Наши за границей

Алекс Хантер
Как я уже писал в рассказе про английское посольство, половина моей семьи поселилась В Дюссельдорфе. А вторая половина поселилась в Штутгарте. Там жил брат моего отца с женой и дочкой. А у дочки был муж и ребенок. Старшая часть семьи жила в сеньорском доме, а младшая в городской квартире. У дядьки был синий паспорт за заслуги в развитии Эстонской гражданской авиации. Последнее его место работы – замначальника Эстонского управления гражданской авиации. Кстати, синий паспорт за заслуги был и у моей сестренки, но за заслуги в журналистке. Когда  я поженился со своей третьей женой, ее родня тоже захотела за границу. Жену звали Татьяна. Годом младше была Наташка, годом старше – Алёна. Наташка была самая красивая и, как положено, самая глупенькая. Никому ничего не сказав, она через какую-то контору уехала горничной в семью в Германию и попала в какой-то маленький городок 10-15 тысяч населения и конечно попала! И попала довольно сильно. Хозяин семьи решил, что Наташка должна делать практически все. Только трубы ее не заставляли чистить, потому что отопление было бойлерное. То, о чем я не говорю вслух, хозяин тоже пожелал получить. Тут рассказываю анекдот: «Приехав в украинскую деревню и выскочив из автобуса, немцы стали бегать по хатам, требовать молока, яиц, самогона и хватать баб за подолы. Гид еле успокоил престарелых туристов из Гамбурга». Это называется генетическая память. У Наташкиного «хозяина» она дала такой мощный всплеск, что он даже требовал от Наташки, чтобы она называла его скромно и коротко – Хозяин. Между делом, у Наташки забрали паспорт и объяснили ей, что кормить ее будут, а деньги за работу она получит перед отъездом. Выходные тоже не давали. В магазине Наташка встретила кого-то из России и попросила помощи. Когда россиянин приблизился к дому, где работала Наташка, хозяин в переговоры не вступил. Он просто стал стрелять в воздух из ружья, после каждого выстрела беря прицел ниже. Только после этого у Наташки хватило мозгов дозвониться до меня. Я взял юриста и уважаемого бандита, который дружил с этой фирмой и пошел в эту фирму. Там чудом сумел удержаться в норме. Я объяснил хозяйке фирмы в чем она не права, что она нарушила, что я о них думаю и что собираюсь предпринять. Хозяйка пообещала все уладить в течение двух суток. Потом я узнал, что хозяйка решила всё на свой манер и потратила на это не двое суток, а две минуты. Эта зараза просто позвонила Наташкиному хозяину и сказала, что от Наташки нужно избавиться, т.к. возможно появление полиции. Секретарша фирмы об этом рассказала бандиту, а бандит мне. Но события уже закрутились. Хозяин сунул Наташке в руку 100 бундесов (это за месяц работы!), а Наташку сунул в автобус на Берлин и сказал, что застрелит, если еще раз увидит. Денег хватило на дорогу до Берлина и на пару пирожков. Спасло то, что я уже знал Наташкин телефонный номер. Я позвонил друзьям в Берлин. Они взяли Наташку за ухо, накормили, дали ей подарки для нее, для нас с Таней и засунули в автобус на Таллинн. Билет они ей купили и денег на сигареты-бутерброды тоже дали. Так закончился первый, но не последний Наташкин вояж в чужие земли. Для фирмы, которая трудоустроила Наташку, эта история закончилась плачевно.
Фирма выплатила Наташке все, что она заработала, всё что не успела заработать, дорожные расходы и трехнедельную поездку в Рижское взморье. Но на этом все не кончилось, а только началось. Наташке попала вожжа под хвост. Она в свои 18 кроме Таллинна нигде не была.  Когда я их всех свозил в Пярну, то для Наташки это было путешествие Марко Поло. А тут целая Европа под носом. Ешь, не хочу. Я понял, бороться бесполезно. Если событий невозможно избежать, значит их надо возглавить. У меня в то время был офис в Русском культурном центре. Оттуда выгнали всех бизнесменов, меня не могли выгнать по очень простой причине. У меня там был языковой компьютерный центр. В то время у Илоны Давыдовой обучение стоило 60 ЕЕК/час.  Это в группе из 15-20 человек. У меня индивидуальный урок стоил 15 ЕЕК/час. Ни один из моих учеников не завалил экзамен по эстонскому. Бороться со мной было невозможно. Но это отдельная история, к ней я еще вернусь. Второй и последний бизнесмен был мой тёзка, который на первом этаже содержал контору по международному туризму и трудоустройству. Ему покровительствовал сам Соловей и Шурика все обходили стороной. Тогда в РКЦ еще не было кафе «Пушкин», а было обычное кафе. Его хозяйкой была Леночка, вдова молодого Хаитова. В кафе чужих не было никогда. Все наши вкусы Леночка знала, и мы всегда предупреждали, что хотели бы сожрать. Трудных заказов мы никогда не делали, а в кафе у Леночки готовили просто прекрасно. Никаких шлюховатых официанток, все 100 лет знакомы и все очень по-семейному. Кроме еды там было 2 бильярдных стола и несколько наборов шахмат и нард. С 10 до 12 там был закрытый период обслуживания. В это время там собирался «весь город». Там можно было за 10 минут решить вопросы, которые при других условиях требовали нескольких встреч и личного времени. А здесь был весь город. Шурика, как жильца РКЦ, ни в чем не ограничивали. Он играл с нами в бильярд, в нарды и самооценка у него росла быстрее, чем молодой бамбук. Шурик уже думал, что ему все можно, он всех знает и со всеми на ты. Это страшная ошибка, когда вежливость принимают за слабость или за дружбу. Эта ошибка удел многих бизнесменов. Через это прошел и Савенков со своим «Онистаром», и Вася Лузин и многие другие. Я привел к Шурику Наташку и Римму. Римма – Наташкина и Танина мама. Моя значит тёща. Тёща была на 5 лет моложе меня, и я под хорошее настроение иногда называл ее «Соплячка». Это не чтобы обидеть, а чтобы подчеркнуть ее юный возраст. О моей семье, которая состояла из Татьяны и всей ее родни тоже будет отдельный рассказ. Так вот, я привел этих двух дев (юную и не очень юную) к Шурику и попросил их трудоустроить в Англию на нормальную и честную работу, невредную для здоровья. Я сказал Шурику, что обязательно и вовремя осуществлю все нужные платежи и гарантировал Шурику свою помощь, если она ему потребуется. Ещё объяснил ему, что я привел к нему не девчонок, ищущих приключения, а членов своей семьи. Я  попросил его отнестись к ним с должным вниманием и сразу сообщить мне, если возникнут какие-либо проблемы или необходимость в доплате. Всё это обошлось мне вместе с билетами, месячным проживанием, английским разрешением на работу, еще какой-то выплатой английскому государству, платой английскому посреднику, платой фирме Шурика и месячной арендой жилья в Лондоне, в 3500 баксов. Шурик обещал работу уже на третий день. Ко всему этому Шурик отнесся очень легко. А у меня такая привычка: чем легче партнер относится к делу, тем я серьёзнее отношусь к тому же делу. Вот это и подсказало мне заключить с Шуриком (то бишь с его фирмой в его лице и с ним как с физическим лицом два дублирующих договора на оказание услуги). Я предложил Шурику подписать эти договора, когда большую часть денег я уже внес и от секретарши Шурика знал, что Шурик их уже потратил. Секретаршу звали Бэлла, она тоже сидела в РКЦ и прекрасно знала мою супругу. В свободное время они часто сидели в кафе (не в нашем кафе, а в кафе на втором этаже), пили вместе кофе, курили и болтали обо всем на свете. Были они почти ровесницами. Моей Тане в то время было 19 и Бэлке 21.  Белка все время жаловалась Татьяне, что вся работа в фирме, кроме связей с иностранными агентами, висит на ней. А Шурик играет в бильярд и надувает щеки, изображая крутизну. Бэлка плакалась, что давно ушла бы от Шурика и открыла бы свою фирму или уехала бы в загранку (Бэлка прекрасно знала компьютер и пять языков), если бы с дуру не подписала с Шуриком «кабальный» договор на 5 лет. Прошло только два. И вот начался второй поход на покорение Европы. На всякий случай я дал Наташке и Римме по кредитке Хансабанка. Это чтобы иметь возможность поддержать их деньгами, не бегая в «Вестерн Юнион». Хотя Европа не была готова к такому мощному наступлению моих родственниц, она (Европа) реализовала все свои резервы и не сдалась. Битва началась с того, что английский посредник объявил, что трудоустройством занимается, но перед фирмой Шурика никаких обязательств не имеет. Позвонили Шурику, он сказал, что всё уладит. Тем не менее, пришлось заплатить посреднику два раза по 400 фунтов стерлингов за легальные английские документы, позволяющие жить и работать. С жильем посредник тоже помог. Он поселил моих родственников в квартиру, где жил несколько румынских семей с детьми и стариканы. Там только лошади не было. Что такое румыны, понимаете сами. Сколько их там жило, не знал никто, даже они сами. Они всё время перемещались в пространстве. Приезжали – уезжали, садились – выходили, воровали – продавали и совершали еще какие-то перемещения в пространстве, часто абсолютно немыслимые. Наташка была изумительной красоты хохлушечка-смуглянка. Она сразу получила от румын несколько куч предложений, в том числе и о работе. До этого времени Римма думала, что ее младшая дочь не умеет краснеть. Не в силу характера, а в силу медицинских показаний. В Лондоне выяснилось, что краснеть Наташка умеет, еще как умеет. Бедная Натаха думала, что после германских приключений она стала сильной личностью, умеющей кусаться, огрызаться и бороться. В румынском стане Наташка мгновенно поняла, что пока она не боец, а котёнок, лежащий в старой шапке и мяукающий. Все познается в сравнении. Но Наташа и Римма сравнивать не хотели. Они хотели спокойно жить и работать. Телефон у меня стал красный. Сначала у меня, потом у Шурика. На мое счастье, все оплаты Шуриковой фирме я проводил только через банк, указывая на платежке цель платежа. Шурику я объяснил, что бухгалтер у меня в фирме просто сволочь и меня ни во что не ставит. Всё это чепуха. Бухгалтерию вела моя Татьяна. В своё время она отучилась на трехмесячном ликбезе для бухгалтеров. Так как 90% платежей моей фирмы и поступлений являлись постоянными, то Татьяна справлялась. Если она что-то не понимала, то она не надувала щеки, а шла и говорила: «Помогите дурочке». Эта наша с ней общая черта, которая нас часто выручала, а иногда и спасала. Я объяснил Шурику, насколько глубоко он влип и объяснил ему, что он должен как-то влиять на лондонского партнера и исправлять ситуацию. Шурик понял, попытался и не смог. Я позвонил английскому работодателю и сказал, что дамы, как и было договорено раньше, хотят работать уборщицами в гостинице, где не селятся латиносы. Посредник сказал, что в течение месяца он все решит. Дамы арендовали в Лондоне самое дешевое жилье, которое все равно было дороже Таллиннского Рэдиссона и стали ждать обещанного. Они не просто ждали, а сами искали работу.  Иногда у них было по несколько собеседований в день. У них скопилось несколько реальных предложений и одно из них они приняли. Это произошло, когда прошел обещанный им месяц и лондонский посредник сказал: «Ну еще неделька – две и всё будет. Я же ищу не какую-нибудь работу, а работу получше». К этому времени посредник уже признался, что он работает с фирмой Шурика, но у них перманентный конфликт из-за задержек платежей или неполных платежей. Работу дамы нашли хорошую. Это была небольшая гостиница в центре. Они получили на двоих 20 номеров для уборки, жить они могли в маленькой комнатушке прямо в гостинице. В ней же и питаться. Жилье и питание с 50% скидкой. Для Лондона это очень существенно. Владелец гостиницы был очень мудрый человек. Он понимал, что в фирме, тем более небольшой, все работники должны быть дружны и преданы. А этого можно добиться только следующими методами: доверием, уважением, хорошей оплатой и непересечением обязанностей разных сотрудников. Это исключает внутренние конфликты. Если дела в фирме устроены подобным образом, то фирма имеет стабильный доход и очень несложна в управлении. Я очень надеюсь, что те бизнесмены, которые живу ближе к Таллинну, чем к Лондону, рано или поздно поймут и примут этот принцип. При непринятии этого принципа не устоит никакая экономика. Я выложил Шурику в письменной форме все свои претензии. Туда вошли все осуществленные платежи и неполученная в течение месяца прибыль, т.к. Шурик гарантировал в договоре «зарплату не ниже чем…». Никакие «моральные компенсации» я с Шурика не требовал, причина была очень простая, жена Шурика ждала ребенка и меня это сдерживало, хотя Шурик тратил на бильярд и других женщин гораздо больше, чем на спутницу жизни. Ну да, кто из нас не без греха?! Я так точно весь в грехах, как ежик в иголках. В общем, я забрал у Шурика кучу денег. ХХХ кадет и Бэлку. Бэлка была страшно рада новому рабству. Но сарая для рабов у нас с Таней не было. И Бэлка уехала в Штаты, где вышла замуж и осталась навсегда. Казалось бы, всё закончилось достаточно мирно, а нет. Шурик возжелал сатисфакции и возврата контрибуции. Он обратился к мрачным личностям за содействием. Мрачные личности сказали Шурику, что поскольку они выросли в одном дворе с Шуриком и первый криминал (разбивание окон футбольным мячом) совершали вместе, то Шурик должен был обратиться к ним сразу, а не после. А теперь вопрос придется выносить на суд «широкой общественности». Поскольку быть бейсбольной битой меня нельзя, люди не поймут, то все надо решать коллегиально. «Широкая общественность» досконально во всем разобралась, даже были привлечены эксперты со стороны. Было вынесено решение, что я «звездный мальчик». А Шурик – жулик без тормозов, добро не понимающий и не помнящий. В прениях я еще раз напомнил о жене Шурика. Это было воспринято и учтено. Тем не менее, Шурику был назначен определенный иск, из которого мне передали половину. Так был окончен второй поход в Европу. Вот сейчас пообедаю и буду писать про последний, третий поход в Европу.
Третий поход в Европу состоялся через год. К этому времени моя тёща вышла замуж за индуса, который был на 15 лет моложе ее. Индус работал клерком в их парламенте. Он проводил социологическое исследование, опрашивая лондонских бомжей. Лондонские бомжи – это бомжи абсолютно особого типа. Они в чистой аккуратной одежде, бриты – стрижены и морды у них не синюшные. Большей частью это люди в возрасте, имеющие пенсию, а что и недвижимость или иные виды дохода. На улицу их выгнало одиночество и потеря контакта с младшим поколением. Другое поколение, другие интересы, другие пристрастия и другая шкала ценностей. Общий язык найти почти невозможно. Вот этот индус и проводил всяческие опросы, пытаясь найти то, что лежим на самом верху. Скажем прямо, что эта служба скорее всего являлась синекурой. Он был потомком какого-то раджи, которому сто с лишним лет назад колонизаторы наплевали в душу и в кошелек. Англичане относятся к таким «долгам» очень серьезно. Даже при сегодняшнем миграционном кризисе они не ограничили прием эмигрантов из своих бывших колоний. Я понял, что за Римму могу пока не беспокоится, и мы с Татьяной поехали к Наташке. Наташку мы нашли в квартире, которую я сразу назвал «Западинская сечь». Что это было такое? Это была 5-комнатная квартира, где 4 комнаты и кухня были размером с мою нынешнюю камеру. В трех комнатах жили шестеро хохлят. В четвертой комнате жила Наташка и хохленок по имени Богдан. История их появления в Лондоне (хохлят) заслуживает отдельного внимания. Сначала приехал один хохленок. Постепенно вокруг него сплотились почти все трудоспособные одноклассники. Школа была очень маленькая и находилась она в городе Еренча, это в западной Украине. Потом ресурсы одноклассников закончились, а рабочие места в Лондоне еще оставались. Следом за детьми приехали мамки. Папки не приехали. Папки все были пьющие, работали по турбазам и любили халяву. В Лондоне халявы для эмигрантов нет, а алкоголь стоит в десятки раз дороже Западинского ХХХ. Не горилки, а именно чистейшего 70 градусного ХХХ. Литр виски такой же крепости стоил от 70 до 100 фунтов. Ну куда тут ехать! Последний миграционный аккорд прозвучал тогда, когда приехали три учительницы с этой же школы. Всего в этой школе было 9 учителей, включая директора. Вот в пятой большой комнате пару раз в неделю проходили встречи этого землячества. Иногда по частям и очень редко землячества целиком. Комната была где-то метров 25, а не 250. Значит у Наташки был любимый мальчик по имени Богдан, просроченная виза и животик двухмесячного размера. Я очень внимательно посмотрел на ребят и почувствовал, что у них настоящая любовь. Еще немножко и я почувствовал бы это своей мордой. Дело в том, что я в приватной беседе спроси Богдана, как он относится к абортам. По его реакции я понял, что он относится к ним резко отрицательно. И в первую очередь не потому, что он западинец, а значит католик. Он относится к ним крайне отрицательно, как любящий мужчина. Я представил Наташку с Богданом сначала в Букачево или Еренче, потом в Таллинне. Ни то, ни другое не получилось. Танька нарисовала мне на лбу красный крест, и мы зарегистрировали службу спасения, очень маленькую службу, в которой было два спасателя. А объект спасения шел налицо 2,25 человечка. Спасали мы их по методике Остапа Бендера. Я мотанулся в Еренчу и получил на руки свидетельство для Богдана о принадлежности его к католической церкви. Уже не помню, как эта бумага называется правильно, но помню, что это была не одна бумага, а несколько. Такое же свидетельство я оформил в Таллинне для Наташки. Когда мы в следующий раз приехали с Татьяной в Лондон, то Наташкиному животику было уже 5 месяцев. В Лондоне я договорился о том, что Наташку и Богдана через 1.5 месяца повенчают в соборе. Когда мы приехали в следующий раз, то животику было уже почти 7 месяцев, а Натаха и Богдан прошли обряд церковного венчания. Дело в том, что Англия страна католическая, а Ирландия – ещё более католическая, чем Англия. Отношения между Англией и Ирландией были сложными всегда. Ирландцы от простых граждан до высоких сановников никогда не упускали возможность воткнуть англичанам булавку во все доступные и даже недоступные места. Мы посадили Натаху и Богдана в машину и отвезли их в Дублин. Там они сдались местным властям и написали слезницу с просьбой о проживании. Их поместили в лагерь. Это место выглядит совсем не так, как называется. Там было хорошо и уютно. Вопрос об эмиграции рассматривается в Ирландии от двух до шести месяцев (это в то время). А дочка у Натахи с Богданом родилась ранее, чем через 2 месяца и на ирландской земле. Дочка стала автоматически гражданкой, а ее папа и мама опекунами. Дело в том, что и в Англии, и в Ирландии церковный брак считается законным браком. Вот так в моей хохляцко-еврейской семье появились три человека, фамилия которых начиналась на большие «О». Чур не смеяться. Их фамилия О‘Брайен.
;