Пик-ап Часть I глaва 3

Александр Смоликов
                http://proza.ru/2023/01/26/1513

Утро вернуло его к привычной жизни. Антон Зудин работал охранником в бизнес-центре у метро Аэропорт. Он поднялся рано — в шесть, потому что в восемь ноль-ноль начиналась рабочая смена. График состоял из суток плюс день; в пять вечера он заканчивал и следующие два дня были выходными.
Пока брился, разглядывал себя в зеркале. Это занятие нравилось Антону, его вполне можно было назвать красивым парнем. Голова была по моде выбрита с боков. Славянскому лицу шли светло-русые блондинистые волосы, Антон с удовольствием отпустил бы их до плеч, но его выперли бы с работы, а, кроме охраны, он ничего не умел. Светлоглазое лицо привлекало девчонок. Как правило. Он научился прищуривать взгляд и поднимать бровь, чтобы производить впечатление, однако вчера это не сработало. Лида вообще как будто не заметила его привлекательности, хотя призналась, что он симпатичен ей. Когда смотрела на него, она смотрела в глаза как в душу.
Неплохо бы подкачаться, девчонки любят, чтобы парень выглядел мускулистым, подумал Антон в который раз, напрягая мускулы перед зеркалом.
Почему, имея такую внешность, он неудачлив в личной жизни, задавался Антон вопросом, и тут же падал духом, полагая, что родился под несчастливой звездой.
Всю дорогу на работу он слушал музыку через наушники. Мотивы «Блэк Саббат» отвечали его настроению после вчерашних неудач.
Помещения охраны располагались в цокольном этаже, по соседству с ремонтниками и уборщицами, обслуживающими здание. Офисы открывались в девять, к этому времени надо было принять смену и занять рабочее место. Постов было несколько: в фойе на рецепшене, на двух режимных этажах, девятнадцатом и двадцатом, на въезде на подземную парковку, в дежурном помещении за мониторами и на улице. Половина смены работала до конца рабочего дня, вторая половина оставалась на сутки, после которых так же, как предыдущая, дорабатывала до конца рабочего дня и отдыхала два последующих.
Старшего смены, Олега Минзаева, Антон ненавидел. Стойкую неприязнь майор в отставке Минзаев заслужил постоянной, доходящей до идиотизма требовательностью. Другим старшим смены было плевать, они являлись на посты в начале рабочего дня или в связи с какой-нибудь надобностью. Но когда заступал Минзаев, его маленькое лицо с острыми нерусскими чертами и тоненькими усиками появлялось на каждом посту по несколько раз за час. И тут же начинались придирки. При его появлении охранник должен был сразу встать, если сидел, вытянуться в струну и доложить обстановку. За расстегнутую пуговицу или разговор с девушкой на тему, выходящую за рамки обязанностей, следовал суровый выговор. Минзаев подходил вплотную, упирал в провинившегося немигающий взгляд и выговаривал, сверля зрачками и чуть не тыкая носом, напоминающим клюв. Тон разговора был как с захваченным в плен противником. При этом он двигал скулами и сжимал кулаки — конечно же он никогда не пускал их в ход, но ощущение было такое, как будто на этот раз он это сделает. Антона безумно раздражал облик проклятого майора, тощего и нелепого в нескладном сером костюме.
Антон прошел на пост на режимном девятнадцатом этаже, прикрепил бейджик и ослабил галстук, благо сегодня Минзаев был выходной. На этом посту основная обязанность заключалась в том, чтобы под роспись выдавать ключи от кабинетов, впускать посетителей по пропускам и вести журнал посещений.
Утро началось с того, что одна из сотрудниц, подошедших на пост, забыла пропуск. У всех, кто являлся работником находящихся в здании фирм, имелись постоянные магнитные пропуска, посетителям заказывали разовые. Девушка работала недавно, Антон видел ее всего несколько раз. Она была красивой, такой, какие ему нравились, и, судя по тому, как держалась, была высокого мнения о себе.
Когда увидел ее первый раз, он позволил себе помечтать, как где-нибудь на лестнице, опустившись на корточки, она расстегнет ширинку на его брюках и при этом будет смотреть ему в глаза. В конце декабря, когда чуть не каждый день шли корпоративы, после них творилось нечто невообразимое. Двоим парням из его смены, если они не врали, удалось трахнуть девчонок из пиар-агентства. Антону везло куда меньше, но румяные от вина телочки болтали с ним как с хорошим знакомым, поигрывая глазками и хохоча.
Девушка продолжала копаться в сумочке, выкладывая на стойку ее содержимое, хотя было очевидно, что пропуска нет.
— Дайте ключ, — сказала она сердитым голосом, не удостаивая Антона взглядом.
— Пропуск, пожалуйста, — сказал он.
— Вы же знаете, что я здесь работаю.
— Знаю, но не имею права давать ключи без пропуска. Можете заказать разовый, это займет пару минут.
— От кабинета девятнадцать двадцать один, пожалуйста, — сказала полная женщина из юридической фирмы и расписалась в журнале.
Антон положил на стойку ключ.
— Я бы так и сделала, но, к сожалению, ужасно спешу. Ну что вам стоит?! — тон девушки, забывшей пропуск, становился все более требовательным.
— Сожалею, — пробормотал он.
На самом деле Антон готов был пойти навстречу, если б она переступила через свою гордость и по-человечески попросила войти в положение.
— Вам же ничего не стоит! Ну дайте ключ! — ее голубые глаза гневно сверкнули.
— Почему же ничего? Это мои обязанности, а вы хотите, чтобы я их нарушил.
— Дайте ключ!
Антон почувствовал, что готов сдаться.
— Привет, Вика, — сказала невысокая женщина с темными короткими волосами.
Девушка обернулась.
— А, Ирина Евгеньевна… Здравствуйте.
— Что случилось?
— Забыла пропуск, охрана не дает ключ.
— Дайте, пожалуйста, от девятнадцать четырнадцать, — Ирина Евгеньевна положила на стойку пропуск и расписалась в журнале. — Мне кажется, один раз можно сделать исключение.
Она сказала, опустив взгляд в журнал, и Антон не сразу понял, что это упрек. Открыл рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но Вика и Ирина Евгеньевна, взявшая ключ унизанной кольцами рукой, уже отошли от стойки.
— Стоит ничтожеству чуть-чуть приподняться, как оно тут же себя проявит, — сказала Вика громко.
— Забудь, — ответила Ирина Евгеньевна.
— Я специально за десять минут приехала, чтобы отчет подготовить, а из-за этого придурка… — слова Вики заглушили шаги.
Обида взяла Антона за горло. За что его оскорбили? Он делал, что должен. Сколько презрения было в ее голосе, а за минуту до этого он фантазировал, как уведет ее с корпоратива на лестницу.
Люди подходили, расписывались в журнале и исчезали. Антон, не в силах забыть об обиде, двигал руками как автомат, отдавая ключи. Он не заметил, как появился старший смены Степанов, из всего начальства Антон уважал только его.
— Что у тебя здесь случилось? — спросил Степанов. — Чего такой красный?
— Ничего, — пробормотал Антон.
— Звонил директор этой, как ее, турфирмы, ругался, что ты не выдал ключ его сотруднице.
— Она пропуск забыла.
— Да? — Степанов обрадовался. — А какой ключ, если пропуска нет? Пойду выскажу, какого черта он орет, если девчонка сама виновата. А ты молодец, понял?
Степанов ушел, у Антона отлегло. Через десять минут Степанов вернулся.
— Если появится этот придурок, директор турфирмы, не вступай в полемику, сразу направляй ко мне. Ты поступил правильно. Дуры забывают пропуск, а мы им поблажки должны делать? — Степанов подмигнул.
В течение дня Вика то и дело проходила мимо поста. Она шла, сопровождаемая коллегами, задрав подбородок и опустив взгляд. Антон провожал ее взглядом, упиваясь ее линиями ниже спины, и боль оскорбленного достоинства возвращалась.
Второй раз он заступил на пост на девятнадцатом этаже в восемь часов вечера. Почти все офисы уже не работали. Этаж опустел. Звуки, терявшиеся днем в общем гаме человеческих голосов, шагов, звонков, шума копировальных аппаратов, стали четкими, словно одиночные выстрелы после затихшего боя. Наконец сдали последний ключ.
В обязанности Антона входило проверить, действительно ли все офисы закрыты и на этаже никого не осталось. Широкий холл был отделан бежевой плиткой с полосками кофейного цвета, на которой сверкали отражающиеся светильники. В рамках за стеклом висели фотографии, на которых изображались урбанистические пейзажи. Плитка блестела, ее каждый вечер надраивали уборщицы. Антону нравилось делать обход, он был для него чем-то наподобие прогулки. Если казалось, что дверь закрыта неплотно, он брался за ручку и проверял. На этот раз, впрочем, как обычно, все было в порядке, кабинеты заперты, этаж безмолвствовал. Антон направился обратно. Звук шагов четко, как барабанные палочки, отмерял ритм, словно в начале роковой композиции, предваряя гитарный риф.
Пустой холл напомнил Антону об одиночестве. Не только в личном плане, а вообще. Длинный сверкающий холл как бы представлял собой путь, который, однако, никуда не ведет. Двери, за которыми кипит жизнь, закрыты, там все наполнено смыслом, люди заняты, постоянно что-то делают, обеспечивая себя всевозможными благами и комфортом. Они знают способы заработать и озадачены процессом, но при этом счастливы. Работа помогает им даже в любви. Некоторые даже трахаются на рабочем месте.
А он, за какую ручку ни схватится, дверь закрыта. Для него есть только пост со стойкой в огромном холле. Холл превратился в олицетворение пустоты. Как найти свою дверь? У Антона имелись убеждения по поводу того, как устроена жизнь: он знал, если много учиться, еще не факт, что это даст тебе много денег, и, если ты красив, еще не факт, что у тебя будут красивые девушки. Антон был убежден, что счастлив тот, кто просто родился под счастливой звездой.
В конце холла открылся лифт, таджичка-уборщица выкатила тележку со швабрами и ведерками. Антон вернулся на пост и опустился на стул.
Ночью он спал отведенное время, стоял на других постах и утром заступил на вторую смену, которая продолжалась до шести часов вечера. Вику из туристической фирмы Антон не видел до конца смены, и ее надменное лицо не испортило ему настроение. Зато старший смены Минзаев, заступивший на сутки, отчитал за расстегнутую пуговицу, за руки в карманах и за то, что Антон не поднялся со стула, когда Минзаев явился на пост.
Антон устал от унижения, преследовавшего его на работе. Хотелось явиться в бизнес-центр с автоматом и гранатами и расстрелять всех гадов, отравляющих ему жизнь, превратить их в кровавое месиво.
Вернувшись домой, Антон сделал себе кофе, включил телевизор и сел в кресло с британским флагом. Он сделал всего пару глотков, когда зазвонил городской телефон. Подумал, что звонок автоматический, наверное, сообщат о задолженности по квартплате, и решил не брать трубку. Ему давно не звонили на городской телефон, и он собирался отключить его за ненадобностью. Все же он поднялся. Незнакомый мужской голос поздоровался и попросил к телефону Антона.
— Это я.
Возникла небольшая пауза, затем Антон услышал:
— Меня зовут Вячеслав Анатольевич… Вячеслав, я друг твоего отца, не знаю, помнишь ли, — снова последовала пауза, затем он продолжил: — Юра умер. Твой отец.
Антон молчал, не находя, что сказать. Трудно было разобраться в своих чувствах.
— Его обнаружили дома, вчера. Судя по всему, смерть наступила ночью или накануне вечером, — продолжал Вячеслав Анатольевич. — Похороны завтра. В принципе, все устроено. Хоронить будем на Никольском кладбище. Сбор в двенадцать в семидесятой больнице у морга. Запиши мой телефон.
— Подождите, я возьму мобильный, — Антон взял телефон и забил в него номер, который продиктовал Вячеслав Анатольевич.
— Мы звонили тебе вчера и сегодня, уже думали, что не дозвонимся. К сожалению, телефон Юры заблокирован, твоего мобильного ни у кого из нас, Юриных друзей, нет. К счастью, в записной книжке сохранился ваш городской…
Антон ощутил, как в груди у него стремительно растет чувство какой-то злобной радости, какой он никогда не испытывал, возникшей в виде защитной реакции на попытку пробудить в нем чувство вины, как ему показалось.
— Последний раз он звонил мне зимой, и то потому, что ему понадобилась какая-то справка от матери. Виделись мы два года назад, хотя жили в одном городе. Когда-то я в нем нуждался, было время, и очень ждал звонка, а потом перестал ждать, потому что понял, что не нужен ему. Я был не нужен ему! — крикнул Антон в трубку отчаянным голосом. — Я не приеду!
Он бросил трубку. В голосе Вячеслава Анатольевича чувствовался упрек, нотки обвинения, поэтому Антона взорвало. Но прошла минута, и другое чувство охватило его. Он готов был расплакаться. Как бы ни обижался на отца, он должен быть там, когда гроб с телом опустят в могилу. Антон взял мобильный и набрал номер, который только что сохранил.
— Извините, я не сдержался. Просто, новость неожиданная, в голове все перемешалось… Я буду завтра к двенадцати.
                http://proza.ru/2023/01/30/1476