На следующий день лучше не стало. Необходимость предпринимать какие-то шаги и полное непонимание, что именно нужно делать, приводила по-прежнему в ступор.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Оксана одела малыша, положила его в коляску, и вышла с ребёнком на улицу.
— Наверное, надо его Мишей назвать, — почему-то подумала она. — Он такой тяжёлый, мягкий и плюшевый, как игрушечный медвежонок.
Чтобы просто уйти подальше от дома, она пошла по направлению к центральной площади города.
Перед зданием банка возникла группа сектантов в белых одеждах.
— И кого только сейчас на Сахалине не встретишь, — горько подумала Оксана. — Сбежались сюда, на каторгу, со всех сторон света. Просто центр мира, а не окраина Вселенной.
Из всех сект Оксана знала только «Аум сенрикё»[1]. Возможно, это они, или другие из той же оперы.
Главный гуру в белом одеянии, подпоясанном чёрной лентой, возвышался над толпой. Его облепили со всех сторон. Люди задавали какие-то вопросы, гуру внимательно выслушивал и произносил какие-то слова, наверное, пытался утешить страждущих.
Скорее всего, говорит:
— Верьте, и все будет хорошо. Воздастся вам по вере вашей.
Или что-нибудь в этом роде.
Оксана тоже подошла и тихо спросила:
— Скажите, почему в моей жизни столько горя?
Главный гуру посмотрел на неё и отвернулся, сзади его тянул за подол белого платья какой-то бомж.
Но Оксана не сдалась, ей жизненно необходимо кому-то задать мучающий её вопрос. Она подошла с другого бока, посмотрела гуру прямо в глаза и снова спросила:
— Скажите, почему мой муж, самый лучший во всем мире, потерял ногу и остался инвалидом? За что ему такая судьба?
Гуру понял, что она не отстанет, вполоборота повернулся к ней и сказал:
— Нужно молиться.
— Понятно, — горестно вздохнула Оксана.
Непонятно только, чего она ждала от этого служителя — что Бог обратится к ней через него и ответит на её вопросы? Утешит её?
Она зашла к Светке, жене одного из штурманов.
Та обрадовалась. Конечно, нельзя сказать, что они очень сильно дружили, но часто общались и иногда ходили друг другу в гости. А слухи на Сахалине распространяются со скоростью света.
Светка, увидев Оксану на пороге, обрадовалась ее приходу, и сказала сначала грустно, а потом весело:
— Слышали уже, слышали. И про богатыря твоего тоже знаем. Надо же, такой большой у такой маленькой мамы родился!
Она быстро накрыла на стол.
— Водочки? Или вина? — спросила она, доставая маленькие рюмки и высокие фужеры из стеклянной горки.
— Света, нет, конечно. Ты же знаешь, я не пью, а тем более сейчас, даже и запах не переношу, — ответила Оксана. — Просто так тяжело на душе, ведь только-только ребёнок родился, что теперь нам делать?
— А что говорят? Кому ты звонила? — поинтересовалась Света.
— Никому ещё, сегодня воскресенье. Завтра пойду прямо с утра в представительство фирмы, в которой работал Денис, буду узнавать, что нам делать. Может быть, он сам ещё вечером позвонит. Сама ничего не понимаю и не знаю, что да как. Полная неизвестность.
— Позвони мне потом, хорошо? Расскажешь.
Оксана кивнула. Света попыталась утешить:
— Ты же знаешь, ребята все помогут, кто чем может.
— Да чем тут поможешь, — вздохнула Оксана. — Всё виню себя, что не удержала его от этого рейса.
— Да ты-то тут при чем? — возмутилась Света. — Давай, чаю налью, у меня зефир в шоколаде твой любимый есть.
— Налей, — согласилась Оксана. — Долго не буду засиживаться, скоро Мишу кормить.
— Какой он у тебя спокойный, всё спит, — удивилась Света.
— Вообще-то, все дети до месяца почти весь день спят, я много читала об этом, — поделилась знаниями Оксана.
— Жалко, что глазки не открывает. Так хочется посмотреть, какие у него глазки, — улыбаясь, сказала Света.
Они немножко посидели, и Оксана с ребёнком пошли подниматься на горку, в свою квартиру.
Она быстро поменяла малышу пелёнку, которую тот уже успел описать, покормила его грудью. Молока было мало, наверное, потому, что грудь маленькая. Миша не наелся, открывал ротик и требовал ещё.
Конечно, такая маленькая мама должна кормить такого богатыря.
После третьей кормёжки она поняла, что молока не хватает. Нужно сходить в магазин, купить пару баночек искусственной смеси. Нянечки в роддоме предупреждали, чтобы она не нервничала, а то молоко будет пропадать. Они и посоветовали прикармливать малыша.
Снова одела ребёнка, которого через раз уже начала мысленно называть Мишей, не решаясь ещё произнести это имя вслух. Без позволения отца как она может назвать ребёнка? Хорошо, что он ещё маленький, сто раз привыкнет к какому угодно имени.
Вернувшись из магазина, Оксана раздела малыша и пошла с ним на кухню. На всякий случай нужно сделать смесь в бутылочке, закипятить воду в чайнике.
Пока доставала банку со смесью, рука дрогнула, и весь порошок рассыпался по кухне. Она положила ребёнка на одеялко прямо на полу и зарыдала в голос.
Хорошо, что малыш ещё маленький, не понимает, что она горько рыдает, и даже понятия не имеет, что может служить причиной её горя.
— А может быть, и понимает, — подумала Оксана. — Всё моё беспокойство передаётся ему.
Она собрала порошок с пола и выбросила его в мусорное ведро. Как хорошо, что она купила две банки. И ещё хорошо, что воду успела утром набрать, а то бы сидела сейчас, ждала, пока из крана потечёт ржавая водица. Всё хорошо, прекрасная маркиза…
Оксана пыталась сдерживать рыдания, но слёзы так и лились потоком, не желая останавливаться.
К счастью, ребят, Костика и Серёги, дома не было. И Ленка, лучшая подруга, почти сестра, заходившая каждый день, ещё не пришла.
Как она и предполагала, ребёнок, насосавшись молока из груди, остался голодным и начал плакать.
— Не плачь, малыш, — тихо сказала она ему. — Мы с тобой со всем справимся. Не знаю, как ты, а мне всю жизнь говорят, что я сильная.
— А сильным даётся много испытаний, правда? — подумала она, и снова зарыдала.
— Нет, так дело не пойдёт. Нужно взять себя в руки. Потом будем плакать, а сейчас нужно понять, что делать. Наметить пути спасения.
Она закончила кормление Миши искусственной смесью, помыла опустевшую бутылочку и сварила себе макарошки. Затем заняла свой обычный вечерний пост возле телефонного аппарата — ждать звонка от Дениса.
Прибежала почти сестра Ленка.
— Какие новости? — пытаясь делать весёлый голос, спросила она.
— Никаких. После получения телеграммы мы с Денисом ещё не созванивались ни разу.
— Ну, не переживай так. Может быть, он сейчас после операции или отходит от наркоза? — попыталась утешить Лена.
Оксана вздохнула, Ленка снова пристала с утешениями.
— Может быть, он не может звонить, или ему не разрешают? Всё же чужая страна, ты же ничего не знаешь о том, что там и как может происходить.
— Возможно, ты права. Но думать о том, что произошло с Денисом, совершенно невыносимо.
— Старые люди говорят: на всё воля Божья.
— Ну вот, и ты туда же. Я уже сегодня с Аум Синрикё пообщалась.
Когда Ленка ушла, насмотревшись на малыша и находившись с ним по комнате, Оксана подумала:
— Лучше бы мне ногу отрезали, я бы пережила, я живучая. Про таких, как я, говорят: «И в огне не горит, и в воде не тонет». Но за что ему, её любимому, такая судьба?
[1] Организация, запрещенная в России
Книга на Литрес