такие глаза, которые сами собой слегка меняются и углубляются в самые эти... самые сладкие в жизни моменты... А тонуть в них намного приятнее, теплее и роднее, чем в глубоченных и холодных, неумолимо голубых глазах этого самого фуу-Алекса... Приятнее затеряться в них, чем даже в таких заинтересованных и интересных, изумрудно-зелёных с вкраплениями золотинок и хитринок, таких коварных глазах её нисколько не претенциозного мужа Романа.
Жаль, что внешне Кеша нисколько не интересен ни лицом, ни телом, ни характером – вообще ничем. С ним банально скучно. Он вечно светится своей верностью Земфире, постоянно стесняется неуклюжего своего роста, никак не преходящей худобы и своей врождённой некрасивости черт лица. А ещё он совсем небогато живёт, хотя вовсю старается, изо всех своих жилистых сил тянет семью к достатку и дочку обожает.
Нет-нет, Земфира ни на что материальное с его стороны никогда не претендовала. Просто в своих прикидах по отношению к нему прекрасно знала, что Кеша никогда в жизни не подарит ей серёжки с бриллиантами. Причём, сделает это отнюдь не из жадности: нескладная и добрая душа, Кеша всегда готов отдать последнее. Но... нет у него, никогда не бывало и никогда не будет больших денег: натура не та. Слишком честен и скромен он, слишком неприспособлен к жестокостям современной жизни. На таких простаках народ обычно воду возит.
Вот Земфира время от времени и запрягала удалого Кешиного «коника» в свой сексуальный возок. И бедняга этот добросовестно возит её, лишь головкой своей усердно помахивает да подмахивает. И ведь совсем не показнО старается, нет. Просто привычно и прилежно работу свою делает – добросовестно возит свою богиню. Зато и получается всё у него очень, ну, просто невероятно хорошо – и всего лишь потому, что прихотливая наша мать-природа хоть чем-то хорошим наградила его – достоинством удивительной, кобре подобной формы.
(продолжение следует)