Поцелуй шершня

Сёстры Рудик
           Шурика как раз никакие разъяснения не успокоили. Он решил хорошенько подставить похорошевшую экс-супругу, чем планировал разрушить её новообретённую семью в отместку за лишение требуемой суммы денег. К тому же в нём чёрной завистью кипела ревность, что Надеждины чистые чувства и нежные ласки достались другому! Шурик даже от себя не ожидал такого восприятия, и месть ломала его голову. В связи с этим он с ходу срочно придумал план мщения и отправил мать в Новоград самолётом, бреханув ей, что задержится по делам во Владимире. Сам же удачно отыскал Надеждин дом, с завистью присвистнул на его роскошь и с удвоенной местью принялся за злобное дело. Подойдя к местному пацанёнку, который копался в песке у своего двора, он присел перед ним и тихо проговорил:
- Здорово, «партизан» местного края!
- Я не «партизан», я Вадимка! – насторожился пацанёнок.
           Тогда Шурик заговорщески подмигнул ему и показал полтинник:
- А так будешь «партизаном»?
- А чё это - мне?! – заблестели у Вадимки глаза.
- Ну вот скажешь мне, когда во-он из того дома тётя в длинном платье уходит куда-нибудь одна, тогда я тебе дам такую денежку, – поправляя на носу непроницаемые чёрные очки, пообещал Шурик.
           Вадимка оглянулся на терем и тут же выдал:
- А она сейчас ушла, только не одна, а с ведром. Корову в поле пошла поить, – и с огромным любопытством, рассматривая чужака, полушёпотом спросил: - А ты сыщик?
- Что-то вроде того, – быстро сунул ему Шурик полтинник и, поднимаясь, огляделся: - А где это поле, говоришь?
- А вон там, за лесополосой через дорогу, – чётко указал мальчишка дорогу.
           Больше Шурику ничего не надо было! Не теряя драгоценных минут, он туда вдул вприскочку, даже не заботясь о том, что его могут увидеть. Выскочив из лесополосы, он сразу увидел Надежду и несколько коров на привязи. Она шла к одной из них не торопясь, спокойная и стройная, как церковная свеча. Под ситцевым скромным платьем выделялся её гибкий стан. Из-под лёгкой коротенькой косынки по спине струились мягкие шелковистые волосы. Шурик до сих пор помнил эту шелковистость и от них запах трав. Надежда всегда мылась в бане травяными настоями. Его же Алла мылась только дорогими шампунями, брызгалась только дорогими духами, мазалась запашистыми кремами и пудрами и с приклеенными ресницами в блестящих гелях и лаках была похожа на манекена. В довершение ко всему этому она подкалывала в части лица ботекс, страшно боясь морщин. Надежда была вся натуральная, живая и в сегодняшнем времени редкая женщина в своём образе. Не пользуясь никакой косметикой и не прибегая к искусственному омолаживанию, в свои тридцать лет с небольшим она выглядела юной девчонкой. От этих воспоминаний и вида Надежды в Шурике забурлило чувство эгоиста, принцип которого был только один: «сам не гам, но другому не дам!» И он ринулся вперёд!
           Спокойно шедшая Надежда не сразу поняла, кто почти бегом подбежал к ней сзади и схватился за ручку ведра с водой. Оглянувшись, она остолбенела и попятилась, не выпуская ведра. Но мгновенно взяв себя в руки, остановилась и вгляделась в затормозившего экс-мужа.
- Ну, здравствуй, – играя лёгкой обаятельной улыбкой, сказал он, тоже не выпуская ведра.
- А-а-а… т-ты чего тут?.. – не ожидая его появления, зазаикалась Надежда и оглянулась по сторонам.
           Кроме них в поле не было ни души. Чувствуя её сильный испуг, Шурик коварно улыбнулся и пошёл в «атаку».
- А я приехал к тебе, – соврал он и почти с любовью в лице жадно окинул её взглядом.
- Ко мне? – удивлённо вгляделась в него Надежда, сразу улавливая тухлый замысел, и зорко прищурилась: - Зачем?
- Не знаю, – опустил Шурик глаза, не выдерживая её чистого взгляда.
           Он никогда его не выдерживал и начинал целовать его проницательность, лишь бы Надежда не рассмотрела его подлости. Сейчас она тем более была чужая жена, с другой фамилией и другим местом жительства. Между ними остались только дети, от которых он отрёкся. И Шурик неудачно брякнул, уцепившись за эту тему:
- Я скучаю по детям.
           Надежда ещё более шокировано помолчала и словно треснула ему по губам:
- Не лги! Зачем ты постоянно лжёшь? Ты по ним не скучал никогда ни по маленьким, ни по большим. Скажи мне честно, зачем ты здесь появился?
- Я не могу тебя видеть с другим! – неожиданно честно вырвалось у Шурика, и он с ревнивой обидой заморгал на неё, как жадный ребёнок, который возле своих новых игрушек хочет отобрать и старые, отданные другому.
- Ты соображаешь, что ты говоришь?! – поразилась Надежда и перечислила: - Ты сделал всё, чтобы у нас не было семьи! Ты вырубил всё под корень, обобрал и меня, и детей! Имея на квартирном бизнесе отличные доходы, ты спускал их на шлюх, а нас морил голодом! Оговорил, как мог, а теперь ещё и желаешь, чтоб я мучилась в одиночестве, продолжая мечтать о тебе?!
- Я думал, что ты уйдёшь в монастырь, – эгоистично заявил Шурик и с брезгливостью капризно сморщился: - А ты сразу с каким-то мужиком спуталась!
           Надежда изо всех сил дёрнула из его руки ведро, обливая водой и своё платье с ногами, и его ноги, и гневно выкрикнула:
- Не смей так говорить! Такие, как ты, ногтя не достойны таких, как он! А вот таким, как я в монастыре не место! Для этого я должна сначала всех своих детей на ноги поставить и обеспечить, а не пустить по миру! Только так потом с чистой совестью можно идти в монастырь! – и уже более спокойно с горечью упрекнула: - Ну а то, что я с ним, как ты выражаешься, «спуталась», так этому повод дал именно ты. Чего же ты теперь хочешь?
           Шурик прищурился на неё, поражаясь каждому слову, которое его било, словно дубиной по голове, и всё это было искренне. Ему нечего было сказать, оспорить, даже разгневаться. Надежда высказывалась ему с такой открытой болью, что он увидел ту её рану, которую смертельно нанёс их любви. А ещё он понял, что у него очень серьёзный конкурент. Владимир был чуть меньше ростом, но статный, красивого телосложения и с необыкновенно завораживающим взглядом синих лучистых глаз. Старше по возрасту, он был крепко подкован в Законах, а значит и был умнее. Его же поведение в кабинете участкового с запросто отбитой суммой немаленьких денег говорило о настоящей любви к той, которая была вычеркнута по наущению мамы.
           Надежда тем временем поставила ведро и вдруг спросила, как добрая мать, внимательно глядя Шурику в глаза:
- Ну а чем тебе теперь не угодила эта женщина, ради которой ты пожертвовал всем, что у тебя было? Почему ты сейчас её предаёшь?
- Я устал от неё, – отчасти честно признался Шурик, так как с Алочкой такой свободы не имел, одуревая от её ревности, требований, контроля и капризов.
           Ей изменять он боялся, зная её мстительную хватку. Заодно и мама очень доходчиво разъясняла ему, что такое - сексуальная Алочка и что такое – четверо детей. А уж Алочка терпеть не могла детей и рожать их даже не помышляла. И с горячей шлюшкой при маминых деньгах Шурик частично был доволен своей жизнью, крайне редко вспоминая брошенную семью. К этим воспоминаниям мать к тому же всегда говорила:
- На кой они сдались эти дети? Тебе и тех четверых хватит. Главное, чтоб они не свалились тебе на голову. А то, не дай Бог, алименты запросит!
           Таким образом, вольной жизни и секса Шурику хватало с лихвой. Но слишком удачная новая жизнь экс-жены ощутимо перекорёжила его душу. Палящее желание толкало всё срочно изгадить! Знал бы Шурик, что Владимир бездетный по ранению, его не так бы заело Надеждино счастье. Можно было бы хоть пообзываться, что «блажная» нашла себе в пару «полмужика», но, слава Богу, Шурику этого не дано было знать. И сейчас, шагнув к ней ближе, он взял её за руку, обласкал провокационным взглядом и бреханул:
- Я всё время вспоминаю тебя.
- Ты не меня вспоминаешь! – тут же вырвала она руку, подняла ведро и пошла к корове, на ходу обличительно бросая, как настоящая провидица: - В тебе просто кипит эгоизм, что ты не увидел вокруг меня того, чего так хотел видеть: слёзы, нищету и волочения за тобой!
- Ну подожди! – пошёл за ней Шурик, горя жгучей завистью к Владимиру, и с жаром встал поперёк дороги: - А если я попрошу прощения, простишь меня?
- Да давно простила, Шур! – засмеялась Надежда и с невольной осуждающей жалостью покивала: - Давным-давно простила и ни зла, ни мести на тебя не держу. Уезжай с миром и не губи своей души дальше.
- А зачем ты так печёшься о моей душе, если я тебе больше не нужен? – вполне серьёзно подивился Шурик.
- Да потому что ты отец наших детей! Вот хочешь, им и помогай, – ещё больше поразила она его ответом и, посмотрев на него по-доброму, попросила: - И знаешь, давай не будем детей ставить на наши дороги. Останемся для них хорошими родителями. Я не против их общения с тобой. Ты у них один отец, и плохого о тебе я им никогда не говорила. А если кто-то и настраивал тебя против них, так это была, прости, твоя мама. Ну а меня не трогай. Я теперь не твоя.
- А если сейчас моей станешь? – сжал Шурик губы, похотливо рассматривая её с ног до головы.
           Его сейчас страшно потянуло к бывшей супруге! Мигом вспомнились её ласки и сладкие стоны. А Надежде тут же пал на ум Борис, который один на один пытался совратить её в потёмках ночи. Но сейчас она лишь слегка побледнела губами и пригрозила, прошив Шурика зеленью глаз:
- А если сейчас стану твоей, то ты сядешь лет на восемь!
           Шурик нервно засмеялся, чувствуя, что он её не сломает никаким соблазном. Надежда его разлюбила, и чтобы услышать это из её уст, он спросил, снова вставая у неё на пути:
- Ну скажи, как на исповеди своего Бога: ты меня больше нисколько-нисколько не любишь?
           Надежда в считанные секунды вспомнила с ним всю свою мучительную жизнь и искренне ответила:
- Как на исповеди? Хорошо, слушай. Я тебя любила больше своей жизни, но ты это не замечал. Во имя наших чувств любви и умиления я назвала наших дочерей-близнецов, но тебе это было «до лампочки». Я тебе родила сына, но он оказался таким же «пельменем», как и трое наших дочерей! – и, вглядываясь в него, она попыталась достучаться до его наплевательских, а сейчас просто ревнивых чувств: - Шурик, я тебя любила, пока ты любил меня по-настоящему! Я это чувствовала. А потом потихоньку всё высохло, зачерствело и умерло. Нет теперь ничего… Прости, но я люблю того Шуру, который живёт в моих детях, а теперь ещё и Володю, до которого тебе, как пальцем до неба!
           Не в силах слушать такого объяснения дальше, Шурик внезапно схватил её за плечи и, дёрнув на себя, всосался в ахнувшие губы таким крепким поцелуем, что Надежда поняла, что он делает ей позорный скандальный засос! Тогда, не растерявшись, она так хватанула его зубами за губу, что Шурик охнул и непроизвольно её от себя оттолкнул. И тут, чего он не предвидел, Надежда с такой силой шарахнула его по губам, что сразу разбила их в кровь! Из ведра сильно выплеснулась вода и облила их ноги, но этого никто из них не заметил. Счастье Шурика было в том, что ему не досталось по носу, как тогда в машине, о чём он мигом вспомнил, хватаясь за лицо. Сейчас этот удар был сильнее в десятки раз!
- Тварь! – вырвалось у него, но он тут же потянулся к ней опять совершить своё грязное надругательство хотя бы залапанными синяками по телу.
           Тут-то Надежда и окатила его остатками холодной воды прямо на голову, не давая хорошо опомниться! И пока он очухивался и отфыркивался, она во все лопатки драпанула с поля, крича ему на бегу:
- Подлец ты, Шурик!! За этим ты и появился здесь!! Подле-еец!!!
- А ты та же ненормальная!! – со злостью прогремел Шурик ей вслед и, нервно стаскивая с себя рубашку и отжимая её, во всё горло проорал на всё поле в клокочущей злости: - Святоша блажна-ая!! БЛАЖНА-А-АЯ!!!
           По полю со звоном покатилось ведро, которое он от души пнул с матами и отправился прочь из деревни на автобусную остановку, на ходу выхлопывая рубашку и зализывая разбитые прокушенные губы. Желание мстить экс-жене отлетело напрочь! Теперь мысли были только о том, как бы Надежда не подала на него в суд, и как теперь отбрёхиваться перед Алочкой за такую разукрашенную физиономию. Больше в Суздальские места Шурик не приезжал.
           Когда же вечером приехал с работы Владимир и увидел припухшую губу жены в зелёнке, Надежда со смехом правдоподобно солгала:
- Не глядя, ела одуванчики, вот и поцеловал какой-то «шершень»! Слава Богу, что не в нос вцепился.
           Она не захотела тревожить сердце любимого, и какой «шершень» её «поцеловал» Владимир даже не стал разбираться. Он знал, что она натурально ест эти жёлтые одуванчики, вьюны, настурцию и много чего другого. Владимир верил ей, потому что любил её. И сейчас он лишь ласково обнял её за плечи и без расспросов осторожно стал целовать в подлый засос, словно зализывая рану, нанесённую негодяем.

продолжение след.--------------------------