Вперёд, на Запад! Глава 15 Кашгар

Кузьмин Алексей
Вперёд, на Запад!
Автор: Алексей Юрьевич Кузьмин
Глава 15:
Кашгар. Исчезновение нормы

Самая северная часть Тибета, хребет Куньлунь ограничивает с юга Таримскую впадину с пустыней Такла-макан. С севера эту впадину ограничивают отроги Тянь-Шаня. Тянь-Шань и Куньлунь сходятся на западе пустыни, где за Заалайским хребтом уже начинается Памир. Вот с Заалайского хребта и течёт река Кашгар, давшая имя оазису и городу в самой западной точке великой пустыни. Воды реки исчезнут в песках, но на границе с горами располагается огромный оазис, и даже в самую жару ветер со снеговых вершин хребта  Куньлунь освежает его жителей. Яркие краски Кашгара радуют глаз. Тут и жёлтый песок, и синяя вода, белый снег далёких гор, зелень полей и красный кирпич глинобитных домов.

Дорога от Яркенда до Кашгара около четырёх сотен ли, рельеф ровный, они, как выразился почтенный Ша, "шли прогулочным шагом". Впереди на белом коне трусил Трипитака, за ним Сунь и Ша вели двух навьюченных верблюдов. Держались ближе к горам, чтобы не заходить в сыпучие барханы.

На все ушло дней десять, и в разгар лета путешественники достигли Кашгара.
Вокруг уже расстилались поля, по краю дороги росли высокие тополя, отряд шел в лёгкой тени.
На полях тут и там виднелись крестьяне, по дороге их не раз обгоняли быстрые всадники в пестрых полосатых халатах и больших тюрбанах.
Почтенный Ша изрёк:
– Если не некоторые особенности одежды, то совсем, как у нас на Срединной Равнине, ничего необычного!
Сунь Укун произнёс:
– Отсутствие необычного можно назвать привычным. Эти горы можно считать непривычными, но они воспринимаются совершенно нормально.
– Горы всегда нормальны, – ответил Ша Сэн, – они подчиняются силам ветра и воды, тяжести и прочности. А вот среди людей нормальность существует не всегда.

Сунь Укун прищурился, глядя на своего друга особым проницательным взглядом:
– Ты что-то помнишь о мультикультурализме?
– Ша улыбнулся:
– Не понимаю такого сочетания иероглифов. Как культура может быть множественной? Насколько я понимаю, существует только учение Конфуция, это и есть культура. Ритуальная уступчивость, уважение, гуманность... Доверие, забота о младших и почитание старших... Музыка и церемонии.
Всё это есть только на Срединной Равнине, а вокруг живут варвары, у которых никакой культуры и вовсе нет.
[Культура по-китайски  вэнь хуа – «превращение письмён».]
Сунь Укун закинул поводья своего верблюда на упряжь верблюда аскета Ша, и пошел рядом с ним, опираясь на свой шест:
– Но культура буддизма пришла из Индии. Неужели мы получили учение о спасении от варваров?
Ша Сэн почесал затылок:
– Похоже, что сейчас мир сложнее, чем при Конфуции. Но это не отменяет мои мысли, что любая культура нормальна.
– Что есть норма, вот в чём вопрос, – вздохнул Великий Мудрец.
– Норма есть предсказуемая реакция разных людей в сходных обстоятельствах, – провозгласил Ша Сэн, – вон, в арыке возятся мальчишки. Для них нормальным будет разглядывать незнакомцев, громко кричать, смеяться. Могут попрошайничать, если год не особо урожайный.
Тут настала очередь Сунь Укуна улыбаться, он стал заходить так, чтобы стать между мальчишками, и Танским монахом, взял под уздцы белую лошадь, и повел её влево, на противоположную от арыка сторону дороги.
Мальчишки меж тем действительно стали горланить и хохотать, а потом трое или четверо принялись кидаться грязью в Трипитаку и Ша Сэна.
Сунь Укун поудобнее перехватил шест, и ловко отбил два камня, которые двое старших мальчуганов швырнули в Трипитаку.
Ша Сэн был не столь удачлив, и получил камнем по ноге. Он немедленно схватил булыжник побольше, и засветил им в сторону негодяев. Мальчишки с радостным визгом скрылись под густыми ветвями ив.
– Амидафо! – нарушил тишину Сюаньцзан.
– Вот сорванцы! – в сердцах произнёс Ша Сэн, – кто их только учит такому!
– Да никто особо не учит, – отозвался Великий Мудрец, – это часть их культуры.
– Какая же это культура – швыряться камнями, – не согласился Ша Сэн.
– Просто у нас разные нормы поведения, – произнёс Сунь Укун, – они отработали нападение из засады на караван, у них определился самый смелый джигит, первым сделавший бросок, он увлек остальных, не испугался убить человека, заработал авторитет среди сверстников, а потом они отработали привычную схему "набег – отход".
Сейчас, должно быть, лидер издевается над самым трусливым, это тоже часть программы.
Ша Сэн действительно был человеком выдающегося ума, он быстро сделал экстраполяцию:
– Великий Мудрец указал на две культуры, которые абсолютно нормальны внутри себя, но совершенно не совпадают друг с другом по своим нормам. Ранее Великий Мудрец употребил термин "мультикультурализм", возможно есть ситуации с большим количеством несовпадающих культур, ничтожный никогда с таким не сталкивался, просит пояснений!

Сунь Укун покачал головой, невесело улыбнувшись:
– Вот шест. Я держу его горизонтально, параллельно земле. Слева – максимальная уступчивость, справа – максимальная агрессия. Это два разных признака. Но в остальном, шест един. Он пронизан волокнами, идущими в одном направлении.
И там, и там, общество структурировано едиными устремлениями, одинаковым отношением к победам и неудачам. Да, в Срединном Государстве единые устремления обеспечивают музыка и ритуал, у местных племён смелые унижают трусливых, но в результате и там и там обеспечивается сходная реакция на отдельные события. И общество, в целом, однородно.
Конечно, есть выдающиеся личности, вроде нас с тобой, но мы легко адаптируется в социальной среде, и бунтуем довольно редко. Кстати, что это там впереди, уж не бунт ли?

Впереди, действительно, творилось что-то непонятное. Около разветвления арыка, подававшего воду на два больших участка полей, столпились две группы земледельцев с тяжёлыми орудиями. Такое орудие труда представляло из себя особо большой вид мотыги, называлось кетмень, и было похоже на тяжёлую тяпку, или лопату с лезвием поперек рукояти. Таким орудием труда работают как киркой – размахиваются над головой, а затем втыкают в грунт, и тянут на себя. Так как грунт в оазисе рыхлый, то кетмени очень широкие и тяжёлые. Обычно их используют также для создания маленьких плотин в арыках, чтобы менять поток воды для орошения разных полей. Существуют договоренности по времени, когда вода идёт на то или другое поле. Но крестьяне определяют время приблизительно, а иногда и специально пораньше раскидывают плотинку перед своим полем, и насыпают перемычку на арыке соседа.
Сейчас две группы крестьян занимались выяснением отношений, был традиционный конфликт по поводу отвода воды. Обе фракции стояли плотной толпой на расстоянии пяти шагов друг перед другом, орали, изрыгали проклятия, и потрясали своими мотыгами.
Изредка из толпы выскакивал возбуждённый декханин, размахиваются кетменем, и бил им прямо под ногами толпы противников. Толпа вздрагивали, и люди непроизвольно делали полшага назад. После этого из их толпы выбегал очередной спорщик, и бил своей мотыгой под ногами противников.
– Знакомый ритуал? – спросил Сунь Укун у Ша Сэна, – видел уже ранее?
Он отпустил поводья белого коня, тот тут же остановился, развернувшись в сторону драки, а Трипитака забормотал слова молитвы, и начал перебирать толстые чётки.
Сунь залез в один из хурджинов на своем верблюде, и вытащил оттуда горсть орехов, протянул их Ша Сэну:
– Держи!
После этого он вытащил из другого хурджина горсть риса:
– Брось свою лопату, она сейчас не нужна!
Ша Сэн послушно бросил лопату, и взял горстку риса в другую руку.
– Пошли, – кивнул ему Сунь Укун, – вот шест, он является символом единства, когда все люди едины в устремлениях, вместе радуются победам, и переживают общее горе.
Орехи – это символ мультикультурализма, когда разные группы людей ведут себя совершенно по-разному в одной ситуации. Они не признают единого вождя, у них разные взгляды на победы и поражения, они никак не связаны общими интересами и переживаниями. Они поддерживают друг друга в пределах своей социальной группы, но до других людей им дела нет.
Рис – это символ атомизации общества. На этом уровне разобщение достигает крайней степени. В этих условиях главной заботой особи становится самовыражение. И основным внутренним критерием успеха становится непохожесть на других. Каждый имеет свою собственную систему ценностей, и отвергает ценности других. Норма исчезает. Люди перестают реагировать друг на друга, ткань социума распадается. Поведение людей становится провокационным, реакции истерическими.
– Ты говоришь страшные вещи, – передёрнул плечами Ша Сэн, – где ты мог видеть такое общество?
– Сейчас речь не обо мне, – странным глухим голосом произнес Сунь Укун, – тебе нужно вспомнить, где ты, – он выделил голосом это слово, – уже видел такое общество!
Они подошли уже довольно близко к дерущимся, и Сунь Укун вскричал:
– Поселяне! Прекращайте драку, и внимайте проповеди Танского монаха Трипитаки! Сейчас его помощник, Великий Мудрец, равный Небу, проведёт в сравнении показательную демонстрацию преимуществ единства, и пагубности атомизации общества!
Не было известно, что из его слов крестьяне поняли, как ужасное оскорбление, но человек пять отделились, и бросились к ним.
– Вот единство! – Сунь Укун поднял над головой шест, и  ударом поперек груди вырубил им первого из нападавших. Тот без звука повалился на землю.
К ним бежали ещё двое.
– Бросай орехи! – приказал Сунь Укун.
Ша Сэн бросил орехи в лицо ближайшего нападающего, тот непроизвольно закрылся руками, выронив кетмень.
Сунь Укун подскочил, и пробил ему кулаком в солнечное сплетение. Тот сложился, но к Сунь Укуну бежали ещё двое. Великий мудрец откинул назад свой шест, и встал перед ними. Очередной противник Ша Сэна занёс над головой свою огромную мотыгу.
– Теперь рис бросай! – приказал Сунь Укун.
Горстка риса заставила крестьянина на миг зажмуриться, и Ша Сэн едва увернулся от удара мотыги. Тяжёлое лезвие вошло глубоко в грунт, Ша Сэн пробежался сверху, припечатал к земле рукоять.
Крестьянин отпустил мотыгу, схватил Ша Сэна, и ловко бросил подвижника через бедро. Ша Сэн упал на спину, а его противник сноровисто перебрался ему на грудь, и стал быстро бить кулаками, и ловко колоть глаза жёсткой бородой.

– И какого шайтана нужно было это сравнение делать!? – вскричал Ша Сэн, уворачиваясь от тяжеленных заскорузлых кулаков декханина.
– Чтобы лучше запомнил, – зло огрызнулся Великий Мудрец, расправляясь с очередным нападающим. Он закрутил крестьянина вокруг себя, а затем не стал брать на бедро, как привыкли тюркские народы, а отпустил, давая врезаться в набегавшего бородача в рваном халате и с растрепавшейся чалмой.
– Куда уж лучше! – хрипел Ша Сэн, – теперь поселянин перестал его бить, и начал душить,  – ты явно ко мне пристрастен, не избавился ещё от мешающих эмоций, не обуздал "обезьяну сердца и коня разума"!
Сунь Укун оскалился, и провел серию ударов ногами, расчищая пространство вокруг себя и ползающего на лопатках Ша Сэна:
– Это вам мультикультурализм, это вам атомизация общества! – тут его удар пришелся между ног разбойного вида молодца, на голове которого был даже не тюрбан, а замызганный платок. Тот согнулся, рухнул на колени, и стал стонать.
Остальные поселяне переглянулись, и стали извлекать с поясов кривые ножи для разрезания дынь.
Ша Сэн пучил глаза, пытаясь сорвать с горла захват. Руки, больше похожие на засохшие корневища саксаула, держали крепко.
– Пристрастен, разумеется! – отвечал Великий Мудрец, – а что, если в следующих перерождениях тебе предстоит стать руководителем великой страны, а ты, вместо проведения ритуалов и укрепления единства, будешь алкоголем заливаться, баб лапать, и оркестром под хмелем дирижировать?
Он подошёл ближе, и несколько раз пнул Ша Сэна:
– Атомизация – плохо! Мультикультурализм – плохо! Единство – хорошо!
– Хватит уже! Я всё понял, – хрипел Ша Сэн, – я даже партию такую осную, Великое Единство! Начинаю, кажется, вспоминать... – его глаза закатились, и Ша Сэн потерял сознание.
– "Едро" он оснует! – сплюнул Сунь Укун, подхватил шест, и одним ударом вырубил сидящего на его друге поселянина, – ну, с другой стороны, хоть что-то... Эй, почтенные, всё, расходитесь, наглядная агитация и проповедь истинного пути закончены!
Можете собирать свои орудия труда и возвращаться к своим женщинам! Время обеда! Весь мир идёт на обед!

Крестьяне переглянулись, убрали ножи, и медленно пошли восвояси, таща с собой потерявших сознание.

– Антропология – великая сила! – провозгласил Великий Мудрец, приступая к оказанию помощи Ша Сэну, – если нет вида крови, триггер на потерю контроля не срабатывает. Вставай уже, проповедь закончена, мир установлен, – обратился он к возвращающемуся к жизни Ша Сэну.
Трипитака медленно покачал головой. Белый конь самостоятельно развернулся, и пошел дальше.
https://t.me/+Y85Pr4gUjH04NGMy