К сожалению, рассказ Буратина исчез из чтения, поэтому, чтобы читателю было понятно течение дальнейших событий, я прихватил часть старого текста. А вообще, если кто помнит - это отрывки из второго, еще незнакомого вам, переработанного издания повести "Ветер переменных направлений". Короче, попал Буратина к цыгану "в гости" - помните?
... В дальнем углу тяжко вздохнула лошадь и на доски настила низвергнулся водопад, затем прозвучал хлесткий выстрел и скотина начала гадить: стук-стук-шлеп… Сорок два года Коля прожил в мире простых житейских истин «сюда – можно», «туда – нельзя», «а здесь – тюрьма» и худо-бедно научился лавировать в своем бермудском треугольнике, но вечерняя «цыганочка с выходом» перевернула все его жалкие стереотипы. Сейчас ему казалось, что стоит закрыть, а потом открыть глаза, как наваждение исчезнет вместе со скалозубым цыганом и этим конно-собачьим балаганом, но попробовал – закрыл, открыл и ничего не изменилось.
– Щас, братуха, выпьем, в картишки перепихнемся, жена на судьбу погадает. Где эта змея? Роза! – крикнул цыган и сразу перешел к делу. – Деньги есть?
– Три рубля, – прокололся Буратина и спешно добавил: – Но я играть не буду.
Косоглазый уже деловито ощупывал портфель.
– Чемоданчик уж больно круглый. Чего принес? Куплю. Я человек щессный.
Замирая, Коля пошел ва-банк.
– Печень трески. Деликатес, тридцать банок по рупь пятьдесят. Сорок пять рубликов мне на карман – и я побежал.
Изумленно округлив здоровый глаз, цыган шваркнул кепку о загаженный пол.
– Вай! Фартовый ты человек, Коля! Беру! Давай по чарке!..
– Я не пью, деньги давай!..
В жилой части дома тихо приотворилась дверь и на пороге явилась жгучая, атлетически сложенная брюнетка. Окинув тщедушного Колю завораживающим змеиным взглядом, она раскорячилась в книксене и растворилась в покоях. Он прянул к выходу, но собачий якорь крепко держал ногу на грунте. На плите, в обрезе железной бочки булькало варево, источая тошнотворный запах требухи. «Кувалда… Сначала валят, а потом варят», – обожгла догадка и волосы встали дыбом.
– Что там варится, – Буратина слабо махнул рукой, – не выкипит?
– Выкипит – еще добавим… Щас детки подойдут, ужинать будем. У меня их двенадцать человек и все при делах! Младшенькие-то днем милостыню просют, сейчас спят умаявшись, а старшие сегодня в ночную смену…
– На заводе? – с надеждой спросил Коля
– Нет, навроде тимуровцев… На улицах добрым людЯм помидоровку продают, ну и так, кому чего поднести, помочь заблудшим…
У Коли отвалилась челюсть, фантазии ему было не занимать: – «Сейчас эти уроды придут со «смены», а тут он…»
– Давай, Коляня, со здоровьицем! – Цыган уже разливал по стаканам густую бурду цвета крови. – Шас Роза тебе в будуаре погадает, у ней там ломберный столик.
Давно забытые слова вызвали у Буратины ассоциации с «канделябром по голове» и рука непроизвольно потянулась к стакану. Не до жиру… Это была последняя надежда прервать кошмарный сон и вернуться в реальность.
– Уо! – Его вштырило так, что глаза выпрыгнули из орбит. – Хуууу… Непьющий человек, оказавшись в вынужденном хмелю непредсказуем, но Колю понесло куда надо – он с трудом отдышался и решительно встал.
– Так, Косой, товар есть, баул в подарок, а деньги на бочку! Мне в дальнее плавание пора!
– Ну, раз пора, так пора. – неожиданно легко согласился косоглазый. – Сорок пять рублей?
– И ни копейкой меньше!
– Легко! – По самое плечо запустив руку в карман галифе, цыган поворочал там как веслом и вытащил пригоршню монет. – Как в аптеке, можешь не считать.
Горку меди, а это были однушки, двушки и редко пятаки, Коля все-таки пересчитал и наливаясь краской, прерывисто запыхтел. Косоглазый неправильно оценил ситуацию: – Ну что, лады?!
– Лады… – полон злой энергии, Буратина воткнул два пальца в цыганьи ноздри и потянул на себя. – Здесь и пятерки нет! Где еще сорок, падла?! Пасть порву!
Что случилось с человеком? По жизни слова не скажет, пальцем не тронет, а тут, как взбесился.
– Щас старшие поднесут. – прохрипел не ожидавший такой прыти испуганный цыган. Чувствуя цейтнот, Буратина подхватил портфель и волоча по земле собаку, бросился на выход.
– Иииия! – косоглазый уже висел на его плечах. – Роза! Яв кэ мэ! Погадай товарищу!
На помощь выскочила Роза, но, ноги коротковаты, не успела… Собака первой оторвалась вместе со штаниной и кажется, сдохла. В скоротечной схватке у ворот Буратина сумел стряхнуть оседлавшего его цыгана, дать коленкой по яйцам и обвалив калитку, вырваться на улицу. Слева, в мутной перспективе мелькали чьи-то тени, слышались голоса. «Идут со смены!», – он резко развернулся и помчался в противоположном направлении.
– Хватит, наварил баблов! Печенкой я больше не торгую, – корил он себя на бегу, – пять минут задержись и забили бы как сваю…
Спрыгнув на родную палубу, он принялся ощупываться: жив ли? Не сон ли? И с удивлением обнаружил отсутствие штанины, портфеля и, как ни странно, пиджака, а с ним – дежурной трешки и килограмма мелочи.
– Рятуйте люди добрые! – его чуть не хватил апоплексический удар. – Как он пиджак-то как снял, сволочь?!
– Ты чего?! – из дверей высунулся сонный вахтенный матрос.
– Ничего… Сгинь, нечистая сила!
Буратина присел на мокрый трюмный брезент, и холодная влага, проникая в штаны и глубже, постепенно успокаивала организм. Озноб прошел, явились мысли.
– Штаны… Пиджак кримпленовый, не мнется… как новый, в семьдесят пятом в Кишиневе купил… – И следом о деньгах: – Лопнул банк! Денег восемь рублей с цыганской мелочью… Портфель, почти новый… Тридцать банок печенки… Вот, суки! … Душа возопила о мщении.
– Роза! Погадай товарищу! – вслух передразнил он цыгана. – Я вам, бля, погадаю!
Может, Яшу разбудить?! Сходим, поговорим, дадим бздюлей, коня заберем… и тут же отвергал дикую мысль: – Яшке только дай повод - весь табор на уши поставит. А ну дело до ментов дойдет? Тут уж все против меня – хищения, коммерция, насилие в расцвете лет… Нет, надо извлечь уроки и жить дальше…
Глава 10. Последний аккорд
Утром все завертелось с новой силой, только механики после ресторана были тяжелы на подъем. Пытаясь разбудить, капитан попинал их и плюнул.
– Коля! Где Коля?!
Буратина, как пришибленная мышь, сидел в кают-кампании.
– Коляня! Сейчас поедем. Механики не в состоянии, так что запускай машину и будь на реверсах. Давай-давай, дело привычное. – Вилнис присмотрелся. – Что-то мне портрет твой не нравится. Ты в порядке?
– В порядке. – буркнул Буратина и пряча глаза, выскользнул в двери. Нам предстояло несложное дело: полчаса плавания по Венте в торговый порт, швартовка к старому танкеру, служившему заправочной станцией и, собственно, сам процесс бункеровки. Расталкивая прилепившиеся к борту мелкие траулеры, наш «покоритель морей» шустро отвалил от причала и выбрался на простор реки. Отдохнувшие ребята, без тени порока в глазах высыпали на палубу и разинув рты, разглядывали тысячу раз виденный город.
Не любитель массовок, я двинул на мостик. Здесь деловая обстановка и своя компания: капитан, вахтенный штурман Яша и радист. Да еще старый Валдис сросся со штурвальным колесом. Тепло, стекла лобовых иллюминаторов приспущены, я молча, под ветерок, примостился у открытого окна. Шли совсем близко к правому берегу, где по набережной беспечно бродили живые люди. Были слышны их смех, невнятные голоса, видны лица лица – картинка медленно уходила за корму и как в калейдоскопе, за ней наезжала новая. Здесь все привыкли к пароходам – нам никто не махал рукой. Ну вот, впереди по носу – военный причал и метрах и в ста от него предстоит резкий поворот влево по изгибу реки, а пока… Стоящие у пирса аккуратные, крашенные серым пограничные корабли смотрелись строго и красиво – не нам чета... На ближнем из них шла утренняя приборка: сонные матросы из шлангов поливали палубу и вяло елозили швабрами по железу. Между ними, заложив руки за спину, важно прохаживался сундук, то бишь мичман. Над водой неслись его пафосные инструкции: – …Караси… Ссуки…Сгною в гальюне!.. Петров, твою мать, шо спишь, как конь в борозде?! – но, реакции в среде «карасей» никакой - ни словом, ни делом.
На мостике властвует капитан, и мне не след вмешиваться в процесс судовождения. До военного причала осталось метров семьдесят, и пора бы поворачивать, но говорить об этом как-то неловко – Вилнис свою работу знает.
– Давай, Валдис, потихоньку подворачивай влево, – командует он рулевому. – Да не боись, на вояк не наедем. Впишемся…
Старый Валдис подворачивает, но пароход почему-то упорно движется прямо на пограничный катер. Я не выдержал.
– Валдис, лево! Лево на борт!
– А я куда?! Руль отказал! – Гонимый его руками штурвал вращается как подвешенное велосипедное колесо, только рукоятки мелькают, но какого-либо эффекта не наблюдается. Безмятежная атмосфера мостика ощутимо заполнялась тревогой. Наш старый баночник вышел из-под контроля и уже жил своей жизнью: подвернул вправо, затем чутка влево и совсем осмысленно, чтобы нанести «врагу» наибольший урон, подравнял курс атаки под прямым углом. Счет шел на секунды, капитан рванул ручку машинного телеграфа на полный назад. Дзинь-дзинь, мелодично отозвался телеграф, но ничего не произошло.
– Где эта ссскотина?! – насторожился Вилнис, имея в виду Буратину, приставленного учинять двигателю реверсы и прочие маневры. Схватив шланг переговорной трубы, он зубами выдернул затычку и дунул.
– Фюююи! – сигнал полетел в машинное отделение.
Пауза… Наконец, на другом конце отозвались: – Вахтенный моторист слушает.
– Ты где, падла, ходишь? Полный, полный ход назад!
Пауза…
– Ты что, банан проглотил?!
– А я ни па-ни-мА-А-ю! – тонким голосом пропел Буратина .
– Что ты, козел, не понимаешь?! Полный ход назад! Щас впендюримся!
Пауза…
– Яшка! Беги в машину, дай ему бздюлей! По пути разбуди механиков.
– Есть, товарищ капитан! – Яша сгинул на трапе, а капитан опять впился в переговорную трубу: – Слышь, ты…
– Я ни-по-нил...
– Щас Яша объяснит!!!
До неминуемого столкновения оставалось метров эдак с двадцать. Заметив наконец наезжающее на него ржавое тупое рыло с одним якорем, мичман-пограничник сделал собачью стойку и оценив обстановку (их учили), с криком «Полундра!» метнулся на причал. Следом, бросая инвентарь, посыпался на берег и подневольный служилый люд. Из рубки катера, как попугай из часов, выскочил испуганный чудак в канареечной рубахе с погонами капитан-лейтенанта, что-то прокукарекал и хлопнув бронированной дверью, исчез. Расставив ноги пошире, я вцепился в угловой столик и запел про себя: «Постой, паровоз, не спешите, колеса». На финальной строфе, проговаривая с чувством «…кон-дук-тор на-жми на тор-мо-за!» и встретились наши триста тонн железа с семьюстами пограничного катера. Нос заволокло ржавой пылью, тенькнули и оборвались стальные тросы мачтовых вант, в воздух взлетели обломки сломанных релингов, куски деревянных кранцев и еще чего-то. Пароход, как мячик отскочил от погранца и движимый вперед, как взъерошенный воробей налетел еще и еще… С третьим ударом из нашей трубы плюнуло черным дымом, двигатель татакнул, чихнул и изо всех сил начал работать назад. Это Яша, наверное, «объяснил» Коле, и тот понял, но поздно. Виляя кормой, задом наперед, мы, как последние проститутки, удалялись от места преступления. Я глянул на Вилниса, Вилнис – на меня. Ко мне вернулся дар речи.
– Картина Репина… Надо швартоваться, договариваться. Да дай же стоп машине! Плывем по реке, как кусок дерьма.
Капитан перевел ручку машинного телеграфа на «стоп», судно остановилось и развернувшись лагом, предалось воле течения. С пограничного катера по громкоговорящей связи уже неслось:
– Рыбацкое судно, остановитесь, подойдите к борту!
Пограничник оказался настойчив и уже на международном шестнадцатом радиоканале начал блажить: – Рыбацкое судно, вы навалили на пограничный катер КГБ СССР, срочно подойдите к борту для разбирательства!
Капитан схватил трубку радиотелефона.
– Здравствуйте, пограничный катер, слушаем вас. Что случилось?
– Он, ептыть, спрашивает, что случилось! Подходи к борту, дарагой, узнаешь!
Я – вполголоса, капитану: – Переводи! Переводи его на другой канал, здесь тыщи ушей насторожились! Хоть на семнадцатый что ли.
– Давайте на семнадцатый канал, информация уж больно конфиденциальная!
– Пошли. – ответили коротко и зло.
– Володя, бери трубку, ты будешь разговаривать.
– Давай! – Я повел тему: – Командир, у нас беда, непреодолимая сила, форс-мажор. Одновременно отказали машинный телеграф и рулевое устройство. С телеграфом разобрались, минут через пятнадцать сделаем рулевку и подойдем, отрегулируем все вопросы. Не хотелось бы лишнего шума, договоримся на месте. Прием.
Повисло молчание, затем ответили:
– Это диверсия! Мне надо сообщить в штаб и вызвать портовые власти. Подходите, вас уже будут ждать с милицией.
Дело принимало серьезный оборот.
– Какая диверсия?! Командир, там не такие уж страшные повреждения. Релинги поломали, в палубе вмятина. Все восстановим, если что, заплатим.
Вилнис сунул мне в лицо руку и, потирая большой и указательный пальцы, зашептал:
– Деньги, какие деньги? Где деньги?
Я отмахнулся от него и продолжил:
– Короче, эта тема не для радио, через двадцать минут будем у вашего борта, и все обсудим. Пока никого не вызывайте, очень просим. Прием.
На том конце короткое молчание и…
– Хорошо, ждем.
Ладонью я вытер потный пот. Мозги капитана конкретно замкнулись на «деньги».
– Володя, ты что? На пароходе ни копейки.
– Да успокойся ты, все будем решать по ходу. Пойми, ты с погранцами пересекся. Твои деньги могут и не понадобиться. Сума, тюрьма… Контора серьезная, возьмут за вымя – и все. Да и вообще, решайте сами, мне-то что? Я всего лишь свидетель, случайно забредший на мостик, а ответственные лица – ты и вахтенный третий штурман…
– А деньги?!
– Да, отвяжись ты с деньгами! Приди в себя!
На ботдеке грохотали кувалда и мат – механики склепывали цепь штуртросовой передачи. Хромая, на мостик влетел Яша.
– Все в порядке, капитан! Дали задний ход! У Коли вроде ребра поломаны, но это не я, – я не успел. Его от удара на ручку реверса кинуло, вот задний ход и случился!
– Задний ход через задний проход. – С губ моих сорвался мрачный каламбур. – А где этот пень?
– В машинном отделении лежит, говорит – спасайтесь, а он не имеет права покинуть боевой пост.
Вилнис поморщился.
– Совсем охренел… Еще жертвы есть?
– Нет, у меня колено маленько…
В рубку заглянул Матти.
– Руль, катов ррайськ, крути паранку.
Через пять минут мы аккуратно заходили на швартовку. Вернувшийся с берега шустрый мичман, готовый рвануть обратно, с опаской наблюдал наше приближение и кричал для смелости: – Подходи, чешуя! Щас мы вам яйца-то пооткручиваем!
Пришвартовались красиво и сразу на мостике возникли жаркие дебаты по поводу делегации к пограничникам.
– Володя, ты пойдешь. – Вилнис всегда мыслит неординарно.
– С чего это?! Вы с Яшей были на вахте, вам и идти отмазываться.
– Ты обладаешь силой убеждения!
– Польщен, но мне по голове настучат, еще заметут куда, а вы в стороне… Пусть Яша идет и убеждает.
Доводы мои никто не слышал, компромиссов тоже не принимали, но дали возможность выбора кого взять в пару. Вооружившись складным метром, карандашом и тетрадью, я, в сопровождении Яши отправился на экзекуцию. Давешний каплей, черноглазый кавказец и какой-то капитан второго ранга рассматривали поломки и матерились. В своих драных засаленных фуфайках мы проигрывали на фоне кремовых рубашек и золотых погон, но смело ступили на палубу катера. Неправильно поняв свое новое предназначение, Яша тут же подобрал обломок трубы, опробовал его на прочность и как солдат, замер в ожидании моей команды. Не вступая в контакты с хозяевами, я присел на корточки и развернул складной метр.
– Яша, отложи трубу и записывай. Пиши: поломаны четыре стойки высотой метр двадцать, плюс шесть погонных метров двойных релингов, а также в результате удара образовалась вмятина в ширстречном поясе длиной в один метр, со стрелкой прогиба пять сантиметров… Разрывов металла нет… Ну, что ты пишешь? «Вширьвстречный» – это что? Ладно, пиши просто «стык палубы и бортовой обшивки». Записал? Далее. Содрана краска на площади два – два с половиной квадратных метра. Пожалуй, все.
– Откуда это шапито, кто эти клоуны? – изумленный двухзвездный начальник навис надо мной.
– Ты кто?
Я поднял голову.
– Старший лейтенант запаса, вашесиясьство. А вы кто?
Он не представился.
– Это ты накуролесил?
– Не «ты», а «вы». На мостике, в момент столкновения были капитан и я.
– Позовите капитана!
– Он по-русски ни бельмеса, хуторянин – дикий человек…
Начальник рассмеялся.
– Ну зоосад! Слушайте, старлей, – в его голосе сквозила ирония, – вы когда-нибудь видели большую задницу?
– Только издали…
– Так вот, сегодня она пришла к вам!
– А вот тут требуется дискуссия… – Ситуация, как в блице просчитывалась мгновенно и наперед. – Как же вы, товарищ кавторанг, допустили подход к борту гражданского судна? А?
– Это не я! – Спеси у него сразу поубавилось. – Каплей – командир корабля, а я, начальник штаба. Пойдемте в кают-компанию, там напишете объяснение, составим акт и вызовем портовые власти.
– Яков, идем на переговоры, так что, свой лом оставь на палубе…
Их кают-компания оказалась чуть больше моей каюты. Вестовой, или как его там, выставил на столик алюминиевый чайник, металлические кружки, сахарницу, командиры раскладывали бумаги, мой верный Яша громоздился в дверях, а я, наливая чай, чувствовал себя, ну как бы сказать... не люблю неопределенностей. По сути, к этому происшествию привела лишь цепь неприятных случайностей, и можно было бы обойтись без афиш.
– Мужики, не ищите в происшедшем тайных смыслов, просто двигатель и рулевое пошли вразнос одновременно. Такое не каждый день случается, но, бывает. У меня есть предложение – мы все поломки устраним за два часа, и даже следа не останется. Газосварка, трубы, специалисты – все есть. Сверху рыбы еще подкинем к матросскому столу. Вас такой расклад устраивает, или нужны жертвы?
Переваривая сказанное мной, начштаба звонко отщелкал такт ложкой по стакану.
– Капитан трезвый?
– Вся команда как стекло. Экспертиза подтвердит.
– С вас станется…
Он мучился, как бы чего не вышло, и не мог определиться, а мне терять было нечего:
– Товарищи офицеры, ну, разжалует колхоз нашего капитана на пару месяцев и тут же предоставит ему отпуск на это время, отпишется от всех ваших контор, денег сто рублей на ремонт перечислит и все! А вас вывернут наизнанку: как допустили?! Почему не были выставлены посты с морского борта, не обеспечены достаточная охрана, радиовахта и еще много «почему». Это подробно будет отражено в моей объяснительной, у нас в судовом журнале уже все зафиксировано. Вот и полУчите, но уж никак не два месяца отпуска – тут поболе потянет. Жарко, мух в кают-кампании как на навозной куче. Цугцванг, командиры
взопрели, но молчат, переваривая мою пылкую речь…
Хоп! Мимо вдруг пролетел командирский волосатый кулак и остановился у моего носа.
– Развели, суки, пернатых, мух больше, чем матросов! Смотри, старлей запаса! – начштаба привстал и с силой кинул кулак в палубу. Что-то слабо шлепнуло, я нагнулся и увидел то, что секунду назад было мухой.
– Разрешите и я, товарищ капитан второго ранга! – подобострастно склонился каплей и маханул рукой так, что нас обдало хорошим ветром. Пальцами перемалывая жертву, он раскрыл ладонь и взору явились сразу три мертвых насекомых.
– Как-то так… – с достоинством сказал он. – Родные стены…
– Ты бы так шпионов ловил, мудак! – рассвирепел начштаба. – Развели, понимаешь ли, антисанитарию на боевой единице. Я вам устрою санобработку! А ну-ка, быстро обеспечьте товарищам условия работы и пожарную безопасность!
– Бу сделано, товарищ капитан второго ранга! – вытянулся каплей и ринулся на палубу.
Лед тронулся, ища в моих глазах сочувствие, начштаба сокрушенно развел руки и поделился: – Я всегда этим долбодятлам говорю: «Стреляйте на поражение!» Из пушки. 1100 выстрелов в минуту и ваш плавучий чемодан мгновенно превращается в изящный дуршлаг. Представляешь мощь?! И никаких проблем, а они, понимаешь ли, в бирюльки играют… Шутка!!!
– Как я вас понимаю. Яша, зови механиков, пусть принимаются за работу.
Через два с половиной часа все было закончено, мы перекинули погранцам пять коробов с рыбой, тепло попрощались и отошли.
– Приходите еще! – кричали с пограничного катера.
Там уже ничто не напоминало утреннего разгрома – матросы так же вяло возили швабрами по палубе, их мичман, заложив руки за спину, читал свою лекцию, а с крыла мостика, капитан-лейтенант в кремовой рубашке, махал нам вослед военно-морской фуражкой.
На этом наши общие и частные приключения закончились. Буратину, после капитанских сеансов психотерапии накормили горячим, и наступила ремиссия. Он уже почти все понимал…