Камлание

Однажды, мы с шаманом сидели на веранде. Увидев мою задумчивость, он спросил:
- О чем печалишься?
- Бай Ли, я пишу о шаманке. Давно начала. Но дело вошло в ступор. Я никогда не слышала бубна, не была на камлании. Я не могу описать все это, не прочувствовав на себе.
- Хорошо. В осеннее солнцестояние. Путь будет дальний. Выйти надо затемно.
Я ждала, когда придет этот день. Ждала с замиранием сердца, с щемящей тоской и торжественной надеждой увидеть таинство камлания.
22 сентября, в 5 утра, я вышла в холодную морозную тьму. Бай Ли ждал в проулке. Путь наш лежал к Кайтанакскому перевалу. 4 километра по долине, мы прошли за каких-то полчаса. На Бай Ли был огромный рюкзак, к которому сверху был прикреплен бубен. У меня - маленький рюкзачок с дарами для Духов, перекусом и водой. Чай вскипятим там, на костре. Травы для чая соберем там же.
Перевал, с серпантином в 4 километра, дался тяжелее. В некоторых местах мы сокращали путь, поднимаясь по склону, минуя очередную петлю дороги. Когда взошло солнце, мы были на вершине перевала. С меня градом лил пот. Дыхание участилось. Бай Ли, глядя на восходящее солнце проговорил мне:
- Восстанови силы и дыхание. Сделай резкий вдох и очень медленный выдох. Это как взмах крыльев орла. Делай. Через 5 минут ты будешь полна сил.
Невероятно. Но это была абсолютная правда. Будто и не было тяжелого подъема и пути, длинною в 8 километров. Полностью обновив силы, я готова была продолжить путь.
Там, где дорога разветвляется на двое, уходя одной своей лентой на Красную гору, а другой в Полу, по правой ее стороне, есть огромная лысая вершина, с торчащими, как пальцы, скальными выходами. Редкие кедры, что растут по ее склону, на фоне этих «пальцев», выглядят совсем уж крошками.
- Нам туда. Там, у скальных выходов, очень много пещер. Там легче всего услышать голос Земли. Там легче всего достучаться до Небес, ибо голос Земли приумножит голос бубна.
Поднимаясь, мы собирали ветки и сучья для костра, и веточки курильского чая для заварки. На вершине нет ни одного деревца, поэтому о костре надо позаботиться загодя. Вдруг, я слышу протяжный вой. И ему вторят еще и еще несколько голосов.
- Что это? Ветер гудит в камнях?
- Нет. Это волки.
Бай Ли остановился, прислушался.
- Шесть голов.
- Как ты определил?
- Ты послушай хорошенько. Они все разные.
Я мучительно прислушиваюсь, но решительно ничего не различаю, лишь монотонное «у-у-у».
- Ты не бойся. Они просто приветствуют нас.
- А вдруг они голодные и нападут на нас?
- Нет. Они сытые. У них сегодня была хорошая охота. Если бы они были голодные, то появились бы рядом с нами совершенно незаметно, беззвучно. А воют – это хорошо.
И, вот, мы на лысой горе. На самой ее вершине. Я любуюсь открывшейся панорамой. Красная гора как на ладони. Виден каждый ее цирк, видны ледники, сползающие в цирки. Вершины ее, покрытые вечными льдами, освещенные ярким солнцем, рождают в себе всю радужную палитру. С другой стороны угрюмо навис чернотой пик Холодный. Левее него, в долине, обозначился ровными геометрическими фигурами и линиями Кайтанак. Синее море тайги и бескрайние волны горных хребтов с севера. Высота около двух с половиной тысяч метров. Тебе открывается божественное. Ты видишь столько, сколько никогда не увидишь, путешествуя по долине. И во всем необозримом пространстве есть ты.
Пока я любовалась панорамой, Бай Ли надел свой шаманский наряд, разложил костер, приготовил бубен, слегка разогрев его над огнем.
Бух, услышала я глухой звук бубна.
- Куда ушел звук, девочка?
- В тайгу. Он прошел меж деревьев, поиграл хвоей и листвой, да там и остался.
- Хорошо сказала. Он предназначен Духу Леса.
Шаман провел бубен над костром и снова ударил в него. Бум! Звонким, протяжным стоном раскатился и затих звук.
- Куда ушел звук?
- В горы. Он шагал по вершинам, резонируя от одной к другой. Он пронизывал каждую и уходил глубоко внутрь.
- Хорошо слышишь. Это Духу Гор послание.
Та-та-та та-та, трепетным глухим звуком пел бубен.
- Теперь куда?
Я молчала, боясь ошибиться. И все же, насмелилась и сказала:
- Он никуда не ушел. Он остался здесь. Он Духу Огня.
- Молодчина!
- Ты дашь мне попробовать бубен?
- Дам. Но потом. Садись удобнее. Смотри и слушай. Если устанешь, ложись на землю и слушай ее.
На камнях, возле костра лежали дары Духам: свежий, испеченный хлеб, кусок вяленой конины, жареная рыба. Бай Ли начал камлание. Огонь с треском принял масло и молоко. Бубен ожил и начал свою долгую песнь. Та-та-та та-та, взывал он к Огню. Бум-м-м, та-та, приглашал он Духа Гор. Бух, та-та, звал Духа Тайги. Потом чередуя звонкое с глухим, шаман закруживал себя в танце, временами нагревая бубен над языками костра.  Длинная кожаная бахрома, колокольцы и какие-то металлические фигурки на его одежде вихрем, и шелестом, и звоном дополняли песнь бубна. Доведя себя до транса, он стал менять движения. То, вдруг, они становились ломкими, и тогда шаман опускался к самой земле. Бубен же пел тогда очень звонко. То, вдруг, он вытягивался, вставал на цыпочки, бубен возвышался над его головой, звоном своим, обращая всех Духов к Солнцу. Так повторялось множество раз.  И, уже совсем обессиленный, стоя на коленях, лицом к костру и Солнцу, он пел хвалебную оду светилу.
Я смотрела, затаив дыхание, слушала бубен и видела все, что оживил своим танцем, шаман. Я была и не была одновременно. Потом он упал у костра и около часа лежал в глубоком сне. Время летело незаметно. Такой чистой легкости я, пожалуй, никогда не испытывала раньше. Бубен притягивал к себе мое внимание. Я протянула руку и слегка коснулась его гладкой кожи.  Бай Ли тут же подскочил словно от ожога.
- Подожди. Чуть позже.
Я налила чай.
- Что ты просил у Солнца?
- В осеннее солнцестояние ничего не просят. В этот день лишь благодарят. За лето Солнце дало много даров: Шелковистые травы для скота, зерно, жирного, откормленного зверя. Настало время благодарить его. Теперь оно уйдет в Южное полушарие, оставив нам зиму для раздумий, для молитв и медитаций – это если по-современному.
- Бай Ли, я читала у Шишкова произведение «Страшный кам».
- Не рассказывай. Знаю.
- Скажи, почему шаманы наводят ужас на церковь, на христианина, на мусульманина? Почему в них видят изгоев и нервно больных или просто ущербных людей? Ведь это не справедливо.
- Не имеют значения эти переживания. Шаманисты всегда веротерпимы. Толерантны, хоть я и не люблю это слово. Ничего страшного не произойдет, если шаманист будет немножечко христианином, буддистом или мусульманином, и даже иудеем. Это не имеет никакого значения. Шаманизм – это, прежде всего, общение с Природой. Это неразрывная связь Природа-Человек. Там, где эта связь нарушается, к человеку приходят проблемы. Тогда он идет к шаману за помощью. Через общение с Духами, шаман находит эту брешь, и говорит, что нужно сделать, чтобы ее залатать.
- Для вас Человек в гармонии с Природой – священно. Это правильно. Это единственно верный путь постичь Бога. Почему же шаманизм утрачивает популярность?
- У нас нет агитаторов и проповедников. Это грех. Человек сам должен прийти к Богу. Он должен услышать в себе божественное. Оно есть абсолютно во всех. Но, кто-то, комкая, прячет его поглубже, кто-то перешагивает через него, кто-то наоборот, услышав тоненький голосок, доводит его до хорошего тенора. Ты не расстраивайся. Не имеет значения, принимают нас или нет в кругах общества. Ты радуйся открывающимся тебе возможностям. Это все.
Я молчала и улыбалась своему внутреннему свету.
- Возьми бубен. Сядь у того «пальца», что стоит отдельно от всех. Там узкая, но довольно глубокая дыра. Она сообщается с такими же отверстиями возле других «пальцев». Иди.
- Можно пробовать сидя?
- Хоть как.
Я взяла заячью колотушку и несмело ударила в бубен. Звук был коротким и глухим, но и таким незначительным, он проник в глубины Земли и вышел у других пальцев в отдалении. Потрясающе! Я ошеломленно смотрела на бубен и на шамана.
- Играй. Выверни свою Душу.
Бай Ли подошел ко мне. Устроил бубен над расщелиной и жестом пригласил подойти к нему.
- А можно помогать рукой?
- Можно. Все можно.
И я ударила со значительной силой колотушкой в бубен. Хороший, чистый звук пронзил Землю. Я ударила еще и еще. Звук, извлекаемый из бубна, овладевал мною, утягивал в неведанные доселе миры. Ритм захватывал мое сердце. И вот уже неслись, отбивая копытами дробь, косяки полудиких лошадей с лоснящимися боками и развевающимися гривами; глухо молотилось зерно; резко взмывал к небесам сокол и камнем падал на свою добычу; в бурлящем потоке плескалась рыба и медведь, хозяин тайги сшибал ее могучей лапой; трещали в костре дрова; шелестела ветвями тайга, и со стоном падал покалеченный колотушками могучий кедр; беззвучно плыли облака, и звонко выл ветер. И всему вторило эхо Земли. Слезы счастья текли по моим щекам. Такая уж я есть.
Когда я закончила игру, Бай Ли сидел у костра, неотрывно глядя в огонь. Меж бровей залегла глубокая складка.
- Что-то не так? Я плохо играла?
- Дурной знак для шамана, отдать чужому человеку бубен. Никто не может к нему прикасаться ни при жизни шамана, ни после его смерти. Его режут ножом, когда умирает шаман. Но, я никогда не пожалею, что дал тебе его. Я сделал все правильно. Я хочу, что бы ты это понимала.
- Прости…
- Пошли. У нас еще долгий обратный путь.
Весь обратный путь мы проделали молча и лишь, подходя к моему проулку, Бай Ли попросил меня скинуть ему на почту то, что я написала о шаманке.
Очень долго я не могла уснуть. Тогда я растопила камин, включила музыкальный центр, нашла Epika (No Choir), сделала полный звук и отдалась своим пережитым чувствам. Бой ударников в конце произведения был сродни моему бою в бубен. Я не могу точно описать пережитое. В груди был огромный ком. Он разрастался с неимоверной силой, пока не выдавил из меня ещё одни слезы. Потом наступило облегчение и благодать. Всё, теперь можно спать.свернувшись калачиком в кресле, я заснула.
На другое утро, в Ватт сап мне пришло сообщение от шамана: «Хорошо. Продолжай».